***
В один день Амато вновь ощущал себя подавленно. Он хотел всё время смотреть в окно или стеклянные двери, ожидая скорого прихода зимы. Потому что именно зимой юноша хотел начать догонять школьный курс. Да, поздновато, да и смысла, может быть, для остальных не имеет, но Амато теперь уже всё равно, что подумают на этот счёт остальные. Он и так несколько месяцев проворонил за вечными раздумьями. Теперь же оставлять учёбу просто так не хочется. В гостиную идти не больно хотелось. Там можно встретиться с Кристиано, который сразу же при виде Амато начинает вести себя, как больной, и каждый раз сюсюкается. То животик потрогает, то за щёчки потискает, то по головушке погладит... Юношу это младенческое отношение к нему конкретно бесит. Вот почему-то раньше у Кристиано и рука не поднималась по голове погладить, а сейчас же он, наверно, представляет двух младенчиков, сладко спящих в своих кроватках... В течение недели Амато иногда, чтоб разбавить свои необъяснимо ненастные дни, думал о том, как будет ухаживать за ними и как они будут выглядеть. Иногда даже смотрелся в зеркало, потому что забывал, какой у него цвет глаз. И такое бывает. Нашлось больше времени для того, чтобы пройти через костёр страхов. Да, настроение не позволяло это сделать по-полному. Но Амато, хоть и обвинял их во всех своих бедах, начал проявлять к ним какой-никакой интерес. Может, Апфель и был прав, что мечтать о их внешности и характере, исходя из того, что они делают сейчас, интересно. И внешность представить возможно, только всё выходит какое-то смазанное и неопределённое. Но придумать, какой же у них будет характер, не получилось. Амато что-то пытался составить и представить, но, естественно, он не знал, как описать свой характер и характер Сета. Потому их он представлял одинаковыми; такими же, как он сам. Конечно же, в плане характера. А юноша, хоть и понимает, что это неизбежно, но не хочет, чтобы они становились похожим на него. Иначе с ними будет ещё сложнее. Таблетки от анемии он сегодня уже выпил. Да и сама болезнь, вроде бы, потихоньку начала сходить: после двух тортов Амато принял решение есть фрукты по рекомендации врача. Чаще всего он ел яблоки, хоть и ел он их без удовольствия и медленно. Но понимал, что иначе справиться с болезнью, кроме таблеток, не получится. Может, если анемия пройдёт, то и настроение тоже поднимется... Также в последнее время юноша часто слушал музыку, погружаясь в мысли. Музыка иногда очень сильно вдохновляет на какие-либо мысли, и у Амато это происходит таким же образом. Она, в какой-то степени, даже помогает справляться с временными обстоятельствами или ассоциироваться с какой-то определённой песней. Юноша сам не интересовался, какой жанр больше всего любит, но меломаном себя назвать он тоже не может. Есть преобладание рока и метала из добавленных песен, но иногда, чтобы разрядить обстановку, он добавляет что-то другое. И сейчас, он, лёжа на кровати и прикрыв глаза, слушал музыку, придумывая в голове разные несуществующие воспоминания. Ему даже представилось, что они, как и он сам, любят ту же музыку, нет, не просто любят, они её обожают. Они ходят вместе с ним и Сетом на концерты, рассказывают, какие у них любимые группы, да и в целом он в этих воспоминаниях видит себя счастливым. Но все эти желания в реальность, к сожалению, по своему хотению не воплотить. У них должен быть выбор, что они хотят любить, и Амато не желает отбирать у них это. Но внезапно, музыка в наушниках остановилась, и в ушах зазвенела мелодия звонка, от которой у юноши один раз заболела голова. Надо бы её поменять на что-то менее мозговыносящее. Амато посмотрел вниз на телефон. Ох нет, только не этот номер. Это был чёртов Даниэль. Что ему теперь надо? Разве он не сделал, что хотел? Он думает, что Амато совсем тупой и забыл все эти события, произошедшие с ним? Нет уж, надо ему сказать, чтоб он запомнил раз и навсегда, и чтоб больше никогда на этот номер не звонил. "Вот ведь чёрт", – думал Амато с раздражённым лицом, до сих пор смотря на телефон и слушая эту поганую мелодию, – "говорил, что типа любит меня, а на самом деле готов подставить чужую жопу ради выгоды своей! Ну, с рук ему это точно не сойдёт." Естественно, Амато ему расскажет правду, и на этом можно будет с Даниэлем попрощаться окончательно. Надоел. Прилип как банный лист, и отлипнуть не может ни при каких условиях. Что ж, юноше пришлось принять вызов, ибо игнорировать парня не получится. Будет ещё телефон бомбардировать СМС-ками и звонками. – Алло, – с досадным тоном произнёс Амато. Никакого спокойствия в этом мире для него нет. – Здравствуй, Ама-а-а-ато! – кокетливо протянул Даниэль. От этих кокетств аж блевать тянет, – Прости, что не звонил тебе долгое время. Как дела? – Ты ничего мне сказать не хочешь? – юноша решил начать с самого, по его мнению, простого. Если на этот вопрос он ответить не сможет, то что тогда будет дальше... – Ты зачем про меня доложил Д'Анджело? Работаешь на них? – Как ты можешь такое про меня подумать? – возмущённо произнеслось по ту сторону трубки, – Я просто хотел уменьшить риски, вот и всё. "Риски уменьшить он захотел", – вновь подумывал Амато, услышав это оправдание, – "ещё что он выдумает?" – Какие к чёрту риски? Меня похищали! И тот мужик, который меня допрашивал, спрашивал, откуда я про Оскара знаю. Естественно, что это ты про него доложил! Я так ведь всё говорю? А подтверждения для этого и не нужно. Всё давно всплыло на поверхность, и Амато просто хочет услышать ещё одну лживую гадость из уст Даниэля. Но Даниэль молчал. Похоже, сказанные слова его действительно сбили с толку. Конечно, юноша на него столько информации вывалил, а ему даже на то, чтоб два плюс два сосчитать, пять минут надо, не меньше! Не все журналисты поголовно глупые. Просто самые умные и осторожные остаются на дне, пока такие, как Даниэль, до сих пор на плаву и ищут новый источник информации. Золотую жилу для сенсаций, так сказать. А свободное время парень проводит с кем угодно, лишь бы получить выгоду. Главное, чтобы отношения у них были на уровне любовников или влюблённых. Амато не попался на крючок Даниэля. Мало того, что он выглядит, как хитрый лис, так ещё и разговаривает так медленно и так нарочно сладко, чтобы залить в уши откровенную чушь. Но юноша, естественно, больше не верит в сказку про Францию, Испанию, Америку, да чёрт знает, какие ещё Даниэль может предложить страны. Хоть в Северную Корею, у него ж там знакомый журналист живёт. Почему же тогда Даниэль выбрал именно Амато? Да кто его знает; может, подумал, что эта добыча будет полегче, чем Виолетта. Той, к сожалению, не до Даниэля было... Спустя где-то минуту молчания, юноша уже хотел заканчивать разговор, так как он зашёл в тупик, но в этот же миг Даниэль резко вздохнул и снова начал заливать: – ...Слушай, я всё понимаю. Ты злишься на меня. Но давай это всё отпустим, ты ведь сейчас, наверно, дома... один... в своей комнате... – Нет, в больнице сижу. У меня несколько переломов, – Амато так и захотелось прервать ожидание парня. И вновь тот медленно и сладко говорит. Ух, как же это бесит, просто невыносимо его слушать, лицо корчится от этого неописуемого стыда. Когда же он наконец отстанет от него... – Серьёзно? – Нет, балда! Я просто хочу, чтоб ты не звонил мне больше. – Давай тогда встретимся. В последний раз. После этого больше звонить тебе не буду, обещаю. – Хорошо-о-о-о, – недовольно протянул Амато, уже хотевший от злости закричать в трубку и закончить звонок. Как же он уже надоел со своими встречами. Что, нельзя поговорить по телефону, или его разговоры записывают? Юноше сейчас вообще не до встреч. На улице холодно, гулять уже не так хочется, да и в целом надо настраиваться на учёбу. Но нет, Даниэль всё вновь испортил. Он даже хуже, чем они. Они хотя бы пока не обманывают ни в чём. Да и ощущения от ненависти к ним и к Даниэлю совершенно разные... Ненависть к ним теперь уже и ненавистью назвать нельзя. Просто раздражение. Амато постепенно, но привыкает к тому, что с ним происходит. Да, бывают случаи, когда снова возвращается это чувство чистой ненависти к ним, ведь буквально недавно на животе появились заметные растяжки. А крема от них у Амато нет. Но вся эта ненависть быстро сходит, потому что он понимает, что нельзя теперь жить вот так. Нужно готовиться к их появлению, а не злиться и ругать их. Нужно приучиться отпускать те обиды и невзгоды, что они тебе дают. Да, Апфель был прав. Нужно просто относиться ко всему проще. А вот к Даниэлю ненависть чистая. И продолжительная. Когда юноша слышит и видит Даниэля, у него просыпается злопамятность, готовая припомнить все те негативные моменты и впечатления, что парень оставил после себя. Да и Даниэль даже не пытается скрыть, что Амато ему совершенно не интересен. Для него он просто возможный доступ к информации и деньгам. Именно возможный, потому что Амато никаких секретов не выдавал и взятки не брал. Зачем, если ему даже карманных мало дают, он на них смог купить только пару вещичек. – Где встретимся? – тут же спросил Амато. Ему наплевать, в какое место Даниэль предложит пойти, всё равно он оттуда быстро уйдёт. – Давай на набережной, – ответил Даниэль, – мне дотуда идти ближе всего. "Ага, значит, выбрал самое лёгкое, чтобы забежать домой и сразу выплакаться в подушку, а не идти и сдерживать слёзы всю дорогу", – Амато злорадно представляет у себя в голове Даниэля, даже не успевшего прийти домой, а плакающего прямо возле набережной, и вытирающего свои слёзы рукавом новенькой куртки, – "о, кстати, есть ещё одна хорошая идея! Что, если Даниэля скинуть в воду?.. Нет, всё-таки плохая. Лучше не надо." – Я не против, – одновременно со сказанным юноша пожал плечами, – через сколько состоится наша последняя встреча? – Через сколько хочешь. Могу тебя ждать хоть вечность. "Ой-ой, посмотрите на него, как же он строит из себя влюблённого. Наслушался я этих розовых соплей. Хватит." Даниэль намеренно пытается всегда показать себя с хорошей стороны, чтобы человеку было о чём его помянуть. В каком смысле помянуть уже не так важно, главное, чтобы человек видел лишь положительную сторону парня. Ему это более чем важно: он журналист, а журналисты всегда должны оставлять после себя приятное впечатление. Вот такие законы у Даниэля в голове. Но Амато ещё пока не светился в газетах или интернете. Так почему Даниэль всегда пытается быть с ним таким примерным мальчиком? Может, уже вошёл в роль своей работы, или его приучили быть паинькой? – Ладно, – вздохнул Амато, – встретимся через час. Постарайся себя занять чем-нибудь.***
