Мрак мертвой вечности

По всей комнате раздавался бой маятника больших часов, стоявших поодаль от елки. Казалось по всей Москве в этот момент зазвучали хлопки пробок и радостные возгласы. Первое января 1890 года наступило! Федор разливал напитки в бокалы, себе и Аксинье — старое, хорошей выдержки, шампанское, а Елене плеснул минералки, так как она абсолютно не пила алкоголя. Все дружно подняли бокалы и стукнули им друг об друга с криками: ”Ура!” — Ну, что же, настало время для первого тоста в этом году. Я решил взять слово первым, надеюсь, что вы не против, — Баранцов добрым взглядом окинул девушек, те кивнули, что только “за”, чтобы он начал. — Итак, сперва хотелось бы пожелать всем здоровья, каким очевидным бы это ни было — это самое важное, что у нас есть! Конечно же, во всякую пору отчаяния и печали, не нужно забывать о свете в своих душах, мы должны всегда держать в голове столь важный и часто забываемый дар — счастье, ведь поистине человек может чувствовать себя живым, если он будет счастлив! Так давайте же выпьем, чтобы все сидящие за этим столом жили долго, не зная бед от болезней и горечи слез! Ура! Шампанское блистало золотыми пузырями и выпрыгивало из бокалов во время их звонкого стука. Праздничный ужин продолжился, теперь атмосфера праздника все больше пропитала обитателей дома — они повеселели и это вовсе не было эффектом алкоголя. — Наверно и мне стоит сказать пару слов! Все-таки это такой семейный праздник и знаете, я очень рада, что мы так собрались. Я наконец познакомилась с наинтереснейшим человеком, хорошей подругой моего отца, то есть Вами, Елена Александровна. За последнее время произошло много приключений, но мы все преодолели, я надеюсь и верю в то, что это останется там, далеко в прошлом году и не будет гоняться за нами. От себя я лишь хочу присоединиться к словам своего папы и добавить, что мы все люди и нужно быть человечными! Чтобы гуманность зажглась в наших сердцах! — Аксинья подняла всех из-за стола и снова очередной перезвон стекла. Первые минуты Нового Года, казалось, были самыми насыщенными на тосты, ведь каждому хотелось начать год с какого-то пожелания. — Наверно, стоит высказаться и мне. Я человек такой, что тосты придумать не горазд, но знаете, во мне кипит благодарность за этот прием, что вы впустили меня в свой семейный круг и позволили остаться, дабы отметить сие великолепный — что дошло до моего сознания только сейчас, — праздник. Просто хотелось бы пожелать того, чем наверное дорожит только самый мудрый человек — дружбу. Хорошую, ценную, настоящую дружбу, которую не каждый заслужил получить и не каждый способен поддерживать. Но среди нас все люди достойные и сильные и я уверена, что впредь мы продолжим раздувать огонь в наших теплых дружеских отношениях, — речь Елены растрогала всех за столом, порой, казалось Федору, что она не так сильно дорожит подобными отношениями, но из этого монолога и пожеланий все перевернулось. Баранцовы были рады, что у них есть такая опора в лице Никитиной, а у нее — они. Вот чего все из них были достойны. Ужин продолжался, были слышны звуки ударов вилок о тарелки — графья ели второе блюдо, пока дворецкий уносил остатки других со стола — расчищали пространство для финала трапезы. Слуги принесли в комнату растопленный самовар, от которого невероятно пахло терпкими еловыми ветвями. В старинный фарфоровый сервиз с невероятно красивым узором цветов в стиле хохломы и позолоченными краями начали разливать чай, чтобы тот успел немного остыть. Первым доел Федор, за ним по очереди Елена и Аксинья сложили приборы на тарелках, которые практически мгновенно убрали. Наконец дело дошло до чаепития — на стол поставили вкуснейший медовик, изготовленный известной пекарней в центре Москвы. Это не было каким-то пышным многоярусным тортом, пускай, он был прост и возможно не подходил под празднество графов, но то, с каким изяществом он был приготовлен, какая особая рецептура была заложена в него — перекрывало все. — Уф, мне кажется, что я даже слегка переел, но торт был шикарен — не в силах был отказаться, — подытожил Федор, после чего стол практически полностью опустел и на нем остались лишь мелкие закуски и выпивка. — Не могу не согласиться, он и правда меня очень поразил, я не ожидала, что так побалует мои вкусовые рецепторы, — Елена откинулась на спинку стула, сложив руки на груди, и задумчиво