***
— Нет! — Тоф топает ногой по полу, и с потолка падает пыль. — Ты должен доводить свои удары до конца, ты не можешь просто сдаться при первом же намеке на неприятности! Джу Ди оставила их на произвол судьбы в их частном зале для покорения земли, после того как ее в седьмой раз забросали щебнем. И хотя большинство этих снарядов были «случайно» брошены Тоф, парочка была настоящей случайностью со стороны Аанга, и Сокка должен уделять все внимание их спаррингу, чтобы не стать следующей жертвой. Вот почему он не смотрит вниз, когда Зуко пишет сообщение. Он игнорирует это целую минуту, слишком занятый уклонением от летящих камешков, пока Зуко не кладет тяжелую ладонь ему на плечо. Сокка смотрит вниз. Моргает. Продолжает смотреть вниз, замерев, пока Зуко не убирает его с пути шального валуна. «Могу ли я иметь честь обучить Аватара покорению огня?»***
— Что? — спрашивает Тоф. — Почему? — спрашивает Катара. — Мне обязательно изучать покорение огня? — спрашивает Аанг. — Да, — отвечает Сокка Аангу. Поворачивается к Тоф: — Зуко будет рядом только для того, чтобы научить его основам, но он оставит мне заметки. Достаточно, чтобы учиться, даже после того, как он... да. — Но почему? — повторяет Катара. — Я знаю, что мы не... не сражаемся, как раньше, и Хозяин Огня причинил тебе боль, как и всем нам, Зуко, но... почему? Она замолкает. Сокка хочет дать ей ответ, но он сам этого не понимает, пока Зуко снова не берется за ручку. «Потому что кто-то должен вмешаться».***
Тоф делает дыру в полу тренировочного зала. Катара наполняет ее водой. По указанию Зуко Сокка приносит свечу и пару искровых камней. — Аанг действительно боится покорения огня, — бормочет он, возвращаясь в зал и остро ощущая, как агент Дай Ли сверлит взглядом дыру в его затылке. — Он попытался один раз, и ему стало скучно дышать, а потом он потерял контроль и обжег Катару. «Что ты предлагаешь?» — Я знаю, это может быть тяжело, и тебе не нужно приукрашивать все, как Катара, но... ему нужна нежная рука. И много терпения. «Хорошо. Я могу быть терпеливым». Есть еще один агент, который почти успешно прячется за колонной. Сокка не отвечает Зуко вслух, но он пытается передать свой скептицизм бровями. «В детстве я был довольно ужасен в покорении огня, так что я знаю, каково это — бороться. В любом случае, я покажу ему только некоторые основы. Есть много покорителей огня, которые могут лучше научить его, так что вы не будете скучать по мне». Сокка с трудом сглатывает, возвращаясь в тренировочный зал. — Это также поможет, если ты объяснишь, почему ты хочешь, чтобы он делал все именно так, как ты говоришь. Он попал в неприятности, потому что его последний учитель покорения огня был не очень ясен. «Я могу это понять». Аанг стоит в центре зала и ерзает. — Привет, шифу Зуко. — А как насчет меня? — протестует Сокка. — Ага, — хихикает Тоф, — прояви немного уважения к шифу Сокке. Зуко давит на плечо Сокки, так что тот садится на пол и жестом приглашает Аанга присоединиться к нему. Затем он начинает читать слова, которые легко слетают из-под его пера. (И если он приправляет слова драматическими жестами и чересчур драматичными паузами, как мог бы мудрец… что ж, ему нечасто удается сыграть роль эксперта по покорению. Он должен наслаждаться ролью, пока она длится.) «Я думаю, ты будешь хорош в покорении огня, — говорит Зуко. — Сокка сказал, что тебе наскучили дыхательные упражнения, но причина, по которой они важны, заключается в том, что огонь возникает из воздуха. Если ты полагаешься только на свое тело, чтобы подпитывать огонь, твои удары будут слабыми, и ты всегда будешь уставать. Но если ты будешь правильно дышать, то продержишься дольше, у тебя будет больше сил и лучший контроль». — Но я уже знаю, как дышать, — угрюмо говорит Аанг. — Я