Одевался на встречу юноша нехотя. Он несколько раз винил себя, пока надевал первую тёплую одежду, что попадётся или выпадет из шкафа. Винил себя за то, что вообще согласился на эту встречу. Надо было всё сказать ему по телефону и заблокировать его. Не будет же этот ненормальный отдельный номер брать, чтобы звонить Амато и просить прощения за всё. А юноше не нужно, чтобы Даниэль просил прощения. Ему Даниэль вообще не нужен. Он как камешек на дороге: сначала лежит, никого не трогает, а потом резко кому-то под колесо попадает. Бывают же такие люди. Надев на себя достаточно тёплой одежды и накинув поверх всего этого куртку, Амато посмотрелся в зеркало. Краситься или не краситься... сложный вопрос на самом деле, учитывая, как Даниэль сильно любит его лак для губ с клубничным вкусом. Но нет, Амато посчитал, что теперь парень не достоин даже этого лака. Он вообще в целом его не достоин. И только от осознания данной мысли у Амато проснулась гордость за себя и храбрость. Да, он не достоин его. И это он должен знать в первую очередь. Юноша по дороге повторял в голове эту простую мысль, чувствуя, как его тело постепенно становится легче. Вот и спина болеть перестала, да и мир кажется не таким серым... Вот бы так было всегда, правда? Но всё вмиг сжалось у Амато, как только он увидел стоящего около чугунных перил Даниэля, а тот спокойно себе стоял и что-то печатал в телефоне. Нет. Пусть он его и не достоин, но в лицо это сказать не сможет. Юноше сильно важна сейчас реакция Даниэля, но если он так и будет сидеть в телефоне, то ничего путного из этого не выйдет. Да и в целом он оказался не готов к тому, что всё надуманное не сможет сказать. Он быстро вздохнул. Сказал так самому себе, что нужно не отставать от своих идей и мыслей. Надо просто сказать ему правду, вот и всё. Ничего сложного здесь нет. Подходя к Даниэлю, внутри всё вновь тяжелело. Не было уже тех гордости и отваги, они затихли перед бурным боем. Хотя, это и не бой даже. Парень наверняка даже и не отреагирует, только хмыкнет и всё. Было уже так, и не раз. Как только Даниэль услышал приближающиеся шаги, он оторвался от телефона и приветливо помахал рукой, снова хитро улыбаясь. У него всегда, когда он улыбается, щёки поднимаются наверх, и создаётся ощущение, что он специально сужает свои веки. Может быть, на самом деле Даниэль и не показывает, что он хитрит, но Амато кажется совсем по-другому. – Привет, – юноша встал напротив парня и упёрся плечом о чугунные перила, – в общем... Волнительно стало говорить, что же в общем случилось, и почему Амато с Даниэлем нужно расстаться. Самое главное – сказать, что у Амато уже есть пара. Тогда парень наконец-таки отстанет. Но сперва нужно высказать всё своё отношение к нему. – Я пришёл для того, чтобы рассказать тебе всё. Я надеюсь, ты выслушаешь меня, — но Амато уже не слушали. Даниэль вновь в телефоне. – Угу, – кратко произнёс он, что-то опять печатая в своём телефоне. Он нарывается. Сильно нарывается. Значит, главную мысль сказать сейчас. – Мы расстаёмся, Даниэль, – наконец-то. Амато так давно хотел сказать эти слова, и снова на душе стало так легко и просторно, будто скоро не зима начинается, а лето. Ведь обычно такое лёгкое состояние происходит к началу лета: там и каникулы, и тепло, и с друзьями чаще можно гулять... Жаль, что это лето юноша пропустит. Но, может, когда они станут на полгодика старше, то уже не будут такими сложными, как кажется Амато сейчас. Он пока вообще не представляет, как будет справляться с ними. Но он знает точно: скоро со сном и творчеством можно будет попрощаться. Даниэль, услышав это, сначала даже не понял, точно ли эту фразу сказал Амато... Но кроме него перед ним больше никто не мог стоять. Как только юноша увидел, что парню снова пришлось отложить свои дела в телефоне, он почувствовал хоть одну, совсем маленькую, но победу. Но пока радоваться ещё рано. – Это... это правда? – Даниэль старается выглядеть так, словно ему не наплевать на эти отношения. Он настолько сильно встревожен, что это больше походит на театральную игру. Он всегда так странно реагировал на всё, и это очень заметно. — Да, правда, – шутить на эту тему Амато не собирается. Всё, шутки кончились. Надо добивать до конца. Парень тут же упал на колени, припав к ногам юноши. Он сразу же обнял их и стал смотреть наверх умоляющими глазами. В них уже виднелись капельки слёз. – Прошу, не уходи! – Даниэль пытался обхватить ноги выше, но руки его съезжали обратно до колен; потому он просто прижал свою горячую от отчаяния щеку к одному колену и начал хныкать. Такой реакции Амато уж точно не ожидал. Это всё так наигранно выглядит... Даниэль будто просит, будто хочет собрать небольшой круг прохожих, которые бы поддерживали его и просили юношу простить его. Ведь он же такой хороший, такой несчастный! Любимый человек бросает его, а он без него и дня не проживёт! Как мерзко. Если бы не Даниэль, который без зазрения совести бросил Виолетту, – та была бы всё ещё жива. Потому что девушка искренне любила парня, и это Амато точно знает. Пусть она и была наркоманкой, но точно знала, что не хотела быть одна. Но любимый человек предал её. Предал, потому что она для него была просто куклой, в которую можно поиграться и оставить. И юноша, вспоминая о Виолетте, ощущал в Даниэле истинную мерзость. Парень думает, что Амато поддастся ему и заберёт свои слова обратно. Ничего юноша назад забирать не будет. Пусть сожалеет, что потерял ещё одну жертву для наживы. – Нет, всё, – Амато даже макушку этого хитреца увидеть не мог. Половину обзора закрывал живот, но юноша уже привыкает к подобному, – я не хочу больше с тобой встречаться. Мне надоело видеть, как ты постоянно сидишь в телефоне, когда я с тобой разговариваю! – Я готов измениться ради тебя! – закричал Даниэль так, что отголосок его слов донёсся эхом на другой стороне улицы. Всё ещё пытается найти себе случайных союзников, но ничего не выходит: прохожие только оглядываются на этих двоих и идут дальше по своим делам. Амато уж тем более нет никакого дела до этих истошных криков. Ему не хочется слышать этих глупых обещаний, ведь они бессмысленны: юноша от Даниэля ничего не хочет. Да, Амато тоже не совсем прав, что в последний раз просто воспользовался осведомлённостью парня, но если и тот так сильно любит Амато, то почему сообщил Д'Анджело о его действиях? Это не то, что некрасиво с его стороны, это бессовестно и эгоистично. – Даниэль, ты понимаешь, я не хочу, чтобы ты менялся. Я вообще ничего от тебя не хочу. Мне просто нужно, чтобы ты ушёл из моей жизни. – Что я сделал не так? – и вновь Даниэль кричит, рыдая и утирая слёзы штанами Амато. А теперь кажется, что эмоции не наигранны. Но юноша всё равно не поддаётся этим внезапным мыслям, как бы сильно парень не ревел. – Успокойся. Возьми себя в руки, – Амато стыдно было видеть Даниэля таким. Он такой уязвимый, такой слабый, и так сильно строит из себя несчастного, что на это смотреть невыносимо трудно, – встань, Даниэль. Он поднялся. Даже не отряхнулся, только вытер свои слёзы рукавом кожанки и похлюпал носом, всё также плаксиво смотря на Амато. – Я... я готов сделать всё, что угодно, лишь бы ты не уходил, – продолжал шмыгать носом парень, – пожалуйста, я люблю тебя... Всё внутри кричало в ответ: "Не верю". Но сам Амато молчал, отведя глаза в сторону. Слишком просто и легко сказаны эти три обычно желанных слова, нет запинки, стеснения и смятения, только голос произнёс их тише, чем обычно. Даниэль до сих пор думает, что Амато бросил его только из-за несошедшихся мнений. Самое время сказать, что всё на самом деле не так. – Пойми, я давно знаю, что ты любишь не только меня. Ты любишь всех, кто тебе нравится внешне- – Но я люблю тебя по-настоящему! – Даниэль подошёл на шаг ближе. О как. По-настоящему, значит. А что в его смысле "по-настоящему"? Встречаться не по две недели, а по несколько месяцев? И вновь слова кажутся фальшью. И вновь кажется, что он говорит эти слова всем, кто с ним прерывает отношения и встречи. Они будто заучены до посинения, будто прямо перед этим он тренировался перед зеркалом и выговаривал эти слова с чувством, считая, что всё прокатит и ему снова поверят. Но Амато не так прост, чтобы его обмануть. В этом опыт у него уже есть. Спасибо "друзьям", что научили его отличать обман от реальности. – Послушай, ты можешь сейчас говорить всё, что угодно. Но я уже помолвлен, – и юноша вытащил левую руку из кармана, на которой сразу же было видно кольцо с драгоценным камнем. Как же хорошо, что камень отсвечивал в лицо Даниэлю, тотчас же ошарашенному данной новостью. Он-то думал, что Амато свободен, и его можно легко забрать, вот только никогда не был застрахован от случаев, когда вместо него успевали занять жертву, – и поэтому я хочу на этом прекратить наше общение. Это моя личная инициатива. Прости, Даниэль, я, может быть, поступил неправильно, но пойми, я от тебя больше ничего не прошу... Но Даниэль молчал, всё ещё смотря на кольцо. Казалось, что блики в его глазах постепенно переставали отражаться. Что он сам перестал быть живым. И теперь Амато не может думать, что эта реакция ненастоящая. Даниэль в ступоре; не понимает, правда ли это, или юноша глупо шутит, но не может спросить об этом его лично, ведь в голове его столько мыслей, столько слов, что вылиться в одно предложение они не могут. Потому он молчит, тупо глядя на это сверкающее кольцо. Амато обратно спрятал руку в карман, надеясь, что это поможет Даниэлю отлипнуть от мучающих мыслей. Но теперь тот смотрит просто в никуда, в голове всё ещё представляя это кольцо. Оно настоящее. Не поддельное. Искрится и переливается цветами. Золото на нём кажется таким новым, словно его купили только сегодня. Так чётко отложилось в голове это кольцо, что ни о чём другом Даниэль просто думать не может. Но юноша, по крайней мере, только об этом может лишь догадываться, хотя сейчас ему вообще не хочется находиться рядом с парнем, чтобы не навредить ему ещё больше. Даже не сказав ни слова на прощание, Амато выдохнул и решил пойти обратно домой. Вот какова цена его храбрости? Вот, как наказала его собственная же инициатива? Вот так, оказывается, он сегодня признается, что уже помовлен, но на другом? В душе была какая-то... пустота. Амато оборачивался, думал о том, что стоит вернуться и проверить, как там Даниэль. И в один момент он просто развернулся и пошёл в обратную сторону к набережной, но... на ней больше никого не было. А это почему-то юноше видеть было ещё больнее. Может, Даниэль специально так сделал, чтобы Амато было стыдно? Чтобы не так сильно радовался своей лёгкой победе? Если так, то почему он так странно отреагировал на кольцо? В этот момент юноша подумал, что Даниэль и правда... ненормальный. Потому что на кольцо он смотрел маньячим взглядом, и в его глазах читались слова "я убью того, кто посмел это сделать". Но, может, Амато в бреду, и ему это всё кажется. Может, пора действительно обратиться к психологу. А лучше – к психиатру, он и лекарства пропишет, и лечение...***
