Богиня мудрости и стратегии

— Ну, конечно же ты тут! — Хеймдалль вышел на знакомую поляну у подножья стены, где София учила его открывать сердце миру. — Хотела от меня спрятаться, поискала бы место получше…       Парень глянул на замершую девушку. София сидела неподвижно, с прямой спиной, сложив руки на согнутых коленях. Хеймдалль видел ее сейчас только со спины, но уже догадался, что она его не слышит, погрузившись глубоко в себя. Обреченно вздохнув, он подошел к ней, толкая в плечо. Она не ответила. А значит она и не слышала его тирады, и вообще его наверное не ждала. Ревность кольнула сердце стража.       Это с ним она нашла это место, в присутствии его позволила себе погрузиться в собственные воспоминания, именно здесь она открыла ему собственные сомнения, здесь он впервые обратил свой фиолетовый взор, пропитанный энергией биврёста, ни на других, а на самого себя. Именно после посещения этого места он начал обращать внимание на привлекательную чужеземную полубогиню, а особенно на ее слова, которые вводили его в замешательство, и он впервые в жизни начинал задумывать об окружающих его действительностях.       Хеймдалль не знал ранее этого странного грызущего изнутри чувства сомнений. И только сейчас он и правда начал сомневаться, начал рассуждать и сравнивать, начал предполагать и понимать, что она во многом права. Порой от собственных размышлений ему становилось отвратительно. Такие думы посещают обычно предателей, а им он не хотел становиться. Один для него был отцом, воплощением доблести и мудрости, а София — искушением.       И он искусился, уверенный что сможет противостоять ее речам и мыслям, что направит ее саму в другое русло, что сможет управлять ее выбором, убедив остаться с собой. Однако она была невероятно упертой! И находила какие-то иные пути, уворачиваясь от его убеждения, и показывая ему свою дорогу. Хеймдалль уже начинал сомневаться в своем решении что-то изменить в ней, потому что она сама неуклонно меняла что-то в нем самом. — И о чем ты только думала? — зачем-то возмущался вслух он, как будто она могла ответить. — Оставаться такой беззащитной в лесной глуши, где на тебя могут напасть, убить… Или изнасиловать, — хитро оскалился он, представляя как она бы краснела от его слов и как возмущались бы ее мысли у него в голове.       Он искусился, поддался ее чарам, впустил в свою жизнь, намеренный переманить ее на свою сторону. Но теперь уже не был уверен, что и правда способен ее переманить, что сам не перейдет на ее сторону… Что же точно он не намерен делать — это отпускать ее. София, маленькая греческая куколка, стала его зависимостью. Без ее задорного голоска в своей голове, этих серых искрящихся любовью глаз, странного, но приятного, чужеземного аромата трав и масел он уже не мог представить не то что свой день, но и всю свою жизнь.       В очередной раз тяжело вздохнув, Хеймдалль решил, что такой беззащитной и спокойной девушка может быть только в его руках, а потому с легкостью подняв ее с земли, он прошел вместе с ней на руках к ближайшему дереву. Удобно усевшись в корнях, парень устроил Софию у себя на коленях, заключая в кокон рук и вдыхая ее запах. Уткнувшись носом в ее шею, он прикрыл глаза, спокойный и умиротворенный. Здесь их никто не найдет, здесь они могут быть только вдвоем.       Хеймдалль почти засыпал, когда в голове послышался ее голос.       «Какого…» — она дернулась вперед, желая вскочить на ноги, и, как почувствовал Хеймдалль, врезать ему. Однако парень не допустил ее движений, крепко сдерживая в руках и прижимая к себе. — А вот не надо было сидеть в глуши без охраны и защиты, — хмыкнул он, проводя носом по шее, отчего по коже девушки побежали мурашки, а губы Хеймдалля растянулись в довольной улыбке. — Вообще-то я пыталась поставить защиту, — вздрогнула она, облокачиваясь обратно на его грудь.       