***
Старуха, морщась и стараясь не заорать на весь дом от ломки чешет рукой покрасневший и воспалённый от недавнего падения и химических ожогов слизистой нос. Карл и Фридрих молча переглядываются, уже не пытаясь скрывать шок и отвращение, вызванное отвратительным запахом немытого тела и мочи. Гейзенберг так и не понял, какого чёрта его другу вздумалось затащить её в дом. Бомжей в городе не так уж и много, но когда они наведываются в гости, чем-то сверхъестественным это уже давно не кажется. — А вас как сюда вообще занесло? — худощавый мужчина пододвигает стакан спиртного ближе к женщине, которая тут же слегка оживляется, замечая полный сосуд шнапса. — Да чёрт его знает, — хмурясь, словно пытаясь припомнить события последних дней, отвечает она, выпивая крепкий алкоголь за пару глотков и даже не морщась. Карл пожимает губы и проводит рукой по заросшей щетиной щеке. Тоже хочется выпить, но он пытается сдерживать себя как может. Гостья говорит с очень сильным акцентом и шепелявит от недостатка передних зубов, отчего её слова можно разобрать с трудом. — Ну и ба-а-ардак тут у вас, — усмехается бабка, оглядываясь по сторонам, — прямо как у нас после переезда. — А вы что, не бездомная что-ли? — неожиданно для него самого вырывается у Гейзенберга, после чего локоть Фридриха тут же несильно пихает его в бок под столом, чтобы его жест был скрыт от глаз неожиданной гостьи. Через окно небольшой кухни в помещение проникает золотистый вечерний солнечный свет, отчего пыль, летающая в воздухе, становится заметной. Женщина громко чихает, брызгая слюной во все стороны. Карл вытирает попавшую на рукав рубашки вязкую каплю об рабочие штаны, испачканные машинным маслом, и раздражённо вздыхает, что не уходит от внимания седой измазанной грязью старухи. — Ой, да ладно тебе, все же свои! — хрипло хохочет она, обнажая свои жёлтые кривые зубы. — Как вас зовут-то хоть? — Миранда, — сделав небольшую паузу отвечает она, шмыгая носом, — Молодой человек, налейте-ка мне ещё грамм двести. — Хватит с вас. — фыркает механик, — Я сейчас вызову неотложную помощь, вы еле на ногах стоите. Поди и со стула сейчас грохнитесь. Миранда бросает на него ошарашенный взгляд и пару раз моргает. — Не надо мне ничего! — она возмущённо восклицает, и, придерживаясь одной рукой за круглый стол, встаёт. — Я домой пойду. Фридрих озабоченно глядит на неё и останавливает жестом руки. — Вы же на другом конце города живёте, вы как собрались идти-то? Карл тут же вступает в разговор. — А ты откуда вообще знаешь, где она живёт? Вы знакомы? — С удивлением спрашивает он, таращась на друга. — Ах, это… — друг прочищает горло, подбирая слова. — Подвозил их тут с дочерью недельку назад к дому. Они тут новенькие у нас, приехали недавно. Бабка скорчила гримасу, в которой читалась обида и злость. Её глаза в миг начинают наполняться слезами, которые она быстро протирает грязными пальцами. Она трясёт головой, дабы не дать эмоциям выйти наружу. — Нет у меня больше дочери. Выгнала она меня. — Говорит старуха дрожащим голосом, а затем не выдерживает и начинает рыдать, закрывая лицо руками. — Будь я на её месте я бы тоже вас выгнал. — еле слышно бубнит себе под нос Гейзенберг и отворачивается, скрестив на груди руки. — И давно она вас за дверь выставила? — Несколько дней назад… — всхлипывая отвечает Миранда. Фридрих качает головой и ищет в списке контактов номер женщины, которая с не очень уж большим удовольствием согласилась его дать. Нажимает на кнопку вызова. — На вашем счёте недостаточно средств. Вы можете пополнить его через… — Мужчина сбрасывает звонок и выругивается сквозь нечленораздельные звуки, издаваемые