***
Отпуск в Петербурге подошёл к концу, увы. Андреа придётся вернуться, поскольку в Москве её также ждут. Что бы не говорила Эванс о непонимании Гончаровой, последняя встреча пошла ей на пользу. Конечно, не совсем так, как рассчитывалось, но свой результат есть. Пребывая в раздумьях ещё два дня после времяпрепровождения с Викторией Марковой, она приняла решение, пылившееся в её голове не первую неделю даже. Повлияли на это слова девушки, скрывающие в себе более глубокий смысл, чем в них вкладывала она сама. По крайней мере, так оно было для студентки журфака. Уже на следующий день после приезда в столицу, она назначила сразу две встречи. И обе в один день, в разной последовательности. Девушка проходит в квартиру, держа в голове достаточно тяжёлую информацию для себя и для того, кому она предназначена. Она проходит в спальную, поскольку это единственная комната, дверь в которую закрывается. Ждёт, пока Владислава разрешит все недопонимания с сестрой, слушая негромкую ругань, окончившуюся в итоге положительно. Преподавательница возвращается к гостье и закрывает дверь, всем своим видом показывая собственную заинтересованность. Усаживается на кресле возле кровати. Она не ожидала увидеть Андреа так рано, от чего на пороге уже была готова закидать её вопросами, однако была остановлена второй. И вот, теперь у них есть возможность обсудить и это. — Я думаю, ты и сама должна понимать, о чём пойдёт речь. — Поднимает глаза на бывшую девушку студентка и тут же видит, как меняется её взгляд. Она всё прекрасно поняла. — Давай, чтобы не было недопониманий, ты скажешь прямо. — Заметно она напрягается. — Всё не так, — делает непродолжительную паузу, выдохнув. — как могло быть. — Да… — Кивнув и стыдливо уведя внимание в иную сторону выдаёт Раевская, скрестив руки на груди. Такое поведение не совсем устраивает Эванс, от чего она заметно оживляется. — Что? Ты не согласна со мной? — даже с нотками возмущения повышает голос блондинка, попытавшись заглянуть в лицо второй. — Ты же сама понимаешь, что ничего нет и вряд ли будет. Прошло достаточно времени, это детский лепет. Пора посмотреть правде в глаза. — Успокойся, я понимаю всё, конечно, просто… Я так долго добивалась твоего расположения, уверенная, что корень зла именно здесь. И понимать, что это уже не имеет значения… сложно, Андреа. — Так и не взглянув на Эванс, продолжает Влада. — Мы поторопились. — Нет, Влада. Мы опоздали, — именно эти слова привлекают девичье внимание. Она смотрит несколько непонимающе на младшую, ожидая пояснение выводов девушки. — Ты и сама говоришь, так долго добивалась и ничего не получила. Если бы я дала тебе шанс раньше, быть может, всё сложилось иначе, но не сейчас. — Сложно. — Выдыхает преподавательница и вновь прячет глаза. — Сложно, — соглашается та. — но такова действительность. Вместе нам не быть. — Любишь её? — внезапно даже для самой себя спрашивает Владислава, чем нехило её смущает. Она медлит с ответом, то ли не зная его, то ли размышляя, стоит ли его озвучивать вообще. — Люблю, — опускает голову, теперь избегая зрительного контакта с Раевской. — И ничего не могу с собой поделать. — Не упусти эти чувства. Только… — Вбирает носом воздух, словно эти слова приносят ей боль. — Береги себя. — Непременно. Прости, что подала ложные надежды. Я не должна была бежать к тебе после того, как несколько раз отвергла. Жизнь сложнее, чем хотелось бы, — Андреа поднимается с кровати и достаёт из сумки конверт, который протягивает старшей. — Возьми без вопросов, пожалуйста. Не дай Кристине провести и эти остатки детства так, как мы с тобой. — Андреа, я… — Замешкалась девушка, не в силах принять то, что ей предлагает та. Долго она не ждёт, кладёт деньги на стол и направляется