Хеймдалль направил свой взор в ее мысли, находя в них воспоминания об использовании новообретенных магических способностей. София представила, что вокруг нее некое силовое поле, которое никто не преодолеет, однако скорее всего это поле было разрушено, когда девушка ушла в себя, или же само по себе оказалось слабым и недолговечным. — Ну, — подвел итог он, — видимо не получилось… — Спасибо, гений, — нахмурилась девушка. — Без тебя бы я это не поняла!       Она хмыкнула, поднимая голову и целуя парня в подбородок, самое ближайшее место, до которого она достала. Хеймдалль не особо довольный такими ласками, наклонился ниже и впился в ее губы. София в его руках привычно вздрогнула, тоже подтягиваясь выше, чтобы ответить на поцелуй. Однако парень отчетливо ощущал в этом поцелуе грусть девушки. — Что тебя тревожит? — спросил он, отстраняясь и заглядывая в ее глаза.       Перед взором пронесся калейдоскоп событий, смешанный с ее хаотичными чувствами. Лысый мужчина, разговор, копье, предупреждение… — Ну я и не ждал, что твой грозный родственник будет в восторге от меня, — хмыкнул он, не совсем понимая, почему она так расстроилась.       Лично ему уже давно плевать, что подумает Всеотец, асы, и уже тем более этот грозный спартанец. Он выбрал себе девушку, выбрал ее и готов был отстаивать свои права на нее и ее руку и сердце. Он бы связал с ней руки, как и делали всегда асы, обматывая руки молодоженов лентой бракосочетания. И ему никто бы не помешал это сделать, будь то ее родственники или его, пусть они нарушают большинство законов, но ведь они боги! Им можно все, что нельзя смертным. Эти глупцы все равно придумают что-то в этих своих мифах и легендах! — Для начала скажи мне, как ты относишься к Локи? — серьезно посмотрела она, отодвигаясь. — Это из-за этого сопляка? — удивился Хеймдалль. — Если твой братец сует нос туда, куда не следует, то этот нос можно и укоротить…       Она сжила губы в плотную линию, хмурясь. — За что ты взъелся на него? — В данном случае за то, что ты интересуешься моим отношением к нему, а не к тебе, — парень уже потянулся за новым поцелуем, считая, что конфликт исчерпан, однако девушка отодвинулась от него, складывая руки на груди и ожидая ответ. Хеймдалль закатил глаза, вздыхая: — Он меня раздражает на каком-то подсознательном уровне. Его эта наивность и желание показать себя, да еще и прикрывается светлой целью остановить войну, хотя на самом деле ведет себя и поступает, как шпион… Еще и возомнил себя каким-то героем… — Он еще молод… — А потому глуп и наивен! — злился Хеймдалль. — К чему это всё? — Да потому что норны сказали дяде, что ты хочешь его убить! — она раздраженно вскочила, начиная нервно ходить из стороны в сторону. — Я уж не знаю, что это за магия и как это все провернул Брок, но то копье… Оно было сделано специально, чтобы тебя убить… — Интересно, — хмыкнул он, поднимаясь. — Нет такого оружия, которое смогло бы меня остановить… — Это ты так думаешь, но оно есть! — она гневно тыкнула пальчиком ему в грудь. — Тогда будет интересно опробывать его в битве, — надвигался на нее Хеймдалль, задетый тем, что она считает, будто он не справится. — Я справлялся и не с таким оружием. Если ты забыла, то я тебе напомню: я вижу соперника насквозь! — У Призрака Спарты, убийцы богов, оружие, которым он может убить тебя! — в ее глазах отражались слезы. — И зная дядю, он сделает все, чтобы защитить свою семью! Он будет убивать каждого! Он ставит себе цели, ищет средства для их достижения и достигает! Так было всегда! Только ему в руки попадалось оружие, способное убить бога, он шел и убивал этого бога! — Но он не сражался со мной! — То есть добрая половина сильнейших богов Греции, бессмертный Бальдр, Моди и Магни не сравнятся с таким невероятным Хеймдаллем! — Да, — рычал он. — Если что-то сказали норны, это не значит, что это произойдет! — Только вы два упертых барана! — крикнула она, утирая слезы. — Вы сами шагаете навстречу судьбе, свято веря, что пытаетесь ее избежать! Один упорно пытается убежать от прошлого, но постоянно наступает на одни и те же грабли, а второй самоуверенный глупец! Так ты кажется назвал Локи? Что собственное отражение глаз колит? — Вспомни с кем ты говоришь! — прорычал