Вернувшись обратно в особняк, Амато снова выдохнул и направился к себе в комнату, попутно снимая с себя верхнюю одежду. А уже войдя в комнату, ничего нового он не обнаружил. Иногда так хочется, чтобы на кровати обнаружилась какая-нибудь записочка от Сета... или шоколад в красивой коробочке... ничего нового юноша и не просит. Его иногда резко тянет на сладкое. Но, как он сам заметил, это происходит в тех случаях, когда у него негативное настроение. В такие моменты организм просто желает заесть все невзгоды и трудности шоколадом... желательно с вкусной начинкой. Если бы Сет написал, что сегодня припозднится, то Амато не так сильно бы волновался за него. А так теперь он даже трубку почти не берёт, только в перерывах между делами. И то разговор очень быстрый: юноша не успевает всё рассказать, как парень сообщает, что перерыв закончился. Эх, ужасно. А ведь так неприятно опять целыми днями оставаться одному... Сет приходит теперь только поздно вечером. Не ест, ни с кем, кроме Амато и Апфеля, не здоровается, у него каждый день нет сил, но рядом с юношей он продолжает делать вид, что всё в порядке. Нет, не в порядке. И Амато это прекрасно видит. Но пока не говорит ему об этом. Пусть парень думает, что Амато точно верит в его энергичность. Так спокойнее. К ним он относится также. Здоровается с ними, разговаривает, спрашивает, не достают ли они Амато по ночам, обнимает живот, целует его, и юношу тоже обнимает и целует. Конечно, не всё сразу. Но что-то из списка он делает практически каждый день. Раздражает ли это Амато? Совсем нет. Он понимает, что Сету это необходимо, да и у него есть свои приоритеты в жизни, которые он не хочет нарушать, как бы сильно ему не мешала усталость. А пока на сердце ощущается ничего. Вроде бы юноша и признался, а вроде бы и реакция была неожиданной для него. Он думал, что Даниэль на это либо никак не отреагирует, сидя в телефоне, либо разозлится, либо со спокойным лицом скажет "я всё понял" и отпустит Амато. Но, кажется, Даниэль так просто не хочет прощаться с ним. Не хочет, чтобы он достался кому-нибудь другому. Так парень даже их не хочет, пусть они и чужие! Он их в целом не планирует содержать и воспитывать! Он хотел, чтобы только Амато был вместе с ним, и никто не мог ему помешать, даже они. И он не знает, какая же у юноши внутренняя борьба, хотя она уже почти и прошла, и, кажется, Амато уже сделал свой решающий выбор. Нет, их, какими бы озорными непослушниками они ни были, он не бросит. Пусть они и незапланированные, и даже не так сильно и любимы, но оставить их на шее бабушек и дедушек – предать новую жизнь старому воспитанию, и породить таких же людей, как и сам Амато. В раздумьях Амато дремал сидя, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Иногда даже непонятно, что может выматывать. И сейчас также. Может, это из-за реакции Даниэля, может, от долгой дороги, может, даже от нагрузки возникает усталость. Проверить это, естественно, Амато не в силах. Он даже решает прилечь, не снимая с себя тёплую одежду. Голова так зависла в этих думах, что лучше прекратить всё это дрёмом.***
Амато на протяжении долгого времени снятся кошмары. Он уже и не помнит, когда у него были обычные сновидения, после которых не просыпаешься в холодном поту. Они, наверно, были ещё в давнем детстве, когда все родственники относились к нему не так резко и негативно, как сейчас... И сейчас, когда он планировал только задремать, случайно уснул. Но в кошмаре это понять невозможно. В кошмаре ты только смотришь на то, как твои страхи пытаются подавить тебя снова и снова. Будто всё тело твоё просто хочет, чтобы ты наконец-то прекратил своё существование, ведь ничего, абсолютно ничего тебя не держит в этом мире. Но нет, есть всё-таки две вещи, о которых юноша теперь думает постоянно. Они и Сет. Если Амато потеряет их – он поймёт, что не справился, хоть и, скорее всего, продолжит жить дальше. Если же Амато потеряет Сета, то какой смысл терпеть все эти бессмысленные страдания, если нет почти что никого, кто мог бы ему помочь? А они только будут напоминать об утрате единственного любимого человека. В кошмаре снова было это заброшенное место, куда его привезли вместе с Апфелем. Но он уже сидел в тупике, наблюдая, как мафиози о чём-то разговаривают с молодым человеком. И вот, голова сама поворачивает направо на что-то блестящее. И в мыслях Амато начинает понимать, что кошмар снова проигрывает это безумное событие, что не даст ему покоя, кажется, до самой его смерти. Если он доживёт до старости. Юноша начинает кричать себе "нет", но тело в кошмаре не слушается. Оно тянется к этому злосчастному пистолету, который впоследствие обрушит чью-то жизнь. Ни капельки не невинную, но тоже жизнь. Пистолет в руках. Ужасно. Амато даже в кошмаре не может предотвратить этот случай, хотя полностью осознаёт, что происходит. Спустя ещё мгновение, он поднимается из своего прикрытия, направляет пистолет на одного из мафиози, и... Тьма. Гнетущая тьма. Вот, что видел и чувствовал Амато в тот момент, когда выстрелил из пистолета. Будто не от него была получена смертельная пуля, а от кого-то из мафиози. И в этой тьме послышался чей-то хриплый горланящий крик, сопровождающийся непонятным бульканьем. Был ли этот крик на самом деле, Амато уже и не помнит. Может, мозг ему решил подкинуть дров в огонь, чтобы осознавать свою виновность было ещё больнее. И после крика Амато посмотрел на свои ладони. Они все были в крови. Тёмной и густой. Она капала с его пальцев в беспросветную темноту, бесконечную и тяжёлую, текла быстрым темпом на его ладони, оставляя после себя след, успевший впитаться в кожу. Юноша поднял голову, и над ним стояли все, кто был им разочарован. Пусть Апфель и говорил, что Амато его спас, но наверняка считает, что юноша мог поступить иначе. Вот в чём его разочарование. Кристиано, что неудивительно для Амато, был вновь разочарован. Он считал, что Амато никогда не станет убивать человека. Даже случайно. И Сет тоже был разочарован. Он также не ожидал, что любовь всей его жизни будет готова убить человека. Какой же это будет родитель, если они узнают, что он кого-то убил? Даже они, кажется, разочарованы. Это незаметно, но Амато чувствует в этом кошмаре, что они тоже не хотели бы быть с таким родителем. Родителем, что сначала хотел лишить их жизни, а потом лишил другую. Юноша чувствовал вину, никак не признавая, что сделал это во благо другого человека. Да, это было неумышленно, но стоило ли так жертвовать собой? Почему его не убили? Почему его оставили жить? Ах да, все же сговорились и хотят, чтобы Амато страдал. Страдал, пока окончательно не сошёл с ума. Всё кружилось перед ним. Родственники, "друзья", Сет – все говорили ему, как же они оказались разочарованы в нём. И здесь ты ничего не проигнорируешь. Здесь невозможно что-то контролировать самому. Ты как будто находишься в аттракционе, который показывает лишь только твои недостатки.***
Проснулся Амато в объятиях Сета. Уже была глубокая ночь, и, похоже, парень просто не хотел в лишний раз тревожить юношу. Как же хорошо, что Сет не знает, что Амато сделал. И как же приятно оказаться в его объятиях, таких успокаивающих и тёплых. Парень, последовав примеру Амато, не лёг спать в нижнем белье, а остался в своём рабочем белом костюме. Плохо, что юноша не смог с ним поговорить сегодня. Нет, он не стал бы хвастаться, что смог отшить сегодня журналиста-неудачника, просто даже обычное "как дела?" и то греет душу. Амато необязательно теперь искать новые темы для разговора, если он сам или Сет посчитают это нужным – они её переведут на другую. Юноше хочется слышать, что у Сета там с работой, но он обычно только пожимает плечи и отвечает, что пока ничего особенного. Но о состоянии Амато парень кичится больше всего, и самого Амато это не то, чтобы раздражает, просто надоедает. Да, ему говорили, что есть риск преждевременных родов или выкидыша. Он и сам этого начал бояться, потому что будет больно и ужасно неприятно от факта, что с ними что-то точно произошло. Да, ему говорили, что он слишком худой, и что ему будет сложнее дальше по сроку, но он и так начал задумываться о том, чтобы начать есть больше. Но что есть-то? Кристиано, хоть ему в ухо ори, никак не хочет понимать, что Амато требуется несколько порций, а не одна. И потом, спрашивается, почему юноша недоедает. Всё из-за этого! Амато так хочется послушать, что же Сет делает на работе. Но тот намеренно молчит, чтобы не шокировать юношу в лишний раз. Но зачем? Он и так сделал самое худшее, что можно было представить. Не хватало ещё сесть в тюрьму за убийство, и этого Амато боится ещё сильнее. После кошмара спать не особо сильно хотелось. Но чем можно заняться, если каждое твоё движение будет тяжёлым и неуклюжим? Может, выйти из особняка и подышать свежим ночным воздухом? В такое время, особенно, когда вокруг не видно ничего, кроме крошечных звёзд на небе и тоскливо согнутых фонарей, освещающих небольшую часть тротуара, хочется пораздумывать о своём бытие в целом. О твоём отношении к окружающим, о том, что ты делал на протяжении последних месяцев, правильно ли ты поступаешь... Всё, что касается тебя, твоей жизни, всё, что окружает и влияет на тебя, хочется обдумать. Хочется поработать над самим собой, чтобы быть в некоторых ситуациях лучшей версией себя. Но в этом городе на улицу ночью выходить опасно. Особенно, если ты просто хочешь прогуляться. Тут и там могут шныряться пьяные мафиози. Спасибо, что Кристиано более-менее следит за своими подчинёнными, и лишь немногие позволяют себе напиваться кучей алкоголя, но иногда всё же могут возникать внезапные поножовщины. И в них всегда неясно, кто выйдет живым. Иногда в такое позднее время похищают кого-то забавы ради. И похищённым может быть кто угодно: маленький ребёнок или одинокая старушка. Кажется, и сам Сет давно не спит. Вот только почему он до сих пор бодрствует, если с утра до вечера находится на трудной работе? – Тебе снова приснился кошмар? – парень давно знал, что у Амато возникают некоторые проблемы со сном. Кроме того, что он просыпается достаточно рано, ему также мешают спокойно отдохнуть разнообразные кошмары. Из-за того, что юноша постоянно переживает разные события в своей жизни, и зачастую совсем не весёлые, в голове откладываются