Без памяти

      Мама утром к завтраку не спустилась. А я запоздало сообразил, что она наверняка тоже видела эту злосчастную статью и перенервничала из-за этого. Мы же с отцом ни слова ей не говорили о том, что происходит… Наверное, следовало извиниться перед ней, поэтому, как только я освободился, сразу же поднялся к ней в комнату. Обнаружил я её сидящей на диване, закутанной почти по уши в плед, не причёсанной и бледной, с темными кругами под глазами. Она держала в руках книжку и, кажется, пыталась читать, но взгляд её был устремлён мимо страниц. — Мам? Ты как? — я тихонько прикрыл дверь, проходя в комнату, и сел рядом, зажав руки между коленей, чтобы было не очень заметно, что нервничаю. — Я… Я не знаю, — мама неопределенно взмахнула руками, в голосе её звучали слёзы. — Я даже не знаю, что вообще об этом всём думать… Как… Как реагировать… Это… Это просто в голове не укладывается… — Ты сейчас про что именно?.. — осторожно спросил я, когда она замолчала. — Да про всё! И ты ничего не сказал! — Не хотел тебя лишний раз волновать. Всё же благополучно закончилось. — А если бы нет?! А если бы тебя не оправдали и отправили в Азкабан?! А если бы ты этим зельем отравился и умер?! — От отравления этим зельем не умирают, а сходят с ума, — попытался вклиниться я, но маму было уже не остановить. — Мне от этого должно стать сильно легче?! Я даже не знаю, что из этого хуже! Что тебя завербовали, что тебя травили опасной дрянью или что ты потерял память!       Пожалуй, при том, куда всё в итоге вырулило, самым неприятным было наличие метки у меня на руке. При том, что Тёмный лорд планировал, в случае своей смерти, при первой же возможности восстать из мёртвых, это клеймо могло стать проблемой. Но мама не была в курсе всех этих тонкостей, поэтому ей всё казалось одинаково страшным. — А я всё гадала, почему ты последнее время так странно себя ведёшь! Тридцать первого посреди бела дня завалился домой весь взвинченный, заперся в комнате почти на час, потом выскочил, извинялся передо мной за что-то, говорил, что любишь. Ты последний раз мне такое говорил перед тем, как первый раз в Хогвартс ехал! А потом я узнаю, что ты попал в Мунго! Я думала, что поседею от волнения! Так, знаешь, в каких случаях бывает? Когда хотят с собой покончить или отправляются на какое-нибудь смертоубийственное дело! Я так рада была, что всё обошлось, что даже не сразу поняла, что что-то с тобой не так. А ты дома вдруг стал слишком много времени проводить. Раньше уходил иногда даже раньше отца, а тут всё дома и дома, спишь по полдня. Винки жаловалась, что ты то не ешь ничего, а то сметаешь без разбора всё, что на кухне есть. Я-то, дура наивная, думала, что у тебя на работе проблемы какие-то или в личной жизни. Влюбился безответно… А ты!       А что я… Сказать мне на это было нечего совершенно. Я и так уже сказал всё, что мог, что не хотел её лишний раз волновать. Я уверен, на моём месте она тоже постаралась бы как можно дольше всё скрывать. Особенно потерю памяти. Лично мне было неприятно от одной мысли, что меня могут начать жалеть из-за этого. Или наоборот отвернутся все — кому нужен неполноценный человек. Оба варианта были для меня одинаково противны и неприемлемы.       Так что я просто молчал и покаянно кивал головой на сетования матери на тему того, какой я жестокий сын. Вечно мной все недовольны, что бы я ни делал… Но кое-что интересное я из её слов для себя всё же выяснил. Действительно, что такого было тридцать первого числа, что я вдруг пошёл к матери извиняться и признаваться в любви? Как будто прощался, она верно заметила. В Мунго я тогда ночью попал из-за того, что мне расщепило ногу, пока я пытался не дать Блэку понаделать глупостей, а вовсе не из-за…       А ведь я реально в тот день отравился нехило, «залакировав» зелье подчинения алкоголем. Судя по тому, в каком виде я очнулся, меня неслабо плющило. В конце концов, «Дырявый котёл» — это обычный паб, а не ночной клуб, чтобы туалет там был заблёван на постоянной основе. Значит, всё это было от меня. Слишком много для простого отравления алкоголем, я мог попасть в Мунго из-за этого, если бы Сириус повёл себя как сознательный член общества.       