Скотти

*** Для тренировки способности Фицджеральд через несколько дней пригласил «специалиста», мистера Эдгара Берроуза. Правда выглядел он совсем не «мистером» и оказался парнем лет двадцати, с дредами, темнокожий и с пугающе подвижными пальцами, похожими на живых змей. Он громко смеялся, громко ходил и не менее громко называл Люси именем «Джейн» и предлагал на себе жениться. От греха и этого странного типа подальше Люси спряталась в комнате Энн и Ацуши не мог её винить. Для Зельды Берроуз был очередным подчинённым мужа, она им не особо интересовалась. К счастью, тренироваться получалось поздно вечером в бункере, чтобы не привлекать ненужного внимания, и Ацуши не столкнулся с необходимостью лгать Зельде об своих «отношениях» и многом другом, о чём она могла бы подумать. — Это нормально, что твой зверь хочет тебя убить, — сообщил Ацуши Берроуз перед первой же демонстрацией тигра. — Немного кнута, немного ласки — и всё получится! Он был так уверен в своей правоте, что Ацуши решил тоже ему поверить. Иного выхода у него просто не было. Если ночью он сражался с Берроузом и пытался по собственной воле перекинуться в тигра, то днём отсыпался в библиотеке, читал, ездил с Зельдой на прогулки, в кино, театры и просто погулять. Период платьев прошёл довольно безболезненно, когда Тесс со свойственной ей прямотой заявила, что иногда девочки чувствуют себя мальчиками и это тоже совершенно нормально — нужно не мешать им самовыражаться. Зельда безоговорочно доверяла своему лечащему врачу, так что приняла и мужской крой рубашек, и брюки, и по-прежнему видела в Ацуши свою дочь, несмотря на очевидные факты. Подмена реальности фантазией была настолько яркой и пугающей, что Ацуши начал относиться к Зельде ещё мягче и терпеливей. Эта несчастная женщина отчаянно желала быть со своей дочерью, а ему было совершенно нетрудно откликаться на женское имя, находиться рядом и подтверждать самим своим существованием, что Зельда — хорошая мать. Ей это было нужно. Она в свою очередь буквально заваливала Ацуши дорогими и зачастую бессмысленными подарками. Куда их все девать? Если к одежде, как к чему-то удобному и понятному, он привык быстро, как и к вкусной еде в любом количестве в любое время, то вот предметы роскоши ставили в тупик. Новомодные гаджеты, украшения, бронзовая огромная белка, от которой шарахнулся даже невозмутимый Мелвилл, а это что-то да значило, билеты на концерты… Вероятно, Зельда пыталась так искупить свою несуществующую вину, но это версия Тесс, сам же Ацуши понятия не имел, почему она всё это делала. — Эм… я могу отдать это какому-нибудь приюту? — в конце концов он не выдержал и обратился за помощью к Луизе. — Благотворительность, вот это вот всё. И лишнюю одежду тоже. Мне ведь столько не надо. — Конечно. Хочешь поехать туда сам или организовать анонимное пожертвование? Одна только мысль о приюте вызвала резь в желудке. Вымученно улыбнувшись, Ацуши отказался и попросил обо всём позаботиться, если Луизе, конечно, не сложно. Она смущённо кивнула и они разошлись по своим углам, довольные друг другом. Забирать гору вещей приехал до боли знакомый фургон. Не то чтобы Ацуши ожидал, что Луиза закажет обычных грузчиков, но использовать для обыденной задачи эсперов Гильдии — не перебор ли? Впрочем, оказалось, что Джон Стейнбек просто совместил полезное с полезным. Он привёз Фицджеральду документы, подозрительно пахшие кровью и виноградом, долго что-то обсуждал в рабочем кабинете и вышел оттуда задумчивым. Ацуши не знал, как относиться к другим членам Гильдии, кто не Люси и не Мелвилл, потому избрал тактику «вежливо улыбаться и не лезть под руку». Вряд ли Джон станет подыгрывать болезни Зельды. — О, тигр… — увы, его заметили. Джон остановился у фургона и обмахивался кепкой: было жарко, а Ацуши прятался в холле, наблюдая за отъездом. — То есть, гм, Скотти, верно? Похоже, Ацуши думал о нём хуже, чем стоило. Джон поманил его к себе и взглянул без капли ненависти. Сплошное американское дружелюбие, от которого на зубах скрипел сахар. И не то чтобы Джон врал. — Не злишься на нас? — спросил он и развёл руками, мол, не мы такие, жизнь такая. — Уж извини, мы просто делали то, за что нам платят. — Похоже, тебя это до сих пор волнует, — специально не удержался от шпильки Ацуши. Хотелось увидеть настоящее отношение Джона к себе и ситуации, но… На него даже не взглянули холодно или там с яростью. В голубых глазах — безмятежность океана. Даже жутко. — Хм, а ты ведь прав. Волнует, потому что на самом деле я не люблю мучить невинных людей. Тогда, к счастью, обошлось, не пришлось заходить слишком далеко. Я рад, что ты согласился на предложение Фицджеральда. — Тебе он ведь не нравится? — спросил Ацуши снова. Джон в ответ кивнул. — Разумеется. Но он мне платит, а в контракте прописано, что нельзя оскорблять начальника. Так что не нужно меня провоцировать, — он помахал перед лицом Ацуши пальцем, словно поучал ребёнка. Насколько Ацуши помнил испуганные рассказы Наоми-сан и Харуно-сан, этот парень без капли сомнения угрожал им и собирался причинить вред, пусть и утверждал, что делает это ради семьи. В чём-то он был похож на Танидзаки-сана. Не случись этой нелепой войны за Книгу, они могли бы, возможно, поладить. — Извини, — Ацуши покосился на вещи и совершенно искренне предложил: — Тебе помочь занести это всё в фургон? — Ой, не, если миссис Фицджеральд увидит, то проклянёт, лучше уж мы сами, — Джон постучал по кузову фургона кулаком и из глубины вытянулись щупальца, которые практически слизали все вещи, даже крупные, и втянулись обратно. На всё