Мы говорим с тобой на разных языках, как всегда, — отозвался Воланд, — но вещи, о которых мы говорим, от этого не меняются.
Михаил Булгаков
1968 Мейбл была невзрачной. Тусклая, толстая, воспаленная кожа всегда жирно блестела, а волосы свисали сухими жидкими паклями. Таким, как она, было трудно в жизни. Кто бы что не говорил, красота имеет большое значение. Неважно насколько она была доброй или веселой. Самое главное — она была некрасива. И бедна. Одри стояла на крыше. Прошла неделя с тех пор, но ничего не изменилось. На железной двери не появился ржавый замок, по периметру крыши не поставили перила. Не она первая, не она последняя. Всем было плевать. На одну, обреченную на бессмысленное нищенское существование, меньше. Мир от этого не раскололся на части. Одри пришла сюда, потому что чувствовала усталость. Она ни разу не плакала с того момента, как увидела сломанное тело Мейбл в луже темной крови на асфальте, но страшное, черное чувство, которое всегда возникает у людей при известии о смерти знакомого, но не слишком важного человека, прочно засело в душе. Мейбл больше не было, но появился Майк. Страшненький прыщавый паренек, который никогда не сможет дать сдачи. Одри видела, как грубо Кевин хлопал его по плечу, как вытряхивал карманы… И прошла мимо. — Эй, уродка! — Кевин сбросил тетради Мейбл со стола под смех товарищей. — Ты что реально писала записку Питеру? Пошел бы гулять с ней, а? — Даже если бы она мне заплатила, я бы не согласился. Хотя у нее и денег-то нет, — загоготал Питер. — Хватит! — Мейбл беспомощно оглянулась на Одри. — Опа! Что, Кэннем, не хочешь защитить подружку? Она ждет! — Подружку? — Одри подняла равнодушно-презрительный взгляд на Кевина, затем перевела его на Мейбл. — Кто сказал, что мы дружим? Я не вожусь с отбросами. Одри подошла к самому краю, почти наступая на пустоту под ногами. Холодный ветер ударил в лицо, говоря сделать шаг. Хоть вперед, хоть назад. Ему было все равно. Одри посмотрела вниз. Если она прыгнет, будет ли кто-то переживать, скучать, плакать? Она была красивее Мейбл. Умнее. Лучше во многом. Она многим нравилась, пусть и только как объект сексуального вожделения. Ей было четырнадцать, но она уже знала, чего хотят от нее мальчишки. «Заботливые» родственницы успели объяснить ей ее роль в этом мире. Рождена, чтобы принадлежать мужчине, который будет делать с ней многое. И мало что из этого будет ей нравится. Такова участь женщины. Но если шагнуть, то… Они с Мейбл не общались вне школы, да и в школе — нечасто. Но Мейбл называла ее лучшей подругой. Мейбл умерла, а жизнь продолжилась. Одри сделала шаг назад и прижала руку к груди. — Прости меня, ладно? Я буду помнить о тебе, хоть тебе это уже и не нужно. Знаешь, один писатель сказал: «Важно быть человеку другом, пока он жив. Мертвому это ни к чему». Теперь я поняла смысл… — Одри сделала судорожный вздох. Мейбл не могла ее услышать. Так к чему было говорить все это? Полная бессмыслица. — Прости. Потертые кроссовки шуршали по неровной поверхности крыши, пока Одри уходила, не оборачиваясь. Наши дни Ветер гнул деревья, срывал листья с веток и гнал пыль по дороге. Черное небо громыхало. Одри дрожала. Что-то сломалось. Ледяная стена дала трещину. Казалось, что между ней прошлой и ней настоящей возникла пропасть и берега стремительно разъезжались. Одри быстро шла по дороге, подталкиваемая стихией. Мысли, образы, душа… Все сыпалось, словно разбитое стекло, разрезая внутренности. Она остановилась перед часовней. Высокая. Выделяющаяся на фоне города. Взломать замок на железной двери было легко. Одри устремилась наверх, ближе к небу. Подальше от Преисподней. Вот только Ад был давно пуст. Все бесы были здесь. Рядом. Цеплялись за одежду, вонзали зубы в