бабкой, — Карл, дай с твоего позвоню, деньги закончились. Он передаёт другу свой поцарапанный старый смартфон, после чего тот начинает переписывать номер, который телефон Карла определяет как контакт «Хуй знает кто». — Погоди-ка, мне этот некто ночью один раз написал… — механик окидывает взглядом Фридриха сквозь тёмные очки, — Так, это ты мой номер чёрт знает кому дал? Вообще что-ли охренел?! Мне и без тебя проблем хватает, знаешь-ли! — Да не кипятись ты, я потом всё тебе объясню. — быстро отвечает друг, понимая, что впереди его ждёт неприятный разговор. Он прикладывает телефон к уху, из которого уже слышатся долгие гудки.***
Старенький фольксваген подъезжает к небольшому кирпичному дому, находящемуся на участке с недавно покошенным газоном. Гейзенберг, который сидит на переднем сидении, со скучающим видом оглядывает уже давно знакомые окрестности. Солнце уже давно опустилось за горизонт, отчего розовый закат, предвещающий холодную погоду на следующий день, сменился сумерками. Свет фар гаснет, Фридрих заглушает мотор. — Приехали. — все трое выходят из машины и замечают на крыльце нахмурившуюся женщину с пепельными волосами. Она молча подходит к машине быстрым шагом, натянув улыбку. — Спасибо вам большое. — Кивает она, мельком бросая разъярённый взгляд на мать, которая, переминаясь с ноги на ногу, уже слегка напряглась, понимая, что ей точно не поздоровится. — Вы уж простите за… это. — Да ничего страшного. — Карл отмахивается, без особого интереса наблюдая за разворачивающейся перед ним картиной: кое-как пытающаяся сохранять самообладание блондинка лет тридцати, старуха, запах который будет выветриваться из машины дня два точно, и друг, поджавший губы и пытающийся скрыть волнение. — А это, я так понимаю, ваш друг, о котором вы мне рассказывали. — Уши таксиста сразу краснеют, а Гейзенберг раздражённо посматривает на него. — Да, всё верно. — Карл. — мужчина дружелюбно улыбается и протягивает ей руку. — Ева. — она крепко пожимает грубую тёплую ладонь, — Ещё раз прошу прощения за данный… — она многозначительно кашляет, — инцидент. Вы может на чашку чая зайдёте? Очень неловко, что вот так всё получилось. Позор-то какой… — Почему нет? — Пожимает плечами механик, — Фридрих, думаю, тоже не откажется. — Ты бы им хоть чего покрепче предложила бы! — Подаёт голос мать, — Да и я вам компанию составлю. Ева набирает в лёгкие воздух и медленно поворачивает голову в её сторону, всеми силами пытаясь скрыть раздражение и злость. — Иди в душ сходи и ложись спать. — Процеживает она сквозь зубы, после чего вновь обращает внимание на стоящих рядом мужчин, — Да вы на неё не обращайте внимания, проходите. И так вам хлопот доставила. Миранда тут же затыкается и быстрым шагом идёт в дом, слегка прихрамывая, остальные же следуют за ней. За неделю жилище заметно преобразилось. Не было трёхсантиметрового слоя пыли, валяющихся повсюду коробок и неразобранных вещей. В доме за последние дни начал появляться какой-никакой уют. Мать поспешно разувается, и, кидая грязный кардиган в катышках прямо на пол, заставляя тем самым Еву закатить глаза, чуть ли не бегом кидается в сторону двери в ванную. Пренебрежительно отодвинув валяющуюся на полу верхнюю одежду старухи, женщина показывает рукой на гардеробную, куда Фридрих вешает ветровку. На кухне, излучая желтоватый свет, горит старая люстра, освещая небольшое пространство, где находится гостиная и по совместительству кухня. Обстановка весьма типичная для домов этих мест: старая мебель, не особо хороший ремонт. Однако, жить можно. — Присаживайтесь, сейчас чайник поставлю. — Стефанесцу подбегает к кухонной стойке, пока мужчины располагаются за