ушло буквально пара мгновений. — Видишь? И я нет. Нас иногда просят перевезти что-нибудь не очень удобное или большое, не парься. — Но… Джон покачал головой и натянул на неё кепку привычным жестом. — Мы ещё не раз встретимся, так что запомни: пока я работаю на Фицджеральда и пока ты его «дочь», я тебе не угроза. Да и даже без контракта… Лично против тебя я ничего не имею. Ну, бывай! Захлопнув дверцы фургона, Джон запрыгнул на водительское место и аккуратно вырулил с парковки. Разговор с ним оставил после себя смешанные чувства. С одной стороны ему вроде как пообещали, что не тронут и не планируют вредить ни сейчас, ни в будущем, а с другой — дьявол его знает, что в голове у этого парня на самом деле. И напарник у него жуткий. На месте Фицджеральда Ацуши не впускал бы таких людей в дом столь легко, но что поделать — он уже. Придётся как-то с этим жить. И он жил. Да так, как никогда себе не представил бы! Благодаря тому, что Зельде стало лучше, она с радостью возила Ацуши в парки аттракционов, музеи и даже соседние штаты — для этого достаточно было вызвать один из личных самолётов. Так Ацуши впервые попробовал сладкую-сладкую кукурузу, увидел статую Свободы в Нью-Йорке, погулял там же по Центральному парку, а вечером вернулся домой и они с Зельдой беспечно смеялись над вытянувшимся от такой выходки лицом Фицджеральда. Он не запрещал им ничего и было видно, что ему нравится счастливая и здоровая жена. Поехать с ними он мог не всегда, потому отправлял вместо себя то Люси, то хмурого парня Джерома, то весельчака Марка. Ацуши знакомился с членами Гильдии легко и естественно, никто не задавал ненужных вопросов, а ещё они исключительно вежливо обращались с Зельдой, что Ацуши волновало в первую очередь. Тренировки с Берроузом давали плоды, он намного лучше контролировал тигра, так что чувствовал себя обязанным защищать Зельду от любой опасности. К счастью, охрана у неё была на высшем уровне. Кроме парочки эсперов за личным автомобилем или самолётом всегда следовал «хвост» бойцов в гражданском, которые ненавязчиво опекали и следили за тем, чтобы всё было в порядке. Ацуши мог бы и расслабиться, но первые пару месяцев его всё равно дёргало от безумных толп людей, громких звуков и песен, особенно в закрытых помещениях. В такие моменты Зельда брала его за руку и спрашивала: «Всё хорошо, милая?», Ацуши вспоминал первую встречу с ней Люси и неловко чесал кончик носа. Глупости ведь. Зря только накручивает себя. Он здесь затем лишь, чтобы сделать Зельду вновь счастливой. А остальное — головная боль Фицджеральда… наверное. Так или иначе, Ацуши пробовал необычную для себя еду, слушал удивительную музыку и жадно запоминал всё, что мог прочитать и увидеть. Особенно его впечатлил Ниагарский водопад. Из-за шума воды невозможно было ничего ни сказать, ни услышать. Капли били по лицу и рукам, одежда моментально промокла. Важно ли это? Страшно ли? Ацуши смотрел на буйство стихии, которую его Тигр откровенно недолюбливал, дышал полной грудью густой влажный воздух и фактически ни о чём не думал. Ему было хорошо. Рядом мама. Разве мог он желать большего? Занятый тем, чтобы не дать Зельде ловить ладонями воду, Ацуши не поймал себя на мысли, что назвал её мамой. И после тоже вечно забывал об этом, увлечённый то книгами, то фотографиями, которые они с Зельдой собирали в отдельный альбом, то планированием новых путешествий. Несколько раз удавалось вытащить с работы и Фицджеральда, который под конец обычно начинал клевать носом или вообще дремал, сидя в кино или театре, а Зельда с умилением приобнимала его и укладывала голову ему на плечо. Ацуши мог лишь улыбаться, глядя на них. Красивая пара. Хотелось, чтобы у них всё было хорошо. Интересно, если бы Книга правда существовала, могла бы она изменить прошлое и вернуть им дочь? Об этом думать было тяжело и сложно. О Книге ходило множество слухов и Ацуши был от них далёк так, как может быть далёк человек на другом конце земного шара. Куникида-сан и Дазай-сан присылали кое-какую информацию, рассказывали о буднях агентства. Отвечали на вопросы — не все — и утверждали, что «всё в порядке». По телефону Рампо говорил примерно то же самое, только вот Ацуши открыл в себе способность сомневаться в словах взрослых. Ведь взрослые, вот сюрприз, отлично умели лгать во благо. Не спрашивая, хочешь ты этого блага или видал его в гробу и белых тапочках. О письмах Скотти Ацуши пока «забыл»: решил понаблюдать, сделать свои выводы и ближе к концу первого года поставить Фицджеральда перед фактом, что правду-то вечно скрывать не выйдет. Да и не то чтобы он на самом деле хотел копаться в грязном белье. Все обращались с ним бережно и дружелюбно, не обходилось без споров и ссор, но они лишь убеждали в мысли, что всё по-настоящему. Ацуши привык ходить по первому этажу в обуви, есть на завтрак хлопья и каждый уикенд ездить с Марком на полигон учиться стрелять. Против эсперов оружие чаще всего бесполезно, но кроме обладателей могущественных способностей всё ещё существуют обычные бандиты, наёмники и маньяки, с которыми тоже надо уметь справиться. Иногда — не убивая, да, и так тоже можно. С наступлением осени дни стали короче, ночи — длиннее. Полнолуние Ацуши начал проводить вне бункера и практически контролировал тигра. Страдали только штаны Фицджеральда, по которым зверь мстительно проходился когтями. — Может, сказать про мою способность? — спросил после очередного такого полнолуния Ацуши. Он переоделся в заранее подготовленную целую одежду и сел на диван с ногами. Мышцы болели уже не так сильно. — Маме. Фицджеральд