Начерти

      Рустама будит курьер, привезший его новые кроссовки.       Он всегда ужасно любил новую одежду и обувь, вот только-только из магазина, а через две-три носки вещи навсегда теряли для него свою прелесть и он возвращался к привычным шмоткам из прошлого, типа худи и лонгсливов, многие из которых он носил еще с университета.       Рус крутит белоснежные кроссы в руках, разглядывает, затем примеряет и идет смотреть на себя в большом зеркале в комнате. В надетой наспех майке с дыркой от сигареты, трусах и ослепительных кроссовках на босу ногу он выглядит несколько нелепо. Он проверяет телефон — написал один из частных клиентов, Рус отвечает, что сейчас пустой — он решил ничего не брать у конторы, по крайней мере пока не раскидает хотя бы парочку заказов. Как раз написал и Гаджи, поэтому сегодня день пройдет по привычной схеме.       Он собирается и едет на склад за товаром. В этот раз — меф, и Рус дольше приличного облизывается на кульки изоленты в своих руках. Дальше — путешествие в Битцевский парк, где Рус ориентировался, как дома. У каждого представителя их профессии было место, где работа всегда шла, как по маслу, а клады раскидывались как будто сами собой, и для него таким местом почему-то стал именно огромный лес, заблудиться в котором было для всех остальных проще простого. Рустаму же в нем было комфортно, и работа заняла всего-навсего минут тридцать, за которые он, правда, успел страшно замерзнуть, и оставить себе ментальную заметку поискать какую-нибудь куртку потеплее.       Он выходит из парка совсем недалеко от дома, но решает съездить в офис — возможно, часть денег наличкой ему отдадут прямо сегодня, если все будет в порядке, и, возможно, удастся увидеться с Нурланом, который наверняка уже поостыл. Рус быстрым шагом добегает до трамвайной остановки — он решил проехаться наземным транспортом и поглазеть на московскую осень. Смотреть, конечно, оказывает не на что — вокруг все серое, мертвое и как будто затянутое паутиной.       В офисе не оказывается ни Нурлана, ни Эмира — оба уехали в Центр. Гаджи дает отмашку, и деньги наличными выдает Вика.       Худощавая, высокая и со змеиными манерами, Вика была единственной девушкой, которая постоянно работала на контору. Она была помощницей Эмира, жонглировала непонятными и неинтересными для Руса бумагами, считала бабки. Вика была единственной дочкой уже мертвого авторитета, хорошего друга Американца-старшего. Папа воспитывал ее один, вместо нянек — типы в кожанках, вместо продленки — поездки на разборки на заднем сиденье папиного мерина. После огнестрельной смерти ее отца Американец-старший взял над дочерью друга опеку, помог выучиться на экономическом, и, когда главным стал Американец-младший, Вика пришла работать на него на постоянку. Рустам не мог бы сказать, что за два года его работы они как-то особенно сдружились, но Вика была приятной и часто присоединялась к пьянкам курьерского коллектива.       На курилке Руса криками и объятиями встречают и Артем, и Турал, которые, как оказалось, тоже сегодня приезжали за деньгами. Из перекура, как всегда, спонтанно образуется тусовка, и они бродят по офису еще минут сорок, ожидая, пока Вика закончит со своими рабочими делами.       Далеко они не уходят, гнездятся в углу бара на Варшавском.       Короче, Вика сейчас рассказывает историю, начало которой Рустам упустил, уплыв в свои мысли. Она привычно танцует руками, каждое слово сопровождается жестом, больше всех смеется Артем, похожий на одетую в Цветном куклу Пьеро. Он, в целом, всегда ржал больше всех. Рустам часто думал, что Артем был создан для того, чтобы стать курьером. Он был младшим товарищем Паши, соседом по двору, тот быстро притянул его в общее дело. Артем, который вообще как будто ничего не боялся, метался с заказами с видимым удовольствием. Больше работы Винокуру нравилось только употреблять продукт, причем без разбора. Рус часто думал, что он вообще не уважает Артема. Эмир не уважал Артема, и на Руса это влияло. Липковатый Артем, напротив, к Русу был неравнодушен, и общались они очень много, но поверхностно и пусто.       Рядом с Артемом машет официанту Турал — самый загадочный для Руса коллега. У него непослушная копна темных волос, слишком много волос для такого тщедушного тела, а на носу почти всегда темные очки. Для себя Рустам при знакомстве окрестил его «пиздюк» и даже внутренне пожалел, что такой юный и как будто бы даже неглупый пацан спутался с наркотой. Оказалось, что Турал неожиданно его на пару лет старше и в бизнесе довольно давно. Вдобавок, до лета того года он работал водителем — возил товар со Средней Азии. Потом устал и перешел на ступень ниже, раскидывал заказики в основном по частным клиентам, а не на улице, как Рус и Артем.       