Всё выглядит, как простая случайность. Просто мне спонтанно захотелось выпить. Просто Сириус долбоёб, раз не помог мне сразу отправиться в больницу. Просто совпало, что меня поили зельем, несовместимым с алкоголем, который я, судя по всему, не пил до того дня, иначе бы такая ерунда случилась раньше. Вот только стал бы я с мамой так… действительно будто прощаться, если бы всё это произошло спонтанно? Мог я каким-то образом что-то узнать и сознательно пойти на такое? И был ли в курсе Блэк? Или он всё-таки просто долбоёб?       Мама продолжала меня отчитывать, а у меня в голове уже выстраивался план дальнейших действий. С маминых слов выходило, что я сначала долго был у себя. Интересно, чем я там мог заниматься? Возможно, если эта акция с алкоголем была спланирована, я готовился к этому. Писал себе какое-нибудь разъяснительное письмо или сохранял самые важные воспоминания. Наверняка что-то должно быть. Я не искал, потому что был уверен — это всё просто стечение обстоятельств. Но что, если нет? Нужно было обыскать комнату, возможно даже привлечь к этому Винки. А потом пойти к Сириусу и прижать его, знал ли он что-нибудь об этом. Вероятность была небольшая, всё же мы с ним не общались до этого. Но как-то очень уж удачно он оказался в туалете «Дырявого котла» и почти ничего не сделал, чтобы я не узнал раньше времени обо всём… — Мамуль, ну прости меня, — в очередной раз я попытался прервать этот поток возмущения в свой адрес. — Я дурак, я знаю. Но я правда хотел, как лучше, чтобы ты меньше беспокоилась. Если бы не эта дурацкая статья, ты бы ничего и не узнала и не переживала бы так. Прости, ладно? Я обещаю, что буду теперь избегать подобных неприятностей. — Ты так ничего и не понял, — мать вздохнула, а я пожал плечами. Ну да, не понял, я почти и не слушал, что она говорила, потому что не считал, что сделал что-то не так. Если бы мне предложили вернуться в прошлое и что-нибудь поправить, я бы и пальцем не пошевелил, чтобы что-то менять. — Иди уже, не хочу тебя видеть…       А вот это было обидно. И несмотря на то, что это вполне соответствовало моим планам, было неприятно знать, что меня не желают видеть. Я понимаю, что она обиделась наверняка и на меня, и на отца, но всё равно могла бы и по-другому выразиться.       Задерживаться я не стал. Поднявшись с дивана и не говоря больше ни слова, я вышел из комнаты, тихо закрывая за собой дверь. Не хочет видеть — и не надо. У меня ещё куча дел, которые надо сделать, кучу всего надо уладить и вообще слишком со многим разобраться, чтобы терять время, пытаясь выпросить у неё прощение. Пускай обижается дальше, я тоже могу обидеться. Имею право. В конце концов, что это за родители такие, что не заметили в собственном сыне никаких изменений и упустили момент, когда меня приняли в ряды пожирателей.       В комнату свою я вернулся в растрёпанных чувствах. Может, перебраться к Сириусу на несколько дней? Уж он-то точно будет рад меня видеть, как и его мать. Ну, по крайней мере, я на это надеялся. Потому что дома мне внезапно стало очень тошно находиться. Вечно недовольный мной отец, подозревающий меня чуть ли не во всех смертных грехах, обиженная на меня мать, которая вместо того, чтобы морально поддержать меня, узнав в какой ситуации я оказался, только наругала за то, что я ей ничего не сказал. Винки ещё, зараза, заложила меня, что у меня на нервах началось что-то вроде расстройства пищевого поведения…       Но сначала надо было выяснить, что же я делал целый час у себя в комнате тридцать первого октября, прежде чем события неконтролируемо завертелись. Все возможные варианты Ревелио мне ничего не показали — никаких тайников у меня в комнате не было. Спрятал на видном месте? Или я надумываю то, чего нет? Что-то мне подсказывало, что всё же не надумываю… — Акцио письмо себе, — специально произнёс даже вслух заклинание, чтобы быть уверенным, что сработает. А заодно ещё, чтобы убедиться, что это звучит максимально по-идиотски.       