Любовь по правилам и без

Лань Ванцзи благодарит судьбу за то, что его брат куда более общительный, чем он сам. И за то, что в круге общения Лань Сичэня оказывается Мэн Яо, довольно известный кардиохирург, который не раз проводил операции по пересадке сердца, а потому соглашается прооперировать Вэнь Нина почти без раздумий. Несколько дней, в которые Вэнь Нин ожидает донорский орган, почти сводят Лань Ванцзи с ума, хотя раньше он не замечал за собой такого волнения о смутно знакомых людях. Возможно, дело в том, что Вэнь Нин кажется святым, по ошибке заброшенным на грешную землю. А может в том, что Лань Ванцзи, сам этого не заметив, научился впускать в свою душу других людей. Или и вовсе в том, как радостно прыгнул ему на шею, а потом нервно кусал губы и заламывал пальцы в ожидании операции Вэй Ин. В любом случае, Лань Ванцзи бережно хранит в памяти тот момент, когда звонок Вэй Усяня вырвал его с совещания, а потом Вэй Ин шептал в трубку бесконечное «спасибо», и даже в таком тихом голосе была слышна улыбка и счастливые слезы. Вэнь Нин все еще находится в стационаре, обследуясь после хирургического вмешательства, но налицо все признаки того, что операция прошла успешно. Лань Ванцзи искренне за него счастлив, а здоровый цвет лица Вэнь Нина и солнечная улыбка Вэй Усяня — лучшая для него благодарность. Теперь Лань Ванцзи накрывает крышкой сковороду и уменьшает огонь. Стол уже накрыт, кролики причесаны и готовы к приходу гостей. Кроликов у Лань Ванцзи двое: белый и черный, с милыми глазками-бусинками и забавными, чуть выпирающими зубками. Вэй Усянь с А-Юанем должны вот-вот прийти, и Лань Ванцзи почему-то нервничает.  Это далеко не первый раз, когда они встречаются втроем, но впервые Лань Ванцзи зовет их к себе. У него в квартире вообще не был никто, кроме брата и дяди, и теперь Лань Ванцзи об этом жалеет, потому что он понятия не имеет, как обращаться с гостями. У Вэй Усяня все получается легко, нарочито-небрежно, а Лань Ванцзи сначала потратил полтора часа на то, чтобы отдраить и так чистую квартиру, а потом пожалел об этом, потому что квартира теперь напоминает дорогой номер отеля при заселении новых постояльцев: чистая, опрятная, но как будто не жилая.  От мысли о том, чтобы нарочно изобразить легкий беспорядок, его отрывает звонок в дверь. Пришли. Лань Ванцзи открывает дверь и застывает. Он как-то забыл, что уже середина октября, и на улице становится прохладнее, поэтому вид Вэй Усяня в свободном пушистом свитере поражает его до глубины души. Этот свитер смотрится, как божественное свечение вокруг ангела. Вот только образ получается совсем не ангельский: волосы Вэй Усяня собраны в высокий хвост, поэтому не мешают наслаждаться его прекрасным лицом, разлетом острых ключиц и длинной шеей. Его губы подкрашены блеском, на щеках легкий румянец то ли от смущения, то ли от холода, а шея перехвачена гребаным чокером.  В этот раз Лань Ванцзи не волнуется за то, что у него покраснеют уши. Потому что вся кровь определенно устремилась гораздо ниже. Вместо приветствия из его рта вырывается сдавленный хрип, а перед глазами мелькают картинки того, как он сжимает эту тонкую белую шею пальцами поверх чокера, пока вбивается в податливое тело и целует по-животному жадно, размазывая по щекам Вэй Ина блеск для губ и глотая его стоны.  Вэй Усянь заправляет за ухо невидимый волосок, явно довольный произведенным эффектом: — Привет, Лань Чжань, — хитро улыбается он. — Прости, мы немного задержались. Лань Ванцзи сглатывает, пытаясь заставить свой мозг работать в нужном направлении, но полностью избавиться от желания немедленно вжать Вэй Ина в стену не удается. Лань Ванцзи кивает в знак приветствия, все еще не способный контролировать отказавший речевой аппарат, и отходит от двери, пропуская гостей внутрь. А-Юань сбросив ботинки, сразу же уносится вглубь квартиры в поисках обещанных кроликов, и Лань Ванцзи считает это форменным предательством, потому что без ребенка под боком контролировать себя еще сложнее. Вэй Усянь наклоняется, чтобы развязать шнурки, и Лань Ванцзи предстает вид не менее волнующий, чем перехваченная чокером шея. Собраться надо срочно, иначе он наворотит дел. — Прекрасно выглядишь, — хрипит он, и только потом до него доходит, что Вэй Усянь еще не выпрямился, и поэтому сейчас он обращается к его филейной части.  