Альтернатива

*** Мёртвый песок был совершенно бездушен. Глух, слеп и бесчувственен. Место, где нет места вере в лучшее. Нет места ни состраданию, ни милосердию... ни любви. Бледные пески давно поглотили всё, что раньше считалось живым. В жителях Плюка из поколения в поколение оставалась их бесчувственность и пустота. Но собственная пустыня всегда их устраивала. Ведь кому, по сути, было, есть и будет хоть какое-то дело до дрянной жизни, что не стоит и ломаного чатла? Здесь не найти чатланина, что поможет тебе, ежели ты не имеешь в кармане парочку КЦ. Кому есть дело до этой нищей, жалкой жизни? Никому. Здесь не было принято поступать так. Всё их существование, с рождения до смерти, было этой пустыней. Бескрайней пустотой, где нет места милосердию, состраданию, любви... По крайней мере, так ему всегда казалось. Всё было чуждым лишь до того, как он встретился лицом к лицу с истиной любовью... Он нашёл его по мокрым следам на песке, сжавшегося в комочек за какой-то ржавой посудиной. Он выглядел таким беспомощным, напуганным, и... явно испытывал сильную боль. Она разрывала его в клочья, и этот несчастный незнакомец, заметив, что он не один, сперва даже не мог связать и двух слов, продолжая лишь стонать, словно умирающее животное. Да и... какое дело до него было едва знакомому, нищему и грязному пацаку? Станет ли здесь на один последний выдох больше, ему было абсолютно всё равно. Он мог просто уйти, добровольно оставив своего собрата умирать посреди пустыни. Но что-то не дало ему этого сделать... Би никогда не испытывал ничего подобного. Его окаменевшее за время жизни на Плюке сердце, казалось, не способно на большее, чем испытывать одно чувство - алчность. То, что было присуще абсолютно всем таким, как он, на уровне природного инстинкта. Но то, как его камень в груди вдруг задрожал и сжался, заставив пацака впасть в небывалый ранее ступор, явно не было тем, что Би способен проигнорировать. В тот момент что-то приковало его цепями к земле, и пацак больше не был в силах сделать ни единого шага назад. Что-то заставляло его остаться. Жгучее чувство сострадания. То, что здесь считалось мёртвым. Чувство сострадания к этой несчастной жертве обстоятельств, что так сильно нуждалась в чьей-то помощи. В той помощи, которую ни один плюканин в своей жизни не мог бы оказать и за тысячу КЦ, малиновые штаны и даже за бассейн ПЖ. Это было то, что на Плюке нельзя было купить ни за какую цену. Невозможно ни при каких обстоятельствах. И легче было просто оставить его умирать, уйти и просто забыть. Но Би не смог оставить его. Кое-что было гораздо сильнее... "Пожалуйста, спаси моего ребёнка" *** Би осторожно открутил колпачок флакона, и едкий запах одеколона вновь разлетелся по всей этой тёмной и грязной халабуде. Квадратное убежище, полностью покрытое ржавчиной, за исключением пола из мусорного песка, было единственным укромным местом, которое Би нашел для Чижова. Здесь, лёжа в гипнагогическом состоянии на собственном пальто, тот и начал рожать. Контроль над адекватным мышлением музыканта всё сильнее брал страх, но Чижов боролся с ним, как мог. Это было ужасным, отвратительнейшим местом для того, чтобы его малыш наконец появился на свет. Владимир не до конца верил в то, что ему предстоит пережить здесь, на пустынной, мёртвой планете. Что здесь пора забыть о своём враче, о больнице, о Люське... И, направив все свои мысли только на долгожданное дитя, довериться лишь одному человеку. Чижов не сомневался в том, что это был человек. — О Господи... Это сложнее, чем я думал... Нервный смешок вырвался из груди Владимира, на его лице появилась вымученная улыбка. У него было лишь пару секунд на то, чтобы сделать несколько глотков воздуха. Все эти ужасные 20 минут организм не давал ему перерыва, и сдерживать ужасные позывы было выше его сил. Это была уже третья потуга подряд. Всё такой