научился этому у монаха Гьяцо, когда изучал покорение воздуха. Я не могу просто забыть все это для огня, и это означает, что я никогда не смогу управлять огнем. «У меня есть идея, как помочь с этим, но я должен кое-что попробовать. Ты можешь начать медитировать с закрытыми глазами? Все, чему тебя учили монахи, прекрасно подойдет». Аанг испускает долгий вздох, но затем подчиняется, закрывая глаза и концентрируясь. «Сокка, я больше не могу разжигать свой собственный огонь, поэтому мне нужно, чтобы ты тихонько зажег для меня свечу. Просто поставь ее рядом с ним». Катара рвано выдыхает — ей явно неуютно. Сокка не может винить ее — если бы Зуко все еще хотел убить Аанга, нападение во время медитации было бы достойным способом сделать это. «Поставь ледяную стену между ним и пламенем, если тебе от этого станет легче. Ты можешь рассказать ему о льде, но не упоминай о свече». Поэтому Катара тихо говорит Аангу, что собирается покорять воду неподалеку, и он кивает, не отвлекаясь. Она строит вокруг него маленькую ледяную крепость. Сокка зажигает свечу и ставит ее с другой стороны. — Чего мы ждем? — спрашивает Тоф. Сокка успокаивает ее. Зуко не отвечает. Тоф фыркает и приваливается спиной к стене зала, а Катара стоит у импровизированного бассейна с водой, готовая драться, если придется. Сокка просто смотрит на эту маленькую свечу, завороженный ее мерцанием, мягким и ровным, в ритме сердцебиения... — Подожди, — шепчет Сокка самому себе. — У свечей нет ритма. «Есть, когда опытный покоритель огня дышит вместе с ними, — пишет Зуко. — Осторожно, не пугая его, попроси продолжать так дышать, но пусть он откроет глаза». Стараясь говорить как можно мягче и успокаивающе, Сокка делает так, как просит Зуко. Затем он жестом подзывает Катару, которая убирает лед и оставляет Аанга со свечой, танцующей в такт его дыханию. Глаза Аанга становятся огромными от шока, затем от радости. — Ты хочешь сказать, что я уже дышу правильно? — Ага, — говорит Сокка, поднимаясь с важным видом. — И посмотри, — он обводит рукой комнату, — ничего не горит!***
Далее Зуко объясняет, что у Аанга уже есть множество атакующих приемов, благодаря трем другим элементам. «Таким образом, самым полезным навыком может быть не разжигание собственного огня, а просто его перемещение, когда пламя уже есть». Аанг задает вопросы, и Зуко делает все возможное, чтобы ответить. Когда он не уверен в ответе, он признает это, обычно с некоторой долей отвращения к самому себе. «Я никогда не был достаточно хорош, чтобы научиться этому. Извини». Сокка убирает эти кусочки, просто придерживаясь сути: — Зуко не уверен. Может быть, мы сможем посмотреть это, когда в следущий раз будем в библиотеке! Сокка не может сказать, великолепен ли Зуко в покорения огня или нет. Он никогда не был таким страшным, как Азула, но это может больше говорить о ней, чем о нем. И да, Зуко никогда не выиграл бы поединок с Хозяином Огня Озаем, но есть много талантливых покорителей огня, которые могли бы сказать о себе то же самое. Как бы то ни было, сейчас важны не продвинутые навыки покорения огня, а способность разобраться в основах и свести их к маленьким шагам для самого напуганного ученика в мире. Это требует сдержанности, доброты и миллиона других качеств, которые он не ассоциировал бы с Зуко. И все же Зуко великолепно преподает. Сокка пересказывает его указания, и Аанг следует им с растущим энтузиазмом, а Катара немного расслабляется на заднем плане. Сокка тратит несколько часов на то, чтобы просто ударять свои искровые камни друг о друга и зажечь свечу. Нисколько не полагаясь на покорение воздуха, Аанг хмуро смотрит на пламя, пока оно самопроизвольно не гаснет и не превращается в дым. «Ты очень хорошо умеешь тушить пламя. Как только ты просто разовьешь этот навык, это будет одним из способов блокировать огонь в бою».***
