Бумеранги

Ладе Миха позвонил через пару дней и, посмеиваясь, сообщил, что сломал руку. Или почти сломал. Ну, повредил знатно, это уж точно. — Миха, ну как всегда, — вздохнула Лада, которая за столько лет успела привыкнуть к его травмам в самых неожиданных обстоятельствах. — Приехать к тебе? — Да не надо, всё в порядке. И не такое бывало, ты ж знаешь, — он перевёл дух и тихо добавил. — Тут Галя, если что. Ну и пацаны мои. «Опять Галя… — само собой застучало в висках. — Неужели у Миши с ней что-то есть?» — Миш… А с сердцем как дела? Болит? — Нет, — Миха придал своему голосу уверенности, потому что врал. — Откуда ты знаешь? Влад разболтал? — Он просто беспокоится. Как и я. Сходи к кардиологу. — Некогда. Да не переживай, Ладка. Рассказывай лучше про вас. Как Дениска? — Нормально. Спрашивает, где папа. Я сказала, что ты скоро приедешь. Так что помни, сын тебя ждёт. — Конечно. Я обязательно, как только, так сразу. Но до ноября Миха так и не приехал. Дома без него было грустно, зато спокойно. Тихо и уже привычно. Перед премьерой Лада оставила Дениску на попечение Мишиных родителей, позвала с собой Влада и сама отправилась в Москву. Миха нервничал и метался по гостиничному номеру, как лев в зверинце. Он пожал руку Владьке, обнял Ладу, но быстро, мельком, и тут же продолжил свои метания. — Мишка, ты даже перед первыми концертами в «Юбилейном» так не волновался, — заметила Лада, опускаясь в кресло. — Потому что театр — это совсем другое. Это работа. И я… — он качнул головой и потянулся за сигаретами. — Пиздец. Я… Боюсь облажаться. — Да ладно тебе, Миша. Ты можешь просто стоять и ничего не делать, а зал будет орать от восторга, — заметил Влад. — Нет. Я должен полностью стать им. Тоддом. Ладно, я поеду. Вы потом приходите, вот пригласительные, — Миша, одеваясь, кивнул на стол. Влад посмотрел ему вслед и подсел к матери. — Мам, как думаешь, всё хорошо будет? — Конечно. Мишка отлично сыграет. Не даром ведь он так долго готовился, — кивнула Лада, думая совсем о другом. Миша выглядел уставшим и измотанным, будто вернулся с изнурительных гастролей, и ей было его невыносимо жаль. Сам спектакль Лада смотрела с очень странным чувством. Она не могла полностью погрузиться в мюзикл, смотрела на Миху, искала в нём Тодда и с трепетом находила. Ей вдруг суеверно подумалось, что играть роль сумасшедшего маньяка, окончившего жизнь в адской мясорубке, не очень-то хорошо. Лада понимала, что это глупости, что Миша всего лишь актёр, однако ничего не могла с собой поделать. Миха ведь не умеет понарошку. Он всё делает по-настоящему, и играет так же, искренне и честно. Засевшая в его башке мысль о том, что он Тодд, до добра не доведёт. Лада вздыхала, а тревожные странные ощущения бились друг о друга и мучили её неизвестностью. После спектакля уставший, но всем довольный Миха, ещё не полностью выйдя из роли, потянул Ладу и Владьку за собой на вечеринку в честь удачной премьеры. Его поздравляли, хлопали по спине, пожимали руку, а он всем улыбался фирменным оскалом и всё не выпускал из рук чёртову бритву. Празднование медленно перетекало в пьянку. Лада устала от всей этой суеты, оставила Влада флиртовать с молодыми актрисами, и подошла к Мише, который оживлённо разговаривал с каким-то мужчиной: — Миш, я пойду в гостиницу, ладно? — Лад, подожди, пойдём вместе, — он попрощался с собеседником и взял Ладу под руку. По дороге к выходу они встретили ту самую легендарную Галю, и Лада наконец смогла посмотреть ей в глаза. И как-то сразу поняла, что зря переживала. Ничего у них не было, и быть не могло. Мишка просто нашёл себе в этом чужом театральном мире человека, близкого по духу, и вряд ли видел в ней женщину. А она… Интеллигентная и утонченная, она смотрела на Мишу с уважением и скрытым обожанием, но всё понимала и ничего от него не ждала. Лада познакомилась с ней, поблагодарила за заботу, они перекинулись парой слов с Мишей и продолжили путь в гостиницу. В номере Миха сел на кровать и отрешенно уставился в стену. Взгляд его блуждал где-то в других мирах. Наверное, он всё ещё был там, в старинном Лондоне, где ходит по улицам ненавистный Судья, которому во что бы то ни стало нужно отомстить. — Миша… — Лада медленно подошла к нему так, чтобы он её увидел, села рядом и осторожно взяла за больную руку. Он повернул голову, моргнул, будто отгоняя пелену наваждения, и улыбнулся. Наконец-то по-своему, но всё с тем же оттенком спрятанного безумия. Лада горько выдохнула и коснулась его губ поцелуем. Он коротко ответил и потянулся к бутылке. — Устал? — Да. Хочу… Хочу уехать куда-нибудь, втроём, с тобой и Дениской. Где нас никто не