посмотрела напротив, где виднелось окно, но в ее поле зрения как-то резко пробилась Аксинья: — А не хотите потанцевать, Елена Александровна? Праздник ведь, а мы все едим, да едим! — Из меня плохой танцор… Я немногое знаю и умею, — Никитина смутилась, конечно, она прибегнула к небольшой лжи — танцевала она отлично, но просто была не готова к такому предложению. Для нее общий танец являлся неким интимным процессом, потому что в ходе него открывается настоящая душа и показывать ее абы кому не хотелось, но все же и Аксинья не незнакомец, поэтому это было даже не отказом, а скорее оправданием, чтобы немного оттянуть время. — Так это и неважно! Ведь надо делать от души: как чувствует твое тело. И знание тут совсем не нужно! — Баранцова встала из-за стола, прошла мимо Федора, опрокидывающего в себя рюмку коньяка, и выставила руку вперед, приглашая на танец. Елена вложила свою ладонь в ее и они вышли на середину комнаты, но была одна загвоздка — нужно поставить музыку. Аксинья постояла около граммофона перебирая в руках пластинки, но так и не могла выбрать, что бы лучше подошло. — Возьмите эту, мне кажется, она навевает новогоднее настроение, — Никитина вытащила из стопки Чайковского и положила ее в руки Аксиньи, та максимально аккуратно поставила пластинку. Граммофон загудел, вальсовый ритм раздавался в уши от гудков духовых инструментов, нежно лилась скрипка, пробивающаяся сквозь звуки пианино. За столом в такт музыке постукивал пальцем Федор, наблюдающим за тем, как его дочь осторожно берет за руки Елену и кружит ее в танце, та сначала поддавалась веянию движений Аксиньи, но потом ее характер взял верх и она поменяла ход танца в свою сторону, как раз в момент проигрыша. Никитина встала в вальсовую стойку, по воле случая ей выпала роль партнера, потому что Баранцова будто бы по привычке положила свою руку на предплечье Елены, что ознаменовало о ее дамской позиции. С максимальной аккуратностью Никитина положила ладонь на талию Аксиньи и чуть прижала к себе, они начали медленно мерять комнату вальсовым шагом, то сближаясь, то отдаляясь, крутились в визави и проходили через руки друг друга, во время смен сторон. С нарастанием темпа музыки Елена вернула их вновь в позицию вальса, духовые инструменты все усиливались и сам танец становился намного быстрее. Они как пурга среди ясного зимнего неба кружились около граммофона, стараясь не задеть стол из-за которого пропал Федор. Под конец музыки Никитина прокрутила партнершу на месте, та улыбалась — просто сияла, — и подарила ей прощальный реверанс, а Елена с напускной серьезностью откланялась. Они обе рассмеялись как дети, вся хуморость и печаль ушла с лица Никитиной, в эту секунду она почувствовала именно то, что пожелал Федор — счастье. Оно словно молния поразила ее сердце, разошлось по венам, проникло даже в самые потаенные уголки разума и вычистило оттуда всю тьму. Сколько же лет она не ощущала такое приятное чувство… Это невозможно было описать словами. Казалось, что ее жизнь — круговорот печали и боли, но теперь в эту смертельную воронку втиснулось новое чувство, что напрочь ломало прошлые устои. К ним подошел радостный Федор, щеки его горели алым пламенем и сам был в более приподнятом настроении чем обычно. Он что-то держал в руке, но пока не собирался показывать. — Меня так заворожил ваш танец, что я решил тут, с помощью одной засекреченной штучки, вас сфотографировать! Только никому не говорите, что у меня такое есть, ведь точно на костре сожгут… Хе-хе, — язык главы семейства уже начинал заплетаться, но он более или менее твердо стоял на ногах. Федор протянул небольшую фотографию, непонятно каким образом проявленную столь быстро. На ней была Елена проводящая левой рукой в прощальный поворот Аксинью, что заливисто смеялась, казалось даже ее веснушки начали поблескивать от радости. Никитину единственное, что смутило еще больше магического фото, — постановка кадра, она была со спины, ее спины, тугой хвост волос не прикрывал даже плеч, так как перекинулся на грудь, в районе позвоночника можно было увидеть размытый рубец, но из-за качества фотографии, рассмотреть его реально, только если слишком пристально вглядываться. — Но как? Технологии еще не дошли до такого уровня. Это ведь попросту невозможно… — Елена еще долго не могла поверить в реальность этого фото. — Да! Согласна полностью, это же просто