Кто я тебе?

— Этот Шестиглазый от тебя ни на шаг, — хмыкает Сукуна, отправляя в рот очередной кусок тушёного мяса. Вы только вдумайтесь – Король Проклятий сидит на моей кухне и с энтузиазмом уплетает всё, что видит на столе. В жизни бы не поверила, что до такой степени слечу с катушек – ужин с Двуликим. Ладно, хоть не при свечах и не романтический, иначе сама побежала бы сдаваться в психушку. Но демонюка настоял на встрече, потому как хочет знать ответ на свой вопрос именно сегодня. Соглашусь, что вечер среды чуть лучше и довольно далековато от утра понедельника, но всё же радости не прибавляет. Потому я нагло игнорирую реплику Двуликого по поводу бывшего мужа и наслаждаюсь ужином, потягивая вино. Да, я сдалась, пью посреди недели. — Почему ты не с ним? — вдруг спрашивает демонюка, облизывая пальцы. Король Проклятий, как выяснилось, предпочитает есть руками – это я узнала по горстке пепла на столе, куда положила палочки. Медленно поворачиваюсь к нему и вскидываю бровь: — Ты сейчас серьёзно? То есть мы собрались для ответов на вопросы о моём роде, который тебя так волнует, а ты спрашиваешь о бывшем муже? — Ты же сказала, что будешь отвечать на вопросы о тебе, пока с пацаном всё в порядке, — хитро скалится он. Кажется, я становлюсь экспертом в мимике Проклятий. Фыркаю, закатив глаза: — Исторические вопросы, Сукуна. Исторические, блин. — Опа, кто-то не в духе? — весело скалится он и добавляет: — Надо было уточнять, какие вопросы хочешь оставить в стороне. Устало вздыхаю и откладываю палочки. Чёртов демонюка. Кажется, теперь я наелась до завтрашнего ужина. — Около семи месяцев назад он подал на развод, — неохотно отвечаю, памятуя о договоре. — Документы оба подписали почти сразу, и теперь я не с ним. — Но кольцо продолжаешь носить, — лукаво подмечает он, бросая взгляд на безымянный палец. А я едва успеваю поймать глаза. Чего? Оно же под иллюзией, как он только заметил-то? Даже Годжо не видит. Говнюк престарелый. Надеюсь, кроме него никто внимания больше не обращает. Но, на всякий случай, надо купить перчатки и начать их носить. Мало ли что. — И с чего же он «подал на развод»? — последние слова красноглазый собеседник произносит как-то уж очень странно. Но потом вспоминаю, что его познания о людях оборвались, дай бог, в нашей эре, а не до, и появляется благодарность, что он, хотя бы, понимает значение этих слов. — Я не кайфую от психотерапевта-демонюки, Сукуна, — поджимаю губы. — Давай лучше вернёмся к истории моей семьи, ты услышишь то, что хотел узнать и отвяжешься от меня. — Но это я тоже хочу знать, — настаивает Двуликий. Знаете, какая общая черта связывает Проклятие передо мной с любым другим? Эгоизм. Я хочу – и всё тут. Будет стоять, прыгать и кататься на своём, пока не добьётся. Убийственно раздражающее качество. — Да чтоб тебя, — тихо рычу и, отчаянно подавляя желание надеть ему на голову тарелку с едой, фыркаю: — Потому что слабая. На последнем задании я едва выжила, и он решил, что лучше быть разведённым, чем вдовцом. Доволен? Лицо демонюки становится каменным. Ну вот, отлично, умру на своей кухне с новеньким ремонтом и голодная. А всё почему? Правильно, потому что мне хватило мозгов связаться с высокоуровневым Проклятьем, он же Король Проклятий, он же Двуликий. Зачем? Чёткого ответа нет. Потому что идиотка. Теперь, когда он меня вывел из себя, я взамен раздраконила его. Лучшего завершения дня просто не придумаешь. — Что ты сейчас сказала? — переспрашивает. Решаю, что терять больше нечего и, раздражённо фыркнув, повторяю про вдовца. Двуликий обрывает меня на полуслове и просит заткнуться. А затем хватает за горло, но напугаться не успеваю – вовремя понимаю, что он просто зафиксировал моё внимание на себе и всматривается в глаза. Расслабившись, спокойно наблюдаю за