Бумеранги

Вечернее июльское солнце медленно тонуло в водах Финского залива, раскрашивая их всеми оттенками красного. Лада стояла по колено в воде и, жмурясь, смотрела на лёгкие перистые облака. Миха стоял позади, обнимая её за талию большими тёплыми ладонями, и улыбался. Лада чувствовала это, даже не поворачивая головы. — Дениска, наверное, уже спит. Я очень надеюсь, что он не устроил перед сном истерику и не бегал по всей квартире, как слонопотамчик. Научился ходить, теперь носится как ураган. — Да даже если устроил, ничего страшного. Моя мама отлично с ним справляется, у неё опыт, — засмеялся Миха, склонившись к её уху. — Классно я придумал? Два дня только для нас двоих. Куда ты хочешь ещё пойти? — Мишка, — Лада повернулась к нему и со вздохом улыбнулась, — а давай в какой-нибудь клуб с хорошим баром? Повеселимся вдвоём, отметим как следует пять лет со дня нашей свадьбы. Надоело быть добропорядочной матерью и женой. Хочу как ты. Миху не надо было упрашивать дважды, и через полчаса они уже оказались в шумном, но приятном клубе. Музыка, танцы, пара коктейлей, бокал вина, рюмка чего-то покрепче, для того, чтобы расслабиться и забыться. Главное, что Миха здесь, рядом. Плевать, что было и будет. Лада ловила счастье в моменте и старательно гнала все тревоги и мысли. Клуб самый что ни на есть обычный, и Горшка никто не узнал. Это большой плюс. Они могли делать, что хотят: долго и тягуче целоваться посреди танцпола, жарко и отрывисто возле бара, быстро в узком коридоре, страстно на утренней улице под мелким свежим дождём, урывками в такси, в парадной и, конечно, в постели. Здесь наконец-то можно было не только целоваться. Можно было избавиться от ненужной одежды, которая только мешала, и неторопливо наслаждаться друг другом, растягивая удовольствие и будто соревнуясь, кто выдержит дольше. Шумное дыхание срывалось на стоны. За такие ночи Мишке можно было простить многое. Потому что, когда мог, трахался он классно. Ладу до сих пор бросали в дрожь одни лишь его умелые дразнящие прикосновения, а самые лёгкие движения туманили разум и просто сводили с ума, поднимая внутри настоящую бурю. Она вцепилась в его спину, расцарапывая ногтями, и совершенно потерялась в ощущениях. Не знала, где начинается она, где кончается он. Они были одним целым, и хотя бы в эти недолгие минуты полностью принадлежали друг другу. — Мне придётся некоторое время пожить в Москве, — сообщил Миша, когда они расслабленно то ли ужинали, то ли уже завтракали заказанной пиццей. — Я сначала хотел позвать вас с собой, но потом подумал: лучше оставайтесь здесь. Тут и Владька, и поликлиника Денискина, да и работа твоя. Ему ведь скоро полтора года. Ты уже договорилась насчёт садика? — Да, нашла очень хороший вариант. А ты надолго? — Не знаю. Может быть, прямо до премьеры. Там столько всего надо сделать, капец. Ещё концерты… Но я постараюсь приезжать, когда выдастся свободная минутка, — Миша подобрал упавший ломтик колбасы и закинул его в рот. — Я буду скучать, Мишка, — она придвинулась ближе и поправила ему отросшие волосы. — Я всегда скучаю без тебя. Когда они увиделись в следующий раз, осенним вечером, Лада сперва обрадовалась, а потом испугалась. Блеск Горшенёвских глаз отливал новым непривычным безумием. Миха сидел на диване и крутил в пальцах опасную бритву, а Лада не знала, как к нему подступиться. — Всё хорошо, Миш? Как ты? — спросила наконец она. — Нормально. Лада, я устал, серьёзно. Каждый день с девяти утра до девяти вечера репетиции. Это просто жесть. Но я многому научился, слышь? Я теперь настоящий Тодд. А хочешь, с тобой сыграем? Скажи: «Ты хорошо устроился». А я тебе: «Неплохо, сэр». Он вскочил, но тут в комнату притопал проснувшийся Денис. Он смешно моргал сонными глазёнками, а на его макушке топорщился тёмный хохолок волос. — Денька, ай-я-яй, ты зачем вылез из кроватки? — нагнулась к нему Лада. Денис увидел Горшка, спрятался за Ладкину ногу и тихо, но чётко сказал: — Папа? Миха открыл рот, сел обратно на диван и отбросил лезвие. — Ладка! Он чё, уже разговаривать научился? — Папа — единственное слово, — засмеялась она. — Ну и так, по мелочи. Гав-гав, му-му, вот эти все звукоподражания. А «мама» не говорит. — Круто! — обрадовался Миша, присел перед сыном на корточки и растрепал ему волосы. — Да, это я, папа. Эх, мальчуган мой! Привет, Дениска! — Миш, ему спать пора. А то сейчас разгуляется, а завтра не сможет рано встать в садик. — Лад, да ты чё, какой садик? Я приехал. Я сам посижу с ним, а ты иди на работу. — Уверен? — Конечно, ё-моё. Это ж мой сын, — без тени сомнения