он, хватая Софию за шею и прижимая к дереву. — Никто не смеет оскорблять меня, стража Асгарда, сына Одина! — Я говорю с тем, кого люблю! И хочу уберечь, но как я и предполагала: вы все слушаете только себя и не собираетесь решать проблему, готовые головы свои положить, лишь бы доказать, что правы! — хрипела она. — Ты думаешь только о себе! А обо мне ты подумал? О нашем будущем? — Я каждый день об этом думаю, — опустил он руку. — В мои планы не входит убийство твоих родственников, но если они встанут между нами… — Если ты это сделаешь, то и меня потеряешь, — гневно смотрела она. — Я не прошу тебя отрекаться от семьи, хоть я и не поддерживаю политику твоего отца, но никогда не подниму на него руку, потому что он тебе дорог. Локи и Кратос — все что у меня осталось… Я не позволю… — Я… я… — он запутался, конкретно погряз в ее и своих мыслях. — Ты не будешь избегать битвы, потому что это будет выглядеть, как трусость. Ты не сможешь остановиться, потому что будешь уверен, что сможешь переломить битву в свою пользу. Ты не примешь его пощады, потому что подумаешь, что это проявление слабости и жалости. А дядя… Кратос будет использовать свое новое копье. Кратос сделает все, чтобы ты не смог навредить его сыну, даже если придется убить тебя. Дядя сделает это, как делал и раньше… — она устало опустилась по дереву вниз, хватаясь за голову. — Если он узнает о нас, то будет еще больше тебя жалеть, что будет тебя злить, и в итоге он погрязнет в сожалении… А я останусь одна…       Хеймдалль устало вздохнул. Конечно же он не верил, что какое-то копье сможет его победить. Но это так сильно волновало ее, чего он не понимал, но как-то успокаивать ее надо было. Голова начинала пульсировать от ее эмоций, а весь вид такой разбитой горем любимой девушки задевал доселе неизвестные струны души. — София… — позвал он ее, присаживаясь на корточки напротив. — Рагнарёк тоже предсказали, и он неуклонно надвигается, — пожал он плечами. — Никто не знает, выживет ли он. Всеотец пытается остановить войну… Но я думаю, что этого не избежать. Ты права, — кивнул Хеймдалль, беря ее руки в свои, — то, что предрешено, сложно миновать… Но ведь можно жить здесь и сейчас? Будущее будет в будущем… — Это точно ты? — улыбнулась София, швыркая носом. — Как-то слишком мудро для тебя… — Ах так! — наигранно возмутился он, радуясь, что смог отвлечь ее. — Ну держись! Я знаю, что тебя страшит больше всего!       Хеймдалль ловко подхватил ее на руки, отодвигая от дерева и опрокидывая на траву. Устроившись сверху, он опустил руки на ребра, начиная водить ими, щекоча. София удивленно моргала глазами, смотря на него снизу. — В смысле? — не понял он, снова играясь пальцами с ее кожей. — Ну… Я вроде прошла спартанскую подготовку, — пожала плечами она. — Щекотка мне не страшна… — Серьезно? — выгнул брови Хеймдалль. — Прям совсем? — Прям совсем, — кивнула девушка, застенчиво улыбаясь.       Пока он думал, что еще сделать и как выйти из этой странно-неловкой ситуации, что-то привлекло ее внимание. София протянула руку к его лицу, и он поддался ее ласке, довольный возможным раскладом, однако она провела рукой по его щеке и остановилась прямо напротив правой брови. Аккуратно подцепив что-то пальцами, она отняла руку от его лица, показывая на указательном пальце божью коровку. Улыбнувшись этому открытию, она повернула голову в сторону, протягивая туда руку и отпуская насекомое на ближайший листок. — Думаю тебе больше понравиться здесь, а не на лице этого аса, — любовно проговорила она… разговаривая с божьей коровкой? — Он был бы зол, ведь его прекрасное лицо не для того, чтобы на нем сидели всякие букашки, — сложила она губы, видимо парадируя его голос. — Не похоже, — хмыкнул он, наблюдая за ней.       