Птенчик

Куда же он пропал? Как долго его нет, уже добрых минут пять прошло. Хоррор понимал, что это совсем не много, но чувство одиночества съедало изнутри, он был зависим. Зависим от его компании, зависим от силы, зависим от защищённости, которую чувствовал только рядом с ним, впервые за последние годы, за те ужасные годы, что были будто бесконечным кошмарным сном. По крайней мере они казались Хору лишь жутким кошмаром, когда он был с ним рядом. — Я не могу больше ждать тебя, я не хочу опять оставаться один! Хоррор поднялся, накинул на себя одеяло и тихонько, скользя босыми стопами по дереву пола, пошёл по коридору. В кухне Фарм не нашёлся, но шум тихо льющейся воды подтолкнул в спину. Иди, Хор, иди, он там. Ты слышишь, где от тебя прячется твоё спасение от одиночества. — Я не буду смотреть, только подожду под дверью, — тихое оправдание слетело с губ в воздух и Хор сам понял, насколько лживо и неправдоподобно оно прозвучало. Конечно, он будет смотреть. Конечно, он станет это делать, он так давно себе представлял, как должен выглядеть его спаситель без одежды. Скулы запылали румянцем, и он, сглотнув, прокрался к как всегда не закрывающейся двери. Как хорошо, что вечная лень да постоянная занятость мешала починить её, как удачно осевшие петли не позволяли полотну войти в дверную коробку. Он прислонился к стене, роняя тихий выдох и закусывая косточки пальцев от увиденного. Нет, он не из тех, кто падает в обморок от вида голых костей, даже таких обьёмных и рельефных, какие сейчас демонстрировал сидящий в широкой ванне монстр. Не крепкие ровные дуги рёбер заставили душу сделать резкий кульбит, не откинутая назад голова с закрытыми глазами и прикушенной нижней губой, и уж совсем не широко разведённые колени с округлыми правильной формы блестящими от воды чашечками. А рука, что медленно ползала вверх-вниз по едва сияющему зелёной мятой, подрагивающему в воздухе… Хоррор сглотнул… возбуждённому члену. Та же рука, что ещё пару минут назад так же неспешно гладила его позвоночник теперь сжимала основание, скользила вверх и очерчивала круги по контуру немного острой на вид головки. У Хоррора подкосились колени. В тазу заныло вновь собирающееся тугой спиралью желание и он вцепился в дерево косяка со всей силы едва ли не зубами, пуская слюни на такое возбуждающее зрелище. На ходящий вверх-вниз второй шейный позвонок, что двоился на манер кадыка на человеческом горле, на пальцы, размазующие влагу по зелёному покрытому рельефом сосудов полупрозрачному боку, на приоткрытые губы, что шептали какие-то тихие едва различимые слова. Он прислушался, напрягая ослабший от стольких лет голодовки слух. — Сладкий… мой сладкий… ах, сделай это для меня… — шептал Фарм, явно представляя себе кого-то. Под глазницами сквозь тёмные тени мелькала яркая зелень зрачков, а язык мятным кончиком то и дело проходился по пересыхающим всё время губам. — …мой маленький, хрупкий… мой милый птенчик… м-м-в-х… Хоррор всхлипнул судорожно. Он представлял себе его. Его! Не кого-то другого, он... хотел именно его! Фарм открыл глаза всполошенно, разворачиваясь в корпусе к двери, разглядел за приоткрытой дверью широко открытые глазницы Хоррора и охнул, не зная, что ему делать. То ли прятать стоящий член в ладонях, то ли выпрыгивать из ванны и бежать срочно по полотенце... Сколько он там уже стоит? Сколько он успел увидеть… или услышать? — х-Хор? Ты что тут де… ох, я просто… Хоррор скользнул внутрь, сбрасывая на пол с себя ставшее резко таким ненужным одеяло: — Возьми меня, Фарм. Просто замолчи. Возьми и оставь себе. — в тазовых костях красным вихрем закручивалась магия, — Хочу быть твоим. — руки задрожали мелко и Хор сделал ещё шаг. Начал шататься взад-вперёд, пытаясь унять желание. Стало так сложно противиться тому животному началу, что подмывает сейчас упасть на колени, прогнуть спину, а то и вовсе повернуться задом к этому монстру, предлагая себя целиком и полностью, прямо сейчас и немедленно. Выгнуть позвоночник дугой, развести ноги шире и грудью припасть к холодному полу, демонстрируя уже потёкшую, готовую и просящую внимания магию и своё желание повиноваться, подчиниться. — Мне так хочется, чтобы ты сделал меня своим… — сиплый шепот, голос пропал куда-то то ли от напряжения, то ли от