сценарии для будущих кошмаров. Сет считает, что причиной всего стресса в первую очередь является этот особняк. Эта давящая атмосфера, эти люди, пронзающие тебя взглядами, эти воспоминания, что лезут тебе в голову без твоей надобности... Сет тоже, как и Амато, не может представить спокойную жизнь в таком шумном месте. Дети, конечно, не сильно любопытные, но тоже суются в каждую щель, чтобы посмотреть, чем же занимаются старшие. Парень замечал: чем больше ты погружаешься в домашние дела, тем сильнее это привлекает маленьких непосед. Да, они говорят, что хотят помочь и узнать всё об этом мире, таком интересном и огромном, но что же им можно рассказать про стирку или уборку? Дети здесь живут, как в настоящей тюрьме: всё по расписанию. Да вообще, не только дети. Все здесь живут по расписанию: ты не можешь поесть один или с кем-то, как тебе самому удобно, ты должен есть со всеми в одно и то же время, независимо от твоих самочувствия и возможности. Бросай все свои дела и планы, ведь завтракать в десять часов утра намного важнее. Ты не можешь что-то приготовить самостоятельно. С одной стороны, это как бы плюс для тех, кто не любит готовить, но не для Амато. Амато до сих пор хочет научиться готовить, и это скорее не его желание, просто он понимает, что это жизненно необходимо им. Если бы не они, он с Сетом обошёлся бы простой доставкой. Юноша покивал головой. И правда, это был кошмар во всех смыслах этого слова. Хуже сценария и не представишь. И его так бесит, что все тревоги, которые он переживает, ему приходится вновь и вновь просматривать в своей голове, под разными углами и ракурсами, с разных сторон и людей. Некоторые кошмары у него повторялись изо дня в день. Особенно это касалось наказаний от Энрика. В каждом "сне", когда Амато отбывал своё незаслуженное наказание, он винил вечно себя. И от сей привычки до сих пор не избавился. Он уже привык во всём винить себя. С детства ему вдолбили в голову, что только он виноват в том, что происходит с ним, или что он делает. Даже сегодня, когда Даниэль ушёл, Амато чувствовал ничего, кроме вины на своей душе. Тяжкой, мрачной вины. – Не волнуйся, – Сет приложил голову юноши к своему плечу, – я с тобой всегда буду рядом. Даже сквозь одежду чувствовалась теплота парня. Откуда в нём её столько? Что это? Стоит ли спрашивать Апфеля об этом? Наверно, даже молодой человек не сможет сказать, почему Сет всегда тёплый. Просто он такой, вот и всё. Ничего сложного здесь нет, правда? И как же хочется верить в то, что Сет будет рядом всегда. По крайней мере, Амато хочет просыпаться в объятиях каждую ночь. Но что, если в один момент парня не станет? Что, если в один момент его убьют?.. Конечно, рано ещё делать поспешные выводы, но весь мир так и тянет за собой эту нить тревоги. Каждое действие становится подозрительным, каждое решение будет обдумываться, каждое слово будет подбираться с особой аккуратностью, лишь бы не проболтать лишнего. Завтра Амато спросит, почему Сет такой тёплый. Завтра, всё завтра... Сегодня уже слишком поздно.***
Следующий день был очень странным для поздней осени. Обычно она вся серая и тусклая, будто скорбит по ушедшему лету и грустит, что скоро придёт зима. Но этот день... солнечный. Да, солнечный, потому что небо в этот день стало хоть чем-то похожим на голубой цвет. Не на серый, не на чёрный – голубой. И в этом почему-то Апфель находил странность. Никогда он не видел поздней осенью солнечной погоды. Всегда было облачно. Да, солнце всё равно похоже на большую белую точку в небе, да и в целом никого не могло согреть, но что-то здесь было не так. Молодой человек чувствует, что сегодня точно что-то пойдёт не так, хоть он и сам не понимает, откуда у него такие додумки. В дверь постучались. Был уже полдень, так что Апфель готов принимать гостей в свою комнату. Любого... кроме, к сожалению, Томаса. Но тот даже и не смелеет подойти к Апфелю снова после инцидента. Домой парень вернулся. Уставшим, с небольшими синяками под глазами, и, кажется... подвыпившим. Молодой человек приметил, что когда Том возвратился назад с вещами, от него странно пахло. Не тем запахом перца, что от него обычно исходит. Это был запах какого-то алкоголя, а какого – совсем не важно. Состояние Тома было не то, чтобы плачевным... скорее, на него было обидно смотреть. Обидно, потому что парень будто застрял в подростковом периоде, когда твой мозг просто отказывается принимать чьи-либо мнения, кроме своего собственного. Возможно, это даже перенялось от его отца, кто знает, Энрик тоже никогда не собирался никого слушать. Всё же, отношения между Апфелем и Томасом испортились. Может быть, молодой человек и не прав иногда в своих высказываниях и целях, но он не помнит, чтобы доводил парня до такого состояния. Просто Том сильно преувеличил дружеские отношения между ними и посчитал, что сможет переубедить Апфеля, чтобы тот согласился с его мнением. Апфель не хотел, чтобы всё так получилось. Но Томас нарвался сам на такое отношение к нему. А может, это защитная реакция такая, и они оба всё возвели в абсолют... – Открыто, – произнёс Апфель, смотря на дверь. Он предполагает, что это, скорее всего, Амато, потому что он чаще всего заходит к нему в комнату. И его здесь видеть приятнее всего. Разговоры с юношей как глоток свежего воздуха, как ранний рассвет летним утром, как ветерок, охлаждающий в жаркую погоду... Столько приятных сравнений можно придумать, что и не сосчитаешь вовсе. После того, как молодой человек сопроводил Рауля до поезда, он наконец-то отпустил ту слабость, что держит на себе. Он смог помочь хотя бы одному человеку избавиться от проблем. С той поры, как Орфео не стало, Апфель иногда задумывается о том лете, когда это всё произошло. И в такие минуты он спрашивал себя: "Виноват ли я в том, что дал Орфео так просто уйти?" И, детально перед этим вспомнив тот день, когда он обнаружил тело своего друга, он принял ошибочное заключение: "Да. Виноват." Да, он считает это своей слабостью. Может, если бы он настоял на своём, Орфео можно было бы ещё переубедить. Если бы существовала машина времени, которой можно пользоваться множество раз, Апфель бы перенёсся в то время, в тот час, когда Орфео заговорил о том, что хочет поговорить с Леоном. Он бы сразу ему стал доказывать, что ничего хорошего из этого точно не выйдет. Но, к сожалению, сейчас ничего не изменить. От Орфео остались только воспоминания... и, вероятнее всего, Леон назвал своего ребёнка именем первого мужа, которого убил же сам в припадке ярости. Интересно, какой же ребёнок это будет, и сможет ли таким образом Леон искупиться перед Орфео. Конечно, Апфель всегда мечтал о том, чтобы возвратиться в прошлое. Он сделал столько ошибок в своей жизни, что, кажется, ему просто нужно переродиться, чтобы избавиться от них. Самой главной ошибкой считается приезд в этот город. Единственные два плюса от него – это Виктор и образование бухгалтера. Да Апфель пока ещё даже ни разу по своей специальности не работал, кроме практик. Но практики – это практики, а не работа. Интересно, пригодятся ли когда-нибудь его знания по бухгалтерскому учёту и экономике, или придётся поступать заочно в другое высшее учреждение... Дверь легонько проскрипела, и в комнату вошёл Амато. Что и требовалось ожидать. Как только молодой человек увидел, что к нему в гости вновь зашёл юноша, он сразу же улыбнулся и вздохнул. В этот раз потому, что все плохие и мнительные мысли тут же пропали без следа. Жаль, что, наверно, Амато, после того, как уедет отсюда, не будет поддерживать контакты с Апфелем... Но это лишь наверно, даже сам Амато ещё не знает, как поступать дальше. – Привет, – продолжая улыбаться, сказал Апфель, – что случилось? Всегда их разговор в этой комнате начинался с вопроса "что случилось?". Потому что спрашивать "как дела?" бессмысленно: если бы Амато всё устраивало, он бы и приходить сюда не стал. Но практически каждый день его что-то тревожит, он просто хочет найти поддержку. Один Сет здесь точно не поможет. Можно было бы подумать, что юноша просто так пользуется Апфелем. Навешивает на него свои проблемы, а тот должен сидеть и решать. Но нет, Амато тоже часто спрашивает, есть ли у молодого человека какие-то проблемы. Но у него всё одинаково. Кажется, Апфель стал думать об умерших больше, чем о собственном ребёнке. Главное, чтобы сам ребёнок таким не стал. – А, да, – юноша, как и обычно, присел на кровать Апфеля. Здесь свободных мест почти что нет, кроме стула за небольшим письменным столиком и, собственно, самой кровати. Как и, впрочем, почти что во всех личных комнатах, – есть один вопрос, но я боюсь, что на него даже ты не сможешь ответить... – Он настолько сложный? – Апфель считает, что он не раз сталкивался со сложными вопросами в собственной жизни, как и слышал подобные вопросы от Амато. Но раньше юноша никогда не говорил, что его вопросы слишком сложны для размышления или понимания, – Я постараюсь ответить так, как смогу. Молодой человек никогда не позволял себе в такие моменты говорить, что он чего-то не знает или не может объяснить. Если, конечно, вопрос не касается той темы, которую он точно не изучал. – Ну, я лично думаю, что он сложный... Ладно, – Амато вздохнул, решив несколько секунд помолчать. Может, так он собирался с мыслями, может, захотел узнать, какой же предположительный ответ он получит, может, смиряется с тем, что этот вопрос будет выглядеть немного смешно. – Как ты думаешь, почему Сет такой... тёплый? – после этого юноша посмотрел прямо в глаза Апфелю. – А в каком смысле тёплый? – молодому человеку и правда вопрос показался сложным, но это не значит, что от этого он стал неинтересным. Нужно высказать свои первые предположения, что придут на ум, тогда, может быть, Амато и сам задумается. – ...