В голове родился план действий, и он коварно улыбнулся, сталкиваясь с ней взглядами. Переместив руки на ее бедра, он подцепил ткань рубахи, радуясь, что она сняла после возвращения свою стальную броню, в которой сверкала на тренировке. София удивленно выдохнула, распахивая глаза. — Хеймдалль… — Мое лицо и правда не для сидения букашек… Но вот ты…       Девушка замерла, не особо понимая, что он имеет ввиду. Хеймдалль победно улыбнулся ее наивности и такой милой непонятливости. Его куколка была такой невинной, такой скованной во многих смыслах, почти что целомудренной. Что возбуждало его еще больше. — Я не понимаю… — выдохнула она, когда он задрал рубаху, проводя пальцами по ее коже и снова сталкиваясь с этими бинтами на груди. — Хеймдалль… А если кто-то… — Обнаружит нас здесь? — закончил он за нее. — Что ж… — парень хитро улыбнулся. — Ему придется краснеть от того, что он увидит… — Но… — он не дал ей сказать, затыкая рот поцелуем. — А еще кому-то надо быть потише… — прошептал он в самое ее ушко, кусая за мочку. — Подними-ка попку, куколка, с тебя надо стянуть эти жутко неудобные бриджи… — она беспрекословно выполняла его приказы, завороженная его голосом. — Может быть тебе стоит почаще ходить в платьях? Тогда у меня бы был постоянный доступ к тебе… Я бы мог брать тебя в разного рода закутках, чуланах… — Ах! — простонала она, краснея и сжимая ножки, когда он провел рукой по ее промежности. — Раздвинь ножки, дорогая, — шептал он, целуя шею девушки. — И ты должна быть тише, помнишь? — спросил хитро он, поднимая взгляд на ее лицо.       Красная София, с затуманенными серыми глазами, открытыми пухлыми губками и такой мольбой во взгляде. Кажется, он готов видеть это всю оставшуюся жизнь, сколько бы ему не было предначертано. Он оставил мимолетный поцелуй на ее губах, ловя выдохи и запуская руки к ее нежному и уже мокрому бутону.       Он не разрывал зрительного контакта, когда мягко опускался ниже, оставляя поцелуи на груди сквозь все эти бинты, на животе, после на косточках таза. Она задыхалась, возмущенная его действиями. В голове слышались глухие отзвуки ее мыслей: «Что он делает? Это неправильно! Нет!». — Не сдвигай ножки, — настаивал он, останавливаясь прямо напротив выбритого лобка и упираясь руками в ее колени, разводя их сильнее. — Хеймдалль! Это… так не… — он не обращал внимание на ее несвязные слова и мысли, увлеченный ее терпким запахом.       В голове пульсировала одна единственная такая собственническая мысль, что ее никто до него не пробовал, что она только его, что только ему позволяет такое делать, что несмотря на всю серьезность и подготовку в плане тренировок и боя, она остается такой для него, такой невероятно застенчивой, невинной, нежной…       Оставив первый поцелуй на ее половых губках, он ощутил, как содрогнулось ее тело, и она постаралась отодвинуться, закрываясь. Однако он просунул руку под ее тело, удерживая за попку и притягивая к себе ближе, начиная атаку языком. Девушка под его ласками изгибалась и сладко стонала, пытаясь сопротивляться, но в конечном итоге иногда толкаясь к нему ближе. Хеймдалль победно улыбался, наслаждаясь вакуумом ее мыслей в своей голове и невероятным спектром эмоций. Сам он исправно вылизывал ее складочки, задевая чувственный бугорок, слыша одобрительные стоны сверху. — Детка, — говорил он прямо в ее промежность, обдувая дыханием и вибрируя тембром голоса, — не забывай о тишине…       Однако она его наверное не слышала, либо же не могла себя контролировать, потому что продолжала также стонать и вздыхать. Он решил, что и сам так долго не выдержит, и приставил палец к колечку ее мышц. Ее опять тряхнуло, и она вспомнила о сопротивлении, но уже таком слабом, продиктованным ее моральными нормами, а после снова расслабилась, поддаваясь его ласкам и выдыхая его имя.       Завороженный ее видом, Хеймдалль прекрасно понимал, что долго не выдержит. Продолжая круговые движения языка по клитору и поступательные хлюпающие проникновения уже двух пальцев в ее лоне, он потянулся второй рукой к собственному поясу, задирая рубаху, от которой сейчас просто не было времени избавляться, и приспуская собственные штаны.       