***
Настал долгожданный день суда. С самого утра Владислава была сама не своя, хотя переживать было совсем не о чем. Андреа продолжала её успокаивать, самостоятельно проверяла наличие всех нужных документов, а также вскользь читала лекции младшей Раевской, ведь её сестра нынче не была на это способна. Придя в себя не без помощи бывшей девушки, она всё-таки перестала паниковать и начала приводить себя в порядок. Надев на себя чёрный комбинезон с широкими брюками и акцентным алым оттенком в некоторых местах, делающий преподавательницу визуально выше, собрала волосы в высокий пучок и сделала лёгкий макияж. Выглядела она чудесно даже с нескончаемой тревогой на лице. Казалось, Кристина открытым текстом готова послать старшую, однако сдерживалась, сознавая, что без Эванс её жизнь была бы куда труднее. По правде говоря, она действительно весьма трудный ребёнок. С её характером невероятно трудно совладать, от чего некоторое время назад она едва ли не ежедневно получала от родителей похлеще, нежели её предшественница. Андреа отвезла девушек к зданию суда, ну и сама прошла с ними в роли моральной поддержки, хотя ей суждено остаться в холле. Посторонним в зале делать нечего, а в данной ситуации она именно таковой и являлась. Ксения встретила Раевских крайне лучезарно, будучи уверенной в выигрыше сего дела на всю тысячу процентов, в отличие от Владиславы. Она до конца остерегалась связей собственного отца, что могло бы сыграть иной стороне на руку. Адвокат же считала, что всё это пустые опасения, ведь ей удалось лично поглядеть на то, что есть на руках родителей. Два часа. Эванс сидела в вестибюле помещения два часа, то пялясь в мобильный телефон, то открывая книгу, что прихватила с собой, но вскоре закрывала, не в силах углубиться в сюжет. Ей удавалось лишь читать новости в ленте соц. сетей, да посматривать короткие ролики, дабы хоть немного сбавить напряжение. Пусть, она особо не беспокоилась, произойти могло многое. К тому же, она отдала немало сил и денег на всё это. Конечно, в пустую всё не уйдёт, как бы не захотеть, однако можно потратить вдвое больше, нежели планировалось. В конце она поглядывала в сторону лестницы невероятно часто, сгорая от нетерпения и ожидая знакомой фигуры, спускающейся по ступеням. По лицу Раевской текли слёзы, а ладонь усердно сжимала рот, дабы не взвыть от эмоций, что переливаются за края. На губах Эванс отразилась искренняя улыбка, когда она заметила настроение Ксении. Они выиграли этот суд. Старшие Раевские лишены родительских прав на младшую дочь, а Владислава отныне официальный опекун сестры. Андреа, не колеблясь, крепко обняла бывшую девушку, выражая всю свою радость и облегчение от того, что своё обещание она выполнила. Та же вцепилась в студентку, словно за спасательный круг, до сих пор не сознавая, что всё это закончено. Больше никто и ничто не будет её тревожить до ночных истерик от простого страха и паники. Усиливает все ощущения осознание, что девушка не побрезговала заключить в объятия человека, физического контакта с которым так яростно избегала. Неужели это и есть момент, с которого их взаимоотношения наконец пойдут на улучшение? Не верится. Всё идёт своим чередом. Проблемы Раевской сошли на нет, работа и учёба продолжается, и даже в компании друзей у каждого наступила белая полоса. Но, увы, только не у Эванс. Андреа всеми силами пыталась искоренить мысли об одном и том же человеке, однако получалось с трудом. Более она не оставалась одна не по собственному желанию, ведь проживала с отцом, а просто закрыться в комнате мало. Сейчас ей, как никогда, требовалось остаться наедине с собой, но теперь не было возможности. Даже если попытаться снять номер, или хотя бы взять комнату в ресторане Романовых, это не совсем то, что ей нужно. От того становилось всё хуже, мысли в голове путались, превращаясь в плотный клубок пряжи, что не распутает никакая бабушка. Сидя у Дмитрия на кухне, она уже несколько минут пялилась в одну точку, так и не притронувшись к своему чаю. Юноша обратил на то внимание лишь когда отвлёкся от рабочего звонка и вернулся к подруге, тут же поинтересовавшись, о чём она так усердно задумалась. — Я запуталась. — Выдыхает она, так и не отведя взгляда от заманчивой ручки шкафа коричневатого оттенка. — В чём? — непринуждённо продолжает Дима, усаживаясь напротив, готовясь приступить к трапезе. — В собственных чувствах, мыслях, ощущениях. Во всём. — Сморгнув пелену, теперь она смотрит в