Можно в любом. Он... ну вот, телом тёплый. У него везде так тепло. И по характеру он такой же. Почему так? – Амато опустил глаза в пол и слегка надул губы, начиная носком по полу рисовать какие-то фигуры. У Апфеля на этот счёт появились мысли в голове. И он их готов сказать. – Я могу, конечно, придумать, почему так, но ты не принимай мои слова за чистую монету. Честно говоря, я без понятия, почему он тёплый. Если телом – значит, ему просто очень хорошо с тобой. Если характером, то, вероятнее всего, такая же причина. А может, такое воспитание у него. Хотя... нет, думаю, что это всё-таки оттого, что он рядом с тобой. Вновь вспоминается поведение Виктора. Воспоминания о нём снова просочились сквозь предположения, и Апфель посмотрел на то, что стояло на его прикроватной тумбочке. На самом краю стояли какие-то крема: и для рук, и для лица, и от растяжек, и со всякими вкусными ароматами. Посередине находились разные вещи, их в одну категорию собрать нельзя. Там и телефон, и пилочка для ногтей, и небольшая записка со списком всего того, что надо накупить, – в общем, на этой части тумбочки находилась всякая всячина и повседневные вещи. А сзади стояли несколько маленьких рамок с фотографиями. И на всех них был Виктор. Да, Апфель хотел уберечь себя от вещей Виктора, чтобы не утонуть в пучине скорби и потери, но он хочет помнить, как муж выглядел. Хочет, чтобы он, спустя многие годы, всё ещё знал, за что полюбил этого человека и связал с ним узы брака, чтобы знал, как же сильно он ему помогал в тяжёлые моменты, чтобы знал, как те каждодневные вечера были наполнены лишь любовью, нежностью и заботой. Этот человек принёс ему столько радости, столько беззаботных дней, столько жизни... Подобное нужно не забывать никогда. И обязательно надо рассказать о нём ребёнку, ведь рано или поздно он всё же спросит, где отец, и кем он был. У Виктора тоже был... свой тёплый характер. Да, пусть он и не воспитывался таковым, но смог с правильным человеком направить своё отношение к жизни в другое русло. Парень сам признавался, что до встречи с Апфелем он как будто просто существовал. Утро, работа, сон. Утро, работа, сон. И так было практически каждый день, пока одной поздней летней ночью он не спас молодого человека. Апфель смог перевоспитать человека, который был строго уверен, что любовь в этой жизни ему просто не нужна. Иногда людям правда она не нужна, иногда людям просто хочется быть одним, но Виктор наоборот не хотел одиночества. Он пытался наладить со всеми контакты, но из-за своего высокого положения в мафии все общались с ним будто из чистого страха или уважения. Не было простого энтузиазма. А молодой человек, пусть и знал с самого начала, кто он такой на самом деле, всегда общался с ним, как с обычным человеком. Хочется думать, что Сет однажды не окажется на месте Виктора. Потому что даже Апфель знает, что Сет для Амато как последняя нить надежды. Размышления о вопросе не продолжились, потому что юноша вовремя заметил, как скучающе Апфель смотрит на фотографии в рамках. Вместо этого лучше поменять тему на что-то более приземлённое, чтобы от разговора не становилось ещё больнее. Амато не ожидал, что его вопрос заставит пробудить в молодом человеке эти с виду навязчивые воспоминания. Почему навязчивые? Да потому, что на них Апфель натыкается каждый раз, когда тема касается как-то Виктора. Разговоры продолжались до обеда. Амато и Апфель, конечно, хоть и были готовы его пропустить, но получать потом от Кристиано ни одному, ни другому не больно хотелось. Благо, что это всё можно вновь продолжить, пусть и с перерывом.***
На улице уже стоял глубокий вечер. Дорога слегка подморозилась, а изо рта прохожих можно было заметить еле видный пар. Сет шёл домой с работы, как и всегда, до этого попрощавшись со своими товарищами и коллегами, с которыми он успел подружиться за такое короткое время. В мафии к новичкам относятся лояльно. Нет, даже почти как к детям. Рассказывают всё до мельчайших подробностей, чтобы в следующий раз не слышать глупых вопросов. И с одной стороны, Сету нравится, что ему всё так подробно объясняют и показывают, но с другой, вся информация сильно выматывает. Даже сегодня коллеги его умственно загрузили. Одно лишнее слово, и кажется, что сейчас голова взорвётся. Но Сет не хочет перед Амато показывать, что он слишком сильно устал. Он знает, что юноша это прекрасно видит по его слегка вялой походке и медленным морганием, но хочет хотя бы вечером, когда Амато сидит один дома целый день, дать ему немного любви. Уличные фонари тускло, но освещали часть дороги домой. Когда свет становится белее, Сет понимает, что уже близок к особняку. Но пока что он идёт под этот слегка грязный жёлтый цвет, слушая либо тихий ветер в своих ушах, либо шум машин, редко проезжающих по дороге рядом с ним. По дороге он думал. Пока ты думаешь, ты коротаешь время и почти что автоматом идёшь вперёд, к тому месту, в котором тебя ожидает твой любимый человек. Думал он о всяком. Что первое взбредёт в голову, или что глаза увидят, он использовал для начала других мыслей. Но чаще всего, конечно, Сет думал о будущем. Почему-то в мыслях о будущем парень представлял Амато... счастливым. Там, где-то во вдохновенном просторе, он всегда улыбается, даже если случилось что-то плохое. Он всегда радует своим присутствием не только Сета, но и детей. Их родные дети оттого, что папа находится рядом с ними или держит их на руках и убаюкивает, становятся очень спокойными и быстро засыпают. Они редко плачут, чаще всего даже по вздоху, который они произносят каждый раз, когда хотят плакать, папа быстро их берёт на руки и начинает медленно укачивать, тихим голосом что-то приговаривая. Да, Сет знает, что такого, скорее всего, не будет. Просто когда он видит в своём будущем Амато по-настоящему счастливым, он и сам таким же становится. Но вдруг он услышал шаги. Чужие. Никогда он ещё не видел человека, идущего по той же дороге, что и он. Пришлось оторваться от мечты и перейти к реальности. Сет поднял голову, начиная осматривать человека, что идёт навстречу ему. Он выглядел слишком подозрительно. У него вся одежда чёрная, волосы закрыты капюшоном от толстовки, одна часть лица перекрыта такой же чёрной маской, а вторая – тёмными летними очками. Как будто этот человек – знаменитость, не хотящая пересекаться со своими поклонниками, и выходящая погулять в такое позднее время. Но в этом городе юных талантов нет, либо они не показывают их намеренно. Здесь знаменитости – это доны мафии. Как только Сет пораздумал об одежде этого человека и то, насколько же странно и зловеще он выглядит, незнакомец тут же остановился перед ним, загородив дальнейший путь. Значит, что-то здесь точно не так. Из защиты перед возможным противником у Сета только есть кулаки. Редко когда мафиози позволяют брать с собой оружие. Мало ли, полицейским только и нужно всех мафиози посадить в тюрьму, особенно тех, кто против той мафии, на которую они могут работать. Нейтралов в полиции очень мало. И то, они часто работают одни, без коллег и друзей. И им на самом деле очень сложно. Они считают, что посадить надо и тех, и других, потому что именно мафия является главным корнем проблем в городе. Сет и незнакомец стояли друг напротив друга. Но никто из них ничего пока не говорил. Парень готовится резко дать нападающему в лицо и убежать поскорее домой. Другого выбора точно нет, ибо если бороться до конца, то травм получишь больше. – Так вот ты какой... – первым начал незнакомец. – Мы знакомы? – в этом случае, может, не следует разговаривать с незнакомым человеком, но Сету нужно хоть как-то понять, что он от него вообще хочет. – Ты – нет, а я – да. Какой краткий ответ. Но если Сет его не знает, значит, и разговаривать с ним нечего. Парень попытался перейти на другую часть дороги, но её вновь перекрыл незнакомец. Нарывается. Ему точно что-то от него нужно. Но почему именно от него? Что он сделал? Или это просто шутка? Сет вновь попытался перейти подозрительного человека, и вновь неудача. Всё же придётся разбираться с ним по-плохому, если так. Первым, естественно, начал сам парень. Он быстро замахнулся рукой и ударил по лицу незнакомца. Попал прямо в линзу очков, да так, что та вся покрылась в трещинах. Противник слегка пошатнулся, и в этот момент Сет уже хотел убежать, но как быстро он получил первый удар, так и быстро от него оклемался и схватил парня за плечо, развернув его вновь к себе. Сет хотел снова ударить в лицо, уже снова быстро замахнулся, но... В животе резко ощутилась острая боль, которая тут же замлела от шока. Нападающий сильно сжал плечо одной рукой, а другая будто за что-то держалась... В ступоре парень посмотрел вниз. Что-то было похоже на рукоять ножа, но достаточно разглядеть в создавшейся тени он не мог. От шока в глазах всё начинало плыть и размываться, но Сет ничего не чувствовал, кроме ощущения, что внутри него точно находится что-то лишнее. Из капюшона напавшего выглянул локон волос, на что Сет обратил внимание. Среди всего размытого мира его глаза остановились именно на этом локоне тёмно-рыжего цвета, и парню показалось, что где-то он этого незнакомца уже видел... А может быть, это спонтанные бредни... Незнакомец, тоже, видимо, стоявший в ступоре от своего нападения, быстро бросил ослабевшего Сета на дорогу и убежал вперёд, оставляя его вновь одного. Сидя, парень сначала даже не мог прийти в себя от произошедшего. Но рукоять в нём всё ещё осталась, и только тогда он понял, что лезвие вошло полностью. Хорошо, что у Сета всё ещё есть телефон. Значит, нападавший – не вор, но тогда зачем ему было это делать? Ненавидит мафиози и решил отыграться на первом попавшемся?.. Сквозь белый костюм уже просочилась кровь. Но боль всё так и не приходила, будто Сет её и вовсе не ощущает. Это странно, но не так волнующе... Дрожащими пальцами парень набрал номер скорой. Всего две цифры, но руки всё равно тряслись. И пока шли гудки, в голове оставалось лишь одно. А как же Амато? Он же не узнает, что на Сета напали. Он же будет переживать и думать, где же парень, куда он делся. Что же с ним будет...***