задумчиво покрутил на пальце обручальное кольцо. — Она и раньше не интересовалась «этими небылицами», честно говоря, — сказал он наконец. — Никто в её семье не обладал особым даром. Правительство тщательно следит за информацией и не позволяет говорить об эсперах открыто. Даже мы, Гильдия, официально занимаемся бизнесом, экономикой и политикой, а не выпячиваем свои силы на потеху широким массам. — То есть и о своей способности ты ей не рассказал? — не поверил Ацуши. — Нет, не рассказал. Она считает, что я просто чрезвычайно хорошо умею обращаться с деньгами. Фыркнув, Ацуши откинулся на спинку дивана. Да уж… В таком случае новость, что её сын-дочь, оказывается, оборотень, вряд ли воспримут нормально. — В этом что-то есть… Скрывать от собственной семьи то, что можешь, например, летать или управлять животными. — Думаешь почему у нас так популярны комиксы про супергероев? — хохотнул Фицджеральд. — Большая часть вполне реальна. Просто о них не принято говорить. Теперь Ацуши понимал, почему. Он вообще стал куда больше понимать в мире и его причудливых и порой жестоких законах. Экономическую теорию, основы бухгалтерского дела и прочие вещи, связанные с деньгами, Фицджеральд объяснял ему лично. Марк рассказывал о состоянии военной сферы, Джон показал гектары полей, принадлежащих его семье, а в подчинении у Мелвилла был фактически весь североамериканский флот. То, что когда-то рассказывал Дазай-сан, оказалось чистой правдой. Гильдия — могущественная организация, способная достать практически всё, что угодно. Это пугало, восхищало и вызывало море других чувств. — Хочешь поехать в Белый дом? — предложил вдруг Фицджеральд и пихнул Ацуши локтем в бок, словно мальчишка, задумавший шалость. — А можно? Я ведь как бы «Скотти», но все будут видеть японского седого мальчика, — пожал плечами Ацуши и немного печально улыбнулся. — Король-то голый, ты знаешь. — Разумеется. Но тебе в любом случае придётся рано или поздно вместе с Зельдой сопровождать меня на официальные мероприятия. Лучше привыкнуть сейчас, чем потом теряться. В чём-то Фицджеральд был прав. Если он скажет, что японский седой мальчик — на самом деле девочка, то все будут нервно кивать и соглашаться. Потому что им нужны деньги Гильдии, а что там в штанах у ребёнка самого богатого человека Америки их уж точно не волнует. Да и Зельде наверное будет приятно выбраться вместе с мужем куда-то, а не только развлекать Ацуши поездками. — И ты решил начать с Белого дома… — Ацуши не выдержал и тихо рассмеялся. — Тогда я хочу селфи с тобой и Зельдой на его фоне. Фицджеральд очень серьёзно пожал Ацуши руку и пообещал, что всё будет так, как он захочет. Не соврал, кстати. Теперь в альбоме было два новых фото — одно с довольной Зельдой в чудесном белом платье и венком из рябины на голове, а другое — с Президентом, который чувствовал себя не в своей тарелке, однако не мог совершенно ничего противопоставить Фицджеральду и его напору. Пусть это было эгоистично и нехорошо, но Ацуши понемногу начинал привыкать чувствовать себя не ничтожеством, не мальчиком-тигром, а тем, кто имел право на свои желания и — главное — мог их реализовать. Ну и приятно, конечно, когда тебя боятся, не любят, но улыбаются в лицо. Странное ощущение, за которое ему раньше было бы стыдно, а сейчас… ну, нормально? Дазай-сан сказал бы, что Ацуши испортили деньги, но Дазай-сан там, а Ацуши здесь. В конце концов, однажды эта чудесная сказка закончится. Нужно успеть получить от неё всё. В приюте не праздновали примерно ничего. День рождения? Новый Год? Забудьте, вы — мусор и не должны были вообще появляться на свет. Долгие годы Ацуши был уверен, что он ошибка и что родители ненавидели его, раз решили избавиться. Лучше бы его вообще не рожали, думал он, сидя голодным и избитым в углу и стараясь не плакать. Тогда ему было очень плохо, неважно, какое время года сменялось во внешнем мире. Никто бы не подарил ему подарок, не поцеловал на ночь и не пообещал, что утром добрый дедушка с бородой оставит сладости для ребёнка, который всё ещё верил в чудо. Агентство просто не успело сделать что-то из того, о чём мечтал маленький Ацуши. К тому же он был уже совсем не маленьким, а кто такому здоровому лбу будет дарить подарки и гладить по голове? Тут бы жизнь сохранить в войне между криминальными организациями. Неудивительно, что об американских праздниках Ацуши знал примерно ничего. В теории — читал, даже видел картинки в книжках и Интернете, однако на этом всё обрывалось. Пустым звуком были дни влюблённых, матери и отца, прошли мимо религиозные богатые празднования с шествиями, молитвами и семейными застольями. Выяснив этот досадный факт, Фицджеральд с упорством тарана принялся заполнять пробелы: на Хэллоуин они украшали дом тыквами и свечками, пекли жуткие по виду, но вкусные по вкусу (хах) печеньки, дурачились в маскарадных костюмах и Ацуши почти не притворялся, что рычит, когда изображал страшного и зубастого зверя с натянутым на голову меховым капюшоном; на День Благодарения собрались куда более солидным составом — приехали Маргарет с Натаниэлем, Хэмингуэй и Мелвилл, Луиза тоже была, а ещё Джон прислал корзинку с домашним виноградом, вином и консервацией. По видеосвязи подключился Эдгар и Ацуши был безумно рад увидеть Рампо-сана, который особо в кадр не лез, но незримо в нём присутствовал. Трудно было не заметить конфеты в вазочке на столе, знакомый плащ на спинке дивана и хаотично разбросанные бумаги. От всей этой круговерти праздников, тепла, смеха и искреннего счастья Ацуши хотелось почему-то плакать. — За нас! — взрослые