столом. — Вы уж извините, у нас тут немного неопрятно, переезд, сами понимаете. — По сравнению с жилищем Карла, у вас тут идеальная обстановка, — усмехается Фридрих, а Гейзенберг лишь вздыхает, осматривая хозяйку обители. Мешковатая домашняя одежда, слегка взлохмоченные, собранные в низкий хвост длинные волосы. На предплечье видна часть татуировки, которая представляет собой незамысловатый узор. — Вы чёрный или зелёный предпочитаете? — Чёрный. — Зевает таксист и смотрит на Карла, который уставился в одну точку, явно о чём-то задумавшись, — Эй! — он машет ладонью перед его лицом, дабы вывести из состояния транса. Механик вздрагивает. — А? — Чай какой будешь? — Повторяет вопрос Евы друг. — Да мне всё равно. — Тогда всем чёрный заварю. — пожимает плечами женщина и достаёт из кухонного шкафа сахарницу и чашки с чайными ложками. Быстро накрывает на стол, пока электрический чайник шипит, кипятя воду. Вскоре он издаёт характерный щелчок, уведомляя о сделанной работе, а белые чашки наполняются кипятком, после чего блондинка раздаёт всем по чайному пакетику. — Ну как вам у нас тут? Полагаю, не особо весело. — Хмыкает Гейзенберг, добавляя ложку сахара в свой напиток. — Как сказать, — пожимает плечами она, усаживаясь напротив гостей, — не шумно, спокойно. По крайней мере днём. Воздух чистый, что очень радует. — Вы будьте осторожнее в тёмное время суток, — Вступает в разговор второй мужчина, рассматривая поднимающийся из чашки пар, — А то ходят тут всякие. — Да уж, я заметила. Один раз вообще чуть об бомжа не споткнулась, — Качая головой отвечает Ева, — и алкашка одна за мной увязалась, когда прогуляться вышла ночью. Еле ноги унесла. Кстати, может это моя мать была. — она кидает быстрый взгляд на дверь в ванную, из-за которой был чуть слышен звук включенной воды и неразборчивая румынская ругань. — Вы как вообще наши её? — Да мы в магазин решили выйти, дверь открываем, а она чуть ли не на пороге валяется. — Господи боже ж ты мой… — она ударяет себя ладонью по лбу, — Даже тут опозорить меня успела. — Да не переживайте вы так, всякое бывает, — успокаивает румынку Фридрих, — вы лучше расскажите, как вообще вышло, что она из дома убежала. — Мы поссорились сильно, а у меня нервы сдали, совсем уже довела меня. Я её прогнала, думала побродит часа два и вернётся. А она вон чего вытворила! Вы не подумайте, я уж не совсем больная, чтобы мать родную из дома выставлять. Просто сил уже нет, честное слово! Да и такие её похождения, это уже не первый раз, сколько себя помню, ночевала она большую часть жизни чёрт знает где. Друзья молча переглянулись. — Извините, что жалуюсь. Накипело. — она выдыхает воздух через нос и отхлёбывает крепкий горячий чай. — Ну чего вы извиняетесь-то всё время? — смеется Гейзенберг, стараясь перевести тему в более положительное русло, — Я тут узнал, что дружок мой дал вам мои контакты. Чего он вам там про меня наплёл? — Да просто сказал, что вы человек необщительный, да и почему-то общаться с вами никто желанием не горит, — Частично врёт Ева, замечая слегка встревоженный взгляд Фридриха. — Да я сама такая же, дед, особенно в моём детстве, всё время пытался меня с кем-то подружить. А я не особо хотела заводить новые знакомства. — Чего сказать, он у нас с синдромом спасателя. Да, Хартманн? — А вы разве против того, чтобы ваш друг… ну… — Давал мой номер телефона хрен знает кому? Да, против. Как и любой нормальный человек. — Раздражённо выпаливает мужчина, — Без обид, но когда посреди ночи получаешь сообщение от неизвестного номера, не особо приятно. — Ну не кипятись ты, братан. Я больше так не буду. — Виновато говорит Фридрих, а Стефанесцу поджимает губы