к выходу. — Спасибо. Это последнее, что она сказала. Молча проходит к выходу из квартиры и неспешно надевает обувь, а после и пальто, после чего покидает это место в последний раз. Преподавательница так же немногословно проводила её взглядом, ощущая на себе недоумённый взгляд сестры. И как только дверь захлопнулась, по девичьему лицу потекли слёзы. Она знает, что иного выхода не было. И дело совсем не в безответной любви и боли от неё. Любви нет. Владислава давно не любит Эванс, как и вторая первую. Быть может, чувства действительно были полтора года назад, когда они только встретились, но со временем они погасли. Убеждение и привычка заставляли Раевскую биться в закрытые ворота, бесплодно надеясь на что-то. И если бы Андреа не пришла в тот вечер и не дала бы ей шанс, Влада так и была бы уверена, что все её проблемы от того, что её нет рядом. Чтобы осознать нелепость своих суждений, ей следовало на практике в этом убедиться. И теперь, когда погасли чувства, и обе это поняли, они пойдут верной дорогой.***
Негромкий звук уведомления раздаётся в комнате. Не особо заинтересованная в жизни в принципе Эстер занята чтением классического романа. Проходит около пяти минут, прежде чем она отрывается от текста и через всю двуспальную кровать тянется к тумбочке за телефоном. Сердце останавливается, дыхательные пути сводит спазм, впрочем, как и всё тело от увиденного контакта на экране. Сообщение от «Андреа». Передёргивает ещё и от содержания, ведь она предлагает встретиться. Точнее, не так. Она написала время и место встречи, после чего добавила: «Можешь не приходить, если не хочешь». Конечно, это уточнение Фейн в упор не увидела, ведь она не может не хотеть прийти. Ей удаётся сделать вдох и тут же в груди зарождается хоть какое-то желание жить. Точнее, надежда на то, что это будет иметь смысл. Шесть часов вечера девятое января. Пустырный парк, находящийся недалеко от «Petit Paon». Тот самый, в котором не горит жизнь даже в светлое время суток в тёплое время года. Тот самый, в котором опасно гулять после заката особенно юным привлекательным дамам. Тот самый, который приглянулся своей неописуемой природой и «нетронутостью» человеком Андреа и Эстер когда-то. У них даже появилось так называемое «своё место» в виде самой приличной лавки в глубине сквера, где работает лишь половина установленных фонарей. Третья от поворота с самой широкой дорожки. Именно такое описание было в том немногословном сообщении. Зимой здесь, пусть, не так живописно, но также приятно прогуливаться. Днём ранее в Москве выпал снег, от чего все дороги покрыты десятисантиметровым слоем пушистого белоснежного покрывала. Конечно, кроме протоптанных. Хотя и на тех хлопья звонко хрустят под ногами, создавая всю волшебную атмосферу холодного времени года. Уже смеркается, оранжеватый свет является основным освещением здесь, среди елей и сосен. Фейн пришла на место за десять минут до назначенного времени, дабы Эванс точно не подумала, что та оказалась от встречи. Надев на себя первый попавшийся тёплый брючный костюм, а также отказавшись от привычного яркого макияжа, лишь накрасила ресницы и губы красной помадой, на которую обратила внимание совсем недавно. Уселась на скамью, предварительно смахнув снег с поверхности и сунув руки в свой короткий чёрный пуховик, надеясь не замёрзнуть в ожидании. Сразу после встречи с окончательно бывшей девушкой Андреа отправилась домой, потому как не была одета достаточно тепло для следующей. Да и времени оставалось достаточно. Напялив утеплённые джинсы и небесно-голубой свитер, оставила волосы в распущенном состоянии. К шапке обе не приучены, но в случае второй, в не очень холодную погоду густые локоны согревают. Эванс решила намеренно опоздать, дабы