Бессонница — это издевательство ночи над человеком.
Виктор Гюго
1982 Одри замерла перед входом в дом. Она не была здесь десять лет и сейчас снова чувствовала себя так, словно ничего не изменилось. Словно она не изменилась. Как будто не прошло столько времени. Как будто ей все еще шестнадцать. Ветер трепал полы черного плаща. Одри провела руками по грубой ткани и, вздохнув, подошла к крыльцу. Теперь она видела, что дом постарел еще сильнее. Ступени совсем сгнили, фундамент просел. Теперь дом походил на кривого калеку. Одри приподняла пыльный цветочный горшок и вытащила из-под него ржавый ключ. В глубине души она почувствовала странное удовлетворение. Дверь со скрипом открылась, и Одри вошла в дом. Обстановка стала еще более убогой. Над входом висела тяжелая пыльная паутина. Одри скривилась, поднялась по шаткой лестнице на второй этаж. Забросив небольшую сумку в комнату, она мягко провела рукой по перилам. Радуясь, что смогла побывать здесь, пока никого нет. Почему-то это казалось очень важным. Окинув все последним беглым взглядом, Одри вышла на улицу и заперла дверь. Она уже опаздывала. Старый лысый священник пробубнил несколько молитв. Томас откинулся на твердую спинку деревянной скамьи и закатил глаза. Он был самым яростным атеистом в семье, из-за чего его положение в глазах родственников стало совсем уж никудышным. После проповеди все семейство Кэннем, или, точнее, та его часть, которая решила проводить Джордаха Кэннема в последний путь, выдвинулась на маленькое полузаброшенное кладбище. — Мертвому все равно, где лежать, — рассудили они. — А здесь самая дешевая земля. Три пыльных работника опустили гроб в свежевырытую могилу. Одри бросила комок влажной земли, он с глухим стуком ударился о фанерную крышку. Гробовщики быстро закидали могилу землей и, коротко кивнув, растворились среди рядов покосившихся надгробий. — Нам не очень рады, — хмыкнула Одри, в очередной раз поймав недовольные взгляды любимых родственниц, которых за всю жизнь она видела от силы один раз. Одри подняла голову и посмотрела в ясное небо. — Где-то слышал, что, когда на похоронах идет дождь, это хороший знак. Не удивлен, что впервые за две недели так солнечно, — заметил Томас, словно прочитав мысли сестры. — Если они тебя беспокоят, можем быстро организовать еще несколько отпеваний. Томас улыбнулся, продемонстрировав острые клыки. Одри с усмешкой толкнула его в бок. Часть родственников разъехалась, оставшиеся же нашли приют в старом доме. Задержаться они планировали надолго. Навсегда. Мать безмолвной тенью растворилась среди гостей и быстро скрылась в своей спальне. Она ужасно постарела. Ломкие седые волосы торчали во все стороны, кожа посерела и сморщилась, глаза стали мутными и тусклыми. Но на дне их плескалось счастье: теперь то уж точно никто не сломает ей челюсть во время пьяной ссоры, и спать в одной постели с кем-то и терпеть «мужские потребности» не придется. — И чего приехала? — продолжала возмущаться старуха Мэг — троюродная сестра Джордаха. Вместе с тощей, страдающей от припадков эпилепсии Долли она сидела в старой гостиной и перемывала кости всем, кто пришел на похороны. Одри стояла на втором этаже и, оперевшись на перила, смотрела вниз. Отсюда ей не было видно женщин, и их голоса перебивал пьяный гул тех родственников и друзей, которым, по всей видимости, особенно дорог был усопший: они смеялись и ругались, играя в карты, и постоянно хлопали дверью, уходя за новыми бутылками пива. Но вампирский слух позволял Одри выцепить то, что сейчас ее интересовало. — Свела отца в могилу своим поведением. А я ведь говорила Джордаху, чтобы не водился с этой ирландкой. Все они блудницы, и дочь ее такая же, — гневно твердила Мэг. — И не изменилась, ведьма. Уже под тридцать, а выглядит моложе младших братьев, — согласно прокаркала Долли. — Я думала такие, как она, стареют быстрее. — И этот мелкий преступник явился. Ты глянь! Всю кровь отцу попортил, а на похороны приперся. Эта рыжая мерзавка хоть осталась со своим кривоногим Филом и ублюдком, а эти заявились! — Я давно Джордаху говорила, что на