***
Тхурингветиль полными ужаса глазами, не дыша, смотрела на свою работу. Блистающие бриллианты сверкали с самого края гобелена судьбы. Это было только начало всех бед. «Грядут тяжелые времена и страшные битвы! Лютая жестокость ждет народы, лучшие из лучших за них примут безвременную гибель! Эти камни прокляты!» Тхури сорвала ткань из рамки, скатала в свиток, сама взвилась вокруг себя и обернулась огромной летучей мышью. Она подхватила гобелен когтями и ринулась в окно. По гладкой стене башни ледяным звоном посыпались разбитые сильными крыльями стекла, а майа спешила к кузням, нужно было предупредить Майрона. Тонким чувством она ощутила приближающуюся со спины угрозу. Обернулась и увидела тень на быстрых черных крыльях. Ворон сливался с мглой беспросветного неба, только ядовито-желтые глаза, словно свечи, прожигали немигающим взглядом. Тхури сбилась с полета, едва не рухнула с небесной стези, купол небес отразил и преумножил тонкий и надрывный на грани не-мира писк. Она падала, беспомощно сложив крыла, а хищный ворон пикировал за ней, его когти, готовые пронзить плоть, отливали блеском заточенного металла. Внезапно восходящий поток теплого воздуха, принесенный с производства, подхватил мышь, распахнул ее кожистые крылья парусами. Тхури сделала крутой вираж, заставив преследователя по инерции продолжать движение вниз и почертить концами острых перьев по кровлям построек. Тхури оторвалась, быстрыми взмахами набирала скорость, но и ворон сумел ловко выйти из смертельного пике и теперь снова поравнялся с ней, вышел на линию атаки. Тхури пыталась обмануть его хитрыми маневрами и внезапными поворотами, то взметалась ввысь, стремясь раствориться в темноте, то резко теряла высоту. Все было напрасно, груз в ее коготках, груз, который она ни за что в жизни бы не бросила, был тем балластом, который позволил быстрокрылому и легкому Лангону без труда догнать беглянку. Мышь болезненно дернулась и заверещала, когда острые когти прошили ее тело. Лангон со своей добычей опустился на землю. Он принял эльфийский облик, своим волшебством сбрасывая и с пленницы мышью шкуру. — Вот мы и свиделись, я искал тебя! — плотоядно улыбался Лангон, в горящих, словно фонари, глазах было безумие. Тхурингветиль, зажимая раны от когтей тканью гобелена, огляделась. Кругом было пустынно и темно. Какой-то грязный и зловонный закоулок возле производств. — Помогите! На помощь! — пыталась кричать дева, но с губ ее срывался только сиплый вой, она потеряла голос от страха. Да и если бы смогла громко призывать, это было бесполезно. Трубы кузен уже не чадили, никто ей не поможет. Лангон гипнотическим взглядом следил, как платье девы пропитывается кровью в прорехах от когтей. Ворон в одно мгновение исчезнул в тенях и тотчас снова возник возле Тхури. Он обхватил ее тело, вырвал из рук окровавленную вышивальную канву, отшвырнул прочь, рванул ворот платья, оголяя раненную белую грудь, припал к ней губами, испивая майарскую священную кровь. Тхурингветиль изогнулась, как юное деревце под напором неистовости бури. Хрупкими руками уперлась в грудь Лангона. Он был намного сильнее ее, легко сломил это отчаянное сопротивление. Беспощадные губы укусами покрыли тонкую шею, оставляя чёрные следы и ранки от острых клыков, как свидетельства его ненависти и грубости. Дева умоляюще взвыла. Лангон крепко прижал ее к себе, злорадно ухмыляясь, чувствуя, как обнаженная нежная грудь трется о плотный шелк его мантии, он сжал нежную кожу руками, наслаждаясь ее алебастровой гладкостью, тяжелым дыханием и теплой влажностью от истекающей крови. Ворон толкнул ее изящное тело к стене, ударив головой. Сознание девы помутилось, но матовую пелену через секунду унесло волной кристально-чистого, звенящего и животного ужаса. Лангон вцепился в ее шею ледяными пальцами и с силой сжал. — Ты в мучениях отправишься сейчас же к своим дражайшим господам! Я убью тебя! Тхури открывала широко губы, вымаливая хотя бы единственный вдох. Воздуха катастрофически не хватало, пустую грудь изнутри рвало и резало судорогами. Кожа покрылась мурашками. Глаза девы налились кровью, заполнились слезами. Меж боли и страха, на грани развоплощения, она ощущала, как руки Лангона шарили по ее телу, задирая подол юбки. Перед глазами стремительно темнело. Тхури взмолилась Эру… и вдруг была услышана. Над плечом безумного, ослепленного похотью Лангона, появилось бледное лицо с яркими зелеными глазами. В погибающем перед глазами Тхури мире серебром блеснул кинжал. — Ты перешел все границы, ворон! Не выйдет! — с ледяным спокойствие сказал зеленоглазый эльда, приставив кинжал к вороньей шее. Тхури сразу узнала его — Адар. — Убирайся, пока я не перерезал тебе глотку и не выпустил твои кишки! Будь ты хоть трижды божественным колдуном и наместником, в выгребной яме щелей твой труп никогда не найдут! Лангон под прицелом лезвия хищно оскалился, но отступил, медленно пятясь назад и подняв обе руки вверх. Он метнул взгляд вниз, примечая неяркое сияние сквозь ткань брошенной канвы. Как только Адар опустил лезвие, он резко подпрыгнул, громко каркая покружился над головами эльфа и майа, подхватил с земли гобелен и устремился в небо. Тхурингветиль сползла по каменной кладке вниз, прикрывая грудь, зажимая раны, кровь сочилась из-под ее ладоней. Адар снял плащ и укрыл деву. — Ты можешь идти? Тхури сделала кивок, уронив голову на грудь. Чёрные волосы лентами потекли по плечам, коленям и земле. Адар подхватил теряющую сознание деву на руки и пошел с ней вглубь трущоб.***