чокнулись кружками, Ацуши украдкой вытер слёзы рукавом и заметил, как Люси махала ему из-за спины Мелвилла и звала за собой. Как самые младшие в «семье», они не могли пить алкоголь, однако неугомонная Люси всё-таки выпросила у Тесс бутылку сладкого ликёра и разлила его по крошечным рюмочкам на кухне. Марк сидел прямо на столе и болтал ногами, Гек с Томом спали в цветочной корзине, которую сами же подарили Зельде, а Люси мягко улыбалась и говорила, что им всем чертовски повезло. Конечно, им потом влетело за ликёр, за зефир, который они жарили прямо в камине, нанизав на спицы, за то, что заставили «маму волноваться», но это волнение тоже было приятным и правильным. Ацуши никогда не испытывал ничего подобного. И спал в ту ночь особенно сладко. Про поездку во Францию на Рождество, которую Фицджеральд обещал Зельде, Ацуши, к своему стыду, совершенно забыл. Так что накануне искренне удивился, когда его попросили собрать вещи и подготовиться — неделя, всё-таки, да и будет довольно прохладно, в отличие от Америки. Сначала внутри Ацуши запаниковал тот самый несчастный ребёнок, который боялся любой тени, не верил ни в себя, ни в других, и вообще было очень страшно: вдруг это предлог, чтобы от него избавиться? Но за месяцы у Фицджеральда в Ацуши выросло и нечто другое, взрослое и спокойное, и эта часть его разума погладила ребёнка по голове и сказала: всё в порядке. Мы просто поедем вместе с родителями в короткое путешествие, увидим совсем другую страну… Разве в этом есть что-то плохое и ужасное? Ребёнок перестал паниковать, а Ацуши улыбнулся и пошёл составлять список того, что стоило бы взять с собой. Лететь целых восемь часов, так что надо бы и зарядное не забыть, и книгу, и подумать об одежде, чтобы мама не замёрзла. Ацуши настолько привык заботиться о Зельде, что уже и не одёргивал себя, когда в мыслях и вслух называл её матерью. Перемена не укрылась от Фицджеральда, но его, похоже, всё устраивало. Как и Зельда, он будто бы помолодел: морщин стало меньше, а седину он закрашивал у личного парикмахера. Думая об этом, Ацуши посмеивался — всё-таки психика привыкает ко всему, хорошему в том числе. Он хотел увидеть Париж; хотел держать Зельду за руку и вместе с ней подняться на Эйфелеву башню. Хотел съесть тёплый круассан, запустить в Фицджеральда снежком и неловко отвернуться, ковыряя удобными новыми ботинками тонкую корочку льда на луже, пока Фицджеральд с Зельдой будут целоваться под звуки скрипки из ближайшего окна. У Зельды к тому моменту снова наступила ремиссия. Тесс предупреждала, что её ментальное здоровье волнообразно, и неделями домочадцы будут ходить на цыпочках и вздрагивать от резких криков, оскорблений и слёз, а в следующие месяцы получат улыбающееся солнышко, роковую красотку, любящую мать — на выбор или всё сразу. К счастью, ухудшение длилось не очень долго и почти всё это время Ацуши старался быть подле Зельды, выполнял её прихоти, охранял её сон. Лекарства, терапия и поддержка творили чудеса, было видно, что одно присутствие «дочери» сказывалось на Зельде благотворно. Ацуши надеялся, что так будет и впредь и боялся думать о том, что произойдёт, когда кончится срок контракта. — Я так волнуюсь! — Зельда очаровательно покраснела на слабом морозе. Ацуши видел, как Фицджеральд на неё смотрел, потому деликатно отвернулся, когда тот взял ладони жены в свои руки и поцеловал каждый продрогший палец. Жесты любви смущали, но были им нужны, и кто Ацуши такой, чтобы этому возмущаться? В забронированном отеле по прилёту они бросили вещи и отправились гулять по Елисейским полям. Иллюминация города изумляла, и хотя в Нью-Йорке ночью было так же светло, здесь сам воздух пах иначе. Благодаря господину Набокову Ацуши прочитал множество книг на французском, смотрел фильмы и теперь тоже не хлопал глазами, как дурак, а понимал, о чём говорят окружающие, хотя в основном среди них были, конечно, туристы с весьма паршивым английским. Хмыкая про себя за неожиданный снобизм, Ацуши грел ладони об стаканчик с глинтвейном, любовался яркими каруселями и горячо поддержал идею Фицджеральда отправиться на каток. Самому лезть на лёд было страшно, так что он поддерживал «родителей» у бортика, махал им и снимал на камеру, как же красиво и изящно они скользили по искусственному льду. Зельда склонила голову и прикрыла глаза, будто не ехала, а парила, и не по льду, а по роскошному дворцу. Фицджеральд держал её крепко и бережно, не сводил глаз и, кажется, не видел никого, кроме. Каким-то чудом они не врезались в другие пары и успевали развернуться до неминуемого столкновения. Сверху сыпался мелкий снег, который практически мгновенно таял. Из булочной неподалёку пахло шоколадом и каштанами. Ацуши с улыбкой протянул Зельде руку на выходе с катка и втроём они медленно побрели к рождественскому рынку покупать сувениры и подарки. Накупив море конфет для Рампо-сана и остальных членов агентства, Ацуши бережно сложил их в пакет и замер, когда Зельда вдруг обняла его обеими руками и зарылась лицом в волосы. Из прерывистого и тихого шёпота он разобрал лишь «люблю тебя» и до самого отеля не мог погасить пылающие уши. Ну и… хорошо, что Фицджеральд предусмотрительно снял два соседних номера, а не один семейный. И Ацуши прихватил беруши для сна. Иначе смотреть в глаза Зельде за завтраком было бы мучительно стыдно. Несколько дней они ходили по музеям и операм, любовались картинами и Ацуши совсем не хотел думать, сколько Фицджеральд отдал за одну из них, которая уж очень понравилась Зельде. Один раз к Ацуши подошла пожилая пара китайцев и спросила дорогу, другой — накричал какой-то темнокожий, но последнее особенно не трогало. В Америке много шумели на улицах и не все были добрыми и ласковыми, так что Ацуши промолчал и пошёл дальше, не желая ввязываться в перепалку. К тому же если он покажет, что задет, Фицджеральд тут же раздует из этого трагедию вселенского масштаба, а это испортило бы весь отдых. Поэтому Ацуши потянул обоих гулять вдоль Сены, рассказал то, что успел прочитать про Францию из книг, купил у цветочницы букет для Зельды и… в какой-то момент оказался зажат между Фицджеральдом и Зельдой, чтобы «не мельтешила и не волновалась». Они взяли его за руки, и от этого в груди стало безумно тепло. Пятый день стал самым бестолковым. Зельда пожелала пройтись по магазинам одежды, Фицджеральд встретился в отеле с послом Бельгии и устроил незапланированные переговоры, так что Ацуши досталась роль «да, мам, тебе это очень идёт». Не то чтобы он был против, кстати. Зельда — очень красивая женщина и Ацуши с удовольствием любовался ей в разнообразных платьях, костюмах и шубках. Купленное всё равно нести не ему, переживать не о чем и можно утонуть в безумно мягком диванчике, пока матушка боролась с молнией на спине. От предложения помочь она гордо отказалась, и Ацуши оставалось лишь терпеливо ждать, листая глянцевый журнал для таких вот скучающих посетителей. В какой именно момент он заметил слежку?.. Ммм, сказать сложно, ведь бутик был элитный, простых людей туда не пускали. Практически пустой зал и вышколенные консультанты, спрятаться буквально негде. Но всё же другие клиенты тоже были и Ацуши скорее почуял неладное, чем увидел глазами. Их выдал запах оружейной смазки. Благодаря тренировкам с Марком на полигоне Ацуши прекрасно знал, чем пахнут пистолеты, пули и все, что с ними связано. Это крайне специфический запах, недоступный человеческому носу, однако для носа тигра очевидный и неприятный. Продолжая делать вид, будто листает журнал, Ацуши боковым зрением следил за женщиной, у которой под пиджаком скрывалось оружие. Другой мужчина, донимающий консультанта по поводу обуви, прятал пистолет на лодыжке под штанами. Двое?.. Нет, всё-таки трое. Интересно, это местная мафия, эсперы или вообще третья сторона? Врагов у Гильдии в целом и у Фицджеральда в частности хватало, но на Рождественскую поездку с семьёй он не взял никакую охрану. Его одного, мол, достаточно. Робкое Ацушино «а может Люси…» проигнорировали, ведь как бы тепло Фицджеральд ни относился к Люси, она не была частью его жизни. С точки зрения эмоций Ацуши одобрял такой выбор и был счастлив, однако безопасность! О ней тоже забывать нельзя. И вот, теперь какие-то плохие люди собирались испортить матери отдых, заставляли Ацуши нервничать и гадать, как вывести Зельду из торгового центра, не испугав. Вместо страха его охватил гнев. — Милая, смотри! — Зельда резко отдёрнула шторку и показалась в красивом комбинезоне и накидке на плечи. Несмотря на принятие «девочка хочет быть мальчиком», она порой всё равно обращалась к Ацуши в женском роде. — Как тебе? — Прекрасно, — искренне ответил тот, стараясь, чтобы голос звучал ровно и беспечно. — Берём! А может, к нему подойдёт шляпка? Я видела неплохие на открытом рынке недалеко отсюда. Ацуши ей подыгрывал — так было проще для всех. К счастью, Зельде идея понравилась. Она оплатила комбинезон сразу, не снимая, как и другие покупки, кокетливо смеялась, когда Ацуши помогал ей надеть шубу и даже не возражала против шарфа и перчаток, потому что её милая девочка не хотела, чтобы мама замёрзла, ну что за прелестный ребёнок. Окольными путями Ацуши увёл Зельду к торговым рядам, отвлек, заболтал. Они купили несколько шляпок, горячие напитки, зашли в ювелирный магазин и всё это время за ними неотрывно следовали трое, кого Ацуши почуял в бутике. Проклятье. Как бы отвязаться? Сбрасывать «хвосты» он не умел, звонить Фицджеральду неудобно — он вряд ли поймёт, что у них проблема, а прямое требование помочь встревожит Зельду и может спровоцировать наёмников. Убийцы они или только шпионы, от них необходимо избавиться, причём быстро. — Ой, мам, что-то в я… ну, в туалет захотелось, — прямолинейно заявил Ацуши, хотя раньше врать бы постеснялся. — Подождёшь меня? Тут вроде Мак неподалёку, я быстро. — Ох, ну ладно, — Зельда кивнула и вернулась к рассматриванию украшений. Это хороший знак: интерес к жизни у неё иногда пропадал, а раз ей интереснее общаться и думать, чем бы порадовать мужа, то болезненная зависимость от дочери потихоньку пропадает. Воспользовавшись этим, Ацуши свернул на ближайшую улицу, надеясь, что наёмникам нужен именно он, а не Зельда. Повезло! С небольшим запозданием все трое двинулись следом, и чем глубже Ацуши уводил их в переулки, где дома стояли очень близко друг к другу, тем быстрее шагала безымянная троица. Везде были люди, но не в бедных района. Там довольно опасно, так что Ацуши отправился именно этим путём, чтобы якобы случайно оказаться в тупике, ой, как неловко получилось, и никого нет рядом, и позвать на помощь он не может. Что же делать? — Ой, а вы кто? — он изобразил дурачка и невинно захлопал глазами. Трое — женщина и двое мужчин — перекрыли выход из тупика. Как предсказуемо. Ему, конечно, рассказали. Про то, что если он будет вести себя хорошо, то не пострадает. Про то, что за него дадут хороший выкуп богатенькие родители. Про то, что лучше не рыпаться, ведь у них оружие, а оружие в любом споре почти неоспоримый аргумент, не так ли? Ацуши вздохнул. Даже как-то обидно. В глубине души хотелось, чтобы это были какие-нибудь французские эсперы с необычными способностями. В Японию за ним прилетела целая Гильдия почти в полном составе! А тут… Луиза говорила, что во Франции хватает своих эсперов, и хотя они скорее лояльны к организации, которую возглавляет леди Агата Кристи из Великобритании, с некоторыми из них Гильдия раньше имела дело. Ацуши хотел бы встретиться с Патриком или Виктором, но… увы. — Мне очень жаль, — снова соврал он. — Но меня ждёт мама. Не люблю её расстраивать. Вырубить пусть вооружённых и обученных, но всё же людей оказалось до обидного просто. Когтистая лапа надавила на горло одного из мужчин. Мягкие ткани легко разорвать. Можно спихнуть вину на бродячих собак. Или разбойное нападение, если аккуратно надрезать кожу когтем. Только он испачкается в крови и будет неприятно пахнуть, а ещё мама заметит… Ладно. Пусть живут. Ацуши аккуратно сложил бессознательных наёмников возле ближайшей стены и подумал, что лёгкий мороз вряд ли приведёт к смерти или обморожению. Очнутся через полчасика и побегут докладывать начальству, а за это время и Фицджеральд узнает, и всё решится без излишней суеты. Главное, что Зельда спокойна и её это всё не коснется. — Я вернулась! — Ацуши напрыгнул на Зельду со спины и крепко обнял. Та рассмеялась, ни капли не испугавшись, и принялась рассказывать, кому какие подарки выбрала. Ацуши получил бархатную коробочку и обещание открыть её только после Рождества. — Тсс, этой мой подарок, отдельный от Френсиса, — лукаво улыбнулась Зельда и прижала палец к губам. В этот момент она выглядела совсем юной. — Надеюсь, тебе понравится. — Мне нравится всё, что ты делаешь, — от всего сердца ответил Ацуши и, взяв Зельду за руку, повёл к отелю. Как он и ожидал, Фицджеральд разобрался с проблемой быстро и жёстко. Стоило только заикнуться о слежке, как благодушное выражение стекло с его лица, словно масло с тёплого хлеба. Ацуши он напомнил себя же на Моби Дике, когда держал куклу Кью и озвучивал условия спасения Йокогамы, но на этот раз подобный образ почему-то не вызвал отторжения. Быть может потому, что защищать свою семью совсем не то же самое, что разрушать чужие города? — Ты ещё по-доброму с ними обошёлся, — заметил Фицджеральд тем же вечером, когда Зельда уже легла спать, а они уселись перед выключенным телевизором в отдельной гостиной. Номер-люкс такое позволял. — Мог бы убить. Почему не сделал, кстати? Ацуши врать не стал. — Не хотел испачкать одежду. Это было бы трудно объяснить. Взгляд Фицджеральда, изумлённый и одобрительный, согрел изнутри. — Хм… неплохо. Кстати, смотри, что мне подарил посол Бельгии! — он показал резную курительную трубку из тёмного, почти чёрного дерева. — Говорит, что раритет. Выглядит эффектно и качественно, так что отдам её Мелвиллу. И ещё нашей проблемой займётся некий известный комиссар, ведь послу крайне стыдно, что в столице Франции с нами случилась беда. Фицджеральд положил трубку обратно в коробку и взлохматил волосы. Было видно, что он устал. — Тебе бы поспать, — заметил Ацуши. — Мы ведь завтра уже возвращаемся. Праздновать Рождество лучше дома, я думаю. — Да, ты прав, — Фицджеральд улыбнулся, вдруг протянул к Ацуши ладонь и мягко погладил его по голове. — Я рад, что с тобой и Зельдой всё в порядке. За подобные слова Ацуши был готов поймать всех шпионов мира и притащить к его ногам. Рождество они встретили у ёлки с кучей подарков. Завороженно Ацуши смотрел на цветные шарики, которые только что сам повесил. Шарики, ангелов, пряничные домики, огромную звезду на верхушке. Ёлка пахла дорогой синтетикой с ароматизатором «Хвоя», а от стола доносились ароматы пирога, запеченного с ягодами мяса и шампанского. В честь праздника налили и ему, хотя Зельда и ворчала, что детям пить вредно. В бокале будто плескалось золото. Ацуши выпил, чувствуя горечь и пузырьки на языке, поморщился и сказал «фу», отчего и Зельда, и Фицджеральд громко рассмеялись. Было удивительно легко и спокойно, словно все беды и переживания остались в прошлом году. Да, ещё только Рождество и в этой семье Ацуши не провёл и полугода из положенных двух, но даже эти месяцы ощущались вечностью. Зельда лучилась счастьем и здоровьем, Фицджеральд обнимал её за талию и придумывал на ходу тосты, а сам Ацуши аккуратно пристроил телефон на подставку, чтобы снять их и оставить себе на память видео. Всем — на память. Потому что нет ничего важнее семьи. — С Рождеством, — сказал он смущённо и протянул небольшие коробочки. Невозможно подарить что-то выдающееся людям, у которых есть всё. Но Ацуши наблюдал за ними и, кажется, сумел найти то, что их порадует. Судя по шокированным лицам, ему это удалось, ну а что Зельда немного придушила в порыве чувств, а Фицджеральд впервые обнял не натянуто, потому что так положено, так это не страшно и совсем даже не плохо. Наоборот очень приятно. От шампанского кружилась голова и стучало сердце. Клонило в сон, но быстрее всех сдалась Зельда, которая из-за лекарств не могла пить ничего алкогольного, что, впрочем, не избавляло от сонливости и усталости. Она ушла в спальню, за ней спустя время потянулся зевающий Фицджеральд, а Ацуши оказался последним и просто сидел в полумраке, гипнотизируя огромную ёлку с мерцающей на ней гирляндой. Красиво. Он никогда не видел ничего прекрасней. Именно из-за алкоголя он… не заблудился, нет, но просто пошёл немного не туда. И оказался возле двери, которую когда-то мисс Дэнверс приказала горничным не трогать. Туда нельзя было заходить, негласное правило, и Ацуши до сих пор не выяснил, почему. Мысли медленно крутились на игрушечных лошадках, пытаясь обогнать друг друга. Пойти спать? Попытаться