Пригласи меня тысячу раз

— Джесс, это унизительно. — Это называется последствия, Триш. Полагаю, в рехабе рассказывали, что это такое. — Хотя бы отвернись. — Чтобы ты вырубила меня одним из чумовых кульбитов Вдовы? Я так не думаю. — Вот же отстой. — Просто покончи с этим, или мы вернёмся к идее с ведром. — У меня даже нет ведра. — А теперь кто не планирует заранее? — Ты правда будешь… Джесс поднимает бровь: — Да чего я там не видела. Тяжело вздохнув, Триш наконец усаживается на унитаз и, чёрт возьми, справляет нужду — прямо под присмотром Джесс, стоящей над душой, как тюремный надзиратель. Вот прям буквально, как тюремный надзиратель. Джесс и правда кучу раз наблюдала Триш в неприглядном виде, пусть не так много лет и не так, чтобы они это обсуждали. Но менее постыдным от этого её опыт не становился. Натягивая штаны, Триш на глаз прикидывает пути отступления. Интересно, если она сейчас рванёт, то сможет выбраться через… — Не получится. Даже не пытайся, — обрывает её мысли Джесс. — Что не получится? — Махнуть в окно так, чтобы я тебя не поймала. — Да не хотела я… — Ещё как хотела. Да, хотела. Но нельзя, чтобы Джесс знала, что она по-прежнему читает Триш, как открытую книгу. Тем более, что Джесс ещё многого не знает о ней. Как лихо та может наяривать флипы через стену. Как круто ей падать с десятого этажа и мягко приземляться на ноги. Как здорово, когда череп Джейса Монтеро трещит под ударами её кулаков. Как бегут мурашки, когда она понимает, что голыми руками может навсегда стереть любого подонка в порошок. Но Джесс права в одном: сейчас не время прорываться на свободу. Не сейчас, когда Джессика держится наготове (насколько можно быть готовой при таком количестве выпитого бурбона). Кроме того, не в её интересах затевать игру в кошки-мышки — Джесс всегда на шаг опережает её. Нет, больше всего на свете Триш хочет переубедить Джессику, заставить её понять, открыть глаза на суровую правду о добре и зле, чтобы объединить с ней силы и нести возмездие, как парочка героев, которыми они всегда должны были быть. О, и они могли бы стать… Мстителями. Лишь мгновение спустя до Триш доходит, какая ерунда пришла ей в голову, и она разражается смехом от собственной дурости. — Какого черта теперь происходит? — говорит Джесс, заканчивая прикреплять цепь к балке. Судя по виду, она действительно боится потерять Триш. «О, Джесс. Если бы ты только могла понять. Я наконец-то нашла себя». — Ничего. Я просто… — Ненормальная? — Джесс вновь беспокойно оглядывает её, прежде чем отвернуться и начать мерять комнату шагами, стуча массивными ботинками по бетону, и в такие моменты Триш скучает по старому ковру. Джесс проверяет телефон: — Да где, чёрт возьми, Малкольм? Как по команде, раздаётся стук в дверь. Триш не уверена, что готова иметь дело с Малкольмом и его капризным моральным компасом — кто знает, куда его стрелка указывает на этой неделе, — но определенно готова иметь дело со спринг-роллами. — Сидеть, — бормочет Джесс, вставая, чтобы подойти к двери. — Я не собака, Джесс, — откликается Триш. Малкольм заносит пакеты с едой, которая дивно пахнет и наверняка под завязку напичкана глутаматом натрия. Ещё год назад она бы крутила носом, но Триш два-ноль, однако, больше не заморачивается над диетами. — Гляжу, вы добились большого прогресса, — ехидничает Малкольм, осматривая растрёпанную и прикованную цепью Триш. — Умолкни, — отвечает Джесс, забирая у него пакеты. От Триш не ускользает новый (старый) облик Малкольма. Пропали пошитый на заказ костюм и холодная решимость во взгляде, им на замену пришли кожаная мотокуртка и глаза, полные душевных терзаний. — Гляжу, больше не подтираешь грязь за сомнительными клиентами Хогарт? — говорит она. — Вернулся на старую зарплату. Теперь бью их электрошоком для Джесс, — отвечает он. Электрошок, значит. Триш чувствует, как боль отдает жжением в пояснице. — Считаешь меня плохим человеком? Выражение