***
Легко сказать — не переживай. Я сам нервничал, наверное, даже сильнее, чем Петуния. Настолько, что моё состояние заметил Крокер и тут же принялся докапываться до меня с вопросами, что случилось. Я долго отнекивался и пытался уйти от ответа, но он всё же меня дожал, и я выложил всё, как есть. Крокер смерил меня неприязненным взглядом, наверняка думая, что я идиот, раз так разнервничался из-за женщины, но никак не откомментировал это. Сказал только, чтобы я в следующий раз отпрашивался, а потом выдал мне стопку лабораторных журналов и поручил их все проанализировать и составить краткий отчёт с выводами. Я, конечно, позволил себе состроить максимально недовольную рожу, но выбора не было — лучше действительно поработать с документами, чем из-за собственной невнимательности подорваться самому или и вовсе разнести весь отдел. В обед я решил выйти проветриться, а заодно попытаться позвонить Петунии, чтобы узнать, как у неё дела. Правда, всё это оказалось не так просто, как мне казалось. Да, она успела объяснить мне, как правильно пользоваться телефоном, даже записала на бумажке номер, который был привязан к дому в Коукворте. Вот только я не учёл, что аппарат у неё дома отличается от тех, что стоят на улицах в будках. Эта штуковина отказывалась работать бесплатно. Воздействовать на аппарат магией было рискованно, он мог не оценить такое обращение и сломаться, а маггловских денег у меня при себе не было. Хорошо, что хотя бы рядом с самим аппаратом висела табличка с расценками, сколько стоит звонить на разные номера и сколько времени на это будет отведено. Как я раздобывал эти несчастные десять центов, я предпочёл бы навсегда забыть. Идти в Гринготтс, чтобы там поменять галлеоны на фунты было нерационально: во-первых, гоблины никогда никуда не торопились, а мне как раз нужно было поскорее решить вопрос с деньгами; а во-вторых, они бы не стали обменивать мне такую мелочь, и мне в любом случае пришлось бы искать ещё, где разменять деньги. Так что я решил понадеяться на отзывчивость окружающих. Наивный… Людей на улице в это время было достаточно много, но к кому бы я ни обратился за помощью, от всех я получал отказ разной степени вежливости. Кто-то просто шёл мимо, даже не посмотрев в мою сторону; кто-то извинялся и говорил, что мелочи нет; кто-то обзывал попрошайкой, алкоголиком, наркоманом и далее по списку. Некоторые посылали молча, показывая средний палец. За полчаса я успел узнать о себе очень много нового и, несомненно, интересного, но совершенно не нужного мне в данный момент. В итоге мне это всё надоело. Раз вежливому и культурному мне никто помогать не хотел, значит, помогут наглому. Невербальный Конфундус из рукава решил проблему в два счёта. Нахального вида мужик в дорогих часах щедро отсыпал мне целую горсть десятицентовых монеток, толком не дослушав даже мою просьбу. Внимательно прочитав инструкцию по использованию автомата, я снял с крючка трубку, кинул в щель монетку и набрал номер. Невольно вздрогнув, когда пошли гудки, я немного отдалил трубку от уха, но потом прижал обратно, чтобы точно не пропустить момент, когда Петуния ответит. Трубку сняли после пятого гудка, когда я уже думал, что не дозвонюсь. — Алло! Слушаю вас! — Петуния? Здравствуй! Это Барти, — я заулыбался, услышав её голос. — Ох, господи! Барти! Откуда ты звонишь? — Да тут автомат недалеко от министерства. Вроде справился, — я издал нервный смешок и провёл рукой по волосам, взъерошивая их. — Просто у нас типа обеденного перерыва, и я решил позвонить и узнать, как у тебя дела. Ты говорила, что заседание утром, ну и я подумал, что ты должна была уже освободиться. — А, да. Я только что зашла, а тут телефон звонит. Ещё даже пальто не успела снять. — Оу… Прости, я не подумал… — Ничего страшного, — перебила меня Петуния. — Я рада, что ты позвонил. Нормально всё получилось? Проблем не возникло? — Нет, нет, всё хорошо, — заверил я её, радуясь, что она не видит, какое у меня в этот момент выражение лица. Совершенно не обязательно ей знать о моих попытках раздобыть денег на звонок. — Лучше расскажи, как у тебя прошло сегодня. — Ой, ты знаешь, я даже не ожидала! Во-первых, мистер Шеклболт был прав, там действительно проблемы с отоплением, жара бешеная была. Хорошо, что я взяла с собой воду, потому что в коридорах были очереди к кулерам. В зале тоже поставили кувшин с водой, но его моментально весь выпили. Вернон выхлебал, наверное, не меньше половины. С его-то весом не удивительно… Но это не главное. Знаешь, что самое интересное? Я была уверена, что Вернон и его юрист будут говорить, что я сама отозвала своё заявление об увольнении, уже настраивалась требовать проведения графологической экспертизы. Но он сам во всём признался! По-моему, он сам от себя не ожидал. В общем, вместо того, чтобы очернять меня, он пытался оправдаться, что думал о благе для фирмы, как им не хватает квалифицированных специалистов, как я нужна им на рабочем месте. Естественно, его признали виновным, присудили ему штраф, мне компенсацию морального ущерба, ну и проинформировать работодателя об этом, чтобы он принял соответствующие меры. Меня уволить, как я и просила, а ему дисциплинарное взыскание. — Ну так это же здорово, — я постарался, чтобы мой голос звучал бодро и радостно, но на деле у меня в голове мысли пустились вскачь. Неужели мои подозрения не были беспочвенными? Ну, Шеклболт… Вот ведь! Было похоже, что он просто использовал сыворотку правды, чтобы вынудить Вернона признаться в подлоге. Именно поэтому он и просил Петунию взять воду из дома, чтобы она не попала под влияние зелья и не рассказала в суде что-нибудь лишнее. С одной стороны, хотелось припереть его к стенке и потребовать объяснений. Вряд ли это было законно… Но с другой стороны, результат-то был, и именно такой, какой устраивал и Петунию, и меня. А уж каким образом этого результата удалось добиться, не так важно. Цель оправдывает средства, так ведь? — Да, это замечательно. Я и не думала, что так вообще бывает, чтобы за одно заседание всё решилось. А ещё мистер Шеклболт сказал, что ему удалось записаться моим адвокатом на развод. Типа, знаешь, остался неудовлетворён тем, что ничего делать не пришлось, хочет компенсировать. — Понятно. Я постараюсь отпроситься на четырнадцатое… Всё-таки, подпись — это… ну… рабочий момент, знаешь. Эту проблему в принципе мог решить и ваш начальник, наверное. А развод… Мне не нравится, что он хочет забрать Дадли. Он же маленький совсем, чтобы отрывать его от матери. — Они не посмеют, — по голосу Петунии я понял, что она недовольно поджимает губы и хмурится. — Я не позволю. — Всё будет хорошо, не переживай, — я вздохнул, не зная, что ещё сказать. Я совершенно не представлял, как могут проходить судебные заседания у магглов, особенно касающиеся таких вот вещей, как развод. Как подобное происходило у волшебников и происходило ли вообще, я не знал. Каковы шансы, что суд примет сторону мужа Петунии? — Угу… Ты придёшь вечером? — Конечно! Конечно, приду, — я задумчиво посмотрел сквозь стеклянную дверь телефонной будки. Интересно, сколько у нас ещё времени на разговор… — Я тебя люблю. — А я тебя люблю, Барти. — Угу. Хочешь, куплю что-нибудь вкусное на вечер? Знаешь, интересное что-нибудь, из магических сладостей. — Хорошо, давай. Дети будут рады, — по изменившемуся голосу Петунии я догадался, что она улыбается, и тоже улыбнулся. — Тогда договорились. Не буду больше тебя отвлекать, переодевайся, занимайся мальчиками… Целую тебя. — И я тебя. До вечера! — До вечера, моя хорошая! Повесив трубку обратно на крючок, я устало вздохнул. Как же сложно быть магглом. Хотя, наверное, им нормально, они другой жизни и не знают. Дракклов телефон. Раздражённо посмотрев на аппарат, я стукнул по нему кулаком. Ну ничего, я ещё освою это чудо маггловской техники. В конце концов, я же не идиот совсем, натренируюсь и смогу нормально пользоваться, когда это будет необходимо.***
Четырнадцатое число неумолимо приближалось, а вместе с этим росла и моя паника. Я готов был биться за Петунию до последнего, но, если честно, побаивался, что могу перейти допустимые границы и сделать этим только хуже. Моё волнение передавалось всем: дети постоянно капризничали и не хотели и минуты сидеть без матери, у Петунии же всё из рук валилось, а когда Винки пыталась прийти к ней на помощь, только сердилась и кричала на домовушку. С работы я, как и обещал, отпросился. Крокер проворчал что-то из серии «бабы до добра не доводят» и отправил к мистеру Линчу. Глава же отдела отнёсся к моей просьбе с большим пониманием. Сказал мне, что семья всегда должна быть на первом месте и очень хорошо, что я это понимаю, после чего подписал мне отгул и пожелал удачи. И я невольно подумал, что удача мне очень пригодится. Утром четырнадцатого декабря мальчишки не хотели отпускать нас с Петунией из дома, и смилостивились только после того, как я пообещал им купить волшебных сладостей и какую-нибудь новую книжку с движущимися картинками. Петуния же наглоталась успокоительных таблеток, надавала Винки тысячу инструкций на все случаи жизни, поручая ей мальчиков, и только после этого позволила мне трансгрессировать с ней в переулок рядом со зданием суда. Нужный нам зал заседаний встретил нас дикой очередью. Задержка была уже часа два, как я понял из услышанных разговоров. Перспективы были весьма печальные — до официального начала нашего заседания оставалось всего пятнадцать минут, но было совершенно очевидно, что мы не пройдём вовремя, если судья будет вызывать всех строго по очереди. На некотором расстоянии от нас пыхтел и вытирал лоб платком Вернон, рядом с ним стоял невысокий, щеголеватого вида молодой человек с наглым выражением лица — по-видимому, его адвокат. Я скривился и отвернулся в надежде, что он не увидел меня и не начнёт устраивать скандал прямо в коридоре. Через пять минут появился Марвин Шеклболт, кивнул нам с Петунией, постучал в секретарскую и, не дожидаясь разрешения войти, скрылся внутри. Ещё через пять минут, в течение которых я пытался успокоить разнервничавшуюся Петунию, обнимая и поглаживая её по плечу, Шеклболт вышел и подошёл к нам. — Добрый день. Сейчас нас пригласят, я обо всём договорился. И действительно, вскоре в коридор выглянула девушка с папкой в руках, видимо, секретарь судьи, что-то там пометила, а потом звучно прокричала на весь коридор: — Дарсли! Развод и место жительства! Дарсли! Мы тут же подошли ближе, то же самое сделали Вернон со своим адвокатом. Увидев меня мистер Дарсли побагровел, хотел было что-то мне сказать, но его адвокат пихнул его локтем под бок, и тот тут же захлопнул рот. С другого конца коридора к нам подошла ещё какая-то уставшая женщина и встала рядом с таким выражением лица, будто делает всем огромное одолжение своим присутствием. — Вы кто? — спросила секретарь, обращаясь сразу ко всем, но ни на кого не глядя, снова делая пометки в своей папке. — Ответчик, представитель ответчика, — первым ответил Марвин. — Истец с представителем, — следом вклинился адвокат Вернона. — Опека, — безэмоционально отозвалась уставшая женщина, и я с удивлением посмотрел на неё. А это-то кто такая и зачем она здесь? — Молодой человек, а вы? — новый вопрос оказался обращён ко мне, и я, признаться, растерялся, не зная, что сказать. — Это просто слушатель со стороны ответчика, — Шеклболт выручил меня, видя моё недоумение, и секретарь, удовлетворившись этим, направилась к залу заседаний, распахивая дверь и пропуская нас всех внутрь. Кто-то из ожидающих возмутился было, что позвали не их, ведь у них были более ранние заседания, но секретарь их всех довольно резко осадила: — Спор о детях! Ответчика надо отпустить пораньше, у неё двое малолетних детей! Ждите! Залом помещение, в котором мы оказались, можно было назвать с большой натяжкой. Да даже кабинет мистера Линча был больше! Но тем не менее здесь помещался судейский стол, стол секретаря состоящей на нём какой-то большой белой коробкой, кафедра посередине и два ряда скамеек вдоль стены, противоположной той, у которой стоял стол судьи. Мы заняли места на скамейках на противоположных их концах, и буквально через полминуты после этого из второй двери, которую я не заметил сразу, вышла судья. Все тут же уважительно встали, и судья начала заседание. — Слушается гражданское дело по исковому заявлению мистера Вернона Дарсли к миссис Петунии Дарсли о разводе, определении места жительства несовершеннолетнего ребёнка и выселении. Дело слушается в составе… Судья так тараторила, что я почти сразу же потерял концентрацию и перестал воспринимать то, что она говорит. Понял только, что она озвучила сторонам их права и спросила, не заявляют ли они отводы состава суда. Отводов никто не заявлял, присутствовали все стороны, а значит, можно было переходить к делу. Первым делом судья поинтересовалась, не заявляют ли стороны каких-либо ходатайств, на что Петуния выразила пожелание не рассматривать вопрос о выселении, так как в спорном жилом помещении не проживает, предоставила в подтверждение своих слов документы о праве собственности на дом в Коукворте… Эти мерзкие казённые формулировки наводили на меня тоску и вызывали неуместные ассоциации с отцом и моим прошлым местом работы. До ужаса хотелось не слушать вообще ничего, но я понимал, что если буду игнорировать происходящее, могу пропустить что-нибудь важное. Адвокат Вернона давил на то, что Петуния не работает, а ещё вынуждена растить племянника, оставшегося сиротой, а значит, ей будет проблематично воспитывать ещё и собственного сына, поэтому Дадли надо передать на воспитание отцу. К тому же, дом в Коукворте старый, там много лет никто не жил, и ребёнку наверняка там будет плохо. Спросили мнение опеки, и женщина оттуда сказала, что заключение они дать пока не могут, потому что осматривали только дом где проживает отец. Условия там для жизни ребёнка имеются, всё хорошо, но прежде, чем делать выводы, нужно провести обследование жилища матери с ребенком. А поскольку они, со слов матери, проживают в Коукворте, нужно привлекать местную опеку. Спросили Петунию, что у неё по финансам и работе, с кем она оставила детей на время заседания. Петуния тут же отрапортовала, что мальчики с няней, деньги она пока тратит из собственных сбережений, но впоследствии планирует устраиваться на работу — если получится, то удалённо. А в перспективе вообще хотела бы стать флористом и заниматься именно этим, работая на дому. Но вообще сейчас ей пока хватает своих сбережений, а ещё ей помогает знакомый. На последней её фразе Вернон больше не смог держать себя в руках. Багровея ещё сильнее, чем перед этим, он вскочил и, брызжа слюной, начал орать: — Помогает?! Этот сопляк малолетний?! — Мистер Дарсли! — судья попыталась его перекричать, но он проигнорировал обращение к себе. — Променяла меня на какого-то хлыща! Да что он может тебе дать?! Романтики захотелось? Цветов?! — Мистер Дарсли! — судья принялась стучать молоточком по столу, но даже это не произвело должного эффекта. — Дура! Неужели ты не видишь, что он такой же неудачник, как твоя сестрица и её муженёк?! — Мистер Дарсли, выбирайте выражения, пожалуйста, — мне надоело выслушивать в свой адрес этот словесный понос, и я постарался вклиниться со своим замечанием. Но это, кажется, только сильнее его взбесило. — Нашла себе ёбыря и рада?! — Мистер Дарсли!!! — судья даже поднялась со своего места, рявкая на Вернона и со всей силы колотя по столу молоточком. — Если вы немедленно не прекратите, я буду вынуждена удалить вас из зала! Проявите уважение к суду! После угрозы Вернон сел, тяжело дыша и гневно сверкая глазами в мою сторону, и адвокат тут же принялся что-то шептать ему на ухо. Судья грозно посмотрела на них, снова села и обратилась к Петунии: — Миссис Дарсли, вы действительно вступили в отношения с другим человеком, всё ещё находясь в браке? — Разрешите протестовать, госпожа судья, — тут же вскочил с места Шеклболт. — Вопрос некорректный и не имеет отношения к рассматриваемому делу. — Хорошо, я сформулирую иначе. Миссис Дарсли, вы знаете, по какой причине ваш супруг подал в суд? — Да, знаю, — Петуния поднялась и с вызовом посмотрела прямо на судью. — Дело в том, уважаемый суд, что в конце октября погибли моя сестра и её муж, и мы, как единственные родственники, были вынуждены взять под опеку их малолетнего сына. Я специально взяла на работе полный отпуск, чтобы войти в новый ритм, но к концу месяца поняла, что не смогу вернуться к работе, так как двое детей требуют гораздо больше внимания, чем один ребёнок. Муж был категорически против услуг няни, поэтому я приняла решение уволиться. Однако это его не устроило, и он, пользуясь тем, что мы работали в одной фирме, подал руководителю сфальсифицированное заявление, якобы от моего имени, с просьбой моё заявление об увольнении не рассматривать и отозвать. Я была возмущена этим самоуправством и подала на него в суд. Если вас интересует, я могу найти в документах номер дела, вы сможете ознакомиться и убедиться, что я сейчас говорю правду. На развод муж подал исключительно в отместку мне из-за того, что я не захотела смириться с его наглостью. Что же касается мистера Крауча, которого мой муж сейчас в лицо оскорблял, то он всего лишь пытался оказывать нашей семье посильную помощь с племянником, так как был другом его отца. На всём протяжении нашего общения он вёл себя предельно корректно по отношению ко мне, поэтому все подозрения моего мужа абсолютно беспочвенны и являются клеветой. — Да он тебя цветами заваливал! Хлыщ! — снова вскочил Вернон. — Просто молодой человек хорошо воспитан, в отличие от некоторых! — Петуния раздражённо взмахнула рукой, и я по её глазам увидел, что она на самом деле едва сдерживается, чтобы не накинуться на него с кулаками. — Тишина в зале! — судья снова грохнула молоточком об стол. — Сейчас выдворю всех и буду проводить заседание без вашего участия! Опека! Что можете сказать по поводу второго ребёнка? — Да, в ноябре миссис Дарсли действительно обращалась по этому вопросу, приносила документы. Выходили к ним на адрес в момент установления опеки, никаких замечаний к семье не было, всё благополучно. Мистер Дарсли был на работе на момент обследования, позднее подходил к нам в офис, писал заявление, что не возражает, что его жена возьмёт ребёнка под опеку. — Понятно, спасибо, — судья недовольно поджала губы, побарабанила ногтями по столешнице, а затем посмотрела сначала на Петунию, потом на Вернона. — Ну что, будем переноситься. Миссис Дарсли, если я дам вам запрос для опеки Коукворта на обследование, вы им передадите? Чтобы не затягивать процесс пересылкой по почте. — Да, конечно. Без проблем. — Хорошо, тогда задержитесь, секретарь напечатает. Опека, как считаете, ваши коллеги успеют за неделю подготовить документы? Чтобы мы успели до Рождества рассмотреться. — Ну, если миссис Дарсли сегодня же передаст запрос и не будет препятствовать посещению семьи… — женщина из опеки многозначительно посмотрела на Петунию, в её взгляде явно читалась неприязнь. — Препятствовать не в моих интересах. Могут приходить хоть сегодня. — Хорошо. Тогда переносим заседание на двадцать первое декабря, на одиннадцать часов. Если акта не будет, вынесу решение на основании того, что есть, — судья поднялась со своего места и направилась в сторону второй двери к себе в кабинет. — Мэри, выдай уведомления о следующем заседании. И запрос для опеки. Все свободны. Все встали, Вернон направился было ко мне, но его адвокат поймал его за рукав: — Пойдёмте, мистер Дарсли. Я хотел кое-что с вами обсудить наедине. Мы с Петунией и Марвином проводили их взглядом, почти наверняка думая об одном и том же — адвокат специально увёл Вернона, чтобы тот не устроил при судье очередную безобразную сцену с оскорблениями и не ухудшил о себе впечатление. — Как он вас не переваривает, — наконец произнёс Шеклболт задумчиво, подтверждая моё предположение о схожести наших мыслей. — Вы намеренно пришли, чтобы его позлить? — Нет. Просто хотел поддержать Петунию, — я пожал плечами. Всё же я не был уверен, что провоцировать его сейчас было хорошей идеей. Но, с другой стороны, лучше пускай судья сразу увидит, что он может быть агрессивным… — На следующее заседание приходите обязательно. Чем более некрасиво он будет себя вести в присутствии судьи, тем лучше. На это я молча кивнул. Главное мне самому удержать себя в руках, если этот морж начнёт переходить границы допустимого. Петуния рядом вздохнула и крепко сжала мою руку. Оставалось только дождаться запроса, и можно было возвращаться домой.