Начерти

      Несколько дней нет работы, и со стороны Нурлана тишина, зато Щербаков повадился звонить ему без всякого предупреждения. Сначала для Рустама это дико, но потом оказывается, что говорить с ним о всякой ерунде легко и приятно, незаметно может пройти и час с лишним, и два, и теперь Рус знал все и про его отца, и про отчима, и про службу в спецназе, и про учебу в школе тогда еще милиции. Рустам крутится по ночам в кровати, сбивает простыню и то гоняет туда-сюда пленку их с Нурланом разговора в клубе, то размышляет, почему кривоносый мент решил, что они теперь друзья.       На домашнем режиме он игнорирует сообщения клиентов, плюет в потолок, катает в приставку, периодический посасывает водку через трубочку из старого стакана из Старбакса, да пару раз забивает шишку-другую, но ничего в нос, ни-ни. Одним утром он подсчитывает, что не нюхал уже десять дней, а значит — еще не совсем торч, приятно и хочется отметить, тем более, чего же не отметить, если никакой он и не торч. Да и дома сидеть уже невыносимо, по ощущениям он уже весь один пролежень. Рус, конечно, нюхать ничего не будет — так, фантазии, — но на любимой работе пора и появиться.       Короче, Рустам двигается в офис — кстати, в новой куртке, заказал себе теплый плюшевый Carhartt, по собственной оценке в ней он выглядит и стильно, и трогательно, как и полагается. На сообщения Нур не отвечает, но Рус уверен, что в середине дня быть на месте он просто обязан.       Все-таки, когда он добирается, парковка пуста, за исключением викиного абсолютно бандитского серебристого мерина, в народе известного как «кабан».       Рустам тихо заходит в офис, прислушивается — ничего, Вика, скорее всего, в кабинете Эмира на втором этаже. По стеночке проскальзывает по коридору до самой крайней двери — кабинет Нурлана. Он сам настолько верит в то, что всего лишь хочет проверить, не на месте ли тот — вдруг просто приехал на такси почему-то, или Гурам его привез и уехал по делам, — что даже театрально стучится в дверь. Ответа ожидаемо не следует, Рустам заходит, прикрывает за собой дверь и прям с кроссовками размещается на кожаном диване.       В кабинете Нурлана камер нет — если бы они были, расуловы архаровцы из ЧОПа набрались бы впечатлений на всю жизнь.       Рустам какое-то время просто лежит на диване, слушает тишину и косит на массивный стол. Нурик, конечно, классный предприниматель и все такое, но в вопросах информационной безопасности простой, как топор, — он о таком вообще не думает. Скорее всего, у него и почта нормально запаролена только потому, что этим занимался Эмир.       На самом-то деле конечности все делают сами — ноги сгоняют его с дивана и присаживаются перед ящиком с сейфом, руки вбивают код 2212. Он много раз видел, как Нурлан делает это сам.       Ошибка. Рустам вмиг холодеет, потом понимает, что бояться нечего. Это обычный сейф, как в отеле. В конце концов, он не для бабла или оружия.       Он пробует 1222 — еще тупее, господи, — и ларчик открывается.       Бабло и оружие Нурлан хранит там, где надо, — а тут всего лишь кокаин. Целая гора кокаина. Расфасованная по самым разным объемам — в том числе, две пятиграммовки, размером с портсигар.       — Это ж сколько у тебя здоровья, — бурчит под нос Рус, руки пересыпают понемножку из больших зипок и зипок поменьше, в его собственную. На глаз получается чуть меньше трех грамм. 2,85, типа того — нужна точность, в их деле людей закапывали в лесу и за меньшие недостачи.       Трофей прячется в поясную сумку, натянутую поперек груди — потому что Рустам не собирается бороться со стереотипами. Он говорит себе, что это не кража, а забота о здоровье начальства, выскальзывает обратно, тихо прикрыв за собой дверь, и отправляется наверх, к Вике.       — А где все-то? — Рустам присаживается на стол Эмира, думает, что если бы тот увидел, как он жопой сидит на бумагах, то ругался бы страшно. Впрочем, Вике, которая сегодня опять занимает его рабочее место, безразлично такое неуважение к труду бухгалтерии.       — А черт их знает, — она заправляет за ухо длинную прядь, которая мешает смотреть в табличку на экране ноутбука. — Вообще, сегодня все тут должны были быть, потому что Паша хотел приехать. Но, видимо, они решили где-то на нейтральной территории встретиться, и теперь тут только я. А ты-то чего приехал?       — Да так, — тянет Рус и разглядывает собственные руки. — Думал, может работку подкинут какую-то.       — Так тебе же Гаджи написал бы. Ты с Нурланом повидаться хотел, да? — Вика тут же отрывается от ноутбука и улыбается, а Рустам закатывает глаза.       — Да просто делать нехуй было, а тут всегда тусуется кто-то, Вик. Может быть, я по тебе соскучился, ты не думала?       — Чего ты как школьница, Рус, — она хихикает. — Соскучился он. Ты мне не пишешь даже никогда.       — Я никому не пишу. Это мне всегда все пишут, а я потом выбираю, кому ответить.       — Какой ты противный бываешь все-таки. Знаешь, почему тебе все прощается?       — Почему?       — Из-за твоих грустных собачьих глаз. Реально, смотришь в них и хочется не ругаться, а покормить или денег дать.       — Иди в жопу, Складчикова! — Рустам обижается, потом взвешивает сказанное и тушуется. — Че, реально собачьи? Это многое объясняет.       — Стопроцентные глаза грустной собаки. Все, — она захлопывает ноутбук. — Я сейчас в туалет и готова. Пойдем пожрем куда-нибудь?       — С удовольствием, я перекурю пока.       Они выходят из кабинета и спускаются на первый этаж, Вика отходит, а Рус копается в сумке в поисках зажигалки, которую он почему-то кинул не в карман, а туда, к фантикам, зиплоку с кокосом, пустым зиплокам, фольге и проводу от зарядки.       Первая автоматная очередь приходится на стену за его спиной.       Рустам мгновенно падает на пол, прикрывает затылок руками. Страшно настолько, что в глазах темнеет, но ничего не болит, а значит, он цел. Вторая очередь разбивает монитор на столе и широкие окна, на спину Рустама сыпется стеклянная крошка, и он ползет под стол.       — Рус, тревожная кнопка! — он слышит голос Вики и, приподнявшись, оборачивается — в этот момент снова стреляют, оглушительно и неотвратимо, Вика прячется за кирпичной стеной коридора, Рустам перекатывается под стол и нажимает кнопку. Ему кажется, что должна раздаться сирена, но он слышит только тишину.       Под столом Рустам смотрит прямо перед собой, в темноту, пытается справиться со сбившимся дыханием — вдох, выдох, вспомнить бы, как это делается. Хочется остаться под этим столом навсегда, сейчас не существует ничего надежнее. Он слышит отдаленный звук уезжающей машины, выжидает еще немного и выползает из-под стола на четвереньках, в ладони впивается битое стекло. Он встает в полный рост, заторможенно отряхивает джинсы и поднимает глаза — как раз на уровень направленного в его лицо дула пистолета. Мужика в маске, обладателя пистолета, фиксирует как-то на заднем плане, все внимание на дуле, отличный момент, чтобы с горечью подумать о том, как тупо он прожил свою жизнь, но на самом деле в голове нет мыслей, ни единой. Выстрел — и мужик вместе с пистолетом мешком валится Русу под ноги.       Вика стоит в проходе, держит пистолет на вытянутых руках, и они не дрожат, но лицо очень белое.       — Я посмотрю, нет ли тут еще кого-то, — прежде чем Рус успевает ответить, она скрывается в коридоре, а он остается рассматривать труп стрелка, думает, что тот сразу перестал выглядеть как человек. Вещь. Рустам ни разу еще не видел мертвого тела. Адреналин отпускает быстро, и Рус чувствует, насколько устало тело и насколько все болит, особенно под ребрами справа, он думает, что, наверное, сам не заметил, как ударился.       — На этом этаже никого больше нет. Одного бедолагу оставили добивать нас. Давай на выход, — Вика машет пистолетом в сторону двери, Рус слушается, за дверями ему представляется десяток автоматчиков, которые сразу же превратят его в дуршлаг.       Однако на улице нет ничего, кроме привычного баскетбольного кольца и викиной тачки с вероломно разбитой лобовухой. Рустам, пошатнувшись, садится на первую ступеньку лестницы и прикуривает самую вкусную в своей жизни сигарету.       — Рустам, ты как?       — Откуда у тебя волына?       — Это Эмира. Знала, где лежит, — Вика разглядывает его, все такая же бледная и осунувшаяся в раз. — Ты в порядке? Губы синие.       — Я в порядке. Испугался, — он признается ей в этом очень легко.       