нем проклятие. Ты сама посмотри… Одри зашла в комнату и плотно закрыла дверь. На полу лежали густые тени, разбиваемые бледными отблесками луны. Узкая жесткая кровать скрипнула под весом ее тела, когда Одри растянулась на ней, глядя в покрытый трещинами потолок. Они не поняли. Никто из них не понял, для чего она приехала. Впрочем, Одри не могла их винить. Люди никогда полностью не поймут другого. Да и как, если она сама не могла себя понять? Одри не любила отца. Как и всех остальных членов семьи, кроме Томаса. Да и он стал исключением только потому, что был таким же изгоем. Хотя слова «не любила» были слишком резкими. Наверное, все дети любят родителей, какими бы те ни были, верной детской любовью. Одри повернулась на бок, обняв колени руками. Она знала, что уедет завтра утром. Осталось придумать куда. Она обошла много храмов, посвященных разным богам, прочла много книг, встретила много людей. И нигде Одри не чувствовала себя как дома. Ей уже было почти тридцать, хотя вампиризм остановил ее взросление. Старение. Она была, как муха в янтаре. Перед ней открывалось множество дорог, усыпанных лепестками роз и пожухлыми листьями. И придется пройти их все, чтобы узнать себя. Люди приходят в мир чужими и уходят быстро и незаметно. Их жизнь — бледная тень, придавленная могильной плитой. Одри не понимала, как семидесяти-восьмидесяти лет могло хватить, чтобы найти себя. Ей казалось, что и вечности недостаточно. Одри подошла к мутному окну и выглянула на улицу. Отсюда она видела, как с диким визгом и воем дрались уличные коты. Единственное, что она знала наверняка, — она ненавидит это место. Эту жизнь, которая оставила глубокие шрамы на душе. И вместе с печальным ужасом пришло осознание, что смерть отца принесла облегчение. Свободу. Он разрушил жизни им всем в тот день, когда растоптал сердце их матери, после того, как надел кольцо ей на палец. Одри ненавидела это место. И ей не придется здесь оставаться. Наше время Одри замерла на крыльце, чувствуя прохладу вечерних сумерек на коже. Небо потемнело, и воздух был свежим и влажным, пропитанным легким ветром. Деймон прислонился к дверному косяку, внимательно разглядывая Кэннем. — Полнолуние завтра. От Элайджи так и нет вестей? — спросила Одри. Ей не хотелось поднимать эту тему при Елене. Гилберт и так была бледной, дерганной и уставшей. — Меня спрашиваешь? Это ты с ним дружбу завела, — Деймон попытался улыбнуться, но в глазах дрожал страх и тяжелая озабоченность. — О чем? — Я уже говорила, что это был пустой разговор. Ничего важного. Или хочешь сказать, что я была таким ужасным собеседником, что он сбежал? Деймон горько засмеялся, и Одри ощутила боль в сердце. Видеть его таким было мукой. Она сжала его ладонь и, помедлив, крепко прижала к себе. На грани сознания промелькнуло сожаление, что эти невинные прикосновения — все, на что можно рассчитывать с ним. Одри раздраженно отмахнулась от этой эгоистичной мысли. Не время. Она вгляделась в его лицо, без слов обещая, что все будет хорошо. — Обязательно, — Деймон улыбнулся несколько свободнее, и Одри почувствовала секундное облегчение. — Что-нибудь придумаем. — Позвони, когда будешь дома, — Деймон потянул дверь на себя, но на секунду остановился и набрал в легкие побольше воздуха, чтобы не передумать. — Я переживаю за тебя. — Знаю, — ответила Одри закрытой двери. Последняя улыбка, натянутое на лицо для Деймона, сползла. — «Но не так, как за нее. И не так, как я за тебя». Она медленно пошла вперед, шурша подошвой изящных туфель по дороге. Совсем стемнело. Из-за туч выплыла почти полная белая луна, окруженная мелкими звездами. В витрине небольшого антикварного магазина мелькнуло быстрое отражение. Одри остановилась. — Давно идешь за мной, Легенда? — голос не дрогнул. За спиной послышались медленные шаги. Камни зашуршали. Слишком громко. Он старался напугать. И у него получалось. — Не очень, — шепот, похожий на шелест листьев, раздался совсем рядом, коснулся открытой кожи. Одри медленно обернулась. На губах Клауса играла улыбка. Приятная, словно он радовался встрече со старой