ним, размышляя о том, чего он там удумал. И чувствую, что начинаю проваливаться в водоворот. Как мне показалось, Двуликий хотел затащить меня в свою Территорию, вот только не успел – нас обоих отшвыривает друг от друга, и первое, что вижу после еле заметного лилового мерцания – горящие ярко-голубые, почти бирюзовые, глаза в обрамлении длинных светлых ресниц. Однако взгляд направлен не на меня. Обернувшись, вижу максимально нахально ухмыляющегося Двуликого. Складываю два и два и, выскользнув из рук Сатору, встаю между ним и Сукуной. — Всё в порядке, Годжо, — говорю мягко, смотря прямо в глаза магу и стараясь заслонить собой Юджи-Сукуну. — Он ничего не сделал мальчику. Взгляд, которым меня награждает бывший, содержит реплики от «Зато тебя сейчас чуть не убили» до «Научись пользоваться мозгами по назначению». Но, всё же, подходит ближе, переводя взгляд мне за спину. Я оборачиваюсь и обещаю Двуликому поговорить позже. Увидев, что в алых глазах чертята начинают танцевать самбу, приходится добавить слово «пожалуйста» максимально жалостливым тоном. И – о, чудо! – это действует. Тату исчезают с лица Юджи, но мне подмигивает напоследок алый глаз. Одна проблема решена. Больше скажу – подросток успевает добраться до дивана и принять горизонтальное положение прежде, чем отрубиться совсем. Возвращаю взгляд к бывшему мужу и в ту же самую минуту понимаю, что придётся рассказать ему всё. То есть, действительно всё – иначе не отвяжется. Вон, какой сердитый – губы поджал, ноздри раздувает, глаза сверкают и метают молнии. Затряслись бы поджилки, если б была умной. Смотря в это лицо сейчас, почему-то вспоминаю, когда впервые видела такой взгляд. С того далёкого дня он ещё не раз настигал меня, но его источник всегда был до смерти перепуган и прятал это за строгим, прямым взглядом. Правда, не понимаю, почему он пользуется этим сейчас. Рассказываю бывшему мужу о беседе между мной и Двуликим и соглашении, которое мы скрепили рукопожатием. — Зачем тебе это? — устало вздыхает маг, потирая ладонями лицо. Выглядит действительно озабоченным происходящими событиями. Пробовал даже возмутиться, но я напомнила, что Юджи в полной безопасности и что никогда бы не стала делать того, что может навредить ребёнку. — Зато это всё вредит тебе, — обрывает блондин, словно не слыша последних слов, и, пройдя через комнату, садится на кресло напротив меня. — Я хочу знать причину, чтобы когда и если это потребуется, быть в состоянии помочь тебе, защитить. Не сразу улавливаю смысл его слов. Поначалу кажется, что он искренне переживает и беспокоится. А потом я вспоминаю, что Мегуми несколько раз просил Годжо не подвергать меня излишней опасности, и меня разбирает смех. Совсем как недавно Двуликий, я запрокидываю голову и бессильно смеюсь. — Боже мой, — выдыхаю, вновь находя взглядом его глаза. — Сатору, почему ты не можешь просто оставить меня в покое? Да, Фуши попросил тебя, но я взрослая девочка и могу о себе позаботиться, — подбираю под себя ноги и плотнее кутаюсь в плед. — Мегуми вообще не знает обо мне и Двуликом, и не знает, что ты об этом знаешь. Всё в норме, не дрейфь. А за Юджи я прослежу. Годжо переводит взгляд на диван, где мирно посапывает Итадори. Даже не проверяя, я знаю, что Юджи в порядке и сейчас ему действительно лучше подремать немного. Маг поясняет, что дело не только в присмотре – с момента знакомства Итадори со мной, Двуликий перестал доставлять проблемы, почти совсем. И это подозрительно настолько, что бывший сильно напрягается, стараясь разнюхать, что к чему. — Он знает, что со мной, — выдыхаю, сдаваясь, и тут же поясняю на непонимающий взгляд мага: — Двуликий. Он что-то знает обо мне, о том, почему я не могу пользоваться проклятой энергией как нормальный человек. Думаю, он собирался рассказать мне до