***
Винки ещё с вечера навела в доме идеальный порядок, наготовила еды на целый день, после чего была отпущена с чистой совестью к моим родителям. Все магические игрушки мы с Петунией спрятали, магические книжки я зачаровал так, чтобы картинки в них не двигались хотя бы пару часов, пока идёт проверка. На самом деле, я и сам хотел уйти или хотя бы скрыть себя чарами невидимости, чтобы моё присутствие не вызывало лишних вопросов, но Петуния настояла на том, чтобы я остался с ней. Ровно в назначенное время в дверь позвонили. На пороге стояли две женщины, с одной из которых мы уже были знакомы. Вторую лично я видел впервые, а вот Петуния, как она мне потом сказала, её мимоходом заметила, когда её отпаивали чаем после скандала. — Здравствуйте! Я мисс Хелена Кобб, новый куратор вашей семьи, — первая женщина пожала руку сначала Петунии, потом мне, и я так растерялся от этого её жеста, что даже не сообразил, что надо бы представиться в ответ. — Мы с вами вчера уже виделись. А это моя коллега миссис Трейси Дин, она по судебному вопросу. Куда мы можем пройти, чтобы было удобно писать? — Здравствуйте… Петуния, — она ответила на рукопожатия обеих женщин, потом представила меня. — Это мистер Крауч, мой друг. Он мне помогает иногда с мальчиками. Давайте пройдём на кухню, наверное. Там большой стол. Женщины с порога разулись и пошли следом за Петунией. Со второго этажа спустились полюбопытничать мальчишки, и мисс Кобб при виде них тут же заулыбалась и присела на корточки. — Привет-привет, малыши! Давайте знакомиться? Дадли замер на полпути к женщинам, Гарри сделал ещё несколько осторожных шагов и поздоровался: — Здасьти. — Здравствуй! — мисс Кобб протянула ему руку, и Гарри несмело подошёл ближе и осторожно пожал ей пальцы, видимо, подсмотрев этот жест или у меня, или у Вернона. — Ты Гарри, верно? А меня зовут Хелена, я буду к вам иногда приходить в гости, смотреть, как у вас дела, не нужна ли помощь. — Дядя памагаить, — Гарри тут же посмотрел на меня, будто прося поддержки, и мисс Кобб немного потрясла его за руку, привлекая его внимание обратно к себе. — Это очень хорошо, что помогает. Но знаешь, иногда бывают ситуации, в которых твой дядя не сможет помочь, как бы сильно ни хотел. А мы сможем. Согласись, чем больше людей вам будет помогать, тем лучше. Согласен? — Угу, — Гарри кивнул и снова посмотрел на меня. Наверное, стоило взять его на руки, чтобы он не нервничал, но пока с ним общалась мисс Кобб, это было не очень прилично. — А познакомишь меня со своим братом? Петуния тем временем скрылась с миссис Дин на кухне решать судебные вопросы, а мне, значит, оставалось только принять на себя удар по части опекунства. — Этя Дадъи. — Дадли! Замечательно! — мисс Кобб улыбалась так широко, что я невольно задумался, не болят ли у неё щёки от этого. — Дадли, иди сюда тоже, не стесняйся. Давай знакомиться. — Папа, мозьна? — теперь и Дадли уставился на меня преданными глазами, и я почувствовал, что краснею. — О, это твой папа? Здорово! — мисс Кобб потрепала Гарри по волосам и выпрямилась, поворачиваясь ко мне. — Вы отец мальчика? Так похож на вас. Я покраснел ещё сильнее и поспешил подхватить на руки обоих мальчишек, кинувшихся ко мне, стоило мисс Кобб отвлечься от них. — Н-нет, я… Просто когда Петуния разошлась с мужем, он стал меня так называть… Я не отец, нет… — Часто бываете здесь в гостях? — Эм… Ну… — я замялся, отводя взгляд, и мисс Кобб рассмеялась. — Ой, да что вы так стесняетесь? Обычное дело. Она у вас молодая, красивая. Не ставить же крест на себе, если с мужем не сложились отношения. Ей двоих детей поднимать ещё. Конечно, ей нужен мужчина в семье. А вы так переживаете, что не отец, как будто вас за это на костёр отправят. Лучше давайте вы мне покажете, где у мальчиков спальные места. — Да, пойдёмте, — я слегка подбросил на руке сползшего вниз Гарри, чтобы было удобнее держать его, и мы вчетвером поднялись на второй этаж: я, увешанный детьми, впереди, а мисс Кобб следом за мной, посмеиваясь этому зрелищу. Комната у мальчиков была самая обычная — две детских кроватки по двум сторонам окна, маленькие столики и стульчики, где они рисовали, шкаф с одеждой у двери с одной стороны, коробки с игрушками с другой стороны, а посередине — ковёр с мягким ворсом. Петуния сказала, что здесь была их с Лили комната, но она попросила Винки выбросить абсолютно всё, что здесь было, и заменить вещами из их дома в Литтл Уингинге. И я невольно задумался, а как же другая опека пришла к выводу, что у Вернона есть условия для ребёнка, если все детские вещи из дома забрали. Мисс Кобб всё осмотрела, что-то пометила у себя в блокноте, кивнула своим мыслям, и повернулась ко мне. — Ну до чего они вас любят! Прелесть какая. Пойдёмте, я всё увидела, всё хорошо. Разрешите воспользоваться туалетом? А то ехали далеко. — Да, конечно, — я толкнул плечом дверь, пропуская женщину в коридор. — Направо до конца. — Ага, спасибо. А дверь напротив — это комната миссис Дарсли? — Да. Хотите посмотреть? — Ой, да нет, что вы. Это её личное пространство. А нас только детки интересуют. Я сейчас подойду. Я кивнул и проводил женщину взглядом. Да уж, такое, наверное, возможно только в маггловском мире. Я плохо себе представлял, чтобы, например, та же леди Вальбурга, если бы вдруг собралась разводиться с мужем, позволила бы каким-то посторонним людям ходить у неё по дому и смотреть, есть ли у неё условия для содержания детей. Да она каждого, кто только посмел бы заикнуться о подобном, спустила бы с лестницы головой вниз. Мальчики тем временем сползли у меня с рук и побежали перебирать свои вещи на столах. Мисс Кобб как раз вышла из туалета и подошла ко мне, чтобы идти вместе со мной вниз, и тут мальчики снова вернулись. Дадли принёс книжку, которую мы с Петунией последнее время постоянно им читали, рискуя затереть её до дыр, а Гарри притащил альбом с рисунками, и оба стали наперебой показывать свои сокровища мисс Кобб. — Ой, какие рисунки красивые! Это ты рисовал? — Месте! — Вместе с Дадли рисовали? Какие вы молодцы! А что за книжка? Я таких не видела никогда… — Это моего друга… Он писатель, но не очень популярный. Сам печатается малым тиражом. Подарил вот ребятам. — Надо же, интересно как! Вы у него поинтересуйтесь, может, если есть лишний экземпляр, я бы купила для дочери. Я даже рот приоткрыл, растерявшись немного. Наврал на свою голову… — Я спрошу, да. — Спасибо, — мисс Кобб вернула Дадли книжку, потрепала его по волосам и пошла вниз. Пока мы были наверху, миссис Дин уже успела закончить разговор с Петунией и, кажется, ждала только мисс Кобб, чтобы уходить. — Ну что, всё в порядке? — мисс Кобб подошла к коллеге, поправляя сумку на плече, и вторая женщина кивнула ей в ответ. — Да, всё отлично, идём. Значит, смотрите, миссис Дарсли… Я думаю, к пятнице всё отпишем, акт и заключение для суда передадим с курьером, а акт по Гарри, соответственно, будет в личном деле. Когда вам будет удобно, подъедете к нам, ознакомитесь, распишитесь… Ну, как обычно. Или, если хотите, можем вам почтой прислать. — Я… — Петуния нерешительно покосилась на меня, и я кивнул ей, чтобы она не волновалась. — Я думаю, я лучше подъеду. Бумагу только переводить на лишние копии… — Хорошо! Тогда договорились, будем вас ждать, — миссис Дин улыбнулась, убирая на ходу свой блокнот в сумку. — Но не раньше пятницы, чтобы точно всё было готово и подписано. Удачи вам, миссис Дарсли. — Спасибо. До свидания, миссис Дин, мисс Кобб, — Петуния проводила женщин до выхода, закрыла за ними дверь, а затем устало прислонилась спиной к косяку и выдохнула. — Ну что? — я обеспокоенно подошёл к ней, приобнимая за талию, и она тут же положила голову мне на плечо. — Да вроде нормально всё. Нормальная тётка. Спрашивала, почему с мужем разошлись, как планирую содержать детей, всё такое. Посочувствовала. Сказала, что вообще как правило детей с отцами оставляют ну в самом крайнем случае, когда у мамы совсем всё плохо. Но надо настраиваться на то, что ему присудят порядок общения. В общем, как-то так. А что вторая, как тебе? — Тоже ничего. С ребятами пообщалась, отметила, что они меня любят. Дадли ей одну из книжек показал зачарованных. Хорошо, что заклинание продержалось, а то было бы неловко. Но она всё равно заинтересовалась, стала спрашивать. Хочет дочке такую же. — А ты что сказал? — А я дурак, — я пожал плечами. — Ляпнул зачем-то, что у меня якобы есть друг писатель, который малыми тиражами печатается, потому что неизвестный, пообещал ей спросить. — Вот уж действительно, дурак, — Петуния хихикнула мне в плечо, обнимая поперёк груди. — Я не буду помогать тебе придумывать отмазки. — Да я и не собирался отмазываться. Я постараюсь придумать, как сделать так, чтобы картинки замерли насовсем. И, если получится, будет у неё такая же, только без магии. Петуния ещё немного посмеялась моим планам, не выпуская из объятий, а потом пошла на кухню ставить чайник — пока они с миссис Дин общались, потратили всю воду на чай.***
Неделя пролетела незаметно, и мы снова стояли в коридоре здания суда в ожидании начала заседания. Вернон недовольно пыхтел на некотором расстоянии от нас, едва ли слушая то, что говорил ему адвокат, потому что всё его внимание было сосредоточено на мне. Петуния нервничала и постоянно принималась поправлять мне ворот рубашки, а я старался на это не реагировать, несмотря на то, что это уже начинало подбешивать. Марвин по своим каналам выяснил, что документы от опеки поступили своевременно, так что по крайней мере об этом можно было не переживать. Оставалось только надеяться, что суд примет решение в пользу Петунии. На всякий случай я поделился с Марвином своими соображениями на тему детской мебели и того, что сообщала опека Литтл Уингинга (или Лондона, я не вникал, откуда именно была та женщина). При том, что Петуния забрала всю детскую мебель, возникал логичный вопрос, откуда у Вернона могли быть условия для жизни ребёнка, и было бы неплохо, если бы этот вопрос прозвучал в суде. Сегодняшнее заседание началось абсолютно так же, как и прошлое: долгое и занудное приветствие, выяснение, кто явился, предложение заявлять ходатайства… Разве что на этот раз судья ещё упомянула, что опека Корби прислала акт с заключением и просила рассматривать дело без их присутствия. И Марвин тут же обратился к судье с ходатайством об ознакомлении с документами от обеих опек, сославшись на то, что в прошлом заседании никто не видел аналогичного акта. Адвокат Вернона тут же выразил протест, заявив, что эти документы нужны в первую очередь судье для принятия решения, а не сторонам, но судья протест отклонила и дала всем пять минут на ознакомление. Этого Марвину и было надо. Он первым успел взять папку с судебным делом, мельком проглядел акт по Коукворту и сосредоточил всё своё внимание на акте по Литтл Уингингу. И, конечно же, нашёл то, что искал. Поэтому, когда ознакомление сторон с документами подошло к концу и судья объявила прения сторон, Марвин первым же делом, когда ему дали слово, поинтересовался, где же там опека нашла условия для жизни ребёнка. — Скажите, пожалуйста, мистер Дарсли, вы подтверждаете, что ваша супруга забрала из вашего дома всю детскую мебель? — Да! Всё подчистую выгребла, пока меня дома не было! Устроила погром! Забрала посуду, продукты все! Это всё он! Он её подбил на это! — на последних фразах Вернон принялся тыкать в мою сторону пальцем, и я, не сдержав эмоций, вполголоса выругался и прикрыл лицо рукой. Позорище просто… Так орать — себя не уважать. Видимо, судья была со мной солидарна, потому что тут же одёрнула его, потребовав, чтобы он отвечал на вопросы строго по существу. Петуния презрительно скривила губы, демонстративно отворачиваясь от мужа. Марвин же, воспользовавшись тем, что Вернона наконец прервали, продолжил задавать вопросы: — В таком случае, мне интересно, как вы планируете организовать ребёнку спальное место? В акте органа опеки указано, что никаких детских вещей в доме нет, мебели детской нет, но тем не менее они пишут, что условия для содержания ребёнка имеются. Расскажите, пожалуйста, какие именно условия у вас там имеются и как вы планируете вообще в целом всё организовать с учётом того, что вы-то как раз, в отличие от вашей супруги, работаете. — Комната есть! Большая, хорошая комната, которую ему не придётся делить со всякими… всякими… спиногрызами! Этот малолетний гадёныш, отпрыск её сестрицы, плохо влияет на моего сына! — Ему всего год с небольшим! Как он может на него плохо влиять?! — возмущённо воскликнула Петуния. — Ты знаешь, как! — Стороны!!! — судья шваркнула по столу молоточком. — Вы опять начинаете?! Удалю всех из зала! Истец, отвечайте на вопрос! — Я отвечаю! Комната! Целая! Одна только для сына! Вещи я у неё обратно все заберу, и у Дадли будет всё, как было до появления этого гадёныша. А что касается работы, так я няню найму, она будет с ним заниматься. — Ну вообще замечательно! Ему, значит, няню можно, а мне нельзя? — снова не сдержалась Петуния, за что тут же получила опять замечание. — Ответчик! Ну я не понимаю, вам дадут слово в своё время! Прекратите нарушать порядок! — Простите, — Петуния поджала губы и скрестила руки на груди. — Сторона ответчика, у вас есть ещё вопросы к истцу? — Да, есть, — снова подал голос Марвин. — Собственно, мой доверитель его уже озвучила. Почему, мистер Дарсли, вы отказывали своей жене в праве пользоваться услугами няни, из-за чего она была вынуждена уволиться с работы, а себе в помощь взять няню вас не смущает? — Она знает, почему! Он ненормальный! Странный! Я не хотел, чтобы про нас поползли слухи! Няня бы тоже увидела, что он странный, и рассказала бы всем! А Дадли… Он мой сын! И со мной он будет один, в безопасности! И его одного на няню можно будет оставить! — Уважаемый суд, прошу зафиксировать предвзятое отношение к подопечному ребёнку моего доверителя. — А что опека может пояснить по этому поводу? — судья недовольно посмотрела на женщину, которая до сих пор сидела молча. Сотрудница была та же, что в прошлый раз, и мне показалось, что она начала нервничать, когда появились вопросы к акту её отдела опеки. — По поводу подопечного? Мальчик чуть младше полутора лет, ровесник родного сына мистера и миссис Дарсли. Нормальный ребёнок, хорошо развит, по возрасту. Никаких странностей не замечали за ним, диагнозов никаких тоже нет. Мистер Дарсли лично приходил к нам в офис, писал согласие на оформление опеки его женой. Поэтому меня крайне удивляет, что он так резко изменил своё отношение к ребёнку. — А по поводу акта? — судья подпёрла щёку кулаком, недовольно переводя взгляд с Вернона на сотрудницу опеки и на Петунию, а потом обратно. — Мистер Дарсли пояснил во время обследования то же, что и сейчас. Что планирует забрать вещи ребёнка обратно. В остальном в квартире всё в порядке. Посуду мистер Дарсли недостающую докупил, так что объективно мы не видим препятствий для проживания ребёнка с ним. А в остальном — на усмотрение суда. Судья тяжело вздохнула и потёрла глаза. — Другая опека полагает, что мальчика следует оставить с матерью. Отмечают привязанность к брату… Я так понимаю, речь идёт о подопечном ребёнке. Сожителя матери называет папой… Стороны, вам есть, что ещё сказать? — Мой доверитель настаивает на удовлетворении исковых требований в полном объёме, — поднялся адвокат Вернона. — В полном объёме вам никто ничего не удовлетворит, — перебила его судья. — Ваше выселение мы сняли с рассмотрения ещё на прошлом заседании, ответчик не проживает по вашему адресу, у неё есть своё жильё. — Простите, я имел в виду требования, касающиеся ребёнка и расторжения брака, — продолжил адвокат. — Так вот, мой доверитель настаивает на удовлетворении своих исковых требований, так как у него есть стабильная работа, достаточный уровень дохода, чтобы содержать ребёнка, собственный дом, в котором мальчик привык жить. К тому же, мальчику для нормального развития гораздо важнее фигура отца. — Вы закончили? Ответчик? Вместо Петунии поднялся Марвин. — Уважаемый суд, хотел бы обратить ваше внимание на шестой принцип Декларации прав ребенка, принятой Резолюцией тысяча триста восемьдесят шесть Генеральной Ассамблеи ООН от двадцатого ноября тысяча девятьсот пятьдесят девятого года. Согласно этому принципу, малолетний ребенок не должен, кроме случаев, когда имеются исключительные обстоятельства, быть разлучаем со своей матерью. Сторона истца не представила никаких доказательств наличия исключительных обстоятельств, в соответствии с которыми ребёнка следовало бы передать на воспитание отцу. В связи с этим, мой доверитель просит отказать в удовлетворении исковых требований в части, касающейся определения места жительства ребёнка. — Суд удаляется для вынесения решения! И, стороны, пожалуйста, ведите себя прилично! — недовольно поджав губы и покачав головой, судья ушла в дверь, ведущую в её кабинет. Тишина продлилась не дольше пары секунд. Марвин едва успел наклониться к Петунии и шепнуть ей что-то на ухо, как Вернон решил, что ещё не всё сказал, что хотел. — Шлюха! Какая же ты шлюха, Пет! — Мистер Дарсли, — громким шёпотом попытался одёрнуть его адвокат, но он только отмахнулся от мужчины. — Слушайте, у вас вообще совесть есть? — видя, что он собирается сказать ещё что-то, я перебил его. — Как у вас язык вообще поворачивается говорить такое о своей жене? Вы столько лет живёте вместе, у вас общий ребёнок, а вы! Постыдились бы! — А твоего мнения вообще здесь никто не спрашивал, сопляк! Разрушил семью и счастлив?! Тварь! — Это не семья, когда муж настолько неуважительно относится к своей жене, — я скрипнул зубами и сжал кулаки, стараясь держать себя в руках. — Да кто ты такой вообще, чтобы судить о том, какая должна быть семья?! Молоко ещё на губах не обсохло, чтобы оговаривать меня! Петуния, и ты променяла меня на этого сосунка?! — Я тебя ни на кого не меняла! — гневно возразила Петуния. — Ты меня унизил и вышвырнул из своей жизни! А Барти всего лишь оказался человеком более достойным и благородным, чем ты, и не оставил меня разбираться с навалившимися проблемами самостоятельно! — Ах, он теперь уже Барти! Быстро он у тебя из мистера как-там-его превратился в Барти! Ты шлюха, Пет, шлюха! И как я этого раньше не разглядел?! А должен был догадаться! Ни одна уважающая себя девушка не выскочила бы замуж так поспешно! — Да что бы ты понимал… Сволочь… — в голосе Петунии зазвучали слёзы, и я, дотянувшись до неё, сжал в руке её ладонь. — Мне надо было сразу догадаться, что ты сволочь, раз от тебя сбежала невеста незадолго до свадьбы. — Не смей говорить о том, чего не знаешь! Шлюха! — Да заткнитесь вы уже наконец! — не выдержав, я вскочил с места. — Сколько можно поливать всех грязью? — А ты мне не указывай, сопляк! — Вернон тоже вскочил, багровея от злости. Его адвокат дёргал его за рукав пиджака, несколько раз окликнул по фамилии, но это не возымело никакого эффекта. — Мистер Крауч, сядьте, пожалуйста, — Марвин попытался воздействовать на ситуацию через меня, но я покачал головой в ответ. Напряжение висело в воздухе, и садиться первым я опасался. — Ты что же, считаешь, что самый умный?! Можешь влезть в семью, всё испортить, а потом мне ещё тыкать в нос, кого я там уважаю или не уважаю?! — Вернон пёр на меня, я невольно отступал назад, и Петуния тут же вскочила, чтобы встать между нами. — Петуния, сядь! — я не узнал собственный голос, даже не знал, что умею так рявкать. К счастью, она меня послушалась и села обратно, возможно, просто испугавшись. — Уважать или не уважать эту шалаву, я разберусь сам! А тебя, тварёныш, мне уважать не за что! — наконец, Вернон почти прижал меня к подоконнику, отступать дальше было уже некуда. — Да вы в первую очередь себя не уважаете, ведёте себя как свинья, — я буквально выплюнул ему в лицо оскорбление, прекрасно понимая, что вот сейчас уже нарываюсь, а не пытаюсь его осадить. Но продолжать терпеть его словесный понос сил уже не было, ситуацию надо было как-то переломить, и… Я едва успел увернуться, так что удар в челюсть пришёлся по касательной, но всё равно внутри что-то хрустнуло, а перед глазами поплыли цветные звёздочки. Соображал я, что меня ударили, слишком долго — секунды две, не меньше, и поплатился за это. Следующий удар прилетел мне в живот, я согнулся пополам, но успел толкнуть Вернона, отпихивая его от себя. Воздуха катастрофически не хватало, перед глазами плыло, как я до сих пор держался на ногах, сказать было сложно. — Я тебе ноги переломаю, сучёныш! — голос Вернона доносился до меня как сквозь слой ваты, кто-то при этом кричал… В ту же секунду меня приложили спиной о подоконник, а потом всё резко закончилось, и я сполз по стенке на пол. Когда я смог проморгаться, первым делом я увидел Петунию, испуганно склонившуюся надо мной, затем Вернона, которого удерживал его адвокат, и ещё обступили несколько незнакомых мне мужчин в форме, похожей на военную. Судья что-то им недовольно выговаривала, но я не слышал ни слова, потому что говорила она тихо, а у меня стоял такой звон в ушах, что я расслышал бы только крик. — Я в порядке… — невпопад пробормотал я, даже не будучи уверенным, что меня об этом спрашивали, затем подполз к скамье и, опираясь на неё, через колени поднялся на ноги, но почти сразу рухнул на неё. К тому моменту, как у меня перестало звенеть в ушах, часть посторонних уже покинули зал заседаний. Вернона оставили сидеть, но теперь у него за спиной маячили двое мужчин в форме. Его адвокат недовольно качал головой, Марвин поджимал губы и демонстративно не смотрел ни на меня, ни на него. Судья уже вовсю зачитывала решение, но делала это так же торопливо, как и произносила вступительную речь, так что я половину не разобрал вообще. Из зала суда я вышел, всё ещё слегка пошатываясь и чувствуя себя контуженным, Петуния придерживала меня под локоть. Мужчины в форме куда-то увели Вернона, и Марвин, заметив, что я провожаю его взглядом, пояснил: — Приставы. Штраф будут оформлять за нарушение порядка во время заседания. Зачем вы его спровоцировали? Я же сказал вам сесть. — То есть, вы мне предлагали просто молча терпеть его хамство? — я дёрнул плечом, продолжая смотреть в ту сторону, куда приставы увели мужа Петунии. — К тому же, я подозреваю, он и без этого нашёл бы повод распустить руки, он об этом давно мечтает. — Нашёл бы, конечно. Но если бы вы промолчали, он был бы виноват максимально. А теперь он будет давить на то, что вы его оскорбили и спровоцировали. И его адвокат это подтвердит. — А вы подтвердите, что оскорбления были в первую очередь с его стороны, причём и в мой адрес, и в адрес Петунии, да ещё и в присутствии судьи. Так что одно моё слово против десятка его выглядит несущественно. — Ваше дело. Я просто предупреждаю, что теперь у вас могут быть проблемы, — Марвин равнодушно пожал плечами. — Я думаю, на этом мы с вами можем прощаться. Если мистер Дарсли соберётся обжаловать решение, у вас есть мой номер, миссис Дарсли. До свидания. И, не дожидаясь ответа, адвокат зашагал по коридору прочь. Я вздохнул и посмотрел на Петунию. Она была бледной и выглядела всё ещё напуганной, но, кажется, её постепенно отпускало, потому что её хватка на моей руке ослабла. — Как ты себя чувствуешь? К врачу не надо? Он так припечатал тебя… Я испугалась, что он сломает тебе позвоночник. — Всё в порядке, не переживай. Уже почти ничего не болит. Лучше скажи мне, что с судом. Я всё прослушал и ничего не понял. Что в итоге решили? — Всё хорошо, — Петуния вздохнула. — Развели, Дадли оставили со мной. Алименты взыскали с него, но это уже инициатива судьи, я так понимаю. По поводу выселения ему тоже отказали, но это-то понятно, если выселять некого. Правда, там срок на обжалование десять дней, что ли… Он может попытаться оспорить решение. — Надеюсь, ему хватит мозгов не делать этого. Нет никаких оснований забирать у тебя Дадли, ему откажут, я уверен. Только потратит время и деньги на адвоката. — Судья ему ещё сказала, что если он так переживает, что ребёнку не будет хватать мужского воспитания, он может подать на порядок общения с сыном. — Пускай подаёт, — я пожал плечами. — Его право. Опека же нас предупреждала об этом. Разберёмся. В любом случае, это будет уже после нового года, сейчас у него никто ничего не примет. Праздники же впереди… — Да, наверное, — Петуния несколько раз кивнула, а потом повернулась ко мне лицом. — Кстати, насчёт праздников… Я хотела спросить… — Да? — Я… Я всё понимаю и ни в коем случае не настаиваю… — Петуния покраснела, занервничала, начала запинаться, и я невольно улыбнулся, начиная догадываться, что она хочет. — Рождество — семейный праздник всё-таки, тебя наверняка родители будут дома ждать… Но я подумала… Подумала… Может… Может быть, ты заглянул бы к нам хотя бы ненадолго? Я не прошу все праздники провести с нами, но если бы ты смог выкроить немного времени… Мальчики будут рады, они к тебе уже так привязались… Под конец её взволнованной речи я уже улыбался во весь рот. Значит, я всё же зря переживал и думал, что у неё планы на Рождество будут отдельно от меня. Она просто думала, что я проведу праздник дома, и собиралась пригласить меня, поэтому и отказала тогда Сириусу. А я уже надумал себе всяких глупостей… — Я приду, — не дав ей сказать ещё что-нибудь, я приобнял её за плечи, заглядывая ей в глаза. — И проведу с вами столько времени, сколько вы захотите. — А как же твои родители? — Обойдутся. Я хочу в эти праздники быть с тобой и ребятами. — Спасибо…