плоть. И сколько бы Одри не бежала к спасительному небу, все было напрасно. Остановившись на самом краю, Одри ощутила дежавю. Словно все это уже было в ее жизни. Ледяной ветер ударил в лицо, резко растрепал волосы. Она нахмурилась и достала длинную тонкую сигарету. Щелкнула зажигалкой и несколько секунд смотрела на танцующий язычок пламени, лишь потом поднесла ее к кончику сигареты. Сделала затяжку. Сигарета была самой обычной. Без каких-либо добавок вроде ментола или гвоздики. Дешевая. Напоминала о тех временах, которые хотелось вычеркнуть из памяти навсегда. Стряхнув пепел, Одри смотрела, как ветер уносит его прочь, не давая упасть на землю. Докурив почти до фильтра, Кэннем потушила сигарету двумя пальцами, почти наслаждаясь болью. Боль. То, что пугает сильнее смерти, потому что смерть — это конец, после которого наступает небытие, боль же может длиться вечно и свидетельствует о том, что жизнь все еще не окончена. Одри сделала шаг, теперь половина ступни висела над пропастью. Достаточно просто чуть податься вперед… Но Одри медлила. За ее спиной не вырастут ангельские крылья. Она упадет, подчинившись силе притяжения. Сердце сжалось от предвкушения соприкосновения с землей. И Одри повернулась к пропасти спиной. Закрыла глаза. Медленно выдохнула. И откинулась назад, раскинув руки в стороны. Ветер хлестнул ее, обжигая холодом. Одри стремительно падала, чувствуя, как все внутри подхватывается. Слишком быстро, но все же недостаточно. Хотелось остановить время, отсрочить момент соприкосновения с землей. Или напротив ускорить, чтобы страх наконец прошел. — Черт! — сказала она то ли вслух, то ли про себя. И в следующее мгновение тело вспыхнуло от боли. Одри упала на асфальт, оглушенная хрустом собственных костей. Секунда, и она рассыпалась на осколки. Разлетелась вдребезги. Мир раскололся, вспыхнул. Не осталось никаких мыслей. Никаких чувств. Только боль. Все было черным. Не было сил вздохнуть. Все кружилось от недостатка кислорода. А потом и вовсе выключилось. Когда Одри снова открыла глаза, боль была менее сильной. С трудом отодравшись от асфальта, Кэннем поднялась на едва восстановившиеся ноги. Пошатнулась и чуть снова не упала. На асфальте осталась черная кровавая лужа. От волос пахло железом, одежда тоже пропиталась кровью. Одри провела ладонями по лицу, стирая горячие слезы. Рычаг поднялся, стало еще хуже. Покачиваясь, Одри пошла прочь. Она все еще не могла дышать. Все горело. Она судорожно всхлипнула, тут же зажав рот рукой. На секунду опустилась на асфальт, но сразу поднялась и пошла дальше. Практически ввалилась в дом. Зажмурилась от запаха чистоты и свежести, такого необходимого. Скрестив пальцы в надежде, что Томаса не будет, Одри медленно поднялась на второй этаж. Сразу толкнула дверь в ванную и сбросила грязную одежду, истерично запихав ее в корзину для белья. К черту все. Она быстро провернула краны и встала под обжигающие струи. Пар заполнил ванную, кожа покраснела от температуры воды и трения мочалкой, но Одри не остановилась и когда смыла всю кровь. Ей хотелось стереть боль, мысли об убийстве, страх. Опустившись на дно ванны, она разрыдалась в голос, обнимая себя руками. Даже под горячими струями ей было холодно. Прошло не меньше часа, прежде чем Одри нашла в себе силы встать. Глаза покраснели и опухли. Хотелось упасть на постель и уснуть, но пока было рано. Открыв шкаф, она прошлась взглядом по одежде. Вытащила красное платье. Глубокое декольте открывало большую часть груди, на ноге был длинный разрез. Ткань плотно облегала фигуру, подчеркивая тонкую талию. Одри подкрасила ресницы черной тушью и накрасила губы кроваво-красной помадой. Мельком взглянула в зеркало, зная, что выглядит отлично, и покинула дом. Дорога