И тем не менее, самый нижний выдвижной ящик стола (тот самый, куда я ни разу ещё с момента потери памяти не лазил) грохнул, затем выдвинулся с подозрительным звоном, и оттуда вылетел сложенный вчетверо лист. Что ж… Это было, наверное, ожидаемо, но я предпочёл бы продолжать думать, что это всё просто стечение обстоятельств, счастливая случайность. Лист долетел до меня и упал на пол, я проводил его взглядом, даже не пытаясь поймать. А так ли я хотел узнать, в чём там было дело? Может, оставить всё, как есть, не пытаться разворошить это осиное гнездо? Кто знает, что я выясню о себе…       Всё же, спустя несколько секунд сомнений, я поднял листок и медленно подошёл к ящику, из которого он вылетел. Внутри звенели в большом количестве колбы с серебристым содержимым. Воспоминания… Я сохранил если не всё, то основное. Я подготовился. Я каким-то образом узнал, что меня затащили в ряды пожирателей обманом. Сознательно пошёл на такой шаг, чтобы… Чтобы что? Меня всего невольно передёрнуло от волнения, и я всё же развернул лист.       «Отвратительно! Как же отвратительно! Мерзко! Подло! Сволочи! Ненавижу! Никто, никто не воспринимает меня всерьёз. Почему все считают меня ребёнком, неспособным самостоятельно принимать решения? Почему все всё решают за меня? Почему мне отказано в праве самому управлять своей жизнью? Почему я не могу решать сам, где мне работать, с кем общаться, кого любить? Как они все смеют принимать такие важные решения за меня? Почему я со своими высшими баллами по Ж.А.Б.А. должен прозябать в хозяйственном отделе министерства? Почему я не имею права предложить сходить на свидание девушке, которая мне понравилась, только потому, что она маггла и выходит замуж? Почему я обязан другую девушку делить с её мужем? Почему, драккл всех задери, они считают, что я не способен сам к ним присоединиться, без всякого воздействия на меня зельями и заклятиями? Почему все считают, что я не в состоянии сам решить, как мне лучше? Ненавижу! И докажу им всем, что я тоже способен принимать решения. И пусть даже это окажется в итоге моим единственным решением, это будет только моё решение, и ничьё больше. Никто, никто не смеет решать за меня».       Дочитав, я невольно смял лист в кулаке. Я через бумагу чувствовал, в каком ужасном моральном состоянии был, когда это писал: будто не своей рукой на коленке в трясущемся автобусе. Кривые строчки, кособокие буквы, кляксы… И только по начертанию отдельных букв было ясно, что это всё же мой почерк. Не послание самому себе, а крик души. Негодование человека, которым просто играли, как куклой. Играли все — и родные, и те, кого он считал если не друзьями, то соратниками.       Вздохнув, я кинул смятый лист обратно в ящик стола и сел перед ним на пол, задумчиво перебирая колбы. Некоторые были без этикеток, но несколько штук были подписаны. «Цветочек», «Р.Б.», «Белла», «важно!», «важно!!!» — кажется, это были самые ценные, которые я хотел сохранить больше всего. И, возможно, те, которые мне следовало посмотреть в первую очередь. «Р.Б.», скорее всего, было про Рега. «Белла» — кажется, ту женщину, которая командовала нападением на семью Лонгботтомов, кто-то из двоих других пожирателей называл именно так. Могло быть это про неё? Не про неё ли я писал, что вынужден делить с мужем? При том, что она вела себя со мной так, будто мы любовники или что-то типа того, — вполне возможно. Что за такой неведомый «цветочек»? А эти важные разной степени, судя по количеству восклицательных знаков?       