же сильный, не дающий отдыха спазм. Кажется, его "неправильному" организму требовалось намного больше сил, чтобы не только продвинуть плод по узким путям, а и заставить тело Чижова стать достаточно широким, чтобы выпустить его наружу. — Молодец, родной. Ты сильный... Давай, тужься ещё. Би крепко сжимал руку землянина в своей, не отпуская ни на секунду. Не только потому что Чижов сжимал её с такой силой, что его ладонь начинала дрожать, а и просто потому, что пацак чувствовал: сейчас он должен это делать. Он ощутил это в прикосновениях Владимира. "Он нуждается во мне сейчас. Единственный, кто нуждается" — ААААГХ!!! — очередной разрывающий мертвую тишину в пустыне крик донёсся из маленькой ржавой постройки. Он снова не сдержался и вскрикнул. Третья потуга окончательно выбила его из сил. — Рожай, родной, рожай, голова уже выглядывает. Ты молодец, большой молодец... — плюканин, скрывая дрожь в коленях, даже думать не хотел, что сейчас испытывает Владимир. Поэтому он лишь крепче сжал его кисть. Ему показалось, что так будет правильно. — Насколько? — напряжённо процедил сквозь зубы Владимир, натужившись снова, отчего всё его тело задолжало, а из лёгких донёсся кряхтящий стон. — С каждым разом всё больше. Н-не переживай... Би был в абсолютном неведении, что он сейчас должен делать, и должен ли вовсе помогать. Он даже не знал, какой ответ хотел услышать роженик. И когда ребенок должен родиться. Совсем не знал. Би сейчас думал лишь об одном - как мучителен этот процесс для Чижова. Стоя на четвереньках по собственному желанию, Владимир дрожал, так сильно, буд-то за окном стоял сибирский мороз. Но это был не холод. Это был страх. И Би сразу почувствовал этот запах страха. Для него он навсегда перемешался с тошнотворно-резким дурманом одеколона... — Би, прошу, налей немного спирта мне на руку.... Я хочу...— Владимир сильно покраснел, но всё же озвучил свое желание, отпустив руку пацака — Я хочу себя проверить... — Ах-... Да, конечно, конечно... - пацак плеснул на дрожащую ладонь землянина немного жидкости с этим отвратительным запахом, и напрягся, заметив, что от этой вони, кажется, у Чижова начались рвотные позывы - Т-тебе помочь? - Нет. Нет, спасибо, я сам... - желудок музыканта был пуст и ужасно ныл, и без того уставший от потуг, но сам Владимир уже не замечал этого. Кое-что для него сейчас было намного важнее, чем боль в желудке, к которой он уже успел привыкнуть. Глубоко выдохнув, Чижов осторожно дотронулся кончиками пальцев к своему заднему проходу, что был расширен слишком сильно, чтобы музыкант не заметил этого по единственному прикосновению. А это означало лишь одно — ни Би, ни его собственные ощущения не обманывали Владимира. Его ребёнок действительно начал выходить естественным путём. Правда, Чижов представлял этот трепетный момент совсем иначе... — Оой... Ох... Мой маленький... — наконец боязливо прикоснувшись к влажному бугорку, мужчина почувствовал, как его лёгкие и сердце сжались, а живот наполнился обжигающим теплом. Владимир впервые прикоснулся к своему ребенку... — П-потерпи немного. Потерпи, моё солнышко... Папе нужно подышать... Не смотря на мягкую улыбку на лице, самом деле, Чижов был почти в отчаянии, и кажется, сдерживался, чтобы не зарыдать. Он совершенно не был уверен в том, что вообще сможет сделать это своими силами. Владимир беспрерывно тужился, пытаясь изгнать малыша из своего тела, но в то, что при всех его стараниях выход окажется достаточно широким для маленького тела, музыкант верил всё меньше и меньше... И это нагоняло такой страх, какой он испытывал впервые в жизни. Он заставлял сердце разрвываться. До того, как очередной выматывающий приступ не взял верх. - МММГГГААААХ, БОЖЕ-! - Владимир даже не успел набрать достаточно воздуха в лёгкие, когда его тело в один миг окаменело, задрожало от напряжения. Он был во власти рефлексов