В ту ночь Сокка не ложится спать гораздо дольше, чем следовало бы. Он заводит совершенно новый блокнот с набросками форм покорения огня и заметками о том, где Аанг может испытывать трудности, вероятно, основываясь на том, где боролся сам Зуко. (Там много подобных заметок.) Зуко делает все возможное, чтобы разработать учебную программу, хотя Сокка подозревает, что она не совсем традиционна. «Если он прижат к земле, создание огненного круга — хороший выход». — Я думал, что покорители огня вообще не должны позволять сбить себя с ног, — язвительно замечает Сокка. «Не должны. Мне пришлось придумать этот ход самому. Аанг, вероятно, может изобрести свои собственные особые приемы, заимствуя их у других элементов». Сам Сокка продолжает засыпать Зуко вопросами — как для того, чтобы прояснить ситуацию, так и для удовлетворения собственного любопытства. Его прямо затягивает, как и в любом другом завораживающем исследовательском проекте. — Подожди, — говорит он через несколько часов. — Мы должны переписать все это заново. «Почему?» — Если мы пишем это для Аанга, он, вероятно, должен быть в состоянии прочитать это, ты не думаешь? «Ох. Верно.» Со временем почерк Зуко изменился — или эволюционировал — от четких, правильных иероглифов к получитабельному полукруглому письму, а потом к быстрой, но практически нечитабельной для посторонних стенографии. Сокке повезло, что он умеет ее читать, потому что он научился писать в необычно юном возрасте, и его мама научила его стенографии наряду с обычным стилем. (— Тебе приходят в голову идеи даже быстрее, чем твоему отцу, — сказала она с улыбкой, которую он едва помнит. — Тебе понадобится писать сверхбыстро, чтобы не отставать.) (Сокка спросил Зуко, как он выучил стенографию, и получил только половину ответа. Очевидно, кто-то начал учить его каллиграфии до того, как его отец запретил занятия, объявив это пустой тратой времени.) Катара и Аанг не могут разобрать даже половины этих символов. Тоф «бросила один взгляд» и объявила это «самым красивым почерком, который она когда-либо видела». Таким образом, Сокка — единственный человек в их компании, который может понять почерк Зуко, как будто у них двоих есть свой собственный личный язык. Они переписывают всю учебную программу медленными, обычными символами, постоянно внося улучшения в содержание. Только когда Зуко подталкивает его: «До рассвета всего три часа, и я могу продолжать думать, пока ты спишь», Сокка отрывается от работы. И все же он полчаса лежит в постели, представляя себе ката, набросанные Зуко. Представляет себе молодого Зуко, без шрама, с пышной шевелюрой, снова и снова бросающегося в продвинутые формы, несмотря на ошибки. Он улыбается, но не насмешливо. Это просто милый образ.***
На следующее утро Зуко передает Аанга Тоф со строгими инструкциями попрактиковаться в изготовлении брони из камня. — Ты уверен? — говорит Катара. — Я имею в виду, ты... у тебя нет всего времени в мире. «Он все еще боится огня. В идеале я бы помог ему преодолеть это, но в сложившихся обстоятельствах я просто должен сделать так, чтобы он чувствовал себя в максимальной безопасности». К полудню Аанг еще не освоил каменную броню, но он понял, как удержать камни вокруг своего тела, если Тоф наденет их на него. «Я буду бросать в тебя огонь. Хотя взрывы могут различаться по размеру или скорости, я всегда буду поддерживать низкую температуру. Сделай все возможное, чтобы блокировать их с помощью покорения огня». Даже погребенный под несколькими фунтами камня, Аанг умудряется выглядеть нервным. Все дело в огромных глазах. «Почему ты боишься?» Сокка спрашивает это серьезно, но не злобно. Он не думает, что Зуко хотел быть злым. — Потому что… — Аанг борется