Амато не спал всю ночь. Сет всё не приходил и не приходил, не брал трубку и не писал сообщения, от него всё это время не было никаких вестей... Юноша сначала думал, что парень на самом деле изменяет ему, но потом в голову пришла мысль, что его убили... Нет, в это не хочется верить ни при каких условиях... Всё время он думал, что Сет вернётся. Но даже ранним утром он не пришёл. Нужно ждать до последнего. Если никто не знает, что с ним произошло, значит, может быть, он всё ещё жив?.. А если нет? Как жить дальше? У Амато нет ни одной мечты, которая может исполниться, кроме той, что желает уехать из этого проклятого особняка как можно дальше. А жить ради них... Юноша не представляет, как он будет жить ради них, один вытягивая на себе тяжбы и сложности молодого родителя. Хотя, он даже себя родителем не хочет называть. Как будто он суррогатный, вынашивает для других людей и старается не привыкнуть к ним, не полюбить их. Сегодня, в связи с пропажей Сета, Амато не собирается куда-либо выходить. Пусть его отчитывают за то, что он не пойдёт на завтрак, обед и ужин: беспокоиться о том, где же сейчас находится Сет и всё ли с ним в порядке, гораздо важнее, чем всё остальное. Нужно проверять телефон. Может быть, у Сета он разрядился, может, он просто не замечает, может, он намеренно не отвечает, а может, ему вообще его сломали и выбросили куда-нибудь... С этими мыслями Амато вновь позвонил Сету, надеясь, что хотя бы в этот раз он примет звонок и скажет, что всё хорошо, и он скоро вернётся домой. Юноша торопливо шагал по комнате из стороны в сторону, слушая гудки и веря, что в этот раз парень точно ответит. И гудки прекратились. Послышался какой-то тихий шум на заднем фоне, будто там, по ту сторону звонка, люди разговаривают друг с другом. Но это только дало понять, что Сет находится в людном месте, а значит, с ним, может быть, всё и правда в порядке. – Алло, С-сет! – от неторопливости и беспокойства Амато случайно заикнулся. Ему так хотелось услышать голос Сета, который скажет, что скоро вернётся домой... – Здравствуйте, – но ответил какой-то чужой мужской голос, что заставило волноваться ещё больше. Может, Сета похитили, и сейчас Амато отвечает похититель? Если да, то у юноши ни гроша нет, чтобы расплатиться. Да и обычно, как показывают во всяких фильмах и сериалах, людей обманывают: они честным путём получили деньги, а вместо возвращённого человека получают труп или ничего. В любом случае нужно просить Кристиано помочь, потому что дело действительно серьёзное. – А-а... Простите, а вы к-кто? – юноша ошарашен тем, что ему ответил не Сет, а какой-то посторонний человек. Руки начали дрожать, сердце – биться чаще, а в голове всё напористей создавалось ощущение, что сейчас отвечающий человек скажет, что Сета в живых больше нет. – Я – лечащий врач Сета Молтена, – ах, это лечащий врач Сета. Стоп, лечащий врач? Что произошло, чтобы Сет оказался в больнице? Что с ним случилось? И снова эти мысли дали повод для переживаний. Что, если парня смертельно ранили? Что, если ему осталось жить всего пару часов? Что, если у него нашлась болезнь, которая заберёт его жизнь через несколько лет?.. Всё это так сильно волнует, что, кажется, Амато прямо здесь и сейчас готов упасть в обморок от тревоги и паники. – А могу ли я поинтересоваться, кто ему сейчас звонит? – ответил встречным вопросом врач. А вдруг, не врач? Вдруг врёт? Вдруг это и вправду похититель?.. Нет, это всё ложь. С Сетом всё точно в порядке, и он получил не такую уж и серьёзную травму. Амато стал себя успокаивать, что на самом деле он сильно преувеличивает по поводу пропажи парня. Что он на самом деле жив-здоров, просто оказался не в то время и не в том месте. – Я... я жених Сета. Амато... Амато Моретти, – успокаивания хоть и уменьшили дрожь в теле и убрали заикивания, но одновременно с этим и мешали нормально говорить, будто у юноши проблемы с дыханием. – Амато Моретти... Всё ясно, – подытожил врач. Сейчас Амато не так сильно важно, как он себя чувствует. Важно, что случилось с Сетом, и как он себя ощущает. Самое главное – знать, что Сет ещё жив. – А что с ним случилось? — это, конечно, надо было спрашивать в первую очередь, но тогда Амато просто был в шоке от того, что ему ответил кто-то другой. – Вчера вечером на него напали, вонзив нож в живот. Как только Амато услышал слово "напали", его сердце словно пропустило один удар. Такая резкая боль проснулась в груди, что вдыхать стало больнее и тяжелее; словно груда камней свалилась на твоё тело, и тебе всё придавило так, что ты ничем не можешь двинуться. Может, стоило бы радоваться, что Сет ещё остался жив, но вдруг всё не так радужно, как рассказывает врач?.. – К счастью, вонзили всего раз, – попытался как-то утешить врач, – да и пациент нож до прибытия скорой не вытаскивал. – С-скажите, как он? – и опять Амато начал немного заикаться. Словам врача он особо позитивного значения не придал. Ему сейчас без разницы, вонзали ли нож, не вонзали, вытаскивали или нет. В голове сейчас лишь одна мысль: "Сет в больнице". И стоять на месте юноша не хочет: душа, мозг, нет, всё тело просит увидеть его. Даже они, кажется, подслушивают разговор и хотят встретиться с Сетом. Услышать его голос, понять, что с ним всё хорошо... Знать, что он ещё живой... – Я могу его сегодня навестить?.. – Сегодня? Боюсь вас огорчить, но от операции прошло буквально несколько часов, ваш жених сейчас скорее всего только отходит от наркоза... – Мне без разницы. Мне лишь бы увидеть его... – горькая медленная слеза потекла по щеке юноши, и тот быстро её вытер, после этого коротко, но громко шмыгнув. Амато не хочет представлять, в каком сейчас состоянии находится Сет. Пусть он и пока не будет просыпаться, если юноше дадут прийти, но так хотя бы можно понять, что Сет ещё живёт. Или может жить, тут уже зависит от здоровья... Но нет, Амато точно знает: Сет сильный. Он справится с такой раной. Да, это, может быть, его первое серьёзное ранение, но Амато верит, что всё пройдёт. Пройдёт и останется без следа. – Эх-х-х... – тяжко вздохнул врач. Похоже, ему не впервой выслушивать такие просьбы, и отказать он не может из чистой жалости, – Ладно, можете прийти через пару часов, когда пациент начнёт потихоньку отходить от наркоза. Но на встречу дам от силы полчаса, не больше. – С-спасибо большое... – конечно, новость о возможности встречи порадовала Амато, но и её было недостаточно, чтобы перебить уже вросшее чувство тревоги. Закончив звонок, юноша не мог дождаться того момента, как он встретится с Сетом. Он хочет хоть прямо сейчас убежать из особняка, несмотря на поставленные ограничения, но если врач сказал "через пару часов", значит "через пару часов"; ни больше, ни меньше. Чем себя занять это время Амато не знает. Вдруг, врач и в самом деле врёт, и он продумал такую хитроумную схему?.. С тем, что пережил Амато, уже и не такое выдумаешь в своей голове...***
После услышанного юноша всё же пошёл на завтрак. На вопросы "почему ты такой грустный?" он отнекивался и говорил, что он не грустный, просто сегодня опять проснулся рано. Единственное, что он заметил, пока всё время пытался дождаться Сета, так это их поведение утром. Сегодня они его не донимали своей живостью: не пинались, не двигались, будто сами находятся в страхе и ожидании. Может, они специально так делали, чтобы Амато просыпался как можно раньше. Может, они думают, что так хотят помочь юноше с режимом сна, может, считают, что он правда должен просыпаться раньше, чтобы всё успеть. Но юноше-то это точно не нужно. У него каждый день нет никаких важных дел, они появляются спонтанно. Амато даже теперь не пытается предложить свою помощь по дому, потому что знает, что ему точно откажут. Да и у него самого нет какого-либо желания заниматься домашними делами, ибо они начнутся потом, когда появятся они. Это сейчас им не нужна одёжка или памперсы, бутылочки или соски, но потом придётся точно мыть и стирать, проверять и даже выкидывать то, что уже не нужно, или из чего они выросли. Амато, одеваясь, всё время думал о том, в каком состоянии сейчас находится Сет. Иногда он даже присаживался на кровать, думая, что парень совсем находится присмерти, настолько сильно он пострадал от ножа в животе. И как только он полностью оделся, не забыв при этом застегнуть на себе куртку (а обычно он просто её накидывает на себя), он тихонечко вышел из своей комнаты, прикрыв за собой дверь. На середине лестницы, там, где идёт разветвление, уже стоял Кристиано, как и обычно. И Амато с самого детства было непонятно, куда же вечно он смотрит, если сам намекнул в утро своего дня рождения, что на сад смотреть не больно-то интересно. Как будто он не дон мафии и ему нет никакого дела до того, что происходит сейчас в городе. Да, Кристиано, конечно, может доставить проблем. Да и слух у него в этот момент больно острый, слышен буквально каждый шорох. Может, он никуда не смотрит, а просто слушает, что происходит во входной? Как бы тихо не старался Амато спуститься с лестницы, скрип под его ногой, наступившей на одну из ступенек, всё же издался. Несильно, но Кристиано, скорее всего, услышал, хоть и с виду значения этому не придал. Может, подумал, что кто-то просто спускается и собирается уйти либо в гостиную, либо в столовую. Юноша, как только спустился, также бесшумно попытался подойти к двери, вот уже положил руку на дверную ручку, и... – Куда? – грозный голос Кристиано словно дрожью пронёсся по телу Амато, и тот убрал руку, после этого обернувшись. Кристиано всё ещё стоял спиной к нему. Он это спрашивает чисто из осторожности, или же он что-то знает? – Amato, не молчи. Я же знаю, что ты хочешь уйти. Куда? – уже нежнее спросил мужчина. Да, всё-таки он знает, что это именно Амато хочет выйти на улицу. Тело уже хочет выбежать наружу и искать больницу, но голова-то знает, что пока что давать дёру ещё рано. Нужно сначала объясниться, и если в ответ получишь отказ – вот тогда и беги. Больницу найти довольно просто, ведь в городе она всего одна. Она, конечно, большая, и её, может, видно даже издалека, но юноша всё равно её адреса не знает, пусть в ней он и лежал месяц назад. Придётся бежать, крепко держа в руках телефон. И если сил хватит на долгий бег. – Я... Сет в больнице, – кратко объяснил Амато, стоя близко спиной к двери, чтобы чуть что выбежать из особняка, если Кристиано его даже под предлогом встречи не отпустит. Мужчина, услышав причину, повернулся с уже взволнованным лицом. Кажется, и он о данной новости слышит впервые. – Как? Этого не может быть! – ужаснулся он, – И ты собираешься идти без охраны? Опять эта тема про охрану. Сейчас чего мало нужно, так это охраны. Будет только мешаться под ногами, да и вдыхать эти резкие запахи альф до тошноты отвратительно. Спасибо, что хоть в их джипах воняет не по́том, иначе Амато каждый раз бы брал с собой пакетик на экстренный случай. Юноша кивнул, отвернув взгляд в сторону. На самом деле он хотел незаметно посмотреть на дверь, но без поворота головой это, как Амато и сам понял, сделать практически невозможно. Он хотел проверить, не закрыта ли дверь, и можно ли через неё если что дать дёру. Нормальные люди, когда входят в свою квартиру или выходят из неё, всегда закрывают за собой входную дверь. Но не Кристиано. Он наоборот всех просит ни в коем случае не закрывать дверь днём, это делается только ночью. Кристиано вздохнул и скрестил руки на груди, медленно покачав головой и закрыв глаза. Похоже, он успел смириться с тем, что Амато просто ненавидит быть в безопасности. Хотя, на самом деле, он это делает из чистой неприязни к мафии в целом. И к резким запахам тоже. – Хорошо, если тебе действительно так нужно прийти без охраны – puoi andare... Возможно, мужчина хотел что-то ещё добавить в напутствие, но как только Амато понял, что его вот так просто решили отпустить, он тут же ладонью надавил на ручку двери и, лишь увидев что-то похожее на свет, побежал. Ему не было так важно, закрылась ли дверь, потому что сейчас есть дела серьёзнее и трагичнее. Пока