открыть дверь? — Если хочешь, я тебя впущу. Учуять Фицджеральда не составляло труда, но Ацуши всё равно слегка вздрогнул от звучания его голоса. — Уверен? Письма же так и не дал прочитать… — Я могу рассказать, что в них. Ох… Кажется, алкоголь подействовал не только на Ацуши. Он присмотрелся: глаза Фицджеральда влажно блестели и он был весь такой… беззащитно-открытый, что пожелай Ацуши напасть на него или просто толкнуть с лестницы, он не успеет среагировать. Вместо толчка Ацуши подошёл ближе и медленно коснулся плеча. — Впусти и расскажи. Я хочу знать. Комната оказалась детской. При включённом свете в глаза бросался слой пыли на всех поверхностях, видно было, что никто сюда не заходил долгие годы. Ацуши чихнул и прикрыл нос платком. Обернулся на Фицджеральда — тот печально и надломанно улыбался, смотря немного в сторону. Проследив за его взглядом, Ацуши увидел кроватку. Аккуратно застеленная когда-то свежим бельём, из натурального дерева, дорогая, наверняка долго и с любовью выбираемая для первого и долгожданного ребёнка. — Скотти не исполнилось и года, — глухо сказал Фицджеральд, подошёл к кроватке и мягко её толкнул. Та закачалась с едва слышным скрипом. — Когда Зельда случайно её убила. Кровь отхлынула от лица в ноги. Ацуши вздрогнул, покачнулся и едва не упал, но его подхватили и прижали к груди. Быть может, Фицджеральду тоже нужно было опереться хоть на кого-то. Он продолжал говорить таким тоном, словно давно сжёг эмоции и выбросил пепел в Миссури. Только ничерта он, конечно, не выбросил. — Про наследственную шизофрению я тебе уже рассказывал раньше. Это у неё от бабушки, та же болезнь… Сначала симптомы были почти незаметны и не мешали жизни, но после рождения Скотти Зельде стало хуже. Я старался поддерживать её, она ни в чём не нуждалась, однако правда ли ей всего хватало? Не знаю. Врачи говорили, что постродовая депрессия могла усугубить её состояние. Она часто ревновала меня, считала, что я ей изменяю, устраивала скандалы. Однажды, когда мы выбрались погулять, спрыгнула с лестницы и чудом не разбила голову. Ацуши слушал затаив дыхание. Самое страшное было впереди. — У неё, конечно, были помощники: няни, сиделки, кормилицы. Целый штат прислуги. Только никто из них в тот день не заметил, как Зельда пошла укачивать Скотти и, выйдя из себя от её плача, накрыла её подушкой. Когда я вернулся домой, она спокойно пила чай и сказала: «Разве не чудесно, что наша малышка такая тихая сегодня?». Фицджеральд издал странный звук: что-то между всхлипом и смешком. — Она забыла об этом, бедная моя Зельда. Просто выбросила из своего мира факт, что Скотти мертва. Мы пытались спасти ребёнка, отвезти в больницу — я и Мелвилл — но было уже поздно. А способности возвращать из мёртвых не существует. Пожалуй, тут не помогла бы и твоя коллега из Агентства. Он замолчал, пустым взглядом глядя на кроватку. — Несколько лет Зельда лечилась в разных клиниках. Потом мы нашли Тесс, которая до сих пор постоянно находится при ней. Для Зельды я придумал легенду, будто Скотти уехала в частный пансионат в Англии и писал от её лица письма. — Ты писал письма Зельде? — наконец сумел хоть что-то сказать Ацуши. Его трясло. — Но разве она не узнала бы почерк? Фицджеральд сжал пальцы на плечах Ацуши сильнее. — Я научился писать левой рукой. Впрочем, это совсем неважно. Она не осознаёт, сколько прошло лет, не понимает, что наша дочь семнадцать лет уже похоронена в семейном склепе. Знаешь, сколько всего я перепробовал? Я сам уже сбился со счёта! Книга была последней зацепкой и я сомневался, верно ли поступил, прекратив борьбу за неё и удовлетворившись контрактом с тобой. Не верил, что маскарад на самом деле поможет, но… кто же знал, что получится настолько хорошо? Может быть, это из-за твоей связи с Книгой, может, моя жена совсем скоро окончательно сойдёт с ума и перестанет узнавать уже и меня, я не знаю. Ацуши закусил губу. — Она поправится, — твёрдо. — Не знаю, как, но с ней обязательно всё будет в порядке. Ты же сам видишь, что ей становится лучше! Фицджеральд отпустил Ацуши, отошёл на несколько шагов. Смотреть на него было страшно, но Ацуши посмотрел — и увидел ровно то, что должен. Человека, у которого осталась лишь вера в чудо. — Скотт, — впервые Ацуши назвал его по имени. — У нас есть целых полтора года. Проведи их с женой, которую ты любишь, а не которую винишь в смерти дочери. Пожалуйста. Фицджеральд будто очнулся ото сна, встряхнулся и посмотрел на Ацуши уже куда более осмысленно. Усмехнулся. — Не слишком ли много ты на себя взял, Ацуши-Скотти Фицджеральд? Ацуши искренне удивился: — Неужели ты всерьёз думаешь, что я возьму себе двойное имя и твою фамилию? Но эта мысль… не вызвала отторжения. — Почему бы и нет! Споря на тему фамилий, имён, наследства и международного паспорта, они вышли из старой детской и Фицджеральд запер её на ключ, а сам ключ с небольшим усилием смял в кулаке. Вероятно, подумалось Ацуши мимоходом, в ближайшие месяцы в этой комнате сделают ремонт. Просьбу Ацуши Фицджеральд начал выполнять не сразу. Сперва он в самом деле озадачился вопросами наследования, документами, связался с Японской регистрационной службой, приютом… По правде, Ацуши считал, что обычного договора достаточно и никто не будет всерьёз делать его своим ребёнком. Оказывается, нет. Спустя два месяца ему протянули свеженькие документы: паспорт с двойным гражданством, свидетельство о рождении, где были указаны имена Зельды и Скотта в графе «родители». — Если ты, конечно, хочешь, — серьёзно сказал Фицджеральд, пока Ацуши хватал ртом воздух и пытался