Дрожащими руками я взял в руки один из флаконов и встряхнул его, потом поставил обратно. Мне было безумно страшно даже думать о том, чтобы посмотреть эти воспоминания. Я так переживал, что лишился их, что был уверен — душу продам за возможность вспомнить хоть что-то. И вот когда такая возможность у меня появилась и безо всяких сделок с дьяволом, я испугался. Без этих воспоминаний я почувствовал себя по-настоящему свободным. За эти пару недель я не только привык каким-то чудом к тому, что ничего почти не помню, но и почувствовал, что становлюсь самим собой — тем, кем я должен был быть, тем, кем я не стал за всю жизнь, постоянно оглядываясь на окружающих. А без этих воспоминаний мне внезапно стало плевать на всё и всех, кроме самого себя и своего внутреннего спокойствия. Каждое моё действие и решение сейчас были обусловлены тем, чтобы я чувствовал себя комфортно. Это были именно мои решения — то, чего мне так не хватало, судя по записке. Готов ли я был снова нагрузить себя воспоминаниями о той жизни, где я не принадлежал сам себе? Вдруг, вернув их, я потеряю свою свободу?       Нет уж. Это было моё решение — остаться без воспоминаний. Я пошёл на это сознательно, а значит, должен жить дальше со всеми последствиями этого решения. Никакого заднего хода. С шумом выдохнув, я задвинул ящик стола и поднялся. Не сейчас. Достаточно того, что я теперь знаю, что это всё было не случайно. Рег мог бы мной гордиться, наверное. Пожалуй, теперь можно было рвануть к Блэку. Нам было, что обсудить, да и вырваться из тягостной домашней атмосферы мне было необходимо. Взмахнув палочкой, я призвал Патронуса. Левую руку в районе метки обожгло болью, но я был к этому готов. — Блэк, ты сейчас у матери? Надо встретиться.       Серебристая сова несколько раз взмахнула крыльями и отправилась на поиски адресата, а я устало опустился на стул и потёр глаза. Слишком насыщенная событиями жизнь у меня получается. Угораздило же впутаться во всё это. Наверняка ведь куча людей благополучно остаётся в стороне от всего происходящего в стране дерьма, а я умудрился влезть почти в самый эпицентр.       От размышлений меня отвлёк появившийся в комнате Патронус в виде огромной лохматой собаки. «Барти, умоляю, спаси меня от этой грымзы!» — заговорил Патронус голосом Сириуса. — «Камин открыт, Площадь Гриммо, двенадцать. Жду тебя».       Дважды просить меня было не нужно, через минуту я уже выскочил из камина в доме Блэков прямо в объятия Сириуса, который предусмотрительно вышел меня встретить и спас от падения на пол. Интересно, я всегда так неуклюже вываливался из камина, или это только последнее время так стало? — Барти! Слава Мерлину! Я думал, что сойду с ума. Эта женщина меня чуть живьём не сожрала. Не оставляй меня больше с ней наедине. — Блэк, она твоя мать. Ничего такого страшного она с тобой не сделает. Ну вынесет несколько раз мозг, подумаешь. Я со своим отцом всю жизнь живу, и ничего. А ты только недавно стал дома часто появляться, — я отцепил Сириуса от себя, закатывая глаза. — Ну что, где расположимся? — Идём на скамейку. Не могу тут больше находиться. Душно.

***

      Довольно долго никто из нас не решался заговорить. Сириус разлёгся на скамейке, пристроив голову ко мне на колени, и курил. Я, запрокинув голову, молча рассматривал облака, проплывавшие над нами. С чего лучше начать? Наверное, надо было по порядку, с разговора с директором. Мы же хотели вместе отправиться к нему, но не вышло. Но Сириус избавил меня от необходимости решать этот трудный вопрос самому, начав разговор первым. — Видел вчера эту мерзкую статью. Сучка Скитер… — Ты её знаешь? — Не то, чтобы… Фрэнк с ней шапочно знаком, застал её, когда она ещё училась в Хогвартсе. Писала мерзкие статьи в школьную газету, в основном сплетни о том, кто с кем встречается. Из-за неё тогда очень многих наказывали, ужесточили правила