Три одинаковых черных гелика, уже своих, залетают на парковку под скрежет шин, Расул выскакивает из-за руля и бежит к ним, забыв даже закрыть за собой дверь, его парни высыпаются из машин и тут же муравьями облепляют офис.       — Что? Все целы? В здании еще кто-то остался? — он говорит так отрывисто, что почти лает, и Рус вспоминает, что хоть тот тоже его земляк, как и Эмир, дружбы у них не сложилось, и Рустам его, громкого, крупного и абсолютно лысого, даже немного побаивался, особенно после их первой встречи.       — Только мы в офисе были. Одно тело, нападавший, — Вика такая деловитая, а Рус понимает, что все звуки теперь звучат для него, как через пуховую подушку.       — Расул, — из разбитого окна высовывается кудрявый брюнет в бронике. — Гарью пахнет.       — Блядь! — Расул и Вика реагируют хором и срываются обратно в офис, хотя Рустаму кажется, что гораздо логичнее было бы бежать в ровно противоположную сторону, если горит — ходить туда не надо… Рус разглядывает бычок в пальцах сужающимся зрением, прислоняется лбом к холодными перилам.       Расул и кто-то из его гвардейцев вытаскивают из офиса что-то квадратное и тяжелое — сейф с документами, Вика выходит за ними и наклоняется к Рустаму.       — Русик, чего-то ты совсем белый… Давай-ка ручку мне, пойдем, Расул нас довезет, — она тянет ему руку, Рус тянет в ответ, и ее глаза резко становятся еще больше. — У тебя кровь.       Рустам наклоняет голову и видит влажное и красное, расползшееся по бежевой куртке.       — Куртка новая, сука, жалко, — зрение снова дает сбой и его ведет.       Вика и Расул вместе грузят его в машину, она перематывает ему бок своей рубашкой и укладывает головой на свои колени, легко гладит по волосам.       — Вот животные, блядь, — Расул за рулем ругается, гонит дико. — Посреди дня нападают с автоматами, как будто опять девяностые, сука, детей мне перестреляли, подожгли…       — Они хотели нас всех убить. Они откуда-то знали, что все сегодня будут в офисе, случайно вышло, что мы там были одни, — Рус первый раз слышит, как викин голос дрожит.       — Они хотели напугать. Потом, когда поняли, что в офисе только вы, решили добить в назидание. А теперь мы их добьем. Это объявление войны, Викуль, ты сама понимаешь. Рустам, — он кратко оборачивается через плечо. — Ты как?       — Я тебе весь салон кровью залью, — Рус звучит совсем грустно.       — Ерунда. Ты главное держись, волчонок, скоро до Бебура доедем, и он тебя заштопает.       Рус жмурится, загоняя обратно непрошеные слезы от смеси только что пережитого страха, всепоглощающей жалости к себе, сожаления о всех решениях, которые привели его к первому в жизни пулевому ранению, и даже злости на себя, за то, что он плохо думал о Расуле, который оказался таким добрым.       Когда Эмир представил Рустама Нурлану, оказалось, что у того весьма специфические представления о собеседованиях — гораздо позже Рус узнал, что этот театр у них нормальная практика. А вот в моменте, когда Нур с Расулом со словами «для работы ты нам не подходишь, но ты теперь слишком много знаешь», вывезли его в сумерках в промзону, никаким собеседованием ему это не показалось — сидя на заднем сидении гелика, он пытался найти в себе хоть каплю сожаления или раскаяния перед родителями и друзьями или, быть может, желания молить о пощаде, но не нашел ничего, кроме острой необходимости забрать с собой хотя бы одного из них. Поэтому, когда Расул отработанным борцовским приемом уронил его на бетон, Рус проигнорировал острую боль в затылке, и, стоило тому отвернуться, прыгнул по-кошачьи ему на спину и попытался задушить Расула его же золотой цепью (очередное доказательство, что понты — это путь к ранней смерти). Нурлану все это страшно понравилось, и он даже назвал Рустама «смелым». Тот подумал, что был смелым ровно настолько, насколько смелой может быть загнанная в угол крыса. Расул вез их обратно молча, и даже по его ушам и лысому затылку было видно, что он уязвлен. Рустаму было приятно.       А теперь эти же уши везут зашивать его пробитый пулей бок, игнорируя все правила дорожного движения, как настоящая скорая. А еще Рустам заметил, что Расул перестал носить цепь.