пол, не оставляя попыток разложить хотя бы часть содержимого своей головы по полочкам. — Мне казалось, у тебя всё наладилось. Живёшь у отца, что-то наклёвывается с Владой. — Сделав глоток, произносит Дмитрий, наблюдая за рассеянностью собеседницы. — Живу у отца, в то время как у меня есть своя квартира, — выпаливает девушка и протяжно выдыхает, закрыв глаза на несколько секунд, прежде чем продолжила: — Я хочу поговорить с ней. Ещё раз, чтобы прояснить всё до конца. Тем более, ей нужно сказать, что эта мерзкая ситуация исчерпана. — М, — вскидывает брови он, удивлённый, кажется. Чрез краткую паузу высказывает нечто более многословное: — Как бы ты не опоздала. — Чего? — резко реагирует девушка в ответ на услышанное. — В смысле «как бы я не опоздала»? — Не то ляпнул. — Уводит взгляд в сторону Романов, а Эванс тут же цепляется за этот жест, настроение, интонацию. За всё, что уловила. — Поясни, — решительно произносит она, но, когда видит абсолютное равнодушие собеседника, прибавляет напора: — Поясни мне немедленно свои слова, Дима. Я не отступлю. — Какая ты настырная. — Бросает тот, чем почти выводит её из себя. — Ты вякнул, ты и отвечай. Кто мне разглагольствовал про ответственность?! — повышает она тон. — Мне звонила Лида, просила у тебя помощи, мол, твоя бывшая может что-то с собой сделать. — С нескрываемой неприязнью выдаёт он, избегая зрительного контакта с Андреа. — А подробнее? — сводит брови к переносице та. — Сказала, что она не выходит на связь уже долгое время. Удалилась из соц. сетей, номер вечно недоступен. Где она живёт никто не знает, поэтому просила передать тебе её беспокойство, ты точно знаешь. Она никогда так себя не вела, уверена, что может руки на себя наложить. — Нехотя рассказывает Дима, высматривая выражение лица Эванс. Понимает, что иначе в покое его не оставят. — И давно она тебе звонила? — голос её едва ли не дрогнул. — Чуть меньше недели назад. — ЧТО?! — Выкрикивает девушка, вскочив со стула, от чего тот вздрагивает, совсем не ожидая такой реакции. — Какого чёрта ты мне не сказал? Ты ебанутый? — В чём дело? — хмурится тот, искренне не понимая. — Ты правда не понимаешь? Дим, они дружат не просто так, раз она сказала, что такое может быть, ТАКОЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО МОЖЕТ БЫТЬ! — Срывается на крик она. — Вы расстались почти месяц назад, зачем тебе эта информация? — Ты ебанутый? Какая к чёртовой матери разница, расстались мы или нет?! Речь о жизни человека! — Тело бросает в дрожь. — Ты не понимаешь? В моей квартире уже несколько дней может лежать… Она замолкает, не в силах произнести эти несколько до ужаса страшных слов, но Дмитрий и без того всё понял. Задержав на юноше взгляд ещё немного, она срывается с места и быстрым шагом направляется к выходу из дома. Мгновенно тот также поднимается с места и следует за ней. — Андреа, ты… — Я знать тебя больше не желаю. — Бросает девушка и покидает помещение, силой хлопнув дверью. Студентка старается не поддаваться панике, что с каждой секундой накрывает её всё сильнее. Она пялится в руль не менее пяти минут, прежде чем всё же заводит автомобиль и отправляется в место назначения. Всё тело потрясывает, а фантомная боль в груди не унимается, однако она уверенно продолжает свой путь, дабы не сделать хуже собственным бездействием. Паркует машину на первом же свободном месте, что заметила. Она очень давно здесь не была. С того самого вечера. Ком в горле и дрожь в теле противится всем намерениям девушки. Стиснув зубы, Эванс покидает автомобиль и направляется к знакомому подъезду. Чем бы всё это не закончилось, она не должна пожалеть о том, что вообще решилась поехать сюда. Хотя мысли кричали, что ей не стоит вмешиваться, впору развернуться и уехать домой, чтобы ещё раз промотать в голове идею проговорить с ней вновь. Но она уже поднимается, отступать некуда. Замедлившись у входной двери на несколько минут, она так и стоит с связкой в руках, ведь она заперта. Глядя в одну лишь точку, не может сдвинуться с места от страха, что сковал всё тело. Не может ничего с собой сделать. Только мысль о том, что, быть может, пока она у неё есть возможность что-то изменить, заставила её вставить ключ в замочную скважину. Она более чем не уверена, что сумеет совладать с собой, если увидит свою бывшую девушку в полной сохранности. Сможет ли скрыть взволнованность, а ежели нет, объяснить причины и не кинуться той в объятия. Зажмурившись, проворачивает ключ и