насчёт отбоя. А ещё, говорят, уволили препода по Защите. Молодой парень был, лет двадцати. Хорошо очень объяснял, любимый препод Фрэнка был. Но потом он замутил с какой-то шестикурсницей, Скитер про это каким-то образом прознала, и парня уволили, не дав ему даже принять экзамены. Фрэнк рассказывал, что та девушка потом как-то очень жестоко прокляла Скитер, от чего та всю экзаменационную неделю провела в больничном крыле, а сама бросила школу. Вроде как они с тем парнем поженились вскоре, но я точно не знаю. — Ничего себе… — я присвистнул. Как интересно люди жили. — Ага. Ну, статьи её, естественно, читал много раз. Ничего хорошего она не пишет в принципе. Только вот такое дерьмо, причём раскапывает то, что никто особо знать не может и не должен. Она такую мерзкую статью написала, когда отец умер. Официально заявили, что у него сердце отказало, но эта стерва каким-то образом выяснила, что он покончил с собой, потому что так и не смирился со смертью Рега. Смешала с грязью всех — и мать, и отца, и брата… Именно тогда и всплыло открыто, что Регулус спутался с пожирателями, потому что до этого всё доподлинно знали только самые близкие. По матери проехалась, что она садистка и живодёр, собственноручно откручивает головы провинившимся домовикам. Нет, я не спорю, эта наша коллекция не для слабонервных и явно говорит о том, что у хозяев с головой не всё в порядке. Но во-первых, никто никому ничего не откручивает, а аккуратно заклинанием головы отрубают. Во-вторых, не провинившимся, а только старым, больным и немощным и только в качестве награды за долгую и верную службу, типа, знаешь, чтобы не мучились. Ну, в общем… Я думаю, ты примерно представляешь, как она работает. У магглов поговорка есть такая… Слышал звон, да не знает, где он. Вот это про неё. Каких-то рандомных фактов надёргает, не вникая, а потом лепит из них то, что ей хочется. — Интересно, как она всё это узнаёт… — я задумчиво посмотрел на Сириуса, который продолжал нагло валяться у меня на коленях, и машинально поправил ему волосы, убирая несколько прядей у него со лба. — Выяснить бы это и проучить её. Почему на неё никто не подал в суд? Она же влезает в частную жизнь граждан, нарушает регламент проведения закрытых заседаний Визенгамота… — А нет никаких доказательств, что это она сама. Мало ли, кто и что ей слил. — Вот поэтому и надо на неё заявить! Пускай разбираются, откуда она берёт информацию! — Слушай, никто не будет этим заниматься, — Блэк сел и посмотрел на меня, как на идиота. — Во-первых, сейчас всем не до каких-то там журналюг, есть более важные дела. А во-вторых, люди с огромным удовольствием читают всю эту дрянь. — Ладно, значит, я сам разберусь и выясню это. Потому что она фактически на всю Британию растрезвонила про меня то, что я хотел бы скрыть. Меня же теперь на работу никуда не возьмут! — В смысле, не возьмут? Ты же работаешь там где-то… — Сириус нахмурился, а я спохватился, что ещё не говорил ему про своё увольнение. — Уже нет. Написал заявление по собственному желанию. Некогда сейчас. Да и вообще, знаешь, этот хозотдел мне даром не всрался, — Блэк фыркнул на мои слова, и я тут же возмутился его реакцией. — Да что?! Ты думаешь, там так круто, что ли? — Да нет, не думаю, — Сириус потянулся взлохматить мне волосы, и я тут же втянул голову в плечи, обиженно уворачиваясь от прикосновения. Нечего смеяться надо мной. — Просто ты такой забавный. Вроде весь из себя такой одуванчик, паинька, а так ругаешься иногда, как будто дворовый хулиган. — Какие-то проблемы? — Нет, что ты! Никаких проблем, — Сириус снова хохотнул и против моей воли подтянул меня к себе, крепко обнимая за шею. — Это круто на самом деле. — Пусти. И вообще, ты меня отвлёк и сбил с мысли. О чём мы говорили? — Про сучку Скитер, её статьи и как ты её прижмёшь за то, что она про тебя всё рассказала. — А, ну да… — я кивнул, выпутался всё-таки из объятий Сириуса и замолчал.       