найдёт. Слушай, Лад, у меня в январе будут свободные дни. Давай свалим куда-нибудь в тепло? — Не знаю, Миш. Наверное, не получится. У Дениски курс реабилитации. Это очень важно. Надо пройти несколько обследований: он очень беспокойно спит. — Ну ладно. Тогда потом, попозже. Ну, как я сыграл? — он вдруг моментально обхватил её сзади, пальцем как бритвой полоснул по горлу и заржал. — Отточенное движение. Проснулся — убил. — Ты хорошо сыграл, — честно ответила Лада, выпутываясь из его рук. — Вжился в роль. — Вжился, да. Лад, ты прикинь, мне иногда серьёзно кажется, что я Тодд. Каторга в Австралии недавно приснилась. — Эх, Миш, смотри не убей никого ненароком, — попыталась пошутить Лада, на что он серьёзно помотал головой. — Не. Я бы только Судью замочил. Вот был бы Андрюха судьёй, его бы — раз! — и… Ну да ладно, шучу, — взглянул он в её округлившиеся глаза. — Шучу. Давай выпьем? Тяжело, сука, возвращаться к самому себе. А кто я? Я и сам порой не знаю. Состоявшаяся премьера перестала мотивировать Миху. Он понял, что в театре тоже можно всё делать, как обычно, на отъебись, а получится заебись, и больше не заморачивался. Начало января он провёл дома, и Лада, оторвавшись от занятий с Денисом, с горечью и страхом почувствовала, что Миша опять подбирается к краю бездны. Он взрывался, огрызаясь на любые замечания, и всё чаще замыкался где-то в своих мирах, а когда Лада пыталась его привлечь к обычным делам, готовке, прогулкам, раздражённо отмахивался. Организм сдавал, музыка не сочинялась, и Миха злился. Однако на осторожное предложение Лады серьёзно заняться своими проблемами, лечь в клинику, поработать с психотерапевтом, он лишь громогласно расхохотался и категорично отказался, подчеркнув, что он не псих и справится со всем сам. Когда Горшок уехал, Ладка выдохнула с облегчением. Любовь щедро перемешивалась то с жалостью, то с ненавистью, и Ладе стало не по себе. Что-то менялось в её отношении к Михе, неуловимо исчезало, и она не могла себе этого простить. Столько лет безусловной любви не могли погрязнуть под обломками надежд на нормальную жизнь. Но происходило именно это. Медленно, очень медленно, по кирпичику, Миша много лет своими руками рушил выстроенное Ладой здание, и, кажется, подобрался к фундаменту. Она помаялась ещё, но чаша терпения всё-таки переполнилась. Одним зимним вечером Лада уложила приболевшего Дениса спать, долго смотрела на своё отражение в зеркале и перебирала украшения в шкатулке. Шли годы, и любовь из прекрасного ожерелья медленно превратилась в ярмо, в тяжёлый булыжник на шее, что постоянно тянул на дно вслед за Мишей. Надо было что-то менять. Вдруг в прихожей послышался шум и громкие голоса. Разбуженный Денис заплакал и перепугался. Лада еле успокоила его и выглянула на кухню. Оказалось, что Миха без всякого предупреждения притащил ночевать странного вида приятелей, а на резонный вопрос Лады самоуверенно заявил, что он здесь хозяин и волен жить так, как хочет, и что никто ему не указ. На следующий день, обсуждая эту неприятную ситуацию, что повторялась из раза в раз, Лада с Михой крупно поссорились, и это стало последней каплей Лада всё взвесила и наконец решилась уехать в свою квартиру. Ей нужно было сделать этот первый маленький шаг, чтобы снова обрести независимость и о многом подумать. Всю ночь она собирала самые необходимые вещи и сокрушенно вздыхала, а утром долго объясняла Денису, что теперь они будут жить в другом месте. Миха пришёл к обеду, задумчивый и отрешённый. Увидел Ладу в прихожей и привычно виновато склонил голову. Скомканно объяснился и выдавил дежурной скороговоркой: — Я всё понял. Прости меня. — Нет, — резко ответила Лада. Миша наконец обратил внимание на чемоданы и беспорядок, непонимающе хлопнул ресницами и глупо переспросил: — В смысле нет? А что здесь происходит? Лада вздохнула, усадила его в гостиной и честно сказала: — Миша, я предупреждала тебя миллион раз. Я больше так не могу. Пожалуйста… Я не перестану тебя любить, никогда. Я готова помочь тебе, если ты разрешишь. Но мы не можем больше жить вместе. Пойми меня, пожалуйста! Ты не маленький мальчик, а я тебе не мать, чтоб мириться со всеми твоими загонами. Да, я знаю, ты вроде как борешься. Но толку-то, Миш? Миха сжал кулаки так, что побелели костяшки, прикусил нижнюю губу и очень тихо спросил: — А Денька? Это его дом. Куда ты его тащишь? — Его дом рядом со мной. А ты сможешь видеться с ним, когда захочешь. Только, пожалуйста, в трезвом уме. Горшок кивнул, втянул сквозь зубы воздух и молча закрылся в комнате. Лада не стала дожидаться взрыва, понимая, что механизм уже запущен, и поскорее уехала.