его лица смягчается. — Нет, человеком, которому нужна помощь, Триш. Мы все бывали на твоём месте, — он переводит взгляд на Джессику, пока та в полном молчании разбирает на столе упаковки с китайской едой. Джесс отдает одну из упаковок Триш и уводит за руку Малкольма. — Мы можем поговорить? Вон там? — она оттаскивает его в угол у двери. — Палочек для еды нет? — кричит им вслед Триш. — Нет. Исключаем всё, что можно использовать как оружие, — говорит Джесс. Триш наблюдает, как они стоят у стены и шёпотом решают её судьбу — два человека, которые явно волнуются за неё, но совершенно её не понимают. А тем временем, пока они препираются, а Триш ест димсам, Сэллинджер всё ещё там, на свободе, делает Бог знает что и Бог знает с кем. Она надкусывает спринг-ролл, и рисовая обертка под пальцами, будто прелая кожа, напоминает о смерти, о трупах, об изувеченном теле матери, о её крови, заливающей руки Триш, о её… Нет. Триш мутит, и недоеденный кусочек спринг-ролла падает обратно в упаковку. Джессика и Малкольм вдвоем оборачиваются на звук. — Триш… — начинает Джесс. — Я в порядке. Просто… не так голодна, как думала. Джесс снова бросает на неё этот взгляд — будто Триш вот-вот разобьётся вдребезги, — и возвращается к неотложному разговору с Малкольмом. К тому времени, как Триш удаётся запихнуть в себя спринг-ролл, эти двое, похоже, завершают беседу. — Уверен, что справишься? — спрашивает Джесс, когда они расходятся. — А ты? — парирует Малкольм. — Может, расскажете, что происходит? — пытается Триш, уже зная, что они откажут. К счастью или сожалению, она теперь не при делах. По временам, когда всем заправляла Джесс, Триш не скучает, но ей не хватает того тёплого чувства, когда она была частью их команды (с суперсилами или нет, но она оставалась всего лишь человеком). — Похоже, мне придётся присмотреть за тобой какое-то время, — говорит Малкольм, облокотившись на стол. — Я в няньках не нуждаюсь. — Ещё как нуждаешься, — говорит Джесс. — Джесс, ты собираешься… Джесс прерывает её на полуслове: — Я собираюсь кое о чём позаботиться, и это не твоё собачье дело, Триш. Триш переводит «не твое собачье дело» как Грегори Сэллинджера, который определенно был её «собачьим делом». Но даже в нынешнем состоянии Триш знает, что Джесс не отступит от своего ошибочного представления о том, что значит быть «героем». Она слишком слаба, чтобы сделать то, что нужно. Но тут в глубине её сознания раздаётся голос — тихий, но отчётливый: «Джессика Джонс — самый сильный человек, которого ты когда-либо знала». Триш прислоняется спиной к балке и пытается не выблевать то немногое, что ей удалось проглотить. Она больше не знает, что такое «сильный». Поэтому вместо этого она говорит: — Будь осторожна. Джесс улыбается немного грустно и отвечает: — Ты меня знаешь. Всё это кажется неправильным. Триш должна прикрывать Джесс, как делала всегда с тех пор, как они были детьми. Но сейчас их пути кардинально расходятся. Джесс накидывает куртку, как броню, и на всю комнату говорит: — Не делайте глупостей. Я вернусь… — она запинается, будто простое обещание может подвести, как это случалось со всеми остальными в её жизни. — Я вернусь. Только после её ухода Триш понимает, что Джесс так и не притронулась к говядине Гунбао. — Она забыла поесть, — отмечает Триш. Малкольм, к её удивлению, издаёт смешок: — Вы двое, клянусь. В одну минуту вы выбиваете друг из друга дерьмо, а в следующую… — Что? Он ухмыляется: — Ничего. Я уберу это в холодильник.

Артемида, лежащая рядом с мёртвым Орионом, видит, как её прошлое изменилось в результате одного-единственного поступка. Будущее осталось нетронутым, всё ещё неискупленным, но прошлое неисправимо. Она не та, кем считала себя. Каждый поступок и каждое решение привели её сюда. Этот момент ждал её так же, как верхняя ступенька лестницы ждёт лунатика. Она упала и теперь проснулась. — Джанетт Уинтерсон, «Секс с вишней».