Оторвавшись от вылизывания ее складочек, он довольно услышал слегка разочарованный стон. — Куколке понравилось? — хмыкнул он, устраиваясь между ее ножек, отчего она даже сама быстрее готова была прижаться к нему. — А еще возмущалась… — коварно оскалился Хеймдалль. — Софи… — позвал он ее, замечая, как она стыдливо отвела глаза, краснея. — Смотри на меня.       И он толкнулся вперед, погружаясь в горячее и влажное лоно. Довольно выдохнув, он не сводил глаз с ее лица, замечая, как чернеют серые глаза, как увеличивается в них зрачок, как она вытягивает ротик, как тянется ручками к его рукам, хватаясь за рубаху, притягивая ближе. Он толкнулся еще и еще, пока наклонялся к ней для долгого страстного поцелуя. София не отводила взгляда, кажется даже не моргая, только смотря из-за опущенных ресниц, краснея и закусывая губу, а он, не сдерживаясь, рычал и ускорялся.       Как же было невероятно в ней. Какая-то эйфория пробивала все тело, как молнии Тора, как магия Бивреста, текущая в жилах. Только тут было остро необходимо продолжать движения, толкаться глубже в податливое тело, ловить губами стоны. Хеймдалль мог бы назвать себя самым счастливым асом, самым счастливым богом, самым счастливым во всех девяти мирах, потому что только ему принадлежала эта красота и полное право входить и выходить, дразниться, медленно и нежно или грубо и быстро. — Хеймдалль… — Я чувствую, крошка… — новое прозвище для нее, его куколка, его детка, его крошка, его София. — Я вижу твои намерения…       Он постарался сфокусировать взгляд на ее серых омутах. И без чтения мыслей, без видения намерений и желаний, он читал ее. Читал, что она любит его, что готова принимать, что хочет, чтобы он не останавливался, чтобы он был с ней так близко. Еще где-то на задворках ее мозга мелькала мысль, что она не знает, сколько у них времени, не знает, что будет делать без него. Но он лишь ускорился, стараясь вытрахать из нее эти глупые мысли. — Хейм…далль! Ах! — она вцепилась в его руку, подрагивая под ним и выстанывая его имя.       Эта картина не могла пройти мимо него, не задев ничего внутри. Это было самое сексуальное, самое невероятно пошлое и правильное зрелище, что это не просто хотелось видеть каждый день, всю жизнь рядом, а это хотелось навсегда запечатлеть в голове… Прикрыв глаза, он поднял голову вверх, издавая громкий рык на весь лес. Напряжение прокатилось по каждой клеточке тела, изливаясь спермой в ее лоно, а после наступила блаженная нега, усталость и счастье. Он толкнулся еще пару раз, удостовериваясь, что все до самой последней капельки было в ней. Отчего-то ему это было невероятно важно, на каком-то животном уровне, он хотел, чтобы все его семя было в ней, хоть потом и пошло наблюдал, как оно вытекает на ее бедра. — Кажется, мы переполошили весь лес, — прохрипел он спустя какое-то время, откашлявшись, он добавил: — Не будешь отрицать, что тебе понравилось? — Да… — застенчиво кивнула она, будто не она каких-то пять минут назад издавала самые развратные звуки на его памяти. — Но это…как-то… — Неправильно? Аморально? Пошло и грязно? — хмыкнул он, выходя из нее и опуская глаза, чтобы узреть любимую картину. — Это лишь одна из возможных поз и поверхностей… — довольно улыбнулся он. — Посмотри, — приказал он, указывая взглядом вниз.       София снова красная неуверенно отрицательно кивала головой, но он серьезно на нее взглянул: — Посмотри. Тебе же интересно…       И она опустила взгляд, слегка приподнимаясь на локтях. Теперь он уже не спешил наблюдать за прекрасным состоянием их итога соития, он смотрел не нее. И это было невероятно, она так завороженно наблюдала, снова прерывисто вздыхая и облизывая губки, что у него бы встал… — Детка, ты невероятна, — почти что простонал он, соприкасаясь с ней лбами. — Не забивай себе голову пророчествами и словами дяди… Я буду с тобой. Всегда буду. Веришь мне?       Она с готовностью кивнула. В серых глазах читалась признательность и любовь. — Конечно же я буду рядом, — кивнул Хеймдалль на свои слова. — Такую развратную куколку надо держать рядом… — он нахально улыбнулся, встречаясь с ее смущенным взглядом. — Люблю тебя, — прошептал он, целуя ее и опрокидывая на траву.