волшебство! — Аксинья тоже всматривалась и промаргивалась, чтобы уверить себя — это не воздействие алкоголя. — В Новый Год чудесам положено сбываться! На самом деле, это мне прислал один мой знакомый из Европы, такие фотоаппараты крутятся только в вамп… кхм… особых кругах и это какая-то новейшая разработка. Я сам поначалу удивлялся — как это так, что я могу получить фотографию мгновенно? Но потом приноровился и понял. Правда, это больщущая тайна и поверьте, если эта разработка утечет в простонародье — с меня три шкуры сдерут. Это что-то экспериментальное и запрещают выпускать официально… В общем какие-то непонятные нам игры, но мне разрешили попользоваться на время, так что не упускаю возможностей! — Баранцову все труднее становилось стоять на ногах, поэтому он присел за стол и выпил еще одну рюмку. Логика его действий уже давно потерялась, но, главное, что все целы. Он положил фото рядом с собой, его сразу подхватила Аксинья, посмотрела, до сих пор не веря своим глазам и вложила в руки Елены: — Мне кажется, это фотография будет важнее для Вас и если Вы не против, я хочу вручить ее как дополнение к подарку от нас с папой. Пусть она будет греть Вас в холодные вечера, чтобы Вы вспоминали наш веселый танец! — Спасибо, мне очень приятно… Я обязательно сохраню это фото, спасибо еще раз, — Никитина перехватила из руки Баранцовой снимок и отошла в коридор, дабы положить в карман своей шубы, так как никакой сумки с собой она не взяла. Это фотография очень согревала ее холодную душу, словно кусочек льда только что откололся от ее сердца. Она с минуту простояла там, то вынимания, то убирая фото, потому что было так непривычно наблюдать свои живые, полные ребячества глаза. Вернувшись в комнату, Елена заметила, что Аксинья как-то странно жмется к боку отца и оба заложили руки за спину. Они радостно улыбались, пускай Федор и так был в приподнятом настроении, и быстро подошли, к ничего не понимающей, Никитине. — Знаешь… Леночка, мы тут с Ксенькой похлопотали… В общем… Ха, как же трудно разговаривать… — Баранцов был не в одном глазу, его за плечо поддерживала дочь, которая взяла слово вместо него: — Елена Александровна, так как все-таки праздник, мы не смогли позволить себе оставить Вас без подарка! Мы общими усилиями собрали Вам два презента и я надеюсь, что не промахнулись. С Новым Годом! Они вынули руки из-за спины: у Федора — кофр, а у Аксиньи — пластинка. Елена взяла в руки подарки, положила на стол кофр и первым распаковала подарок Баранцовой — шикарное подарочное издание, ограниченный тираж лучших произведений Шопена, которого так горячо любила Никитина. — Это шикарный подарок, спасибо. Но как Вы узнали про мою любовь к этому композитору? — Елена была ошарашена и даже не могла найти подходящих слов. — Никак, честно говоря, я не узнавала. Просто, знаете, почему-то осознание само пришло мне в голову, пока я бродила по магазину, мне казалось, что его музыка очарует Вас и даже не догадывалась, что он так горячо любим Вами. Значит — это судьба! — Аксинья тепло улыбалась, было видно, что она долго ломала голову над подарком, хотя они были знакомы всего пару дней. Видимо весь вчерашний вечер, а возможно и сегодняшнее утро провела за выбором. Следующим на открытии был кофр, Елена с неким трепетом в душе потянула за собачку на молнии и опоясывающим движением открыла его, внутри скрывалась невероятной красоты скрипка: изящная, блестящая в свете ламп теплым желтым цветом; аккуратный декоративный завиток рядом с черными колышками, на краях которых блистала первая буква ее фамилии, на нижней деке виднелась небольшая гравировка: “От Баранцовых дражайшей подруге!”, внизу подпись мастера и год выпуска. Елена покрутила ее в руке, в нос сразу ударил запах свежего дерева, что как-то магически успокаивал душевные противоборства, она положила ее на плечо и сыграла пару аккордов. — Прекрасное звучание… — Произнесла тихим шепотом, чуть ли не одними губами, Никитина не переставала завороженно рассматривать подарок. — Это великолепная скрипка, она же стоит невыносимо много, Федор, это очень удивляет, сама не знаю почему. Спасибо тебе. Спасибо вам обоим, правда, это очень ценные подарки для меня, я даже не могу подобрать слов, чтобы должным образом отблагодарить вас. — И не нужно благодарностей, дорогая… Это просто мой подарок тебе, как знак нашей крепкой дружбы, хи-хи, я… уф-ф… долго