не ждать Фейн в случае чего. Она знает, что эта девушка будет её дожидаться в любом случае. Намеренно заглянув в кофейню перед входом в парк, взяла два напитка. Один себе, а второй своей возможной собеседнице, ведь она могла промёрзнуть до ниточки за двадцать минут. Конечно, если пришла. Далеко не сразу Эстер улавливает звук шагов в гробовой тишине сумеречного места. Уголки губ Андреа дёргаются вверх, когда она видит знакомые алые локоны, слегка освещаемые тусклым светом, на чёрном фоне. Первая поднимает глаза и старается сохранять спокойствие при виде знакомой фигуры. Блеск лазурных глаз Эванс улавливает даже в такой темноте. Молча делает пару последних шагов и протягивает девушке стакан с горячим напитком. Фейн далеко не сразу приходит в себя, но всё-таки принимает, поджав губы. — Как ты? — инстинктивно спрашивает блондинка, остановившись в паре метров от бывшей с некоторых пор девушки. — Отвратительно. — Честно выдаёт собеседница, сделав аккуратный глоток, как бы проверяя содержимое стакана. Вторая лишь вскидывает брови, промолчав в ответ. — Пройдёмся? — обладательница дредов ничего не говорит, поднимается с места и ступает рядом с одногруппницей.***
— Что это было? — невзначай указав на их последний контакт, спрашивает Эстер, пялясь в белоснежный покров под ногами, неторопливо ступая. — Ты чуть не нарушила наш с ней договор, который дался мне нелегко. — Весьма спокойно выдаёт Андреа, так же устремив свой взгляд вниз. — Ты заключила с ней договор? — с возмущением бросает та, мгновенно взглянув на блондинку, однако реакции не последовало. Никакой. — О чём?! — Заключила. Больше ничего об этом не скажу. Эванс отвечает лишь на первый вопрос, не желая вдаваться в подробности. Фейн пытается молчаливо напирать ещё недолго, однако сдаётся с тяжёлым выдохом. Молчание сохраняется ещё пару минут, которое одной давит на уши, а другой позволяет подумать ещё немного. Быть может, она передумает? — Какова цель этой прогулки? — нетерпеливо взрывается Эстер, вновь посмотрев на девушку. — Тебя так напрягает моя компания? — Изумрудные и лазурные омуты пересекаются. Глубина первых даже несколько пугает обладательницу вторых, от чего та резко осекается. — Дело не в этом, просто… — Замолкает, так и не окончив мысль. — В мои четырнадцать все ровесницы резко стали влюбляться и вступать в отношения. Для меня это было чем-то диким, но очень привлекательным. Иногда забывая об учёбе, я пыталась так же наряжаться в школу, обращать больше внимания на мальчиков, но никаких чувств во мне не зарождалось, — начала блондинка, повернув голову в исходное положение. — Так продолжалось до одиннадцатого класса, пока я не присмотрелась к подруге с параллели. К Вике, — в голове тут же всплыл образ семнадцатилетней Марковой и её же из клуба несколько дней назад. Насколько же она изменилась. — Всё началось хорошо, мои чувства взаимны, мы начали встречаться, но… Она стала отстраняться, вести себя ещё более холодно. Куда хуже, чем во время дружбы. — Зачем ты мне это рассказываешь… — с горечью почти шепчет она, отвернувшись, но это остаётся незамеченным. — И через месяц «отношений» она закатила истерику. Истерику, то есть… Со слезами и агрессией. Обвинила меня в том, что я якобы «лесбиянка» и втянула её в это. Посоветовала мне учиться и бросила меня. После мы не виделись. Может, она перешла в другую школу или просто избегала меня… Это уже не имеет значения, — монотонно продолжает свой рассказ Андреа. — После этого половина школа узнала обо мне и моих сексуальных предпочтениях. Благо, до матери это не дошло. Однако от буллинга я не отвязалась, и однажды меня чуть не прирезали. Конечно, с тех пор я активно скрываю свою сексуальную жизнь, ну а до моих следующих