не заняла много времени. Уже через пятнадцать минут Одри поднялась на широкое крыльцо и занесла руку, готовясь постучать. Опустила. Зачем все это? Стоит просто уйти. Но вместо того, чтобы развернуться и побрести восвояси, она собралась с духом и постучала. Ответа не последовало, и Одри вновь подняла руку. В этот же миг дверь отворилась. Одри отступила на шаг, столкнувшись со взглядом зелено-голубых глаз. Она вскинула бровь и чуть прищурилась, не произнося ни слова. — Неожиданно, пташка. Клаус сделал пригласительный жест рукой, и Одри переступила порог. Она прошла еще на несколько шагов вперед по коридору, чувствуя внимательный, обжигающий взгляд Майклсона, скользящий по ее телу. Щеки вспыхнули от воспоминаний о его руках, о его губах, о… Одри до крови прикусила внутреннюю сторону щеки, злясь на себя. Медленно повернулась. Ее зеленые глаза словно покрылись ледяной коркой. Губы изгибались слегка презрительно. Клаус склонил голову вбок, продолжая разглядывать ее. Взгляд остановился на декольте, скользнул ниже, чтобы вновь вернуться к губам. — Выглядишь потрясающе, дорогуша, — сказал он, растягивая гласные. — Уверен, увидев тебя, Микеланджело сразу взялся бы за работу над лучшей своей скульптурой. Хотя он, как и почти все гении того времени, предпочитал работать с обнаженными моделями… — Хочешь знать, для тебя ли я старалась? Ответ: «Да», — резко сказала Одри, проигнорировав двусмысленное окончание его речи. Клаус бархатисто рассмеялся, откидывая голову назад. — Поверь, я бы куда больше хотел узнать кое-что другое, но твой взгляд заставляет меня поостеречься и придержать вопрос. Поэтому спрошу о совсем ином: «Зачем ты пришла?» Одри подошла чуть ближе и с вызовом вскинула голову. — Я вернула человечность. Решила сказать тебе первому. Вот и все. Клаус с улыбкой кивнул и в следующее мгновение прижал Одри, вздрогнувшую от неожиданности, к стене. Он оказался к ней совсем близко, так, что их дыхание смешалось. Клаус поднял руку и неожиданно нежно провел костяшками пальцев по скуле Одри, заправил выбившуюся прядку ей за ухо, мягко коснулся большим пальцем нижней губы и осторожно дернул за подбородок, заставляя приподнять голову и смотреть ему в глаза. — И все же ты не выглядишь счастливой. Пришла сказать, что я проиграл и все мои попытки сломать твои крылья ничтожны, но, кажется, это не так. Что случилось? — он говорил тихо, почти шептал. Одри мотнула головой, сбрасывая его руку, Клаус тут же уперся ей о стену, заключая Кэннем в ловушку. — Я убила человека, — сказала она наконец, губы ее скорбно дрогнули. Непонимание в глазах Клауса сменилось осознанием и чем-то неразличимым. — Поэтому чувства включились? — Нет. Я спрыгнула с башни. Боль… Боль помогла. Несколько мгновений Клаус молча смотрел на нее. Его взгляд скользил по ее лицу, подмечая каждую деталь. Потом он подался вперед и прижался щекой к щеке Одри. Замер так на мгновение, ощущая прохладу ее кожи. — Теперь у тебя на одно черное перо больше, любовь моя, — его горячий шепот коснулся ее уха, вызывая волну мурашек. Клаус медленно наклонился и коснулся губами ее шеи, чувствуя, как ускоряется пульс. С трудом поборов желание продолжить целовать ее, он отстранился, ощутив, как резко пространство наполнилось холодом. Одри быстро развернулась и направилась к выходу. Толкнув дверь, она замерла. Лило как из ведра. Клаус остановился позади нее, поддавшись порыву, провел кончиками пальцев по ее ладони и выше до локтя. — Можешь взять зонт, — он помедлил. — Или остаться. Как ты могла заметить, моя семья сегодня не дома. Обернувшись, Одри прожгла его злым взглядом и демонстративно шагнула под дождь. Она пошла вперед, не оглядываясь больше. Клаус тихо усмехнулся. — Дерек! — крикнул он. Через секунду перед ним оказался высокий бледный парень с хмурым лицом. — Проследи, чтобы она благополучно добралась до дома. Гибрид кивнул и вышел на улицу. Пройдя еще немного по темной дороге, Одри остановилась и запрокинула голову, позволяя крупным тяжелым каплям теплого дождя скатываться по ее лицу, смешиваясь со слезами. Черная, всепоглощающая боль отступила в глубину души, позволяя наконец сделать глубокий вздох.***