Наверное, можно было перейти к разговору с Дамблдором. Рассказать, что он предложил мне работать в отделе тайн. Пожаловаться, что из-за Скитер всё может сорваться. А может быть, стоило рассказать, что мама очень расстроилась из-за статьи, и слово за слово вырулить к тому, что я сегодня выяснил. И спросить, знает ли он что-нибудь об этом. Или продолжить тему статьи, высказать свои предположения, как Скитер могла получать конфиденциальную информацию. Спросить, что он сам думает по этому поводу. Но моя нерешительность и задумчивость снова дали Блэку возможность выбирать тему вместо меня. — Мать очень была возмущена статьёй. И вообще ситуацией. Я случайно слышал, как она сама с собой разговаривала. Или с Кричером, не знаю. Так кричала. Даже не знаю, что её больше всего возмутило. То ли то, как с тобой якобы обращались, что ты был такой замученный, то ли то, что её обожаемые пожиратели опустились до таких грязных методов вербовки сторонников. Посмели её обожаемого малыша Барти пичкать опасным зельем. Я тебе говорил, что она тебя любит больше, чем меня? — Говорил. Не выдумывай. Просто она хорошо ко мне относится, потому что я дружил с Регом. — Она слишком хорошо к тебе относится. Я уверен, она бы даже простила Регу его голубизну, если бы узнала, что объект его воздыхания — ты. — А тебе она это не простит? — огрызнулся я и только после этого сообразил, что сказал.       Сириус тут же помрачнел, отодвинулся и отвернулся от меня, сцепив руки в замок, упираясь локтями в колени. Затем полез в куртку за ещё одной сигаретой. — Мы можем это не обсуждать? Ты, кажется, мне ясно дал понять, что… — Прости, — я поспешил его перебить. — Прости. Да, давай не будем. Просто я что-то очень на взводе. За последние сутки слишком много успело произойти. Мир? — я нерешительно протянул ему руку с оттопыренным мизинцем. Очень по-детски, но мне совершенно не хотелось сейчас ссориться с Сириусом. Никого ближе у меня сейчас не было, и нужно было срочно разрядить обстановку, чтобы всё не зашло слишком далеко.       Блэк несколько секунд сверлил взглядом мою руку, потом уверенно протянул в ответ свою, переплетая свой палец с моим. И я слишком заметно выдохнул. — Мир. Не поделишься? У тебя всё в порядке? — Не знаю, — я честно пожал плечами, и Сириус снова сел ровнее, готовый меня слушать. — Во-первых, я поговорил с Дамблдором. Он был… пожалуй, рад, что мы подтвердили его предложения. Но он считает, что крестраж не один. Драккл знает, сколько их всего и где их искать. Я предложил обратиться за помощью в отдел тайн, а он… Он в ответ предложил мне пойти туда работать. Ну, знаешь, из-за Руквуда. Чтобы никто без ведома Дамблдора не сливал важную информацию на сторону, особенно если невыразимцы будут заниматься вопросом крестражей. Правда, теперь я не уверен, что меня возьмут, раз все теперь знают, что у меня не осталось воспоминаний. — У тебя воспоминаний не осталось, а не мозгов, — Сириус фыркнул. — Я уверен, что в отделе все и так всё знают, это ж невыразимцы. Они всегда всё знают. Ты умный, ты им и без памяти пригодишься. — Думаешь? — Уверен. Не трусь, соглашайся. Мне кажется, это твоё место. Тебе с твоим складом характера там будет идеально работать. — Ладно. И ещё… Знаешь, я сегодня кое-что узнал… Скажи, пожалуйста, только честно. В тот вечер, тридцать первого числа, ты действительно меня нашёл в туалете уже без сознания? Я почему спрашиваю… Просто это довольно странно, что ты просто привёл меня в чувства, помог почиститься и как ни в чём не бывало повёл есть. Ну, знаешь, обычно, когда находят человека в таком состоянии, стараются его как можно скорее отправить в больницу. А ты этого не сделал. Почему?       И тут я понял, что задал правильный вопрос. Сириус побледнел, подобрался как-то, взгляд его забегал. Неужели я правильно предположил, что не обошлось без его участия? — Да я не… Ну просто… Ну… Не знаю… А почему ты спрашиваешь? — Не уходи от ответа, пожалуйста. Я спросил первый. Ответишь — расскажу.       