отношений я панически боялась снова влюбиться. Она останавливается и переводит дух, дав возможность Фейн высказаться, если она желает. Но она упорно молчала. — Поступила в университет и там встретила Владу. Как мы познакомились, думаю, ты уже знаешь. Могу сказать, что это были самые волшебные отношения. Словно в сказке. Но это было только за счёт того, что на мне были розовые очки, которые она регулярно покрывала дополнительным слоем краски. Мы сошлись во всём. Даже секс был настолько нереальным, что я была в восторге долгое время. Но лишь от того, что это был мой первый опыт и я не представляла, как может быть ещё, — Сделав глубокий вдох, она не останавливается: — А через восемь месяцев она мне изменила. Я не стала ни в чём разбираться, молча уехала и оборвала все прежние связи. И вновь пауза, что сопровождается одними лишь неторопливыми шагами по снежному покрову. — Следующей была ты, этого мне пересказывать не нужно, — как-бы подводит итог своей речи девушка и смотрит на слушательницу, которая вроде даже не заинтересована в происходящем. — Твоя очередь. Твоих личных дневников я не читала — ничего, что уж об отношениях, о твоём прошлом не знаю. Можешь подумать, если нужно. Та никак не реагирует. Звонко сглатывает, а дыхание её учащается. Руки в карманах, однако Андреа может предположить, что ладони сжимают их содержимое. Фейн заметно напряглась, словно ей дали задачу, выполнение которой непременно принесёт ей невыносимую боль. Блондинка это улавливает и берёт ситуацию в свои руки, впрочем, как и в большинстве случаев. — Если ты хочешь что-то изменить, это нужно сделать. Несмотря на всё, я до сих пор не чужой тебе человек. Конечно, если ты сама считаешь так же. — Кажется, эти слова придают той сил в какой-то мере. Она молчит ещё немного и всё-таки раскрывает рот: — У меня было тяжёлое детство. Родители развелись, когда я была маленькой и мать, с которой я осталась, так и не оправилась. Я была брошенным ребёнком. Всем было плевать, где я и чем занимаюсь. Главное, чтобы была жива и не смертельно больна, — начинает свой рассказ Эстер. В начале голос её дрогает, но позже она приспосабливается и успокаивается. — Лет в тринадцать я попала в «плохую компанию», как любят говорить безответственные родители. Стала бухать, не ночевала дома, прогуливала школу порой. В пятнадцать пришлось хоть как-то взяться за голову, потому что она не могла меня обеспечивать. Выкручивалась сама. И так до конца одиннадцатого класса, пока я не поступила сюда и не переехала… Оборвала все связи с семьёй, не общаюсь и общаться не собираюсь. Останавливается и, сделав глубокий вдох и шумно выдохнув, продолжает: — С детства, из-за отца, может, я поняла, что мужчины мне противны. Не было у меня понятия, что однополые отношения — это плохо. Всё моё окружение относилось к этому, как к норме, поэтому я не всегда тебя понимаю в этом плане. В тринадцать я вступила в созависимые отношения. За полтора года мы расставались и сходились раз пять. И каждый сопровождался скандалами и истерики. Как-то мне это надоело, и я тут же стала встречаться с другой, чтобы забыться. Любви не было, отношения держались только на сексе. Причём, не самом приятном. Большую часть времени я продолжала жалеть о том, что ушла от первой. Иногда пыталась вернуться и сама себя отдёргивала, — чем дальше она говорила, тем меньше уверенности было в голосе. — Однажды мы с девушкой отправились на тусовку в сомнительной квартире, с сомнительными, незнакомыми мне людьми. Лет шестнадцать мне было. Я ей доверяла, поэтому пошла, но пожалела потом… Тогда… Фейн запинается и замолкает. Опускает голову и замедляет шаг, отвернувшись. Эванс останавливается и смотрит на бывшую, сведя брови к переносице. Ждёт некоторое