вспомнить, как вообще дышать. — Потому что на родине у тебя не было биологических родителей и приют не желал иметь к тебе никакого отношения. С юридической точки зрения тебя вообще не существовало. Но это неправильно, потому что ты есть и у тебя должно быть место, куда ты можешь всегда вернуться. Или даже несколько таких мест. Кроме того, теперь ты можешь официально работать и… Толком выразить свои чувства Ацуши бы не смог — слов не хватало. Он аккуратно положил документы на журнальный столик, чтобы не залить их слезами, после чего крепко обнял Фицджеральда. Можно было бы поклониться, но именно такой жест — объятия — показался сейчас как никогда уместным. — Эй, эй, ты чего? — почти испугался Фицджеральд и погладил Ацуши по спине. — Тебе не нравится? Не хочется? — Нет… хочется и нравится. — Ацуши с трудом заставил себя отпустить Фицджеральда, вытер лицо рукавом и шмыгнул носом. Тихо рассмеялся. — Просто не думал… что дойдёт до вот такого. Ещё ведь даже года не прошло. — Почти прошло, — строго поправил его Фицджеральд и растрепал седые волосы пятернёй. — И в честь этого в том числе тебе положены документы! И подарок. Чего бы ты хотел? Ацуши почему-то вспомнил, как в первые дни здесь мастерил вместе с Зельдой нелепое панно из фотографий. Оно до сих пор висело в гостиной в красивой рамке и вызывало тёплую ностальгическую улыбку. Другие фотографии Ацуши бережно хранил в облаке и нескольких папках, чтобы случайно не потерять их. — Может… путешествие по Америке с тобой и с мамой? — задумчиво предложил он. — Я хочу закончить альбом, который мы с ней ведём. Фицджеральд о нём, конечно, знал. Вспомнил, сколько там ещё пустых страниц, взглянул на календарь, часы… И кивнул. — Почему бы и да? Расскажем Зельде за ужином! Конечно, они бы не стали разъезжать по стране, как Джон с Лавкрафтом — в старом фургоне, ночевать в пустынях и питаться на заправках шоколадными батончиками и кофе. Это будет комфортная и приятная поездка из отеля в отель, завтраки на фоне гор и водопадов… На этом фантазия Ацуши буксовала, но он и не считал теперь, что удобство и удовольствие — это что-то плохое и эгоистичное. — Какая чудесная идея! — Зельда улыбалась и трогательно сжимала пальцы Фицджеральда. — Только отпустит ли меня Тесс? — Я поговорю с ней и что-нибудь придумаю, — пообещал Фицджеральд. Пропускать приём лекарств правда не стоило, но по примерным прикидкам выходило около десяти дней максимум, если останавливаться в каждом штате и смотреть что-то наиболее популярное и известное. Им ведь всего лишь нужны эмоции и фото, а не полное экскурсионное сопровождение. Многие американцы такое проворачивали и без миллионов на счету. Ацуши улыбнулся и написал по почте Кёке: «У меня всё хорошо. Что тебе привезти?», и хотя Кёка неизменно отвечала, что ничего не нужно, он знал, что ей нравятся фотографии миленьких зверушек и сам факт, что с Ацуши всё в порядке. Остальным, кажется, тоже. Для каждого уже был подготовлен подарок, и Ацуши совсем не думал о том, как будет тащить это всё от аэропорта в офис. Зачем тащить, если можно заказать такси. Путешествие Зельда выдержала с достоинством. Иногда капризничала, конечно, однако и Ацуши, и Фицджеральд старались радовать её и баловать, отвлекать на всякие приятные вещи вроде кофе в постель и самодельный браслет из собранных на берегу ракушек. Оказалось, что ездить с родителями очень весело — можно болтать о всяких глупостях, спорить, ругаться, валяться на траве и сидеть рядом, свесив ноги в бездну Гранд-Каньона. И, разумеется, фотографировать. Альбом заполнился практически до конца, оставалось всего несколько свободных мест. Погладив тёплую шершавую обложку, Ацуши привалился к плечу Зельды и прикрыл глаза. Фицджеральд вёл машину по пустому шоссе, им в лица дул тёплый ветер и уже завтра они окажутся в Нью-Йорке, откуда и начали поездку чуть больше недели назад. Все устали, но усталость эта была скорее приятной, чем изматывающей. А ещё у Зельды слегка изменился запах, что Ацуши почувствовал утром после одной из стоянок. Помня о приличиях, Фицджеральд неизменно снимал два отдельных номера, а за личную жизнь родители никогда не должны были отчитываться перед уже взрослыми детьми. Тем не менее Ацуши не мог отключить обоняние и испытывал иррациональную радость от того, что Фицджеральд действительно любит жену во всех смыслах. Запах изменился едва ощутимо, стал более плотным и мягким, из него почти выветрились медицинские стерильные нотки. — Мы вернулись! — спина у Фицджеральда, вероятно, просила пощады. Пока Зельда деловито общалась со слугами и организовывала горячую ванну, ужин и прочие радости благополучной жизни, её муж разминался, чтобы не скрючиться после от прихваченного позвоночника. Ацуши выбрался из машины и встал рядом, не зная, как начать этот неловкий разговор. — Слушай… Может, маме нужно в пройти осмотр в больнице, м? — Зачем? — тут же напрягся Фицджеральд и выпрямился, потирая поясницу кулаком. — Ну… Ох, чёрт, я вообще не уверен в том, что чувствую, но… Мне кажется, что у неё будет ребёнок. Такого лица у Фицджеральда Ацуши не видел ещё ни разу. Он несколько мгновений молчал и не шевелился, после чего кашлянул, прочищая горло. — Это… Хм, даже не знаю, что сказать. — Ха-ха, я тоже, — оба неловко фыркнули и переглянулись. — Хорошо, я попрошу Тесс выяснить всё, что можно, — переключился на деловой тон Фицджеральд. Ему очень вовремя позвонили, пришлось ответить и решать вопросы, как и всегда, а Ацуши поудобнее перехватил альбом и отправился разбирать вещи. Он чувствовал, что в этом доме скоро грядут перемены.