несколько секунд. — Потому что, возможно, эта броня может уберечь меня от ожогов, но что, если я случайно сдвину огонь вместо того, чтобы просто блокировать его? Что, если это навредит Тоф или Катаре... «Катара и Тоф могут снова стоять за ледяной стеной. Ничто не пройдет сквозь нее». — А как же Сокка? А как же Сокка, в самом деле. Они с Зуко проверили это — теперь Зуко с трудом бросает огненные шары, потому что он не может генерировать их сам. Он не может вырастить пламя из простых искр от искровых камней, и когда он пытается создать огненный шар боевого уровня из свечи, то обычно гасит свечу в процессе. Если Зуко хочет провести хоть сколько-то продолжительную тренировку против Аанга, ему нужен непрерывный поток огненных шаров, а поскольку у него нет рук, ему нужен кто-то, кто постоянно зажигал бы свечи. И поскольку Тоф благоразумно отказалась приближаться к тренировкам по покорению огня, где она не может почувствовать позицию одного из людей, а Катара должна быть полностью невредимой на случай, если Аанг случайно взорвется или что-то еще, Сокка — единственный парень для работы по зажиганию свечей. Удивительно, но он не боится. «Я не позволю Сокке обжечься». Аанг смотрит на Сокку, который кивает и опускается на колени, чтобы зажечь свою первую свечу. Зуко держит свое слово. Он бросает в Аанга тусклые красные снаряды. Тому не удается блокировать первую пару ударов, но они даже не оставляют вмятины в его броне. В конце концов, его действия становятся быстрее и решительнее, и Зуко начинает менять ритм, ускоряя удары и пробуя новые углы. Тем не менее, его огонь теплый и никогда не бывает опасным. Пламя проносится мимо Сокки, оставляя его совершенно не обжаренным и приятно подрумяненным. Он чувствует себя в такой же безопасности, как если бы был дома в иглу. Осознание поражает его, как взрыв, когда он в тридцатый раз щелкает искровыми камнями, даже не взглянув на шквал огненных шаров, проносящихся рядом с ним. Он доверяет Зуко.***
На следующий день Зуко адаптирует упражнение, которое он видел на практике Аанга и Катары, где они отправляли струю воды друг другу, просто привыкая к стихии. Теперь это маленький шар желтого огня, который создает Аанг. Он бросает его туда, где должен быть Зуко, и Зуко отправляет его обратно к нему, и цикл продолжается до заката. В течение нескольких дней после этого Зуко пытается обучить Аанга формальным ката, объясняя, какие наиболее полезны в реальных боях и какие шаги следует сопровождать огнем. К сожалению, в то время как Аанг определяет общие позиции по заметкам и эскизам Зуко, он продолжает упускать небольшие нюансы в ракурсах и переходах. К еще большему сожалению, Зуко решает, что единственный способ научить его — это использовать человеческую модель, таким образом Сокка втягивается в выполнение ката покорения огня. Он, шатаясь, переходит из одной позы в другую в центре зала. Аанг внимательно наблюдает, но Катара продолжает отводить взгляд и прятать улыбку, а Тоф открыто смеется слишком много для того, кто даже не может этого видеть. Он не может винить их за смех, не тогда, когда его позиция в начале еще хуже, чем у Аанга. В конце концов, у него нет мудрости миллионов предыдущих Аватаров, чтобы направлять его. У него есть только Зуко. Руки Зуко скользят по его коже, наклоняя его голову в правильное положение, поднимая его руки, мягко нажимая на бедро, чтобы опустить его в более глубокий выпад. Одна рука подталкивает его копчик, и Сокка мгновенно подтягивает бедра и выпрямляет спину. Одна рука касается его предплечья, и Сокка поворачивает ладонь к солнцу. Он узнал эти закономерности из заметок, которые они делают по ночам, но им руководит какой-то более глубокий инстинкт. Это формы покорения огня, предназначенные для смертельного боя. И все же, откликаясь на каждое легкое прикосновение своего партнера, Сокка не может не думать о танце.***