время, но вторая так и молчит. — Я понимаю, что тяжело, — негромко произносит Андреа, борясь с желанием крепко прижаться к этому человеку. Она хочет её поддержать, но не может от того, что они даже не друзья сейчас. Они расстались, и путь назад пока не проложен до конца. — Но это в прошлом. Это давно миновало и сейчас ты в безопасности. Обладательница дредов рвано выдыхает и смаргивает слёзную пелену, которая заставляет сжаться сердце той. — В этот день меня изнасиловали, — шепчет она и переводит дух, прежде чем заговорить вновь. Реакция студентки не была яркой с виду, однако внутри всё бушевало. — Она всё видела и знала, но не сделала ничего. Она даже не подняла своей задницы с дивана, чтобы довезти меня до дома, сказала добираться самой. Хотя ей тогда было двадцать, она была за рулём. Я рассталась с ней через неделю, ничего не объясняла, а ей это не очень было нужно, — шаг возобновляется в том же темпе, что и ранее. — Я не всегда была неуравновешенным агрессором. Я стала такой именно из-за этого. — Отвратительно. — Себе под нос бросает Эванс. — Я больше никого к себе не подпускала, стала невыносимо бухать. Но даже так школу окончила и на бюджет поступила. В этот период я познакомилась с Настей, и она была человеком, который почти заставил меня ей довериться. Она изначально была холодной и нелюдимой, но ко мне отнеслась как-то по-другому. На первом курсе помогла мне меньше пить, потому что это был пиздец. Она… — запинается и звонко вбирает носом воздух. — Андреа, она была мне очень близка, я в ахуе от её поступка. — Я понимаю, Эстер. Я всё видела. — Кратко кивает вторая, изначально не планируя вставлять свои пять копеек в чужую речь, однако не сдержалась. — Потом я встретила тебя. Честно, ты была, как просвет в бесконечной тьме, в которой я жила. Настя заботилась обо мне, но путём кнута и пряника. Она эту тьму держала в одном положении, не развеивая и не усугубляя. А ты… ты такая нежная и улыбчивая… Я потеряла голову моментально, — рассказ её становится очень эмоциональным и более громким, чем до этого. — Я делала для тебя всё, что было в моих силах. Выжимала из себя столько нежности и заботы, сколько во мне никогда не было. А ты даже так продолжала отдавать предпочтение Диме, который… Вы устроили секс по дружбе, а я нихуя не могла сделать. Молча смотрела и улыбалась тебе в лицо, играя хорошую подружку. Через год я просто устала и решила рискнуть. Я была готова к отказу в тот день, я на него рассчитывала. А ты ответила взаимностью, и я стала такой счастливой, какой не была никогда. Никто никогда не был так счастлив. Казалось, это был конец, но не прошло и минуты, как она вновь подаёт голос. И теперь интонация направилась вниз. — Я никого не любила так, как тебя. Эта фраза зарождает в Андреа очень редкое для неё чувство. Она уводит взгляд в сторону и поджимает губы от стыда. Ей стыдно перед этой девушкой за то, как она поступила. За то, что она должна сейчас ей сказать. Помедлив ещё немного, она всё же высказывает: — Не знаю, как ты это воспримешь, но раз мы говорим откровенно: у меня не было к тебе чувств, когда ты призналась в своих. — Не было? — не скрывая искреннего удивления и даже обиды, заглядывает блондинке в лицо Фейн. Эванс мотает головой в ответ. — Когда ты предложила встречаться, у меня в голове была только Влада. Я думала только о том, что ты отличная возможность не сдохнуть под её давлением. Я знала, что ты сделаешь всё, чтобы я забыла о её существовании. Ты была хорошей подругой, я была тебе благодарна, но как девушку никогда не рассматривала, — признаётся студентка, зная, что своими словами разбивает реальность собеседницы. — Я позволила себе отдаться тебе полностью, надеясь, что чувства появятся. Сначала