открывает дверь, сделав шаг внутрь. Тишина. Помещение опущено в гробовую тишину. В глаза тут же бросается знакомое пальто, валяющееся на полу, вероятно, уже даже не первый день. Глубоко вдохнув и задержав дыхание, она прикрывает дверь и медленно проходит внутрь. На кухне разгром. На полу валяются многочисленные осколки и телефон с разбитым экраном. Не сломанный, возможно, однако точно разряженный в ноль. Эта картина не внушает доверия, от чего желание идти дальше отпало напрочь. Дабы сразу отогнать все сомнения, она решает заглянуть в ванную комнату, а уже после продолжить осмотр квартиры. Фейн точно дома, либо спит, либо читает, либо… Сердце пропускает несколько ударов, когда она видит алые локоны и свисающую руку оттенка слегка темнее. Ванна наполнена почти до краёв, а вода окрашена в бледно-красный. Футболка промокла насквозь, глаза закрыты, а дыхание незаметно, конечно, если оно вообще есть. Замерев на входе, не в силах сделать и шага, она делает шумно вдыхает носом воздух и срывается с места, надеясь, что ещё не всё потеряно. Приблизившись, замечает маленький кухонный нож, испачканный тёмной жидкостью, на бортике ванны, а приглядевшись к руке, видит несколько глубоких порезов вдоль, из которых всё ещё активно сочится кровь. Тут же она улавливает едва заметное движение грудной клетки, означающее наличие жизни, однако всё равно прикладывает ладонь к чужой шее и чувствует лёгкую пульсацию. Тогда девушка приходит в себя и начинает соображать, что же ей следует сделать сейчас в первую очередь. Схватив телефон из кармана, разворачивается и почти бегом направляется на кухню, дабы взять из аптечки бинты. Звоня в скорую помощь, едва не роняет на пол коробку, судорожно ища нужное. Оператор отвечает мгновенно и долго не расспрашивает. Получив краткую информацию, сообщает, что бригада уже выехала. Оставив гаджет на столешнице, забирает искомое и мигом возвращается. Выдернув пробку, удерживающую содержимое в ванне, аккуратно подбирает за запястье руку, что находилась в воде, и поднимает её, разматывая бинт. Накладывает тугую повязку на всю площадь раны, надеясь остановить кровотечение, и тогда ощущает на себе крайне тусклый взгляд лазурных глаз. — В сознании, — шепчет девушка, уложив конечность на бортик, обращается ко второй, взглянув на студентку и повысив громкость собственного голоса. — Смотри на меня, если можешь — говори, но глаза закрывать не смей. — Что ты… здесь делаешь… — Едва слышно выдыхает Фейн. — Пришла посмотреть, как поживают мои рыбки. — Сильнее затягивая белоснежную сеточку на правом предплечье, упоминает Андреа отсутствие каких-либо животных в квартире. — Чего… — морщится от боли Эстер. — Ничего. Всё будет хорошо. Сейчас приедет скорая и всё будет хорошо, — хмурится Эванс, наблюдая, как бинты стремительно окрашиваются в тёмно-красный оттенок. Ответа не последовало. — Эстер? Кажется, она потеряла сознание. Тихо выругавшись, блондинка продолжает удерживать обе руки в вертикальном положении, молясь, что помощь прибудет как можно скорее, ведь сама она сделала всё, что было в её силах. Отстранённо стоит у стены, пока врачи занимались первичным осмотром и решали, что делать с госпитализацией. Андреа тут же пояснила, что родных у пострадавшей в Москве нет и единственный, кто может выступить от её имени, так это она сама, поскольку является кем-то ближе простой подруги. Те не сказали ничего, лишь подали ей бумаги, на которые надо поставить подписи. Тогда она и попросила на разговор главного, пока студентку без сознания укладывали на носилки и уносили в машину. Девушка любезно попросила того договориться о том, чтобы подробности произошедшего не дошли до администрации больницы, а также до психиатрического отделения. Чтобы её слова звучали более убедительно, осторожно уложила в мужскую ладонь пятитысячную купюру и попросила передать, что и лечащий врач Фейн без материальной помощи не останется. Ехать с скорой отказалась, сказав, что ей следует отойти от увиденного. Впрочем, это было максимально мягкое выражение её состояния, которое должно проявиться, как только она перешагнёт порог квартиры своего отца.***
«Когда я умру, петь продолжат птицы. Люди скажут: «Он был крут, жертвой пал амбиций». Кто-то рад, кому-то трудно будет с этим смириться. Когда я умру, на-на-на-на. Слухи часто врут, жёлтые страницы. Пишут: «Он обычный труп, что торчал и спился». Жизнь несёт меня по кругу и может остановиться. Только когда я умру, на-на-на-на»