«Сегодня мы могли бы попробовать сделать горячие ката, — предлагает Зуко за завтраком. — Мы могли бы также провести спарринг. Я снова буду держать снаряды холодными, и тебе точно не нужно беспокоиться о том, что ты причинишь мне боль». При этих словах Аанг резко вдыхает. Затем он смотрит на Катару, а затем на руку Сокки, держащую ручку. — Я ... хочу официально поблагодарить тебя за инструкции, которые ты мне дал, шифу Зуко. И, благодаря твоему руководству и заметкам, которые ты помог сделать Сокке, я знаю, как продолжать изучать покорение огня даже после... Сокка собирается сделать глоток из своей миски, но его джук внезапно становится склизким и неаппетитным. — Послезавтра, — заканчивает Аанг. — Так что, если есть что-то, что ты хочешь сделать, кроме моего обучения, пожалуйста, продолжай. Никто из них не вмешивается, чтобы уточнить это словами «до тех пор, пока это не связано с захватом нас в плен». Они не нанесли бы ему такого бесчестья. «Что ты имеешь в виду?» — Ты хочешь сходить в театр? — предлагает Сокка. — Там должно быть что-то, что тебе понравится. «Я предвзято отношусь ко многим театральным стилям Ба Синг Се, поскольку они сильно отличаются от того, к чему я привык, — отвечает Зуко. — Я не хочу провести сегодняшний день, размышляя об этой неприязни». — Если ты хочешь спарринг без ограничений, — говорит Тоф. — Я в деле. Я не уверена, как бороться с кем-то, кого я не вижу, но я разберусь с этим. «Нет, я не хочу драться сегодня, — отвечает Зуко. — Но спасибо тебе». Аанг задумывается на мгновение. — Тебе нравится пай-шо? Потому что мой друг Кузон из Народа Огня все время играл в пай-шо, и он был действительно хорош! Я был бы счастлив сыграть в какую-нибудь игру. Наступает пауза. «Мне очень нравится пай-шо, но я не могу, извини». — Пожалуйста, не извиняйся, — глаза Аанга снова начинают стеклянно блестеть. — Есть что-нибудь, что ты хочешь увидеть? — спрашивает Сокка. — Есть какое-нибудь место, куда Аппа может тебя доставить? Наступает более продолжительная пауза. «Я хотел бы увидеть своего дядю Айро». — Почему бы нам не найти его? — взволнованно говорит Катара. — Мы можем пойти и найти ту охотницу за головами, которую ты нанял, чтобы выследить нас... «Пожалуйста, не надо. Мой отец и сестра, должно быть, хотят, чтобы его посадили в тюрьму или казнили, поэтому я думаю, что он скрывается. Если вы сейчас пойдете его искать, то привлечете к нему слишком много внимания». — Мы можем быть скрытными! — заявляет Аанг. Все живые бросают на него скептический взгляд. Зуко, вероятно, тоже бросает на него скептический взгляд. «Но если в будущем тебе действительно понадобится другой учитель покорения огня, он лучший, кого ты можешь найти. Кроме того…» Ручка надолго замирает, рука Сокки просто повисает в воздухе. «Кроме того, у него есть законные права на трон, хотя он не хотел этого уже много лет. Тем не менее, если вы каким-то образом преуспеете в достижении своей цели, вам нужно убедиться, что он получит власть. В противном случае трон, вероятно, займет Азула, хотя я не уверен, что она сейчас в состоянии мудро править». Сокка содрогается от этой мысли. — А твой дядя хотел бы мира? — спрашивает Аанг. «Я думаю, да, и не только в одном смысле. Если вы победите моего отца, пообещайте мне, что мой дядя станет следующим Хозяином Огня». — Мы обещаем, — торжественно отвечает Катара. — Если только не найдем где-нибудь кого-нибудь получше, — подхватывает Сокка. — У тебя нет никаких незаконнорожденных сводных братьев и сестер, не так ли? «Маловероятно. Мы склонны довольно серьезно относиться к супружеской верности». — О, — Сокка сутулится и опускает голову на одну руку, слишком