знакомой. Психопаты так не улыбаются. — И вот ты меня догнал. Чего ты хочешь? — Одри скрестила руки на груди, пряча страх в дальние уголки души. — Сегодня хорошая погода. И прекрасная луна. Хотя завтра она будет просто идеальной. Но ты и сама это знаешь, — Клаус прищурил глаза, плавно обходя ее кругом. — Мы не в Англии, чтобы обсуждать погоду, — Одри улыбнулась, чтобы сгладить слишком грубый тон. — Ах да, Америка. Веселье и тотальное бескультурье. Тебя ведь это раздражает? — Я патриотка. Люблю свою Родину. — Но ведь любовь не должна быть слепой? — он ухмыльнулся. — Принимаю Америку такой, какая она есть. Со всеми недостатками. Разве не так должен поступать патриот любой страны? — Одри вскинула голову, пытаясь понять, чего именно он добивается. — Уверен, моему дорогому брату это бы понравилось. Он любит обсудить всю эту ерунду. Но ты и так, наверное, знаешь, — Клаус подался вперед, слегка обнажая зубы в хищной улыбке. Одри отступила на шаг. Она сжала рукоять ножа, инкрустированную мелкими драгоценными камнями, провела пальцами по шершавой поверхности, успокаиваясь. Нож в кармане куртки был в этой ситуации зубочисткой против слона. И все же создавалось иллюзорное чувство защищенности. — Хотя подожди-ка. Наверное, это все любовь к легендам, я прав? — в его взгляде читалась явная издевка. — И как ты догадался? — Одри нервно закусила губу, думая, что если она попробует убежать, то попытка провалится с почти стопроцентной вероятностью. Пальцы слегка дрожали, первородный пугал ее до чертиков. Не нужно было кричать или бить ее, достаточно просто растягивать гласные в этой дурацкой манере, щурить глаза и улыбаться. Улыбка, вполне человеческая, пугала больше всего. Именно потому, что была совершенно обычной, яркой и приятной и никак не сочеталась с дьявольским огоньком в светло-зеленых глазах. — Братья Сальваторе тоже легенда в каком-то смысле. Я здесь не так долго, а уже наслышан, — теперь Клаус стоял у Одри за спиной и аккуратно придерживал за плечи. Кэннем дернулась от неожиданного прикосновения, вызвав смешок, и замерла, ругая себя за жалкое малодушие. — Давно следишь за мной? — голос был ровным. — С первой встречи. Я много думал о тебе, дорогуша, — Клаус говорил немного хрипло и совсем тихо, практически шепча слова ей на ухо. От этого сердце испуганно гулко билось в горле. — Лестно. Где Элайджа? — Как ты думаешь? — Был бы в Мистик Фоллсе океан, он бы уже покоился на самом дне? Клаус бархатисто рассмеялся, отпуская ее и отходя в сторону. — Ты так боишься. Я слышу биение твоего сердца, почти физически ощущаю твой страх, Одри Мэрилин Кэннем, — Одри вздрогнула, когда он назвал ее второе имя, специально растягивая гласные. — Помоги мне получить двойника, и тебе не придется бояться. Больше никогда. — Нет, — слова сорвались с губ раньше, чем Одри успела подумать. Твердо и быстро. Клаус насмешливо вскинул голову. — Ну конечно. А я надеялся на другой ответ. Тогда передай проигравшей стороне, что у меня есть для них сюрприз. — Мы пока не проиграли, — возразила Одри. — Я поставил вам шах, — Клаус убрал упавшую Одри на лоб светлую прядку. Его глаза довольно сверкнули, когда она испуганно отшатнулась. — Мат будет завтра. Он исчез, смешавшись с усилившимся ветром, оставив Одри стоять посреди дороги, прижав руку к груди и зажмурив глаза. Когда волна страха прошла, и Одри взяла себя в руки, она вытащила телефон и набрала Деймона. Кэннем считала гудки. Один. Два. Пять. — Одри? — Я видела Клауса. Элайджа у него. И еще он сказал, что приготовил для нас сюрприз. Сомневаюсь, что нам понравится. — Одри провела рукой по волосам. — Ты в порядке? — в голосе Деймона появилось приятное беспокойство. — Да. — У нас проблема. Кэролайн пропала. На звонки не отвечает, дома не появлялась. — Деймон, ты же не думаешь, что… — Одри запнулась. Как бы ни раздражала глупая блондинка, стать жертвой на алтаре чужого безумия Кэннем ей не желала. — Тайлер тоже исчез. Уверен, мы думаем об одном. Одри подняла голову к небу, разглядывая «почти идеальную» луну. Кровь, текущая по венам, превратилась в огненный поток ярости.