и отводит от механика взгляд. — Ладно, проехали. — качает головой Гейзенберг, — Я пойду выйду покурю. — Можете прямо здесь, я сама курящая. Не стесняйтесь. — Ухмыляется она и вновь устремляет взгляд чёрных глаз на новых знакомых. Карл зевает, прикрывая рот тыльной стороной ладони и тянется к карману рубашки за сигаретами, задумывается. Ещё пара месяцев и ему стукнет сорок, а жизнь как была той ещё хуйнёй, так и осталась. Ни нормальной работы, ни денег, ни семейного счастья, хотя, честно говоря, последнее заботит его в последнюю очередь. План под названием «Закончить колледж, а потом «как-нибудь само всё станет как хочется», мягко говоря, не сработал. Вполне ожидаемо. Но хрен с ним, с прошлым, а что дальше? Дожить в этой глуши свой век или спиться до белой горячки? Звучит не очень. Однако, как бы прискорбно не звучало, это единственные два наиболее перспективных варианта, вернее это всё, на что он способен. Из мыслей его выдирает громкий голос матери Евы. — Это вы что, курилку тут устроить собрались? — Миранда, обёрнутая белым банным полотенцем, выходит из-за угла, — Ну уж нет! Благодаря этой, — она беспардонно тыкает пальцем на дочь. — У нас уже весь дом прокурен. — Да ты что. — Не поворачивая головы в сторону старухи, раздражённо говорит хозяйка дома, — Кто бы говорил. — Думаю мне всё-таки лучше выйти на улицу. — Гейзенберг быстро поднимается со своего места, но тут же хватается рукой за край стола, в глазах темнеет, пол уходит из-под ног. Хартманн тут же реагирует, тоже встаёт и придерживает друга, чтобы тот ненароком не грохнулся на ровном месте. — Да и я бы свежим воздухом подышал, если никто не против. Ева быстро кивает, Карл, чуть пошатываясь идёт к выходу, Фридрих следует за ним. — Я, в отличие от некоторых, курю табак, а не траву. — тихо говорит Стефанесцу, чтобы её могла слышать только мать. Миранда начинает смеяться, но издаваемые ей звуки больше подражают хрюканью. Она поджимает губы и с вызовом смотрит на пренебрежительно вскинувшую бровь женщину. — Если сегодня будешь сосать кому-нибудь из них, а я уверена, что это произойдёт, с учётом того, как ты тепло приняла этих мужиков в наш дом, купи презервативы, хер его знает, чем они болеют. Блондинка долю секунды смотрит на бабку, вытаращив глаза, полные шока, а затем встаёт и стремительно приближается к ней, хватает за подбородок, на котором красуется бородавка. — Иди нах… — Ева запинается, подбирая более цензурные слова. — Спать. И быстро. — шипит она, еле сдерживая желание вмазать ей по щеке. — Ну чего ты нервничаешь, — невинно хлопает глазками мать и широко улыбается. — Я же о тебе забочусь, знаю ведь, какая у тебя шлюшья натура. — Ты, я так понимаю, так громко говоришь про меня всякую ерунду, чтобы опозорить перед гостями, которые могут услышать наш разговор. Ну и вот нахера ты это делаешь? — Нехуй было меня на улицу выгонять. Ева резко убирает руку, поджимает губы, идёт к выходу, не говоря больше ни слова. Но как только довольная Миранда проходит ко входу в свою спальню, явно в предвкушении чего-то, что она так долго ждала, блондинка вдруг оборачивается. — Можешь не искать свои пакетики с порошком. Я убиралась и нашла их. Мать встаёт как вкопанная и медленно поворачивает голову в сторону дочери, параллельно убирая прилипший к щеке мокрый седой локон за ухо. — Верни. — её голос начинает дрожать. — Я выкинула их, нечего этой дряни делать в моём доме. — Нет… — старуха медленно оседает на пол, хватаясь руками за голову. — Ну чего ты нервничаешь, я же о тебе забочусь. — ласковым голосом произносит Стефанесцу, выходя из дома и запирая дверь на замок, оставляя ошарашенную мать в одиночестве.