усталый, чтобы держаться на ногах, хотя все еще середина утра. — Ты ведь не хочешь встретиться со своей сестрой, не так ли? «Я не думаю, что это пойдет на пользу кому-то из нас». — Справедливо, справедливо, — взгляд Сокки метнулся к Катаре, и он попытался представить, что не хочет видеть ее в свой последний день на этой земле. «Как ты думаешь, мы могли бы...» — Что? «Это не обязательно должны быть все, я знаю, что Аангу все еще нужно тренироваться, но не могли бы мы вдвоем пойти посмотреть на уткочерепашек?» — Уткочерепашек? — удивленно повторяет Катара. — Они... важны для Народа Огня? «Нет». Он не вдается в подробности. Через секунду Сокка закрывает блокнот и встает на ноги. — Думаю, пора идти искать уткочерепашек.***
Одним из преимуществ властной организационной системы Ба Синг Се является то, что это самодостаточный город с точки зрения питания. А поскольку Сокка видел яйца уткочерепах в меню ресторанов, это означает, что где-то за стеной должна быть уткочерепаховая ферма. Он просит Чжу Ди о помощи, и хотя она явно застигнута врасплох этой просьбой, она не может найти никаких причин для подозрений по этому поводу. Довольно скоро она сажает Сокку на поезд, идущий в аграрную зону, с рекомендательным письмом с печатью Дай Ли для фермера и полными хлеба карманами. Фермерша косится на письмо, а затем на Сокку. — Ты просто хочешь посмотреть на уткочерепах? Не собираешься их покупать? — Нет, — говорит Сокка, поднимая свой блокнот. — Просто работаю с Аватаром и провожу кое-какие исследования. В конце концов, знак одобрения Дай Ли, кажется, убеждает ее, и она пожимает плечами и впускает его в свой птичник. Это длинное, вонючее здание, заполненное рядами маленьких клеток. В каждой клетке сидит крякающая уткочерепашка. Ей приходится повысить голос, чтобы он услышал ее сквозь шум. — Есть какая-нибудь конкретная уткочерепаха, на которую ты хочешь посмотреть? Сокка незаметно проверяет свой блокнот. — Есть ли здесь молодые птицы? — У меня есть несколько малышей в загоне снаружи. Она ведет Сокку через здание, протесты птиц звенят у него в ушах. Шум стихает, когда они проходят через двери с другой стороны, попадая на участок со скошенной травой с каменным загоном в центре. Взмахом руки она открывает дыру в стене загона, и Сокка входит внутрь, и внезапно его окружают самые милые существа, которых он когда-либо видел в своей жизни. (Он воркует над ними. Он не нарочно — это просто какой-то первобытный инстинкт, вызванный их крошечными пушистыми мордочками.) — Я оставлю тебя с твоими исследованиями, — говорит фермерша. — Крикни, когда захочешь уйти. Сокка благодарит ее, а затем плюхается прямо среди детенышей уткочерепах, открывая при этом свой блокнот. — Это возмутительно, — бормочет он. — Это видение от духов. Невозможно быть такими милыми. «И все же вот они». — Они дышат огнем или что-то в этом роде? (Здесь должен быть какой-то подвох. Принц Зуко никак не может хотеть провести свой последний день с Соккой и выводком безобидных зверят. Он просто не может.) «Нет. Они кусаются, но только если ты сначала сделаешь им больно». К нему вразвалку подходит уткочерепашка и начинает крякать. Это резкий звук, но Сокка тоже слышит в нем что-то приятное, как будто она просто пытается начать разговор и не знает, как это сделать. Повинуясь инстинкту, он протягивает руку, чтобы погладить золотистую пушистую корону на ее голове. — Как ты стал экспертом по уткочерепашкам? — тихо спрашивает он. «В самом сердце дворца Народа Огня есть сад. Там есть пруд и семья уткочерепах с десятилетней мамой и ее птенцами, — пишет он. — Моя мать любила их». — Любила? — уточняет он. — Почему в прошедшем времени? (Если Хозяин Огня посмеет причинить вред уткочерепашонку, Сокка сам вызовет его на Агни Кай.) «Трудно сказать, но я думаю, что мой отец убил маму». (Шутка об Агни Кае умирает, задушенная в горле Сокки.) «Я думаю, что она, возможно, сначала убила моего дедушку, но опять же, трудно быть уверенным в таких вещах». — ...