Загорается экран мобильного.       «Надо поговорить. Где ты сейчас?»       Рустам тупо смотрит на оповещение. Тамби. Они не общались уже три месяца. На мгновение Русу становится стыдно, что за эти три месяца он про него и не вспоминал. На стол приземляется доска с шотами, Рус чокается, выпивает и отправляет Тамби адрес. Он успевает выпить еще три по пятьдесят до того, как приходит сообщение «На парковке».       Рус говорит коллегам: «Я щас», потому что знает, что никто не будет требовать от него объяснений. Выбегает без куртки на улицу, успевает втянуть сигарету за три затяжки, дышит на задубевшие за минуту на ноябрьском воздухе руки и падает в синюю бэху.       Тамби выглядит так же, как и три месяца назад, только короче подстригся и купил новое модное пальто. Аккуратная щетина, сытый вид, тень под глазами, которая никак не связана с усталостью, а сопровождает его округлое лицо с детства. Рустам щелчком выключает освещение над приборкой.       Тамби был для него человеком, максимально приближенным к понятию брата. Познакомились на качелях во дворе в шесть, друзья, соседи, одноклассники, дружили семьями. Пути разошлись в университете. Тамби уехал в Пятигорск учиться на юриста, Рус остался в Нальчике пытаться превратиться в инженера. На каникулах они встречались, катались туда-сюда в гости. Тамби принципиально никогда не пил и не курил, но со средней школы в силу природной общительности спокойно чувствовал себя в любых синих компаниях, в которые тащил его Рустам, целью которого с подросткового возраста было напихать в дыру внутри хоть что-то, что поможет почувствовать себя чуть-чуть менее пусто. Когда в жизни Руса появились спиды, гаш и альфа, они оставили в ней мало место для Тамби. Последней точкой стал день рождения мамы Тамби, которую Рус приехал поздравить после трехдневного марафона. Он подарил цветы, а когда женщина отошла поставить чайник, вспомнил, что за три дня у него кончились деньги. Как раз кстати пришлось увесистое золотое кольцо, и как удачно, что часто бывавший в гостях у семьи Масаевых Рустам точно знал, где оно лежит.       Пропажу долго не замечали, или родители Тамби спустили ситуацию на тормозах, или сам Тамби решил этот вопрос с ними при помощи дипломатии — но последствий у кражи не было. Все контакты с другом он оборвал, сначала из-за страха наказания, затем — из-за жгучего стыда. Достаточно быстро после этого он свинтил в Москву; Тамби писал и звонил ему еще долго. Только через несколько лет Рустам узнал, что, во-первых, Тамби уехал в Москву не сильно позже него, а во-вторых, что тот неожиданно стал мусором, хоть и всегда мечтал быть адвокатом. Так судьба и свела их обратно, на новой работе Русу пришлось начать общаться с полицией сильно плотнее, чем хотелось бы.       — Тачка кайф у тебя, конечно, — Рус одобрительно хлопает по обтянутой кожей приборной панели. — Честным ментам платить так хорошо стали?       — Про кредиты слышал когда-то? — Тамби заметно обижается. — Ты меня все еще хочешь подловить на говне каком-то?       — Да мне срать абсолютно на самом деле, — легко отвечает Рус. — Ты чего хотел?       — Ты на три месяца пропал опять, хотел узнать, не помер ли.       — Можно позвонить.       — Так ты трубку не берешь.       — Да, в этом весь смысл.       — Почему сегодня тогда ответил?       Рустам мешкается. Ответить, что стало стыдно, он не может и не хочет.       — Напился, — он оборачивается к Тамби и улыбается. — Так что случилось? Просто соскучился?       Тамби крутит в руках телефон и не смотрит куда-то вниз.       — Мама твоя звонила опять. Опять плакала. Она очень расстраивается, Рустам.       — О-о-о, боже, — Рус откидывается на сиденье и скрещивает руки на груди. — Она раз в год меня вспоминает, не принимай так близко к сердцу.       — Дай ей свой номер. Это все как-то не по-человечески.       — Ну, бля, воспитывать меня надо было нормально.       — Рус, ты реально в почти тридцать лет будешь винить маму за то, что у тебя жизнь не сложилась?       — А вот и буду! — Рус сам понимает, насколько тупо и по-детски в этот момент звучит, но не находится с более зрелым ответом.       Какое-то время они смотрят друг на друга молча, пока Рустам не сдается:        — Я позвоню ей ближе к Новому году, ок? Обещаю.       — Хорошо, — Рустаму кажется, что Тамби не особо ему поверил. — Как ты в целом себя чувствуешь?       — Лучше некуда, Тамби, как иначе! Здоровье на зависть, — в доказательство он зачем-то стучит себя в грудь, глухо отзываются ребра. — Все, это все, что ты хотел узнать?       — Да… нет, не совсем. Короче, то, что я тебе сейчас расскажу, не значит, что я как-то одобряю вашу «работу» или хочу помочь вашему «бизнесу», — он делает руками кавычки, чтобы его неодобрительное отношение было еще и визуализировано, — но я беспокоюсь лично за тебя.       — Ой, ты мне сейчас будешь рассказывать, какой у вас пришел новый начальник всех кошмарить. Макаров, да? — решает удивить товарища Рустам, просто из желания доказать, что он тоже не последний человек. — Наши уже все в курсе.       — Мы обмывали его назначение, — Тамби не выглядит удивленным, скорее, в раз погрустневшим и уставшим. — Довелось пообщаться. Раздолье у вас очень скоро закончится, я гарантирую. И скажи своему Сабурову, чтобы он один на один с ним вообще не встречался.       — Чего это?       — Потому что Макаров все уже решил. С Белым. И Дедищева вашего он просто дурит по приколу. Нравится, что они с Сабуровым вокруг него скачут. И если на Павла Эдуардовича ему просто плевать, то на Сабурова он точит зуб. Тебе наверняка виднее, почему.       — Вот как, — Рустаму-то, конечно, виднее, но рассказывать об этом Тамби он не собирается и близко.       — Вот так. Делай с этой информацией что хочешь. Я тебе ничего не говорил. И опять же, — подчеркивает Тамби, — это не ради них. Ты всегда крутишься рядом с Сабуровым, и я не хочу, чтобы тебя это бурление говна задело.       — Спасибо за заботу, — едко отвечает Рустам. — Я думаю, мужики как-то сами разберутся, без меня и без тебя. Почему тебя-то вообще обмывать позвали? Ты кого-то закрыл на десятку и получил новые погончики? А чего не похвастался?       — Рус, — Тамби вздыхает. — Я просто рассказал, что знаю, потому что очень за тебя беспокоюсь.       — Я тебя об этом не просил.       — Ты импульсивный и инфантильный наркоман, и из-за этого однажды кончишь плохо.       — Ну пиздец, Тамби! — у Рустама кровь приливает к лицу. — Все сказал, или еще будут приятные слова и пожелания?       — Рустам, пожалуйста, — Тамби в попытке сгладить ситуацию примирительно поднимает пухлые ладони. — Может быть, все-таки, свалишь? Я куплю тебе билеты в Нальчик, помогу деньгами на лечение. Полежишь, прокапаешься, отдохнешь…       — Сам, бля, прокапайся.       Рустам мысленно снимает с головы мысленное говно, подбирается и рывком вылетает из машины. Куксится в свою худи и шагами большой птицы возвращается к бару. У входа Артем курит айкос.       — Че за тачка такая заряженная? Парень твой? Сабурыч в курсе?       — Да, батя твой заезжал. Иди в пизду, Винокур. — Рус обходит Артема и на ходу тянет его за собой за рукав красной куртки. — Выкидывай вонючку свою и пойдем обратно, холодно пиздец.       Внутри предоставленные сами себе Вика и Турал уже мучают бармена, одновременно требуя поставить их музыку и предоставить на дегустацию настойки. Рустам сразу заходит в освещенный красным туалет, отливает в шатающийся унитаз и рассматривает себя в зеркало, на две трети заклеенное стикерами. Он как-то на заднем плане отмечает, что волосы сильно отрасли, а борода уже начинает делать его похожим на городского сумасшедшего. Рус держит руки под холодной водой, облизывает зубы и думает о том, что ему ничего не стоит прямо сейчас отправить пьяного Винокура за мефом. Или просто поныть и прям уехать к нему во Владыкино, нюхать до утра. Или даже до завтрашнего вечера.       — Как ты заебал уже, — он обращается даже не в зеркало, а под ноги.       Он чувствует, что если не сделает со своими эмоциями хоть что-то прямо сейчас, то взорвется. Хочется кричать или что-нибудь сломать, напиться, а потом снюхаться до смерти просто Тамби и всему миру назло. Он грызет ноготь на большом пальце и думает о просьбе Эмира. Да, Рустам — человек, который не слишком заботится о том, чтобы сдерживать обещания, ни перед другими, ни перед собой, но головой понимает, что сегодня может совершить что-то непоправимое. Поэтому принимает решение просто вусмерть напиться.       Он возвращается в зал, закидывает в себя шот водки на баре, закусив лимоном, берет еще три на деревяшке, и садится обратно к коллегам.       — Друзья, — он заговорщически складывает ладони домиком на липком столе и старается прибавить в голосе градус веселья. — Я предлагаю цепануть в кругласе водки, выжрать ее на улице, как школьники, и поехать в клуб.       — Так ноябрь, брат, — Артем заранее зябко ежится. — Мы все яйца отморозим. Не при Вике будь сказано.       — А я, между прочим, за водку! Неделя была просто жопа. Винокур, не будет ничего с твоими яйцами, — Вика радуется, и Рустам мысленно благодарит ее за поддержку. — Но я хочу в караоке. Давайте в караоке?       — Клуб, караоке, порешаем, — Рус отмахивается. — Давайте допивать и двигаться.