***
Вечером следующего дня они прибыли в Москву, погода к этому времени уже разгулялась и стало солнечно, отчего появилось присущее этому хорошее настроение, которое идеализировало всю природу вокруг. Андрей нес лишь одну небольшую сумку вещей, Елена шла, потирая руки, впереди него, сквозь сады своей усадьбы к дому, который растопили к ее приезду, кухарки уже приготовили ужин и с минуты на минуту все поместье ожидало приезда Никитиной, которая не спешила к столу. При входе к ней сразу же подошла гувернантка и помогла снять шубу с задубевшего тела Елены, которая сразу же пошла к себе наверх, оставив слуг одних со своими делами. На стол она велела накрывать, но осталась в кабинете еще на долгий час, ведь ей наконец-то оказалось возможным разгадать загадку таинственной гостьи. Как она и думала в списки закралась неизвестная фамилия и имя: Дарья Ефросимова. — Ну-ну, Дарья. И что же Вам понадобилось от меня, что Вы так неустанно за мной следите? — Чуть слышно прошептала Елена и потыкала концом карандаша прямо в эту фамилию. В ее мыслях зародилась идея посмотреть списки союза, должна же быть там эта странная вампирша, которую никто никогда не видел в Винтере. Но Елену удивляло то, что она совершенно не помнит эту женщину, ведь до этого была способна сказать каждое имя, фамилию, должность вампира Москвы — а что же случилось теперь? Проблема в ее памяти или проблема в том, что Дарья и вовсе не состоит в Союзе? С этими мыслями Елена пошла к столу и даже после ужина она продолжала размышлять, совсем забыв прочитать письмо от Аксиньи, которое ранее ей подали в кабинет, а также известить Баранцовых о своем возвращении. Поэтому, резко вскочив с дивана в гостинной, Никитина пустилась в кабинет, где быстро распечатала письмо и начала читать: «Добрый день! Я неимоверно рада, что Вы добрались в целости и сохранности, если честно, то я не особо доверяю поездам, мне кажутся поездки на них более опасными, чем в экипаже, поэтому, признаюсь, волновалась, но от Вашего письма мне стало спокойно. В Петербурге всегда такая погода, не представляю как люди там живут с такими ежедневными перепадами температур… Но столица! нечего и сказать. Выписывают меня завтра, то есть пятого числа, сказали, что уже все в порядке, я быстро прихожу в себя. Папенька что-то вопрошал по поводу моей головы, сама не знаю зачем, наверное волнуется, но все ему единогласно говорят, что все в порядке. Рука моя уже не болит, я будто чувствую как она под этим гипсом сама заживает, удивительные чудеса медицины! Жду не дождусь, когда эта комиссия сможет меня принять объективно, а не оценивать мою половую принадлежность… Ну ладно! Не будем о плохом. Думаю, когда Вы вернетесь, это письмо уже будет доставлено, а я буду дома, так что с нетерпением ждем Вас. Я очень скучаю без Вас, никакие книги не в силах поднять мне настроение так, как Вы. Папенька передает Вам пламенный привет и зовет в гости. Прощаюсь!» На последних строках Елена сама и не заметила, как уголки ее губ слегка поднялись в улыбке и она перечитала их несколько раз. С тем же воодушевлением она села писать ответ: «Здравствуйте. Вы были абсолютно правы, написав, что приеду я после Вашей выписки. Искренне сожалею, что не смогла попасть, поездка оказалась слегка больше, чем я рассчитывала. Зато теперь все дела улажены и я совершенно свободна, из-за чего могу порадовать Вас своим присутствием. Я рада, что с Вами все в порядке, если Вы быстро лечитесь, значит в будущем точно не будет никаких трудностей. На счет комиссии… Да, там зачастую сидят премерзкие мужчины, которым лишь бы дать оскорбить противоположный пол из-за того, что они в чем-то сильнее их. Не унывайте, думаю, найдется способ похлопотать за Вас и этот неприятный вопрос решится. Думаю, я наведаюсь к Вам завтра, ежели Вы оба так желаете. Проводить время дома сейчас мне не сыграет на руку. Буду утром.» Аккуратная подпись закончила письмо, и Елена позвала лакея, чтобы тот отнес его в поместье