отозвался Миша и взял его на руки. — Да, Дениска? Останешься завтра с папкой? — Да, — согласился мальчик, разглядывая его татуировки, и ткнул пальцем в картинку на левой руке. — Тё? — Он спрашивает, кто это, — объяснила Лада. — Это? А, это пень с башкой, — сказал Миха и задумался. — Ну… Дядя, который рассказывает истории. Понимаешь, да? Знаешь, Ладка… Мне тут на днях Андрей позвонил. — Да? И… И что? — Ну, говорит, много между нами всякой лишней чепухи, посредников всяких. Может, он и прав, — Миша задумчиво тряхнул волосами. — Договорились, что надо всё обсудить. И что гнать друг на друга не будем. — Встретишься с ним? — Нет. Не сейчас. Я очень занят, — быстро выпалил Миха и перехватил ручку Деньки, который потянулся было к бритве. — Э-э, нельзя! Стой! — Миша! — вскрикнула Лада и забрала у него мальчика. — Убери эту хрень! — Это не хрень. Да она почти тупая, во! — Миша провёл по лезвию пальцем в доказательство слов и порезался. Матюкнулся и принялся слизывать выступившую кровь. — Тупая, говоришь? Знаешь, Мишка, пусть лучше Денис завтра идёт в садик, а то я как-то опасаюсь оставлять его с тобой. Сынок, пойдём спать. — Папа! — Дениска упёрся и заревел. — Лад, дай я уложу его? — виновато глянул Миха. — Хорошо. Только аккуратно, — уступила Лада. Утром, пока Мишка ещё спал, она отвела в садик привычно хнычущего Дениса, а сама пошла тренировать детишек. В сентябре был новый набор, и она занималась с самыми маленькими спортсменами: бестолковыми, старательными и в меру шумными. Вечером, забежав за сыном, Лада поскорее вернулась домой. — Привет, Мишка, а вот и мы. Ну-ка, Дениска, где папа? Папа нашёлся в гостиной с ноутом и выпивкой. — Какие посиделки, — чуть усмехнулась Ладка, оглядывая комнату. — У меня выходные. Могу себе позволить. Я пашу, как лошадь. Понимаешь, да? — сразу же дёрнулся Миха. Он вообще приехал какой-то злой и нервный. — Именно пашу. Потому что в театре пить нельзя на репетициях. А я когда не пью, я загоняюсь. Мне надо, чтоб всё было идеально. А ничего не получается сразу. Это такой бред… Балерины эти, паркурщики, ё-моё, все вокруг суетятся, а мне надо с этой верхотуры вниз бежать, ещё и петь. А по вечерам сижу и тексты учу. Работы до чёртиков. — Мог бы пить что-то более приятное, — Лада подбирала брошенные коробки из-под дешёвого вина, чтоб унести их в мусорное ведро. — Мне и так нормально. Ты как Галя. — Какая Галя? — Лада разогнулась и с удивлением глянула на Мишу. — Ну Галя… — он щёлкнул пальцами, подбирая слово. — Она типа няньки моей там, в театре. — Няньки? — внутри Лады пробежал неприятный холодок. Она чуть было не спросила, сколько лет этой Гале и красивая ли она, но вовремя себя затормозила. Не хватало ещё превращать свою жизнь в дешёвый любовный роман. Мишка и в самом деле не очень-то хорошо приспособлен к бытовухе. И вовсе неплохо, что за ним кто-то следит. — Ага. Будит меня, прикинь, чтоб я не проспал? — Понятно, — сухо откликнулась Лада. Будит, значит. Хорошо, не сказал, что спать укладывает. — Ты действительно прекрасно устроился в столице. — Ты чё, Лад? Ревнуешь, что ли? — нахмурился Миха. — Вовсе я не ревную, — пробурчала Лада, — скорее, переживаю за эту твою Галю. Надо ж, какое сокровище ей привалило. — Лада, прекращай, — Миха спустил Дениса, который до этого прыгал на его коленях, и встал. — Есть чё пожрать? — Сам не можешь в холодильнике посмотреть? Ты же видишь, я только что пришла с работы. — Смотрел. Там ничего съедобного нет. — Иди тогда и сам купи, что ты хочешь, — Лада направилась на кухню, даже не оглянувшись. Услышала, как хлопнула входная дверь, выдохнула и прижалась лбом к посудной сушке. Что-то не так с Михой. И дело вовсе не в этой Гале и даже не в зонг-опере. Когда через пару дней они прощались на вокзале, Лада вдруг уже на подножке вагона взяла его за руку и сказала: — Миш… Не уезжай, пожалуйста. — Чё? — он втянул её внутрь, чтоб не загораживать путь другим пассажирам, и положил ладони на плечи. — Ладка, ты это… С ума, что ли, сошла? Там, на сцене, теперь вся моя жизнь. Не представляю, как по-другому. — То-то и оно, — горько выдохнула Лада и коротко поцеловала его в сухие губы. — Пока, Мишка. Звони. Миха смотрел в окно, до тех пор, пока фигура Лады не скрылась за другими поездами, а потом набрал Андрею, потому что очень хотел поговорить про Тодда хоть с кем-то. Князь ответил. Они разговаривали, вполне дружелюбно, пока не пропала сеть, и Миха даже пригласил Андрюху на премьерный спектакль. Князь деликатно отказался, но Мишка, положив трубку, признал, что какое-никакое начало общению положено.