юноша бежал с перерывами, чтобы отдышаться, он искал больницу по карте в телефоне и пытался ориентироваться в пространстве. Никогда в городе он не мог ориентироваться, этому сопутствовали и прохожие, иногда заграждающие обзор и дорогу, и ветер, неприятно дующий в уши, отчего они краснели и болели, да даже шум, ужасный шум машин останавливал Амато от долгих раздумий. Он так сильно торопился, так сильно думал, что опоздал и не сможет сегодня встретиться с Сетом, и что всю эту беготню и поиск больницы делать было незачем... как он и сам не заметил, что уже находился возле самой больницы. Она казалась такой огромной, такой сложной... Раньше он, из-за деревьев, высаженных на большой клумбе по периметру всего здания, не замечал, какая здесь огромная парковка. Да даже когда выписывался отсюда, не обращал никакого внимания на это. А теперь будто в голове что-то щёлкнуло. Пришло осознание, что разобраться, где что находится, будет сложным занятием. Пусть хоть регистратура будет не так далеко... Как только юноша прошёл через раздвижные двери, перед ним предстала сама регистратура: посередине большой комнаты находился округлый стол, по ту сторону которого находились регистраторы, повсюду стояли кожаные диванчики и кресла голубого цвета, а на стеклянных низких журнальных столиках лежали какие-то журналы, связанные с медициной. Первым делом Амато подошёл к свободному регистратору. И хоть ему было стыдно, что он теперь не так храбр в разговоре с незнакомыми людьми, но объяснял свою мысль достаточно понятно. На вопрос о том, можно ли проведать Сета, регистратор ответил, что нет, нельзя, его только перевезли из реанимационной палаты в обычную. Юноша после этого не стал добиваться остальных ответов, он и так понял, что врач его просто обманул. Тогда он проведёт здесь ещё несколько часов, лишь бы дождаться самого врача и спросить его, что там по поводу обещанной встречи. Амато уже сидел на одном из диванчиков, расстегнув куртку и зависнув в телефоне от нечего делать. Вдруг, слева от него появились чьи-то ноги, и он посмотрел наверх. Это стоял какой-то мужчина лет так сорока, с округлыми очками, в незастёгнутом медицинском халате. Видимо, он только пришёл на работу, так как на нём находилась вроде бы и повседневная, а вроде бы и деловая одежда: водолазка да брюки. В руках он держал какую-то тоненькую папочку. Походу, и правда только на работу пришёл... – Вы – Амато Моретти, верно? – и похоже, что это тот врач, с которым юноша разговаривал по телефону. – Да, – юноша сразу же убрал телефон в карман и поднялся с диванчика. Он вновь встревожился, ожидая, что же скажет врач. – Узнал вас по фотографии в папке, – ох, так это, возможно, папка Амато... Но откуда она? Он не помнит, чтобы часто посещал больницу до беременности... – пойдёмте со мной, я вас проведу до палаты.***
Идя по коридору, Амато смотрел по сторонам в большие окна, направленные прямо в палаты. Интерьером они разве что отличались тем, что в каких-то палатах находится лишь одна кровать и личная душевая, а в каких-то – несколько кроватей, и из личных удобностей только тумбочка, а вместо душевой был только общий умывальник. И в каких-то палатах окна были прикрыты жалюзи. Вероятнее всего для того, чтобы проходящие не видели состояния тяжело пострадавших пациентов. И вот, врач с юношей остановились как раз-таки около такой палаты, так что Амато может себе лишь представлять, в каком состоянии сейчас Сет. – Его только привезли сюда из реанимационной, так что он пока всё ещё в кислородной маске. Он может вести себя немного непонятно, но, надеюсь, вы понимаете, что это от наркоза. Амато только кивнул. Теперь врач более вежливо с ним общается. Похоже, он знает, в каком положении сейчас юноша, потому не так строг, как в разговоре по телефону. Как только врач открыл дверь в палату, Амато вошёл и сразу же в ужасе ахнул, подбежав и сев на единственный свободный стул рядом с кроватью. Сет, конечно, выглядел довольно прилично для человека, на которого напали с ножом, но легче от этого факта не становилось. Это осознание, что несколько часов назад на него напали, и он уже лежит здесь, в больнице, так сильно отдавало болью в груди, что сдерживать слёзы не было больше сил. Рядом стоял какой-то аппарат. Он не такой огромный, как представлял в своей голове Амато до этого, но, опять же, от данного факта ты не выдыхаешь спокойно и полной грудью, а прерывисто, с всхлипами и еле слышными стонами тревоги. Как и говорил врач, Сет был в кислородной маске. Из-за неё, кажется, он и не может пока ничего сказать, только улыбаться и смотреть грустным и усталым взглядом на юношу, уже плачущего от увиденного. Амато рад, что Сет настолько быстро оправился от операции. Но эта радость быстро затмевается пониманием, что парень точно нескоро вернётся домой... И эти недели, а может, и месяца придётся провести в одиночестве, загружая себя мыслями о потерянном тепле и любви. Хотел бы юноша спросить, как произошло нападение, но слёзы блокировали эту возможность. Не может он сейчас не плакать, когда Сет – это буквально единственное, на чём держится его жизнь. Вдруг, на животе оказалось что-то тёплое, такое поглаживающее и приятное... Амато посмотрел вниз и понял, что это Сет положил свою руку на это место и гладил, будто пытаясь что-то сказать. И парень до сих пор такой тёплый, как будто из него не вылилось ни единой капельки крови, как будто с ним ничего и не случилось... Похоже, Апфель был прав, когда говорил, что Сету хорошо рядом с Амато. Потому что он всё ещё излучает эту теплоту, начинающую почему-то обжигать. Внезапно, Сет стал чем-то не совсем доволен. Амато подумал, что, может, это оттого, что он плачет по такой ерунде, но момент спустя он понял, почему парень был недовольным. Сет тут же отодвинул кислородную маску в сторону, продолжив улыбаться, на этот раз с более спокойным взглядом. – Амато, не надо плакать, – юноша от этих слов стал успокаиваться, словно это то, чего ему так не хватало в последнее время. И как он гладил живот, медленно, словно массировал, тоже облегчало душу, и тогда юноша начал говорить. – Прости... – Амато продолжал всхлипывать и вытирать слёзы, ощущая, как они вновь начали пинаться. Рады. Чувствуют это знакомое прикосновение даже сквозь одежду. Чувствуют и радуются тому, что они вновь получают то долгожданное тепло, которого успели лишиться за это время. – Видишь, даже они рады, что проведали меня. И ты радуйся, – хотел бы Амато радоваться, да бесполезно. Он уже смирился с тем, что, возможно, никогда больше не улыбнётся с того момента, как в торговом центре вернул мальчика к своим родителям. Он хотел бы, чтобы и они также радовались ему. Но чтобы такое случилось, нужно действительно постараться. Потому что любовь от собственного ребёнка получить не так просто, как кажется на первый взгляд... Каждый ребёнок изначально любит родителей. И они, может, тоже будут его любить. Но потом, с течением времени, когда они будут расти, они поймут, что Амато на самом деле не такой хороший родитель, как раньше считал детский, чистый и невинный ум... Нет. Этого ни в коем случае допустить нельзя. Нельзя, чтобы они разочаровались в нём, как в родителе. Юноша не мог порадоваться, но постарался успокоиться, вытирая уже реже вытекающие слёзы воротником расстёгнутой куртки. В голове столько пока ещё не отвеченных вопросов... Как? Зачем? Почему именно он?.. Сет ведь всегда из перепалок выходил победителем... Может, с того момента, как он временно уехал из города, он успел позабыть незначительные и плохие моменты. Он мог растерять хватку, потому что провёл в другой стране полгода. Шесть месяцев, это, конечно, не так уж много, но тоже ведь цифра. Спустя несколько минут молчания, прерывающегося лишь всхлипываниями Амато, шуршанием куртки и пиканьем аппарата, юноша смог хоть как-то успокоиться, чтобы не смотреть на Сета со слезами. Под глазами всё ещё чувствовалось это сухое ощущение слёз: они засыхали прямо на коже, не дотекая вниз. Но вся эта картина так душевно болезненна, так разрывает на куски от отчаяния, что Амато, может быть, и долго бы ещё ничего не говорил, вплоть до самого конца встречи. – А как... как это произошло?.. – это один из самых важных вопросов, на который Амато хотел бы услышать ответ. Ночью, как юноша заметил, ему пока заданий не давали. Сет вздохнул. На лице промелькнул отрывок чувства боли. Почти незаметного, но уловимого. Когда Амато понял, что парню даже вздыхать больно, он опустил голову. Только сейчас он осознал, что, как и обычно это происходит, он больше не может плакать; словно у него внутри есть какой-то сосуд для слёз, каждый раз опустошающийся до дна. Поэтому юноша склонил голову, чтобы дать остаткам слёз наконец вытечь и упасть на холодный, белый, кафельный пол. – Я возвращался домой. – Начал Сет. Старался всю историю объяснить как можно более кратко и понятно, – Иду себе по дороге, никого не трогаю, и вдруг – человек. Обычно никто по этой дороге не идёт ночью, но он шёл. Мне навстречу. Он выглядел подозрительно: весь в чёрном, будто был похитителем или киллером. Когда подошёл ко мне, сказал, что меня знает, хотя я его видел впервые. Я попытался его оглушить и убежать домой, но он ранил меня ножом. В скорую позвонил сам. С уст Сета всё произошедшее звучит страшно... Кому мог помешать новичок в сфере мафии? Он ведь даже ещё никого не убивал! Кому это выгодно? Кому это нужно? Но самое главное, что Сет находится здесь и сейчас. Он осязаем, видим и слышим, он чувствует и дышит, он живёт!.. Он всё ещё есть, как бы сейчас не было так тяжело принимать эту ситуацию... – Честно, я даже ничего не ощутил, ножик маленький совсем оказался. Для чистки овощей, – парень хотел так поднять настроение юноше, даже глупо ухмыльнулся для этого. Но вывести данную историю в шутку не получилось: Амато всё сидел со склонившейся головой, не понимая, почему сейчас он не проливает горькие слёзы. Даже капелька, капелька дала бы понять, что юноша не чувствует ни утешения, ни спокойствия. Он лишь уверяет себя, что с Сетом всё должно быть хорошо. Парень ведь и правда выглядит так, словно на него никто и не нападал... Когда Сет понял, что Амато, может быть, даже и не услышал сказанного им, он отвернул голову к окну. Тусклый свет пробивался сквозь чистое стекло, освещая комнату, но не оставляя после себя лучей на полу и стенах. За окном виднелась такая же печальная картина, как и в этой палате: одинокое высокое дерево, покачиваясь медленно из стороны в сторону из-за ветра, выглядело так, будто тоже склонило свою голову и переживало за жизнь Сета. Словно он висит на ниточке от прихода