нервов, то ли от возбуждения, что пульсирует там внизу между бёдрами. Фарм поднимается не веря на ноги: — Сладкий… — срывается с его губ и он мигом выбирается из ванны, сгребает в охапку, чуть не перекидывая через плечо и тихо роняя слова сквозь смех, несёт млеющего и тающего от чужих сильных рук на своих костях Хоррора, — …мой маленький… не бойся только, я… я буду аккуратно, я… И слова затихают прерванные глубоким поцелуем. Хоррора кладут на кровать и стягивают с него последний элемент одежды. Он выгибается, насколько позволяют пошарпанные жизнью кости, переворачивается на живот, выпячивая седалищные, потираясь возбуждённым естеством о ткань простыней, бродя руками по мягкому податливому дну, всем своим видом показывая то неудержное желание, что распирает сейчас изнутри, готовность отдаться полностью во власть нахлынувшей страсти, позволить такому манящему телу накрыть сверху, прижать собой: — Ну же, владей мной. Я твой, целиком и полностью, Фарм. Возьми меня, доминируй, я хочу почувствовать твою силу. — горячечный шепот, почти что бред, почти что сумасшествие, но ему так это нужно. Он так этого ждал, он так хотел этого. — Иди сюда… И его переворачивают на спину, подминают под себя, гуляя ладонью по возбуждённой красной плоти. Хоррор стонет, впиваясь в лопатки пальцами и разводя бёдра шире: — В-возьми… ах… сейчас. — больше нету сил ждать, нет сил притворяться и терпеть, собирающаяся столько дней страсть жаждет выхода. — Если ты так хочешь… — Фарм целует выгнутую шею, облизывает позвонок за позвонком, прикусывает край подбородка и с тихим урчанием проталкивается, направленный чужой ладонью внутрь. Первый толчок, нежный, слабый, аккуратный, чтобы ненароком не повредить, дать привыкнуть гладким горячим стеночкам к его размеру, ведь судя по силе, с которой его сейчас сжимают у его маленького птенчика уже очень давно никого не было. Ох, он будет считать себя единственным. — Мой! Только мой. — шепчет он на ухо, под чужой протяжный стон медленно входя на полную длину. — Мой. — повторяет, толкаясь всё сильнее и сильнее. — Да. — отвечает захлёбываясь острым удовольствием Хор, — Твой и больше ничей. — это именно то, что он хотел. Быть его. Он приподнимает бёдра, подмахивая мерным глубоким движениям, откидывается назад, опираясь на сами лопатки и отталкивая от себя грудь ладонями. Он хочет видеть, хочет наблюдать покрытое мятным румянцем лицо, закушенную губу, помутившийся взгляд, наполненный жадной похотью, видеть как толкается и двигается в его красной магии напряжённый отдающий зелёной мятой экто-орган. Фарм и сам от такого вида начинает увеличивать темп и порыкивать от удовольствия, теряя контроль. Хоррор обхватывает таз нависающего сверху монстра ногами, насаживаясь резко и до предела, вцепившись фалангами в смятые простыни, глотая стоны и окончательно потеряв голос, сотрясаясь от острого удовольствия и поигрывая тазом в экстазе. Фарм охает, едва удерживаясь в такой позиции, пытаясь не придавить сверху хрупкого скелета и помогая тому также достигнуть пика, измазывая руку и белые кости красноватым семенем и запоздало понимая, что сам позорно пропустил момент своего собственного оргазма и кончил внутрь всё ещё постанывающего и мелко дрожащего Хора. — П-птенчик… прости меня, я… я кажется только что… это… сделал это в тебя. Хор жмурится смешливо, лениво скидывая ноги с чужого таза и заглядывая в полупрозрачное красное тазовое дно, где и правда словно мелкими искорками расплывается и тает светло мятное пятно: — Значит я не зря держал тебя так сильно. И теперь я стану твоим ещё чуточку больше, чем был до этого… конечно, если мне повезло и всё вышло с первого раза. И ты меня теперь уж точно… не выгонишь. Не выгонишь ведь? — провёл он руками по крепким плечам Фарма, неуверенно улыбаясь. — Глупая твоя черепушка. Я бы не отпустил тебя и так. — фыркает тот, ложась на кровать и расслабленно подгребая под себя такого желанного монстра. Его монстра. — А если НАМ… — он провёл языком по ушному отверстию Хора, рисуя влажную дорожку до острых краёв пролома и продолжая двигаться по периметру, — ...если нам с первого раза не повезло, тогда мы попробуем с тобой ещё раз… и ещё раз. — он вжал в себя тонкие косточки сильнее, ловя чужие выдохи и даря поцелуи взамен.