Баранцовых, чтобы быть убежденной в том, что оно точно дойдет до адресата. После этого она пошла в свою спальню, где ее встретил свернувшийся в клубок Бася, она испытала странную жалость к этому маленькому существу, который пригрелся у нее дома, ведь он не будет испытывать ласки каждый день, не будет видеться с хозяйкой по многу дней — звучало это печально и наверняка ему будет одиноко, но Никитина отбрасывала эту мысль со словами, что животные не могут испытывать такую же тоску, как люди. Сняв привычную юбку и рубашку, Елена быстро переоделась в ночное белье и сразу же легла под одеяло, холодный воздух, бродивший по дому, не позволял и шагу ступить без теплой одежды. Кот спросонья, удивленно развернувший морду к хозяйке, начал топтаться по ней и радостно мурчать, когда ему чесали за ушком, по нему было видно насколько сильно он скучал и что все же животные способны скучать так же, как и человек. Бася лег на грудь Елены, забравшись под одеяло, и его густая черная шерсть согревала, будто плавила айсберг, засевший в Никитиной, отчего ей становилось странно легко и приятно, и впервые за долгое время она заснула совершенно спокойно, без единой плохой мысли и сон ее был без кошмаров и ужасов, продлившийся не малом одиннадцать часов.Глава 19. Прощание
29 августа 2023 г. в 23:36
Елена шла по Смоленскому кладбищу, мимо крестов и памятников, все это казалось ей бесконечной небылицей, ужасом из книг. Картина леса навевала только жуть и страх, а темный силуэт церкви вдали, с ее золотыми куполами и облупившимися кирпичами только усиливал чувства испуга в Никитиной, она сама не замечала, как поддавалась ему и на каждый звук, даже на свой шаг, оборачивалась затравленно, словно напуганная медведем птица — он ей ничего не сделает, даже не заметит, но она все также продолжит бояться его и улетит вдаль.
В ее замерзших тонких руках лежали четыре цветка гвоздики, темные и молчаливые, они выражали всю ту глубокую скорбь, что хранилась в душе Елены. Сначала она завернула в самую даль к маленькой неприметной могиле с потрескавшимся памятником, где облупилось имя и фамилия, но все еще возможно было разобрать буквы: «Вера Петровна Милорадович». Дата совсем стерлась и, если не всматриваться, то уже было трудно понять в каком году она погибла.
— Здравствуй, мой дорогой друг, — Елена тихо прошептала эти слова в воздух, будто все еще надеялась, спустя столько лет получить на них ответ, но все молчало: деревья перестали хрустеть сухими ветками и даже снег прекратил валить с неба, только тучи медленно сгущались, закрывая остатки солнца.
Никитина медленно наклонилась и положила две гвоздики на давно забытую родственниками могилу, она смела с нее снег, протерла перчаткой и попыталась привести ее в более или менее приличный вид. «Сколько лет я прихожу сюда и сколько лет здесь не бывает никого, кроме меня, ” — думала Елена, ей казалось это парадоксом, ведь Вера была известной танцовщицей в некоторых кругах, у нее было множество поклонников и влюбленных в нее мужчин — отчего же теперь все про нее забыли?
Не долго постояв около могилы, Елена присела на одно колено, поправляя юбку, а потом и на второе. Она в грустном выражении лица и тела склонилась над плитой и приложила свой холодный лоб к такой же ледяной надписи с потертыми буквами, словно так она хотела вновь почувствовать присутствие живого человека рядом.
Закрыв глаза, она вернулась в воспоминания о теплых вечерах в уютной маленькой гостиной, их задушевных долгих разговорах и даже удивлялась самой себе насколько сильно поменялась ее жизнь с тех времен. Из раздумий ее вытянуло до боли знакомое теплое прикосновение к щеке и виску, словно ее обдало чьим-то живым дыханием, Елена удивленно открыла глаза и осмотрелась, но никого вокруг не было, кроме звенящей пустоты могил. Злые проделки ветра — он будто издевался над ней, специально выбирая самое дорогое и ударяя по нему ядовитым кинжалом, отравляя приятное воспоминание мерзкой жгучей болью.