Пока эльф нес ее на руках куда-то во тьму, Тхури впала в оцепенение, пугаясь каждого движения и шороха в липнувшей со всех сторон тьме, боясь подумать, что будет с ней дальше. Но сил сопротивляться больше не было, все тело горело от жестоких прикосновений Лангона ожогами. Потому объятия спасителя казались бы на этом контрасте даже нежными, если бы не были такими холодными от металла латной перчатки, в которую была облачена одна его рука. Дева схватилась за эту мысль, как за соломинку, — кажется, убивать и расчленять ее не собираются. Деревянный скрип возвестил, что они прошли в помещение. В глухой темноте Тхури почувствовала под спиной шелестящую и колкую солому. Стало быть ее уложили на ворох сена. Через пару минут свет тусклой сальной свечи развеял мрак. Перед глазами возникли размытые очертания интерьера. Пелена страха, лишавшая летучую ночную мышь зрения, спадала. Тхурингветиль теперь явно видела аскетичное убранство комнаты: стол без стульев и соломенный мешок, служивший постелью, очаг, разбитый прямо в полу и огороженный черными блистающими камнями. В темноте — несколько сундуков, вот и весь нехитрый скраб владельца хибары. Но здесь было поразительно идеально чисто. — Спасибо, ты спас мне жизнь, — выдохнула Тхури, запахиваясь от холода плотнее в плащ. Она следила за каждым движением Адара. Он больше не казался благодарной за помощь майа таким уж неправильным и некрасивым. Черты его лица в свете свечи казались острым и суровыми, усталыми и строгими, но был в них свет качеств притягательных: ответственности, серьезности и готовности к сопричастию. Хозяин в одно движение скинул чёрные кожаные доспехи, оставшись в длинной тунике, было видно, что фигурой он высок, мускулист и подтянут, в нем была явно была заметна стать и изящество, которые отличают эльдар от всех других народов Арды. Только с руки все равно не снял перчатку. «Его лицо словно обожжено с одной стороны, стало быть на руке тоже страшные шрамы», — догадалась Тхури. — Не стоит благодарности. Я не мог допустить свершиться преступлению на моей земле и сбросить вину на моих детей. Я не ведаю и даже не хочу знать, что вы не поделили с вороньем. Ты можешь остаться до утра. А затем — иди своей дорогой. Он говорил, не обращая никакого внимания на деву, отвернувшись от нее к столу и перетирая в ступке мелкие темно-зеленые жесткие листья, затем открыл сундук, достал относительно чистую ткань, разрывая на длинные ленты. После подошел к соломенной постели и попытался отвести руку Тхури с груди. Она со вскриком резко закрылась плащом и задрожала. — Я не трону тебя. У нас хватает и других бед, кроме как насиловать прислужниц Мелькора. Гордишься принимать помощь — перевяжи себя сама, — он бросил лоскутки перед ней на кровать. — Я не прислужница ему! Я майа валие Вайрэ! — Так отчего же ты здесь, в этой зловонной дыре Утумно, а не в блистающем золотом Валиноре? — незаинтересованно протянул эльф. — Я не могу сказать. Но я не предавала свою госпожу, хотя и больше не вернусь никогда домой… — шелестела дева, всхлипывая, вспомнив о потере гобелена судьбы. Она отвернулась от эльфа и умелыми руками быстро и туго бинтовала свои ранения. — Не важно, — Адар осторожно осмотрел перевязь, Тхури позволила ему это, и удовлетворенный аккуратной работой, продолжил: — Утром я провожу тебя до ворот. Вдруг снаружи послышался звук, словно скрежет когтей о деревянное полотно. Тхури испуганно вздрогнула, подобрала ноги на тюфяк и прижалась к стене. Адар же ни капли не встревожился даже когда дверь со скрипом медленно поползла в сторону. С замиранием сердца майа глядела как в комнату величаво зашел огромный мохнатый белоснежный волк. Он достиг ложа, на котором дрожала, как осенний лист, Тхури и, посмотрев осмысленно красными глазами на гостью, понюхал подол ее испачканного в крови платья. — Это Дарума. — Волк? — Волколак. Не бойся, она совершенно не опасна и на кровь не реагирует. Последыш, родилась без нюха. Оттого ее и определили еще щенком на убой, — объяснил Адар. Тхурингветиль заглянула опасливо в блестящие глаза альбиноски, легко виляющей пушистым хвостом, и протянула руку, погладила по белой мягкой шерстке. — Ты спас ее? — Да, вырвал израненную и едва живую со псарни. На нее натаскивали боевых зверей, — волчица подбежала к хозяину, ласкаясь и здороваясь, Адар улыбнулся и потрепал ее по загривку, за ушком. — Потом долго выхаживал, и такая красавица выросла, — в его чуть раскосых глазах, ставшими вмиг нежными, замерцали звезды. Эльф оборвал рассказал, затушив свечу. Тьма скрыла тень призрачной грустной улыбки, впечатленной неравнодушием Адара майа. «У него предназначение быть спасителем. Тяжела же доля… но ярче и светлее фэа в мире не сыскать», — несмотря на все страдания, выпавшие на нее саму словно стена ледяного ливня, вдруг теплотой отзывались мысли майа, которая сквозь волны густой тьмы следила, как Дарума подошла к охапке соломы в углу, покрутилась и легла окружив своим теплым мехом хозяина. Адар учтиво лег на полу, предоставив гостье свою постель.