выбирал ее и рад, что она тебе настолько понравилась, тем-более… я смотрел как ты играешь и это было прекрасно. Но твоя скрипка была такой старой, что казалось… просто развалится в руках, — на заплетающихся ногах Федор подошел к Елене и крепко обнял ее, казалось это затянулось и Никитина похлопала его по плечу рукой, тот совсем обмяк и повис на ней. — Что-то я совсем захмелел… — Он не громко икнул, — Простите… Его ноги начали подкашиваться и Елене все же пришлось подхватить его рукой, чтобы тот не упал вместе с ней. Она попыталась усадить его на стул, но вскоре поняла, что лучше отвести его в спальню. — Аксинья, не поможете мне? Я одна, боюсь, не донесу Вашего отца, он так и норовит выскользнуть из моих рук, нужно чтобы кто-то держал его с левой стороны, — в этот момент Федор вновь начал падать, но Никитина слегка подтолкнула его в бок и наклонилась назад, чтобы удержать их обоих. Удивляло, как женщина легко держит такого рослого и полного мужчину, что весит раза в два больше, чем она сама. Но Баранцову это сейчас волновало меньше всего, она подлетела и подхватила отца под бок. Они медленно двинулись к лестнице, нести его было тяжело, пускай он даже сам как-то пытался перебирать ногами по дороге. — Спасибо, что папку не бросили… Вы простите меня что я так… Ну… Переборщил. У меня редко такое бывает, но, как говорится, метко, хе-хе… Вы верно уже устали слушать мою пустую болтовню, но все равно… хорошо отметили ведь, доченьки, хорошо… — Федор уже практически засыпал на их руках, но отчаянно пытался переставлять ноги. Елена чуть сама не запнулась на этой лестнице, — ее успела придержать Аксинья, — после того, как Баранцов назвал обеих дочерьми. С его уст она слышала такое впервые, поэтому это настолько повергло ее в шок и устроило целую бурю размышлений. Он воспринимает ее как дочь? Или это вырвалось случайно из-за его опьяневшего разума? Это значит что-то серьезное или неудачная ошибка? Все это немного начало тревожить Никитину, но она решила не забивать этим голову сейчас, ведь в такой праздник нужно позволить себе хоть пару часов радости. Дверь в спальню была выбита ногой, потому что ничего более из конечностей свободно не было. Федор упал на кровать с таким хлопком, будто, либо у него сейчас сломалось что-то в черепе, либо это был последний день жизни перины. Елена подошла к Баранцову и кое-как стащила с него пиджак и галстук, расстегнула пуговицы на манжетах и первую на воротнике, дабы он не задохнулся пока спит. Аксинья же сняла его ботинки, поставила рядом с кроватью и укрыла теплым одеялом отца. — Сладких снов, папа, — Баранцова поцеловала Федора в макушку и провела рукой по его рыжим волосам, тот еле пробурчал в ответ: “Спокойной ночи” и мгновенно заснул. Обстановка в спальне Федора была более чем уютная: большая кровать, маленькая тумбочка рядом, на которой лежала какая-то книга и очки для чтения; пару шкафов и столик с телефоном. Девушки быстро вышли оттуда дабы не тревожить Баранцова и закрыли дверь, Елена молилась всем богам, что она не сняла ее с петель, пока они заходили. — Что же, может мне и Вас уложить? Уже два часа ночи. Может клонит в сон? — Никитина повернулась к Аксинье, что была все такой же жизнерадостной, ее никак не опечалил быстрый уход отца ко сну, видимо, она была полна энергии подпитываемой счастьем от праздника. — Нет-нет! Поверьте, у меня даже глаза не слипаются, а в мыслях нет и желания. Может быть погуляем? Думаю, в центре сейчас очень весело! С папой вряд-ли что-то случится — спит он как убитый, так что можем оставить его одного и не переживать. — Аксинья подскочила к Елене, обошла ее кругом и бегом спускалась по лестнице, но резко запнулась, — по иронии судьбы, на том же месте где и Никитина, — и чуть кубарем не покатилась вниз, но Елена, словно принц на белом коне, за секунду преодолела разделяющее их расстояние и поймала ее рукой. Чудом спасшаяся заглянула в глаза Никитиной, ей показалось, что ее голубая радужка на секунду воспламенилась и в ней забурлил, как лава, красный цвет, но она быстро откинула эти мысли, сославшись на небольшой шок. — Аккуратнее, лестница крутая, можно было ушибиться, — Елена отпустила Аксинью и прошла вперед, через две ступеньки оказавшись в коридоре. — На счёт Вашего предложения погулять — я согласна, думаю, неплохо развеяться на свежем воздухе, после домашних посиделок.