костлявой, что не будет спрашивать, хочешь ты или не хочешь; она заберёт тебя. Заберёт, оставив после себя лишь оболочку, а потом и кости. Нет. Амато сейчас точно надо думать не об этом. Впереди всё будет только сложнее, и нужно что-то с этим делать прямо сейчас. Время уже на исходе, осталось совсем мало времени. Но сил что-либо предпринимать нет: всё исчерпалось на том моменте, как только юноша захотел возобновить учёбу. – Там... – Сет сначала попытался что-то сказать, всё ещё смотря в окно, но потом повернулся и вновь посмотрел на Амато, – Когда на меня напали, я заметил, что у нападавшего вылез локон волос... Услышав данные слова, юноша поднял голову и встречно взглянул на Сета. Локон волос?.. В голове сразу же вспомнился тот день, когда Амато сказал Даниэлю всю правду. Неужели... Да нет, такого не может быть. Он бы ни за что такого не сделал... наверно. – Какого он был цвета? – спросил Амато, настроившись на размышления и веря, что это не тот, кого он подразумевал, – Ты помнишь? – Ну... – парень стал вспоминать. Дело ведь было ночью, значит, цвет может сильно отличаться от настоящего. Сет не понимает, зачем Амато это спрашивает. Вдруг, он хочет провести расследование и выяснить, кто же всё-таки напал на парня? Вот этого точно сейчас не надо: юноше требуется отдых, а не потерянные нервы. Но как только Сет вспомнил примерный цвет, он понял, что скрывать бессмысленно. Рассказать всё же придётся, – Он был такой, знаешь, тёмно-рыжего оттенка... Не знаю, зачем тебе это, но не сказать я не могу. Тёмно-рыжий? Нет. Нет-нет. Не может же Даниэль действительно напасть на кого-то чисто потому, что юноша разорвал с ним отношения. А что, если бы это был не Сет, а кто-нибудь другой? Как он вообще понял, что нападать нужно именно на Сета? Он следил?.. Да вообще неизвестно, точно ли Даниэль это совершил. Но от него теперь ни слуху, ни духу: он ни разу за эти несколько дней не звонил, не писал, от него вообще никакой активности не было, что довольно странно...***
Амато пробыл в больнице до самого конца встречи. Чаще всего что Сет, что Амато, лишь смотрели друг на друга или как-то нежно прикасались друг к другу. Но иногда кто-то из них задавал вопрос, а может, даже несколько, и без ответа никто в этот момент не оставался. Только когда юноша присмотрел за Сетом чуть подольше, он стал ощущать облегчение. Пиканье аппарата стало своим, по сути, фоном: оно даже не замечалось, будто здесь его никогда и не было вовсе. Сет не раз касался к животу. Где-то в душе, где это должно быть сокрыто глубоко-глубоко, Амато ощущал раздражение и неприязнь. Но это скорее не из-за них, а из-за непринятия собственного тела. На кого не посмотришь, все во время беременности становятся лучше и даже красивее: у кого-то кожа блестит и стала мягче, у кого-то – настроение повышается только от понимания того, что внутри тебя растёт новая жизнь, а у кого-то – вообще идеальная фигура, животик маленький, даже талия не пропала, завидуй сколько влезет. Только у Амато почему-то всё с точностью да наоборот: волосы стали ломкими и чаще выпадали, настроение вообще на нуле, от осознания только передёргивает, и юноша уже начинает себя считать любым крупным животным, которое взбредёт в голову. Вспомнилась корова – будет корова, вспомнился бегемот – будет бегемот... Парень обещал, что постарается вернуться домой раньше. Конечно, это лишь глупые обещания, его тело по щелчку пальца не восстановится, но слышать это почему-то также успокаивающе, как мурлыканье кошки ночью. А на расспросах, как Амато себя ощущал эту бессонную ночь, тот только мотал головой и говорил что-то рода "всё было нормально". Хотя ничего подобного и не было. Расставаться не хотелось. Но врач сказал, что возможности на встречи ещё будут, так что расстраиваться абсолютно не о чем. Но так хотелось остаться с Сетом в больнице, так хотелось помогать ему, приглядывать за ним, спать рядом с ним... Как будто совсем скоро должно случиться что-то ужасное.***
Когда Амато пришёл обратно к особняку, около ворот уже стояли полицейская машина со включённой мигалкой и двое полицейских, смотрящих на верх ворот и что-то обсуждающих. Юноша боялся, что это пришли за ним. Всё-таки, дело об убийстве стало очень резонансным: любовники Сициллио то и дело давали какие-то интервью по поводу того, как же один из глав мафии Д'Анджело себя вёл. Ещё чуть-чуть, и они бы рассказали о том, каким он был в постели; благо, Амато газеты не читает, и слышал об этом лишь понарошку. Обойти их невозможно: они стояли прямо перед входом; потайного хода, к сожалению, нет, да и он никогда не был предусмотрен, а перелезать через забор вообще бессмысленно: с таким ростом и весом не то, что перелезть не получится, а даже сквозь прутья пройти не удасться. Придётся сквозь страх подойти к ним и спросить, что происходит. А страх не ютился в теле, хотел убежать прочь, куда-нибудь, лишь бы не пересекаться с полицейскими. Когда Амато подошёл к этим двум полицейским, они заметили его не сразу, а только тогда, когда он решил поздороваться. – З-здравствуйте... – опять дрожал весь от страха юноша, поочерёдно оглядывая полицейских. Они оба обернулись, и один из них даже поправил свою фуражку: то он просто так это сделал, то ли ему фуражка помешала, – А что случилось?.. Амато знал, что мафия Д'Анджело не может просто так взять и проникнуть внутрь особняка, также, как и мафия Моретти не может войти в их поместье. Но кто говорил, что не могут войти полицейские?.. Хотя, им, похоже, даже не дали пройти во двор: калитка приоткрыта, и наружу вышли несколько родственников, которых до этого момента юноша даже не заметил. – Какое право вы имеете так бесцеременно забирать невиновных людей? – это первое, что случилось, как только Амато смог задать свой вопрос. И этот голос узнаётся из тысячи, нет, даже из миллиона людей, потому что это говорил Кристиано. А он всегда интонирует в своих предложениях и иногда даже жестикулирует, как истинный итальянец, так что не заметить его среди людей просто невозможно. – Он подозреваемый, senior Moretti, – а у одного из полицейских, того, что стоял ближе к калитке, похоже, такая же привычка выражать значимые слова в предложении более явным акцентом, как и у Кристиано. Даже голову повернул назад, чтобы адресат понял, к кому идёт обращение. Кто подозреваемый? Что случилось? Родственники суетятся и шепчутся друг с другом; благо, детей среди них не было. – Так, – повернул голову обратно тот же полицейский, – скажите, вы не знаете Amato Moretti? После этого вопроса сердце забилось быстрее и отчётливее, стуча ритмом по ушам и отдавая пульсом в конечностях. Что будет, если ответить "да"? А что, если ответить "нет"? А если вообще проигнорировать вопрос?.. Юноша никогда не хотел идти против закона. Он вообще не любил нарушать правила, отчасти потому, что его жёстко "приучили" никогда так не делать. Но и отчасти по той причине, что он не хочет сталкиваться с такими серьёзными последствиями, как учёт или лишение свободы. Да и любой нормальный человек не хочет того же.Если ничего не ответить на вопрос, то будет только хуже.
– З-знаю. Э-это я, – Амато сглотнул, всё продолжая смотреть виноватым взглядом на полицейских. Он ожидал чего угодно, лишь бы это не было связано с его преступлением. Как жаль... – Вы арестованы, – внутри как будто что-то упало. Что-то тяжёлое, словно валуном. Как только юноша поистине осознал эти два слова, он уже видел перед собой наручники. Как... нет, почему это случилось?.. У него было много планов, но жизнь и снова решила их все оборвать. Это чувство истинной безысходности, когда ты не можешь представить, что будешь делать дальше в своей жизни после ареста, так сильно охватило юношу, что он просто стоял в ступоре. В этот миг время будто перед ним остановилось, и он понимал, как же мир перед его глазами сумел разрушиться на мелкие кусочки. Резко заболела голова, предвещая о вновь наполнившимся сосуде слёз. Не было ничего, на что Амато надеялся. Всегда его мирная жизнь чем-то рушилась. Но если раньше всё могло решиться, то сейчас... и скоро также не будет ничего, на что Амато вновь будет надеяться. Пустота. Это то, как теперь видит своим будущим Амато. – Вы подозреваетесь в убийстве Sicillio D'Angelo, – и только юноша отошёл от шока, на его руки уже надевались холодные наручники, крепкие и узкие. Всё вокруг стало чёрно-белым, как в старых фильмах. Мир потерял очередные краски, и вскоре после них может остаться лишь один цвет: чёрный. Белый – это просто примесь, чтобы хоть как-то различать окружающие вещи. Чёрный – вот, что по-настоящему теперь видится миром. Как только Амато окончательно очнулся, он услышал недовольные возгласы родственников, в том же числе и от Кристиано, который всё старался убедить одного из полицейских в том, что это всё ложь. Как грустно, что на самом деле это не так... Юношу уже без его разрешения вели к машине, а он будто повиновался. Он не помнил, что говорил, но скорее всего, пытался оправдываться перед полицейскими. – Мне ведь даже восемнадцати ещё нет...– Я никого не убивал! Прошу вас, отпустите меня!
– В этом нет моей вины! Я действительно невиновен!
– Прошу вас... Но после всего этого он уже оказался в машине, забыв, что делал буквально за несколько секунд до этого. Какой смысл дальше запоминать, что происходит, если в жизни больше ничего хорошего не осталось?.. Амато ожидал, что он будет один в этой полицейской машине, но внезапно для него послышался другой, не менее знакомый голос, слева от него: – Так и думал, что тебя тоже заподозрят, – странно и удивительно в этой машине видеть помимо себя ещё и Апфеля. Он также был скован в наручниках. Это юноша понял, когда он показал, что также не может из них выбраться, как и Амато. – А ты... – в своей голове Амато думал, что закончил свой вопрос. "...почему здесь?" Но в реальности он сказал лишь её первую часть. К счастью, молодой человек теперь понимает его с полуслова. – А я подозреваюсь сразу в двух убийствах: Рауля и Сициллио Д'Анджело. Такие дела. Амато тихо и прерванно вздохнул. Всё происходящее кажется каким-то очередным страшным кошмаром, только совсем-совсем реалистичным. Как же хочется просто закрыть глаза и проснуться всё в той же кровати... осознать, что это чистой воды вымысел, что всего этого просто-напросто нет... Но это реальность. Жестокая, суровая реальность. И дальше будет только хуже. Сумеет ли Амато пройти через ещё один круг своего собственного ада? Сам он уверен, что причин жить у него больше нет. Значит, и причин проходить через всё это тоже. А это уже значит, что нужно искать способ к выходу отсюда... из этой жизни.