того, как ты появился. — Миса…, — начинает Годжо. Скорее всего, хочет предупредить, что демонюку не зря назвали Двуликим, но я перебиваю его: — Сукуна не трогает мальчика – и это всё, что имеет значение, Сатору, — качаю головой. — Лучше выясни, что происходит в городе. Уж с подростками я сама разберусь. — С подростками? Полчаса назад тебя к стене прижал Двуликий, — напоминает маг. — Не прижимал. — Ты же знаешь, что он лжёт. — В том-то и дело, что нет. Он не лгал мне с того разговора. Ни разу, Годжо. И, смею заметить, я всё ещё жива. Дай мне разобраться. — Один раз я уже дал тебе разобраться. И ничего хорошего из этого... — И я лишилась мужа. Да, спасибо, помню, — киваю, впрочем, без укоризны. — Сейчас всё иначе. Он морщится, словно от больного зуба. Может быть, не так уж и забыта для него эта тема, как я думала? — Я вас засёк, — сдаваясь, выдыхает он. – Значит, и другие смогут. Усмехаюсь, сдерживая хохот: — Серьёзно? Эти старикашки отказываются видеть, что у них под носом творится, а ты про шпионские страсти. Да скорее я смогу расколоть твою Территорию, чем они узнают про меня и Двуликого. Он ухмыляется, но, отчего-то, очень печально: — Ты ведь можешь. — Мама воспользовалась этим лишь однажды, и теперь у меня есть только отец. Даже пинок под зад твоему самолюбию не стоит таких усилий, — тихо смеюсь. — Вот когда буду уверена, что Мегуми может защитить себя и встать на защиту людей, тогда, может быть, и разнесу твою Территорию в пыль.

***

Несколько минут назад я закончила картину. Краска ещё отблёскивает глянцем, потому даже боюсь дышать, рассматривая её. Несмотря на длительный перерыв, меня в ней устраивает абсолютно всё. Даже больше, чем устраивает. Краска лежит идеально, оттенки именно те, что и должны быть. Руки не забыли, как вести кисть по холсту и как передавать в неё душу. Впервые за два года написала картину – и кто бы мог подумать, что она окажется именно такой? Но всё моё наслаждение прекрасным разрушается звонком в дверь. Вздохнув, отворачиваю мольберт к стене и иду открывать дверь. — У меня скоро квартира насквозь пропахнет твоей проклятой энергией, — фыркаю, впуская бывшего мужа. — Смени адрес, если брезгуешь, — парирует он, стряхивая капли с куртки. — И Ищеек очень мало, к слову. Никто тебя не найдёт. Закатываю глаза и фыркаю: — Придурок. — Ханжа. — Нарцисс. — Если обмен любезностями закончен, то нам нужно идти, — посмеивается он. — Нам? — выгибаю бровь и упираю руку в бок, закидывая полотенце, которым вытирала руки, на плечо. Годжо кивает и вкратце объясняет, что у первокурсников плановая тренировка на свежем воздухе, но свободных учителей мало и поэтому меня просят поехать с ними. Если судить по запаху, то Величайший и Неповторимый где-то привирает, но не могу разобрать, в чём именно. Подумав, соглашаюсь и отправляюсь переодеваться, строго-настрого запретив что-либо трогать шаловливыми ручонками. Меня заверили, что дом не пострадает. Однако, выйдя из комнаты по завершению сборов, я обнаруживаю крадущегося мага к только что нарисованной картине, за что тот получает выговор, покаянно извиняется, и мы выдвигаемся в путь. У техникума, и правда, ждёт машина, которая везёт нас действительно за город. Ребята бурно реагируют на моё появление и рассаживаются аккурат вокруг меня. Всё ещё непривычно находиться в центре внимания, но я перебарываю себя, общаясь с ними. Всю дорогу мы играем в города, ассоциации, сломанный телефон и под конец вообще переходим на исполнение песен. Только представьте: подростки поющие дорожные песни. Не думала, что смогу добиться подобного. По прибытию, мы с Годжо оставляем детей с водителем и досконально осматриваем место тренировки. Лишь убедившись, что всё в порядке и ребятам ничего не угрожает, я возвращаюсь за ними и привожу на место. