***
Всю эту ночь прядильщицу судеб, превеликую валие Вайрэ тоже не оставляло смутное и тягостное настроение. Она сидела возле маленького окна в полутемных покоях, которые освещала лишь единственная свеча, и подбирала лоскутки для новой драпировки из ненужных отрезов от прошлых заказов Таникветиль, да всех сплошь чёрнымх и алых. Тонко участвующая и мир, и его изнанку, не-мир, Вайрэ сразу углядела в том недобрый знак. Едва перевалило за полночь валие, послушная загадочным порывам, вдруг открыла двери своих покоев. И увидела на полу возле стены Тхурингветиль, всю в слезах, судорожно кутающуюся в легкую шаль из органзы. Лицо и руки майа были расцарапаны, дыхание сбивалась, подолы нежно-голубого платья обтрепались в лоскуты, на них целыми гроздями висели ёжики сухого репейника. Она выглядела так, как будто долго бежала, не разбирая дороги, сквозь колючие заросли. Вайрэ тут же подбежала к своей служительнице, простирая изящные руки к ее изможденному, и покрытому странным болезненным румянцем, лицу. Тхури, тихо рыдая, сразу, единым потоком слов и слез излила все страшные и удивительные обстоятельства её жизни в последние несколько дней, ничего не сокрыв от повелительницы. — Успокойся, дорогая, ты не виновата, я ничего никому не расскажу, все будет хорошо… — шептала тревожно валие, бережено прижимая к сердцу свою помощницу. — Нужно дождаться нового дня и тогда посмотреть, что произойдёт, тогда уж и принимать все решения. Но Тхури в безумстве не слышала успокаивающих слов владычицы судеб — распознавала только её ускоряющееся в беспокойстве сердцебиение и снова чувствовала пьянящий кровавый аромат сквозь бархатную кожу тонких ключиц валие. Вайрэ подняла Тхури с пола, завела в свои комнаты и оставила несчастную мастерицу в своих покоях. Ночь выдалась тяжелая, мучительная. Тхури разрывалась между двумя, дружно терзавшими ее душу и тело страстными желаниями. Одновременно она стремилась снова в лес, туда, в непролазную лориенскую чащу, полную ночной жизни, на охоту. Другая часть её сущности из последних сил противилась этому запретно-сладкому стремлению, стремилась освободиться от пут темноты, тени крови. Майа отгоняла видения, но они липли к её разуму, словно чёрные смоляные пальцы. Кровь бешено билась в сердцах вокруг, и Тхури вновь чувствовала каждое из них, словно внутри стучали и пели на разные голоса тысячи разных сердец. Она чувствовала и понимала каждое из них. В эти же скорбные минуты её собственное, родное сердце кровоточило. «Убийца! Убийца!» — выстукивало оно трагическое признание. Тело майа то скручивало в дугу, то содрогалось и застывало в неестественных изломанных положениях, то волокло по постели, словно демоны владыки Тьмы пытались утащить её из родных чертогов в смердящую мертвечиной пропасть. Она расцарапала себе лицо, разодрала ворот платья, впивалась ногтями в металл кровати так сильно, что из-под ногтей начала струится чёрная кровь. Тхурингветиль плакала, не понимая сколько времени прошло в этой пытке. Всё тело скручивала боль, переносить которую она уже не могла, не могла и перевести мысли ни на что другое, кроме алой вожделенной влаги. «Я умираю… меня спасёт только глоток крови… такой необходимый… непреодолимо желанный». В бреду она почувствовала чьи-то руки, как остов спасения. Сквозь огненную трепещущую пелену жажды, что взрывала сосуды, скручивала мышцы и ломала кости, Тхурингветиль ощутила ласковое прикосновение валие, и это, сквозь туманы боли, принесло такую бесценную передышку. Вайрэ взяла её руки в свои, погладила осторожно. Прикосновения на мгновение пропали, и майа болезненно застонала. Но тотчас же в её ладонях оказалась серебряная чаша. Тхури приподнялась на смятых подушках, одной рукой отбросила мокрые от слез прядки, и едва дыша, пригубила напиток. Всего один глоток принёс тут же исцеление. Сначала она даже не поверила, что дала ей валие. В первую секунду показалось, что это удивительно приятное сладкое и душистое зелье из полночных трав, что даруют покой душе и лечат тело. Только прокотив языком несколько раз эти великолепные капли, майа осознала, что в её руках бокал, полный свежей, ещё тёплой крови. Боль отступила, и сознание прояснилось. Вайрэ сидела рядом на перевёрнутых комьями и растрепанных покрывалах. Её тонкая фигурка была наглухо захлопнута в тяжёлый чёрный бархат с высоким воротником, а шёлковые волосы не убраны. Владычица была бледнее, чем обычнее, бела как снег, строга, печальна и беспристрастна. На Тхури взирала не милая её валие — сама неумолимая Судьба. Несколько вздохов, необходимых, чтобы решиться. И вот она заговорила. — Тхурингветиль, мне открылось предначертание. Всему причиной гобелен, и эта жажда крови в тебе — не спроста, это путь к твоему истинному предназначению. — Что мне необходимо сделать, госпожа, — спросила майа в тон леденящим фразам Вайрэ. Она ощутила себя, словно на плахе. Но валие ответила так, что впервые по-настоящему удивила свою служительницу. — Я не знаю. Змеиный взгляд желтых глаз Вайрэ потеплел, вертикальные зрачки расширились и заполнили её очи, сделав их мягкими и по-матерински причастными, страдающими за своё дитя. Затем очи эти наполнила влага испуганных слез. Не безликая жестокая судьба — сама милая и дорогая Вайрэ уже говорила с Тхури. — Пелена застилает всё и не пускает меня в твое будущее. Знаю только, что ты сама должна победить жажду и вышить несмотря ни на что этот злосчастный гобелен. Но в Валиноре это не получится. Здесь не только ты — я не вижу эту картину. Все в чёрном тумане. Ты должна закончить его в Средиземье и это очень важно. Возможно, важно для всего мира. Ведь к твоей пустой картине тянутся многие и многие нити судеб. Тхури посмотрела вокруг ясным взором и правда увидела светящиеся нити, магнетически привлекаемые до сих пор пустым полотном, заброшенным в углу на столе. Вайрэ подняла с пола одну из этих полупрозрачных ленточек. — Это твоя нить, и по ней ты прибудешь в предначертанное судьбой место. Тхури испугалась, затрепыхала, словно пойманный в грубые ладони нежный мотылёк. — Госпожа! Неужели нет иного выхода? А что, если я не вернусь? Как мне искать тебя? Вайрэ обняла её порывисто и крепко. — Мы встретимся даже когда от мира останется лишь одна нота. Я предвижу. Не бойся! Память и любовь будет незримой путеводной нитью, что укажет тебе путь домой. Любовь! Только эта сила и ведёт обратно, милая моя Тхури. Тхурингветиль словно под гипнозом взяла из рук Госпожи нить Судьбы, и тут же все вокруг заполнила тьма. Лик валие гаснул в сумраке и через секунду потерялся во мгле. Последнее, что почувствовала майа — тонкие руки Вайрэ, которые вручили ей свернутую ткань, но и они тоже скоро растаяли, как будто растворились в небытие.Глава 8. Путеводная нить
26 мая 2023 г. в 09:13
На следующий вечер Тхури уже не боялась своих необычайных грёз. Наоборот — она теперь старалась привлечь их, окунуться в будоражащее и пугающе колдовство.
Она ждала прихода видений целый день, словно дева, что ждёт свидания с тайным возлюбленным, считая бесконечно медленные минуты. Пыталась отвлечься — переставила всю мебель в своих покоях, как имела она привычку делать в моменты тягостных раздумий над сложным вопросом. Затем закусила мило губу и бродила по обновлённой обстановке от двери до окна. Вдруг замерла перед рамами, распахнула их, чтобы вдохнуть свежий аромат вечерних трав. На Мандос тихо и бережно спускались синие сумерки.
И тут наконец-то её настиг знакомый сладостный трепет, дрожь во всем теле, мерцание серебристого сумрака перед глазами. Её лёгкое тело, словно не имея покровов земного воплощения, минуя каким-то чудесным образом тяжеловесную стать дворца судеб, незаметно, словно перелистав быстро страницы с изображениями пути мимо тёмного ельника, окружавшего застывший в смирённом постоянстве Мандос, мимо дорожек, усыпанных белой бриллиантовой крошкой, ведущих к белоснежно-мраморным чертогам валар-целителей, мимо волшебного озера и самого дворца снов, снова скользило между стволами деревьев Лориена.
В лесу было неспокойно. Тхури вновь ощутила влекущий азарт охоты. Снова со всех сторон её фигурку в легких ночных облачениях из светлой ткани окружили прозрачные тени, всюду были слышны птичьи трели, всюду был гомон, такой, который бывает всегда в веселый солнечный день весной. Только теперь вокруг не было света, лишь волны тьмы расстилались широкими потоками в отяжелевшем враз эфирном воздухе Валинора, и в них бились горячие сердца. Влага жизни, драгоценная рубиновая и недоступная, стучала, отзываясь эхом в зарослях шиповника, переплетая душистый запах белых цветов с солёным и металлическим вкусом. Все чувства смешались, голове Тхурингветиль звенели колокола, как на большом столичном празднике. Вместе с тем, утопая всецело в сумраке, почти растворяясь в нем своё феа, Тхури отчетливо видела запахи росы, прохладу, ловила пальцами загадочный шёпот листвы.
Тонкие ноты, как удары серебряных молоточков в стеклянные сосуды, сменились тяжёлыми, сдавливающими глубиной и оглушающими неведомой тревогой тонами.
Морозная волна прокатилась по всему телу, руки задрожали, многоголосый шум в ушах превратился в ровный резонирующий гул. Тхури резко пригнулась. Внезапно в голове стало пусто, кристально и понятно: цель близка, она в пряталась в плену сухих веток терновника. Добыча выдавала себя запахом страха. Глаза жертвы были расширены, дыхание почти остановилось, а сердце бешено колотилось в костяном мешке. Тхури пригнулась к траве и незаметно подкралась как можно ближе к колючему кусту. Вокруг неё пространство было даже чуть темнее, чем окружающий густой лесной массив. Ночь подарила майа немного больше теней, чтобы соткать вокруг неё плотнейший плащ из сумерек.
Но чуткое животное, выбранное на закланье, шестым чувством предвосхитило опасность. Оно, открывая себя, ударило копытами, взрыв землю и поскакало прочь. Тхурингветиль вскочила на завесь Тьмы, бросилась в погоню, она летела по лесу, и ее босые ступни не касались лесного покрова, полы ее воздушного ночного платья и чёрные локоны просачивались сквозь ветви и листья, будто они были призрачными. И вот Тхури настигла оленя.
Охотница и жертва остановили свой бег на поляне, залитой лунным серебром. Тхурингветиль и молодой олень застыли ледяными скульптурами в смертельно-прекрасной композиции смотрели в глаза друг другу. Голову кружил запах янтарных слез окружавших полянку сосен. И аромат крови.
«Такой прекрасный, гордый и такой беззащитный, весь в моей власти», — Тхури, лик которой был предельно строг и сосредоточен, осторожно, чтобы не спугнуть добычу, пошла вперёд, раскрыв ладони, показывая животному, что у неё нет оружия, что она не опасна.
Олень все равно боялся, смотрел на майа большими влажными от слез глазами. Тхури достигла цели, провела рукой по бархатной шкуре, лаская и успокаивая животное. Её ощущения стали в разы ярче, нежность коротких ворсинок меха ощущалась мягче, чем самый прелестный бархат, блеск в глазах сверкал в лучах полночи бриллиантами, и страх… его страх был такой сладкий.
Тхури обняла оленя, прильнула губами к дрожащей шее благородного животного, поднялась с легкими прикосновениями чуть выше и нежно, словно в поцелуе вонзила клыки в стучащую жилку. Язык опалило пламенем, солено-сладкий вкус хотелось глотать, упиваясь, хотелось дышать им заместо воздуха, огромными вздохами, насыщаться и захлебываться им. Тхурингветиль самозабвенно вытягивала влагу жизни, словно сливаясь в этот миг с погибающим животным. Она ощущала чистый восторг, блаженство, мир кружится перед ее глазами, а постепенно сходящийся на нет стук сердца убаюкивал, словно колыбельная.
На краю сознания Тхури среди волн блаженства и покоя вдруг вспыхнула вспышка страха:
«Нужно возвращаться! Срочно! Иначе будет поздно! Нужно возвращаться из видений!»
Она пыталась сбросить пелену наваждения. Но эта заволочь, как липкая вата, обволакивала тело и душу, не желала уходить. Лес, какие бы душевные старания ни прилагала майа, не торопился смениться родными покоями.
Тхури вздрогнула, поднимаясь. Вкус соли и сладости был таким реальным. Майа провела рукой по губам, посмотрела на алые разводы на пальцах. А затем взглянула вниз. Возле её ног на траве лежал труп окровавленного оленя. В гробовой тишине понимание захлестнуло сердце волной ужаса.
«Он мёртв, я убила его. Я действительно убила его и выпила его кровь!»
Снова со всех сторон майа обступили тени. Но уже не обещанием запретных удовольствий — они подступали к ее собственной душе сокрушительной виной и раскаянием. Тхури бросилась назад, чудом выбравшись на тропку. Сознание поглотило смятение, она глядела вокруг, но не видела ни шерсти, ни глаз, ни мышц в полном чужой жизни лесу — все животные, скрытые в норах, дуплах, за листвой кустарников, от маленьких мышей до великолепных рогатых лосей, судорожно старавшихся спрятаться, замерших в своих укрытиях от неизвестной опасности, но так явно, как на белой ткани вышивальной канвы, видимые мастерице, все они не были прекрасными созданиями Госпожи повелительницы природы, великой Йаванны, но состояли лишь из сети ярко-красных сосудов, только так и получалось определить границы их тел и положение в пространстве. Не животные. Только прозрачно-кровавые манящие сети, в которых бились горячие мускульные кулаки сердец, полные энергии и умопомрачительного ритма.