В миг все чувства в Елене подняли, как будто кто-то намеренно сковырнул их, бросил ввысь и снова с силой затолкал в самую глубь. Ее глаза засверкали от слез и, в свете последних лучей солнца, которое с каждой секундой пропадало в массе туч, голубизна их стала отражением этого печального и скорбящего неба над ее головой. Одинокая слеза скатилась по ее щеке, оставляя красную полоску, будто бы страшная режущая рана, от которой останется шрам.
Она мгновенно вскочила на ноги, вытерла рукавом щеку и быстро зашагала прочь, словно убегая от той себя, которая еще могла спокойно показаться такой, какая она есть. Жгучий стыд разрастался в ней все больше и больше: «Как я ненавижу это, — шипела Елена в мыслях. — Почему каждый раз, как я не приду сюда, все время мне становится так тоскливо и ужасно, что я не могу сдержать слез? Они мне ненавистны, настолько ненавистны, что я готова вырвать себе глаза, лишь бы никогда не плакать. Но больше их, я ненавижу себя, за эту мерзкую слабость, что позволяю себе раз в год на этом кладбище. Оно видело больше моих слез, чем кто-либо другой из ныне живущих.»
Елена понимала, что это еще не конец и прошла ближе к самому началу кладбища, к аккуратной огороженной могиле, с большим памятником в виде восставшей из огня птицы, она смотрела одновременно и вправо, и влево своими двумя одинаковыми головами, лишь с единым различием, что левая была слепа на один глаз. Золотыми буквами на плите было выгравировано с большой вензельной «В»: «Воронцова Катерина Васильевна, 1692-1888». Вложив в лапы птицы две гвоздики Никитина склонила голову вниз:
— Теперь ты вторая, кого я навещаю тут. Не ожидала, что ты уйдешь раньше меня, тем-более в таком юном возрасте… — Елена немного помолчала, заламывая руки в перчатках и не зная куда себя деть от странных противоборствующих чувств внутри себя, поэтому она оглянулась по сторонам и сильнее запахнув на себе шубу лишь погладила левую золотую голову птицы и ушла с кладбища, в который раз пообещав себе туда не возвращаться.
На пути назад ей встретилась девушка, что показалась смутно знакомой, ее собранные светлые русые волосы выглядывали из-под меховой шапки, а темное меховое пальто всплывало в памяти мимолетной вспышкой. Елену не покидало чувство дежавю, она сверлила глазами эту незнакомку, что уходила дальше вглубь кладбища, по тому же пути, что шла и Никитина прямо сейчас.
На пути к гостинице, погруженная в размышления о прошедшем, она смогла понять кто это был — та самая незнакомка из Винтера. Теперь это показалось Елене достаточно странным, чтобы по приезде домой наконец-то проверить давно полученные от Федора списки гостей. Было бы несложно найти незнакомца, ведь каждого посетителя театра Никитина знала поименно и вычислить из них ту самую девушку не являлось бы никакой трудностью. Но документы в Москве, а она прямо сейчас в Петербурге и теперь эта мысль не отпустит ее еще добрые часов тридцать, пока она не доберется домой.
Задерживаться в столице больше не имело никакого смысла и, приказав Андрею собирать вещи, Елена сидела в раздумьях над своим маленьким столом, где стоял остывший чай. Сейчас она как никогда чувствовала себя какой-то обычной простушкой без статуса и ей это жутко не нравилось, она привыкла к графским условиям, а теперь ютится в каморке два на два и пьет дешевый чай из обычного стакана, а не фарфора. Но как бы это не задевало ее гордость, Елена не стала никому жаловаться, ведь сама выбрала подобные условия, ибо в большинстве гостиниц все хорошие номера были заняты из-за новогодних праздников.
В дверь постучал Андрей, коротко известив ее о собранных вещах и скором отправлении поезда. Взяв карету, они понеслись сквозь улицы к вокзалу, где, пыхтя черным дымом, стоял паровоз.