Вэй Усянь кидает на него хитрый взгляд снизу вверх, делая ситуацию еще хуже и запуская в голове Лань Ванцзи новую цепочку фантазий. Кажется, Вэй Усянь знает, какое впечатление производит, и намеренно этим пользуется. Он выпрямляется, оказываясь слишком близко, и Лань Ванцзи чувствует, как сгорают последние предохранители, когда внезапно в коридор снова влетает А-Юань с громким: — А как их зовут? Лань Ванцзи отшатывается, переводя загнанный взгляд с Вэй Усяня на А-Юаня и обратно. Вэй Усянь выдыхает разочарованно. — Кого? — мозг Лань Ванцзи заново учится функционировать. Смотреть на А-Юаня безопаснее, поэтому он отчаянно удерживает взгляд на ребенке. — Кроликов, конечно. Или у тебя есть кто-то еще? Вэй Усянь при этих словах приподнимает бровь и смотрит на Лань Ванцзи внимательно, будто его тоже интересует этот вопрос. — Нет. Нет, у меня больше никого нет.  Он не уверен, что вопрос все еще о домашних животных, но обоих его гостей, судя по лицам, ответ более, чем удовлетворяет. Вэй Усяня даже чуть больше, чем его сына. А-Юань утягивает их обоих в комнату, к клетке с кроликами, и повторяет: — Так как их зовут? Лань Ванцзи пожимает плечами: — Никак. Взгляд А-Юаня становится настолько возмущенным, словно Лань Ванцзи признался, что растит кроликов для будущего рагу, а не просто держит их безымянными. — Так нельзя! Как же ты к ним обращаешься? — У меня нет привычки разговаривать с кроликами. Судя по тому, как на него смотрят А-Юань и Вэй Усянь, это что-то крайне предосудительное. Они переглядываются и вздыхают. — Так не пойдет, — говорит Вэй Усянь. — Им грустно и одиноко, — кивает А-Юань и присматривается к кроликам. — Тот, который белый, похож на тебя, гэгэ, а тот, который черный… — он задумывается и окидывает взрослых взглядом с ног до головы. — На папу! Тогда будут Цзицзи и Хобао! Лань Ванцзи вскидывает брови, и это для него один из ярчайших способов выражения эмоций. Но А-Юань, как будто нарочно, продолжает: — Но им все еще грустно, если ты с ними не разговариваешь. Пусть у них будет малыш? С детьми всегда веселее. Лань Ванцзи все же краснеет ушами: — У них не может быть малыша, они оба мужчины. — Тогда они могут забрать крольчонка, у которого больше нет родителей. Он смотрит уверенно, готовый опровергать все возражения. Лань Ванцзи моргает, переваривая информацию. Что ж, в этой семье по крайней мере А-Юань не против однополых браков. Как минимум, среди кроликов. Осталось уговорить его папу. Вэй Усянь, к слову, очаровательно краснеет, что в совокупности с его все еще сдержано-развратным видом снова наводит на неправильные мысли, поэтому Лань Ванцзи, смотря почему-то на его губы, а не в глаза, неловко напоминает об остывающем ужине. Когда на стол помимо риса, овощей и закусок выставляется тушеное мясо и бутылочка острого соуса, в глазах Вэй Усяня вспыхивают сердечки.  — Лань Чжань, ты специально для нас приготовил мясо и купил соус? Я тебя обожаю. Сердце глухо ударяется о ребра, бабочки в животе щекочут крыльями внутренности. Лань Ванцзи знает, что тот имел в виду платоническое обожание, но эти слова все равно лечат израненное сердце. — Я же знаю, что ты жить не можешь без острого. — Не только без него. Лань Ванцзи едва не давится на этих словах. Все это неправильно, ужасно неправильно, но вместе с чувством вины в его груди вспыхивает надежда и лишь сильнее разгорается любовь.  