тела, что велели ему продолжать выталкивать это "инородное тело", изгонять его как можно скорее. Из-за этого Чижов чувствовал, буд-то разрывается изнутри. И ничего не может сделать, кроме как отчаянно стонать и рычать. Снова и снова. - О-он выходит из тебя, Вова! П-просто продолжай тужиться, это важно для тебя сейчас! Агх!... - Я пытаюсь!! - сдавленным хрипом вырвалось из легких музыканта, когда тот снова чувствовал, как что-то очень крупное пытается покинуть его тело - ПЫТАЮСЬ!! НГАААХХ, БОЛЬНО, БОЖЕ!!! Би в испуге заметался по постройке, когда землянин снова отдался этому позыву. Он не хотел проникать в его мысли. Пацаку казалось, что он может сойти с ума, если прочитает хоть долю того, о чем сейчас думал будущий отец. Но всё же, ему пришлось сделать это... - Боже, нет... Нет. Слишком тяжело... О Господи... - Владимир обессиленно взмолился, наконец сделав вдох. Пока он ещё был в силах говорить, он должен был сказать. Как бы постыдно и низко для него это не было. - Би... - Да? - пацак присел на колени рядом с мужчиной и положил руку на его плечо - Мне... - Чижов прикусил губу, сам не веря в то, что обязан это произнести, когда его страх смешался со стыдом - Мне нужна ваша помощь... Я знаю, как это всё звучит, и вы не обязаны, но... Пожалуйста, побудьте моим акушером... - То есть... - голос плюканина начал дрожать, как и сердце в его груди - Я должен буду... вытащить из тебя ребёнка? - Просто помочь ему... Не мне. Ему. Сам я не справляюсь... - Н-но я даже не знаю-... Я... Би обессиленно оперся о стену спиной и закрыл лицо руками. Он был близок к срыву. И сам не понимал до конца, от чего в его душе сейчас поднялась столь ужасная буря, песчаный смерч, что сносил всё на своём пути... В его мыслях доносилось лишь "Ты должен им помочь"... — Смотри на мою руку, Би... Владимир закрыл глаза и максимально сосредоточился на своём дыхании. Глубокие выдохи были прерывистыми, но всё же, они наполняли его лёгкие так, как сейчас было нужно и правильно. Он помнил всё, что говорил ему врач. То, что Валериан твердил неделю за неделей. Но о том, что ему придется показывать, как принимать его собственные роды, за всё те месяцы он не думал. И поэтому сейчас это был тяжёлый шаг для него. "Чего ты так раскраснелся? В первый раз у меня, что-ли? Брось, Володя. Расслабься. Если ты всегда будешь так напряжен, ты НИКОГДА не родишь, это я тебе как акушер со стажем говорю! Просто расслабься. Это всего-лишь мои пальцы." — Вот так... Вот так... - музыкант более уверенно дотронулся к заднему проходу рукой, крепко зажмурив глаза, и с опаской имитировал движение акушера, растягивающее родовые пути. Все его мысли были сосредоточены лишь на воспоминаниях о практиках с Валерианом. Как бы его сейчас не хватало, он был тем, кто бесприрывно наставлял его в мыслях - Агх! Краткий стон вырвал Би из тревожных мыслей. Он наконец заглянул в голову землянина. Единственный шанс на его спасение таился глубоко в его воспоминаниях. Тех самых, что были искажены болью, страхом, и... безмерной любовью. — Осторожно, Володь! - рука пацака вздрогнула вместе с ненароком дернувшимися пальцами Владимира, и своей ладонью он мягко убрал влажные костяшки от головки ребенка. - Я не знаю, доверяешь ли ты мне, жалкому пацаку, но тебе точно нужно помочь с этим. Кажется, я понял принцип. Не волнуйся, я помогу тебе раскрыться как надо... — С-спасибо... Я доверяю тебе, Би. Если я буду кричать - ты... не обращай на это внимания... Пожалуйста, помоги малышу... Я люблю его... больше своей жизни... — Дыши глубже, дорогой. Я помогу. Скажи, когда будешь готов тужиться, хорошо? Вонь спирта прочно вбилась не только в нос, но и в разум Би, окутав его тревожные мысли едким запахом некогда приятного одеколона. Дрожащими костлявыми пальцами пацак плеснул немного жидкости на свои руки. Теперь он и сам был окутан запахом страха...