эта затея казалась мне безнадёжной, потому что всё оставалось так, как и было, только ты требовала большего, поэтому о тебе не было записей в дневнике, — казалось, Эстер пробивает дрожь от услышанного, что замечает Андреа. — Однако, когда мы съехались, ты оказалась самым комфортным человеком из всех, что я когда-либо встречала. А твои… всплески помогали мне смотреть только на тебя, забыть о настырной бывшей. В лазурных глазах просвечивается тусклая надежда. Она не знала, зачем ей понадобилось говорить. Причины могли быть самыми разными. В том числе и признание, что Эванс никогда ничего к ней не чувствовала. Эти мысли давят и не дают здраво оценивать чужие слова. Она выслушивает лишь суть, самостоятельно делая какие-то выводы. — И как же я ахуела, когда поняла, что не имею желания проводить время ни с кем, кроме тебя. — Она выдыхает, повторяя это самой себе во второй раз за день. Вслух. — Поясни. — Негромко, но настойчиво просит обладательница дредов, остановившись, глядя в упор в изумрудные омуты. Блондинка так же встаёт на месте и поворачивается лицом к одногруппнице. — Я полюбила тебя настолько, что счастье для меня стало пребывание в твоей компании. Неважно, трахаемся мы или сидим в тишине, не трогая друг друга. Тогда я осознала, что чувства к Владе даже рядом не стояли. И сейчас, пробыв с ней в «отношениях» три месяца, я в этом убедилась. — Ты до сих пор любишь меня? — словно желая убедиться в правде услышанного, спрашивает девушка. — И за трое отношений я поняла, что является для меня табу, — демонстративно проигнорировав вопрос, монотонно продолжает Андреа. — Это измена и рукоприкладство. — Ты писала, что она тебе изменила. — Долгая история, но она мне не изменяла. — Выдохнув и уведя взгляд в сторону, она вспоминает, как долго до неё пытались донести эту информацию. — Я тоже тебе не изменяла. — В голосе и во взгляде проблёскивает обида, которая второй кажется необоснованной. — А я этого и не говорила. Ты нарушила другое, — склонив голову вбок, проговаривает студентка, наблюдая, как Фейн мрачнеет, сознавая свою вину. Давящая на уши тишина сохраняется ещё несколько секунд. — А теперь цель этой прогулки: Эстер, я готова вернуться к тебе, но только при одном условии. — Каком? — едва не перебив собеседницу, нетерпеливо интересуется девушка, в чьих глазах тут же появились намёки на жизнь. — Ты наведаешься к психологу. Если понадобится, пройдёшь психотерапию. — Я не больная. — Резко осекается студентка, будто бы оскорбившись. — Пойми, Эс. Твоя ревность убьёт либо меня, либо наши отношения. Я смогу жить только в безопасности. И, зная, что ты способна поднять на меня руку, я никогда, даже если буду дохнуть от любви к тебе, не вернусь, — решительно поясняет Эванс, приняв решение давно, и не собираясь его менять. — Либо ты меняешься со мной, либо делаешь что угодно без меня. Фейн молчит. Напряжённо смотрит на бывшую девушку, поджав губы. Шумно выдыхает и отворачивается, отойдя на пару шагов в сторону. Стоя спиной ко второй, размышляет над собственным решением. Ей придётся перешагнуть через себя и свои принципы, если она действительно желает быть с этим человеком. А ежели она не готова на такие жертвы, всё это не имеет смысла. В человеческих отношениях обе стороны должны жертвовать чем-либо так или иначе. Иначе это будут отношения, приносящие разгром и бардак в жизни обоих. — Хорошо, — произносит она, обернувшись. — Но только с тобой. Одна я никуда не пойду. — Я только «за».***
«Кто сказал, у нас не получится? Кто-то ватится, кто-то крутится. Можно кем угодно по жизни стать. Не переставай доверять мечтам. Кто сказал, у нас не получится? Кто-то разъебет, кто-то скатится. От судьбы в итоге не спрятаться. Каждому по полной достанется»