Ужин проходит в тишине, перемежаемой редкими, ничего не значащими фразами. Это уютно, они будто бы настолько близки, что тишина между ними говорит больше слов. А-Юань нахваливает готовку Лань Ванцзи и говорит о том, как было бы здорово, готовь «красивый гэгэ» им всегда. Лань Ванцзи не говорит, что был бы не против. После ужина они перемещаются в гостиную, А-Юань и Вэй Усянь увлекаются кроликами, а Лань Ванцзи не может оторвать от них взгляд. В его квартире они смотрятся так правильно, так органично, что ему больно думать о том, что будет после их ухода. Они кажутся его семьей, и оттого, что они ею не являются, хочется выть. Погрузившись в свои мысли, Лань Ванцзи не замечает, как А-Юань вытаскивает кроликов из клетки и, обняв их пушистые тушки, уносит из комнаты, чтобы показать квартиру. Вэй Усянь подсаживается к Лань Ванцзи на диван и проникновенно заглядывает в глаза, тянется к нему рукой, поправляя его волосы. В этом легком касании столько нежности, что Лань Ванцзи, успев лишь сфокусировать взгляд на лице напротив, забывает дышать. Сердце сбивается с ритма, дрожь проходит с кожи головы, где его коснулся Вэй Ин, и до самых кончиков пальцев. Хочется закрыть глаза и мурлыкать, как дорвавшийся до чужого тепла уличный кот, и Лань Ванцзи сам не замечает, как подается навстречу ласкающей его руке.  Ладонь оглаживает его по голове, спускается на шею, запуская новую волну мурашек, а потом поднимается снова и оказывается на скуле, замирая там и обжигая не хуже тавра. Вэй Усянь сидит слишком близко, их колени соприкасаются, и жалкие остатки выдержки Лань Ванцзи превращаются в мелкое крошево. Губы Вэй Ина сияют так маняще, его взгляд одновременно голодный и умоляющий. Он приоткрывает рот, и его дыхание оседает на губах Лань Ванцзи, юркий язычок мелькает всего на секунду, но действует на Лань Ванцзи, как канистра бензина на костер. Совесть захлебывается своим криком, когда он подается вперед, накрывая его губы своими. — Цзицзи и Хобао понравилась квартира, и они хотят сказать тебе, гэгэ, чтобы ты выпускал их почаще! — с радостным криком вбегает в гостиную А-Юань. Лань Ванцзи отшатывается от Вэй Усяня и вскакивает с дивана, пятясь к окну с выражением священного ужаса на лице. Касание губ получилось мимолетным, легким, как крылья бабочки. Это был даже не детский чмок, губы лишь мазнули по другим, но это касание было. Лань Ванцзи прикрывает губы пальцами, понимая, что не чувствует счастья: лишь вину перед Вэнь Цин, и так пережившей слишком много боли, и облегчение от того, что они не успели зайти слишком далеко. Вэй Усянь смотрит на него несчастно, его рука, что всего пару секунд назад лежала на лице Лань Ванцзи, сжимается в кулак, будто пытаясь удержать потерянное тепло. Все существо Лань Ванцзи кричит и рвется к нему, жаждет стереть печаль с его лица, но короткий взгляд на ошеломленного А-Юаня помогает ему взять себя в руки. — Уже поздно. Кажется, вам пора, — хрипло произносит Лань Ванцзи, избегая смотреть Вэй Усяню в глаза. Тот молча встает и уводит А-Юаня в коридор, Лань Ванцзи остается стоять у окна, слушая их копошение. — Папа, а гэгэ… — Потом, — обрывает его Вэй Усянь. Копошение замирает, будто они обулись и ждут чего-то, но Лань Ванцзи заставляет себя оставаться на месте.  — Лань Чжань?.. — Вэй Усянь замолкает, то ли не зная, что сказать, то ли ожидая какой-то реакции, но никто не отзывается. — Лань Чжань, мы ушли. Его голос пропитан обреченностью, но Лань Ванцзи все равно стоит на месте, снова обретая способность двигаться лишь после хлопка входной двери. Тогда он проходит в коридор ставшей вдруг слишком тихой квартиры, заглядывает в глазок, провожая взглядом удаляющиеся спины, а когда они скрываются на лестничном пролете, прижимается спиной к двери и сползает по ней на пол. Два кролика, оставленных А-Юанем тут же, в коридоре, смотрят на него блестящими глазами, а потом подбираются ближе, садясь по бокам от него. Лань Ванцзи прикрывает глаза и зажимает рот ладонью, чтобы наружу не вырвался ни один всхлип. Не помогает.