Прошу прощения, она убила предыдущего Хозяина Огня? «Я не знаю». — Зачем ей вообще это делать? «Когда мне было одиннадцать, Хозяин Огня Азулон, возможно, приказал меня казнить, но я и в этом не уверен». — Подожди. Вернись назад. Почему… одиннадцатилетнего ребенка собирались казнить? «В этом не было ничего личного. Была борьба за власть между взрослыми, и все это на самом деле не касалось меня». В этом не было ничего личного. Хозяин Огня приказал убить своего внука, и в этом не было ничего личного. «Мама, вероятно, вмешалась тогда, и, очевидно, меня не убили в одиннадцать. Но я думаю, что мне всегда было суждено умереть молодым». Сокка давится приступом смеха. — Значит, настоящее чудо, что ты дожил до шестнадцати, да? «Да». — Это был сарказм. Зуко не комментирует это. «Птенцы уткочерепах любят хлеб, — говорит он вместо этого. — Особенно сладкие булочки, которые мы купили. Если ты предложишь им немного, они все прибегут». Каким-то образом Сокка улыбается. — Похоже на выдропингвинов дома. Ты вытаскиваешь одну рыбку, и на тебя нападает толпа. Он вытаскивает первую булочку и собирается бросить ее, но Зуко ловит его за руку. «Они слишком молоды для этого. Ты должны разломать хлеб на маленькие кусочки. Вот так». Его пальцы переплетаются с пальцами Сокки, когда он делит булочку. Зуко постукивает по его ладони, там, где он оставил слишком большой кусок хлеба. «Убедись, что все они что-нибудь получат. Не только самый громкий». И это не то отношение, которого он ожидал от Зуко. Но, возможно, Зуко был громким по необходимости, а не по своей природе. Это не совсем приятная мысль. Сокка следит за тем, чтобы все уткочерепашки получили немного хлеба, даже те тихони, которые не лезут ему под руки. Это действительно маленькие кусочки хлеба, и Сокка раздает их по нескольку штук за раз. Он начинает замечать разные личности — те три уткочерепашонка несносны и склонны выхватывать хлеб из рук Сокки, прежде чем он закончит его рвать, и он определенно не кормит их на данный момент. У двух других слишком много энергии, они бегают от Сокки к поилке через загон и обратно. Несколько уткочерепашек кажутся старше остальных, громоздкие и медлительные. Есть одна, которая все время агрессивно крякает по любому поводу, особенно на самую маленькую уткочерепашку из всех. Малышка крякает в ответ, пронзительно и немного жалко. Затем она пытается взмахнуть крыльями — вероятно, обреченная попытка утвердить свое превосходство, — но крылья выглядят неровными. Левое искривлено, как будто его прикрепили неудачно. — Привет, приятель, — Сокка достает новую булочку и предлагает горку крошек самой маленькой птичке. — У тебя трудные времена, да? Сначала пушистый комочек клюет крошки, все еще настороженно. Затем взмахивает своими сломанными крыльями и каким-то образом прыгает прямо ему в ладонь, утыкаясь мордочкой в хлеб, и Сокка смеется одновременно от удивления и восторга. Даже после того, как хлеб аккуратно съеден, птенец остается в его руке. Сокка пытается переложить его в левую руку, потому что хочет взять еще больше хлеба, а ему нужна правая рука, чтобы дотянуться до него. Когда он это делает, он чувствует, как рука Зуко накрывает его ладонь, так что Зуко может почувствовать вес уткочерепашки — каким бы легким он ни был. Сокка забывает обо всем: и о хлебе, и о заметках, и о воздухе. Он забывает обо всем, кроме рук Зуко на своих ладонях, укачивающих детеныша уткочерепашки. Он забывает о солнце, неуклонно описывающем дугу в небе. — Эй, — говорит фермерша, появляясь спустя долгое время. — Ты получил все данные, которые тебе нужны? — Что? О, да, только одну секунду, — уткочерепашонок заснул у него на руках, и он осторожно кладет его в угол, как можно дальше от хулигана. Он быстро рвет оставшийся хлеб и разбрасывает его повсюду, вызывая шквал беготни и кряканья. — Ты уверен, что не хочешь купить одну из них? Получится хороший пирог. — Да, держу пари, они отличные пекари, — язвит Сокка в ответ, прежде чем понимает, что это был не сарказм. — Подождите. Я думал, вы держите их только для яиц. — Девочки, да, — говорит она. — Но они внутри, на совершенно другой диете. Здесь мы растим только мальчиков для пары модных ресторанов в городе. Сокка любит мясо. Сокка — опытный охотник для парня своего возраста, особенно если учесть отсутствие старших наставников, которые могли бы учить его в детстве. Сокка смотрит на уткочерепашонка, которого он только что посадил, все еще крепко спящего в своем углу, и чувствует, как его горло сжимается. — Вы выращиваете их для ресторанов, — тупо повторяет он. — Конечно. Если дадите им подрасти до семи-восьми недель? Самые нежные крылышки, которые ты когда-либо пробовал. — Я. Нет. спасибо, — он сжимает в руке блокнот и мчится мимо фермерши, вдоль рядов клеток, обратно к железнодорожной станции. На середине дороги он останавливается. — Я должен купить одного. Может быть, маленького, я могу держать его рядом, и он может летать с Момо... Зуко тянет его за руку. «Нет. Детеныши уткочерпах очень шумные и нуждаются в большом уходе. Ты не можешь позволить себе держать его в качестве питомца, учитывая ту работу, которую ты выполняешь». — Но... «Я знаю, что они милые, но это просто роль, для которой они были рождены. И я уверен, что их по достоинству оценит тот, кто в конце концов их съест. Отпусти это». Сокка кивает. Он зажмуривает глаза и тяжело сглатывает, второй раз, третий, и заставляет себя улыбнуться. — Отпусти это. Конечно.***
Когда Сокка возвращается в город, никто и не догадывается, что час назад он почти рыдал над объективно вкусными уткочерепашками. — Привет, — говорит Катара с одной из тех сострадательных улыбок, которые почему-то заставляют его чувствовать себя еще хуже. — Я не знаю, поможет ли это, но мы купили кучу билетов на все представления, которые смогли найти. Просто на случай, если Зуко найдет где-нибудь что-нибудь, что ему может понравиться. — Зуко? — спрашивает Сокка. «Я действительно хотел бы провести всенощное бдение в память о моей матери». Сокка не читает это вслух. Он просто наклоняет голову в безмолвном вопросе. И он молча читает ответ Зуко: «Не похоже, что мой отец устраивал для нее государственные похороны. Я не знаю, умерла ли она вообще, и может ли мое почтение что-то значить, когда прошло так много времени, и меня тоже нет в живых. Но я обязан ради нее попытаться, на случай, если ее душа нуждается в упокоении». — Верно, — бормочет Сокка, — я думаю, Озай и Азула, вероятно, не вмешаются, чтобы помочь с этим. — Что? — в замешательстве спрашивает Аанг. — Извини, — говорит Сокка, отрывая взгляд от блокнота. — Я думаю, нам с Зуко, наверное, стоит просто остаться дома на ночь. — Он смотрит наружу, где небо окрашено ярко-красным. — Не могли бы вы все, гм, оставить нас одних до завтрашнего утра? — Конечно, — говорит Аанг. Тоф и Катара кивают. Сокка закрывает дверь, зажигает свечу и ставит ее на пол у своей кровати. Затем он садится рядом, скрестив ноги. «Тебе не обязательно оставаться со мной». — Я знаю, — Сокка протягивает ладони. — Может быть, это будет иметь большее значение, если ты прикасаешься к кому-то. Как техника заземления? Мгновение спустя Зуко берет его за руки. Когда солнце садится, единственный свет исходит от нежного пламени свечи, растущего и угасающего вместе с дыханием Зуко. Цикл продолжается до восхода солнца.