Сириус поёрзал на скамейке, подпалил всё же сигарету, которую до этого мял в руке, затянулся. Я ждал, давая ему возможность собраться с мыслями. В глубине души я понимал, что наверняка всё равно расскажу ему всё, даже если он ничего не ответит или соврёт. Но хотелось немного потянуть, чтобы он проникся моментом и охотнее поделился со мной тем, что знал сам.       Наконец Блэк докурил, отбросил в урну окурок, взъерошил себе волосы и затравленно посмотрел на меня. — Слушай, Барти, я… Мне надо перед тобой извиниться. Прости, пожалуйста. Я в тот день слишком много врал тебе. И по мелочи, и не только. Просто… Ну ты же сам понимаешь, обстановка какая была… Да и сейчас тоже. Но просто мы с тобой столько общаемся, и я понимаю, что ты заслуживаешь, чтобы я был с тобой честным, и… В общем, прости.       Я скептически изогнул брови и поджал губы. Слишком много врал, значит? Какая прелесть. И, видимо, чувствуя моё настроение, Сириус снова придвинулся ко мне ближе и взял за руку, заглядывая в глаза. — Прости. Не сердись. Там кое-что действительно по мелочи было. Насчёт парней. Ну, что Ремус болеет, а Питер занят. Это я по инерции сказал, потому что уже привык последнее время их так прикрывать. На самом деле Рем скрывается тоже, его завербовать хотели, а когда не вышло, попытались убить. А Питер… Выходит, что и он нам врал, мы все думали, что у него мать болеет… — Ты прости, но мне совершенно без разницы, чем там занимались твои приятели и как ты их покрывал. Ты прекрасно знаешь, что именно меня интересует. — Да… Да, прости. Мне действительно следовало сразу же проводить тебя в Мунго. Потому что… Ну… Я знал, что это отравление. Прости. Мне надо было сразу поручить тебя специалистам, а не вести себя с тобой так, будто ты перепил. Тогда бы раньше выяснилось, что с тобой… — Так, погоди. Вот с этого момента поподробнее. Ты знал? Что именно? — Да ничего особенного, на самом деле… — Сириус сник, а я придвинулся ближе, стараясь уловить малейшие изменения в его настроении и поймать на лжи, если он попытается обмануть. — Просто я… Ну… На самом деле я пришёл раньше, чем сказал тебе, и видел, как ты сидел за стойкой и гипнотизировал пиво. Я не стал подходить, ты бы наверняка меня послал. Но ты очень странно себя вёл. Такой подавленный был, знаешь. Как будто случилось что-то. С таким лицом обычно ходят не пиво пить, а чего покрепче. А потом вообще началась какая-то дичь. Сначала ты буквально влил в себя всё своё пиво, как воду просто после пробежки. А потом тебе в ту же секунду стало слишком плохо для простого опьянения. Ты выронил свой бокал на пол, чуть не упал со стула и едва ли не бегом побежал в туалет. Признаться, я испугался. Думал, тебя отравили, подсыпали что-то в пиво, кинулся за тобой. А ты на ногах еле стоишь, блюёшь фонтаном, но от помощи отмахиваешься и ещё утверждаешь, что всё в порядке и под контролем, что не надо тебе в Мунго ни в коем случае. Я растерялся… А ты потом сознание потерял, а когда очнулся, у тебя взгляд был такой страшный, пустой-пустой, как будто у тебя дементоры душу вытянули. А потом вдруг у тебя было какое-то просветление, и ты просил не оставлять тебя, помочь, потому что ты ничего не помнишь. А потом ты опять потерял сознание. И в следующий раз очнулся уже осознанно. И… И я растерялся, испугался. Ты перед этим так уверенно заявлял, что всё так и должно быть, что я просто не знал, как себя вести. И не придумал ничего лучше, чем сделать вид, будто ты просто напился. К тому же, после всего этого ты чувствовал себя на удивление прилично, будто ничего и не было. Я… Прости, мне следовало сразу тебе сказать, что у тебя отравление и настоять на Мунго.       