Дверь легко поддалась, приветственный звонок колокольчика потонул в веселом гомоне и громкой музыке. В пятницу как обычно «Мистик-Гриль» был битком забит. Люди сидели за столиками и за барной стойкой, играли в бильярд и бросали дротики. Томас быстро прошел через толпу к бару и заказал виски. Настроения пить не было, но хотелось хоть чем-то себя занять. Он чувствовал себя брошенным, ему было скучно и, как бы не хотелось признавать, одиноко. Сделав глоток, он медленно обвел людей взглядом, гадая, встретит ли знакомых. Внимание привлекли длинные платиновые волосы. Их обладательница сидела за круглым столиком, на котором стояли два стакана и открытая бутылка. Томас нахмурился. Пришедшего с ней рядом не было. Не став тратить время на пустые размышления и колебания, Томас уверенно двинулся к столику. — Можно? — спросил он, обворожительно улыбнувшись. Ребекка подняла на него глаза и нахмурилась. Она казалась чем-то расстроенной. — Я Томас Кэннем, брат Одри, знакомый Сальваторе и так далее. В общем-то… Мы уже встречались пару раз. — Не помню, — сказала она с честным равнодушием, но все же кивнула, позволяя опуститься на диванчик напротив. — Я Ребекка. — Знаю, — Томас снова улыбнулся. Он всегда пользовался успехом у девушек, но перед этой почему-то терялся. Это раздражало. — С кем ты пришла? — спросил он, снова бросив взгляд на стакан. Ребекка вскинула бровь, явно недовольная. — Просто хочу понять, придется ли мне сегодня вызвать соперника на дуэль. За тебя я готов сразиться, — добавил он и подмигнул. Ребекка фыркнула, и выражение ее лица смягчилось, но все же в глубине глаз осталась грусть. — Мы с тобой даже не знакомы, рыцарь. — У меня есть одна проблема, — тут же вкрадчиво начал Томас. — Каждый раз, как я вижу людей прекрасных и очаровательных, вроде тебя, я думаю, что они непременно умные, добрые и искренние, ведь внешность часто вводит в заблуждение. Нередко это играет со мной злую шутку. Но глядя в твои глаза, я понимаю, что готов прыгнуть в омут и утонуть, если потребуется, — завершил он свою пафосную речь и театрально взмахнул рукой. Ребекка вдруг рассмеялась, чисто и звонко, вызвав у Томаса ответную довольную улыбку. Грусть в ее взгляде развеялась, уступив место веселью. — Я здесь с братом-идиотом. Он… — Ребекка обернулась к бильярдному столу. — Черт, он идет сюда! Томас посмотрел на приближающегося парня. Темные волосы были в беспорядке, карие глаза насмешливо сверкали, а губы кривились в ухмылке. Подойдя, он встал, уперевшись ладонями в столешницу. — Моя дорогая сестричка уже подцепила очередного смазливого мальчика. Ребекка, где твоя честь и девичья гордость? — протянул он. — Отвали, придурок, — отмахнулась она. — А ты… — он скользнул по Томасу пренебрежительным взглядом, — кем бы ты ни был. Чего ты хочешь от моей любимой сестры? Если хочешь затащить ее в постель, трахнуть, а на утро забыть обо всем, то мне, как хорошему брату, придется тебя убить и защитить ее. Томас отвернулся, медленно прикрыл глаза и выдохнул, настраиваясь. Эта привычка была у него с детства. Кончики пальцев закололо, сердце забилось в предвкушении. Он медленно встал и шагнул к Колу, рост позволял смотреть на Майклсона сверху-вниз. — Меня зовут Томас Кэннем. — Можешь не стараться. Имена таких, как ты, я не запоминаю. Обращаю внимание на интересных, а ты, — он сделал паузу. — Ты совершенно неинтересен. Томас усмехнулся, в голубых глазах мелькнул дьявольский огонек. — Я не планировал пользоваться твоей сестрой. Но все равно с радостью сейчас выйду с тобой и надеру тебе зад, если ты, конечно, не струсишь. Обычно парни вроде тебя долго петушатся, а потом быстро убегают, поджав хвост. Кол покраснел от злости. Ребекка изменилась в лице и вскочила. — Томас! Кол! Нет. Но парни ее не слушали. Кол кивнул, закипев от ярости. — Отлично. Пошли. Развернувшись, Майклсон пошел к выходу. Ребекка схватила Томаса за руку. — Стой! Он первородный, его нельзя убить и… — Тогда тебе нечего переживать за него, красотка, — Томас подмигнул, он высвободился из ее хватки и последовал за Колом. Ребекка поспешила за ним. Они остановились прямо за «Мистик-Грилем». Было прохладно. Холодный ветер тщетно старался остудить горячую кровь парней. Ребекка замерла в отдалении, Кол и Томас приблизились друг к другу, медленно пошли по кругу, как львы в клетке. Майклсон бросился вперед первым. Томас лишь сделал ленивый шаг назад. Ему вспомнился день, когда вместе с одним его дружком они решили сходить в кино. Впереди сидел парень в военной форме, рука его забралась под юбку подружки, громко хихикавшей и тянувшейся к его ширинке. Достаточно было сказать несколько слов, чтобы вывести солдатика из себя. Он до сих пор помнил вкус победы, восхищенные глаза друзей и шокированные вздохи толпы. Военный сплевывал кровь, а Томас презрительно смотрел на него свысока. Томас быстро увернулся, выныривая из воспоминаний, и быстро нанес ответный удар, вписав кулак прямо Колу в челюсть. Он ни разу за всю жизнь не проигрывал. И не планировал начинать сегодня. Адреналин бурлил в крови, пробуждая все органы чувств, обостряя слух и зрение. Томас жаждал драки. Они снова бросились друг на друга. Кол дернул его за одежду и отшвырнул в сторону. Сгруппировавшись, Томас по-кошачьи мягко приземлился на ноги. Кол пропал из поля зрения. Кэннем сделал медленный шаг вперед. Резко развернулся. Быстрая подсечка и удар в грудь. Томас рухнул на Кола, придавливая его к земле. Нанес три мощных удара, разбивая красивое лицо Майклсона в кровь. Небрежно отпихнув его, встал и посмотрел на поверженного противника. Кол утер рот рукой и рассмеялся. Медленно сел. — А ты хорош, Кэннем. Я тебя недооценил. Но если бы я дрался в полную силу и не провел столько времени в гробу, то от тебя бы и мокрого места не осталось, — заявил Кол, все еще смеясь. — Ага, оправдывайся-оправдывайся, это помогает легче пережить свой полный провал? Томас протянул Колу руку и помог подняться. Они хлопнули друг друга по плечу и отступили. Ребекка приблизилась к ним. — Закончили? Славно! — размахнувшись, она ударила Кола по лицу. — Только попробуй еще раз выкинуть такое! — Да хватит! Портить такую красоту — кощунство! — возмутился Кол, морщась. Томас тихо усмехнулся, но в следующий миг удивленно распахнул глаза, когда ладонь Ребекки обрушилась на его щеку. — За крошечный шанс, что остаток вечера мне пришлось бы провести, пряча твой труп, — любезно пояснила она и ушла. Томас пораженно посмотрел ей вслед. Небо громыхнуло. А потом хлынул теплый дождь. Томас неподвижно стоял, чувствуя, как стремительно намокает одежда, как волосы липнут ко лбу. — Может выпьем? — предложил Кол, вырывая его из размышлений. В глазах Майклсона больше не было той враждебности, только скептицизм и настороженность. Звонок телефона не дал Томасу ответить. — Привет, Томми, — послышался грустный голос Одри. — Мне нужна твоя помощь. — Иду, — ответил Томас и обернулся к Колу. — В другой раз, — понимающе кивнул Кол и ушел, не прощаясь. — Обязательно, — все равно ответил Томас и медленно побрел домой.