Где-то с середины этого монолога я перестал смотреть на Сириуса. Было не похоже, чтобы он выдумывал или скрывал что-то, так что я сосредоточился на его рассказе, пытаясь выяснить хоть что-то ещё для себя интересное. Но ничего сильно нового, кроме странной реакции организма с этим недопробуждением после обморока, для себя не узнал. Только подтвердил уже известный мне факт — я пошёл на это сознательно, зная обо всех последствиях. Поэтому и говорил, что всё под контролем. Почему просил не отправлять меня в Мунго? Драккл его знает. Возможно, не хотел, чтобы слишком рано всё всплыло. Даже скорее всего. Если бы я поступил в больницу с подозрением на отравление, меня почти наверняка направили бы на серьёзное обследование с анализами — вроде того, которое мне назначил менталист. А значит, всплыла бы информация о метке, врачи доложили бы в отдел правопорядка об этом, и ситуация полностью бы вышла из-под моего контроля. А так я сделал всё, чтобы про метку первым узнал я и мог сам принять решение, что мне делать. — Нет… Не следовало, — я задумчиво потёр переносицу, глядя перед собой. — Ты всё правильно сделал. Я почему спросил… Я просто заподозрил, что ты точно знал, что делать, что у тебя были какие-то инструкции или что-то в таком духе. Просто… — на этом я вздохнул и всё же посмотрел на Сириуса. — Я сегодня совершенно случайно это выяснил… Всё было действительно под контролем. Я сознательно пошёл на это. — Что?       Лицо Сириуса надо было в этот момент видеть. В таком шоке он не был даже в тот момент, когда я показал ему метку у себя на руке. По его глазам было видно, что у него в голове идёт активная работа мысли, он, видимо, пытался понять, с какой целью я это всё сделал, так что мне пришлось вмешаться, пока он не надумал себе какой-нибудь ерунды. — Похоже, что я каким-то образом прознал про зелье подчинения. И меня это страшно разозлило, оскорбило. Потому что выходило, что это было не моё решение — опять! То отец за меня по жизни решает, что мне делать, то эти вот. Я-то думал, что сам решаю в своей жизни хоть что-то, а оказалось, что нет. Обозлился и решил всем доказать, что и сам тоже могу принимать решения. — Мерлин всемогущий… — Сириус никак не мог отойти от шока и не мог ничего вразумительного мне ответить. — В общем… Я подготовился. Написал что-то типа записки пояснительной себе… Скорее даже не пояснения, а просто выплеснул на бумагу своё негодование… У меня, оказывается, полный ящик стола с флаконами воспоминаний. — И ты… — Блэк настороженно посмотрел на меня. — Ты что-нибудь посмотрел? — Нет. Не уверен, что хочу, — я расслабленно пожал плечами и облокотился о спинку скамейки, краем глаза отмечая, что после моих слов Сириус тоже расслабился. — Без этих воспоминаний я стал тем, кто я есть сейчас. И мне это нравится. Я не уверен, что мне нужен этот груз. Не спорю, мне интересно. Но я боюсь, что, вспомнив, потеряю себя нынешнего. Мне бы этого не хотелось. — Эй… — Сириус окликнул меня, я повернулся к нему лицом и увидел, что он протягивает мне руку. — Что бы ты в итоге ни решил, я тебя поддержу. И буду рядом, если тебе это будет нужно.       Я улыбнулся и позволил ему взять себя за руку. Он тут же улыбнулся в ответ и крепко сжал мои пальцы. — Только, знаешь, если соберёшься всё же смотреть, и там будет что-то обо мне, что тебе не понравится… Дай мне шанс объясниться, ладно? В школе я был тем ещё придурком. Многие были. — Ладно, договорились. Дам тебе, придурку, шанс, — мы переглянулись и рассмеялись.       Да, я подозревал, что ничего хорошего в моих воспоминаниях о Сириусе не было, скорее всего, раз он каждый раз при случае позволял себе радоваться, что я всё забыл. Но сейчас это было всё не важно. Я не хотел ничего вспоминать, эта свобода от прошлого была слишком соблазнительной, чтобы лишиться её. А за эти дни Сириус проявил себя со своей лучшей стороны, и портить себе впечатление о нём и рисковать потерять своего единственного друга я не хотел.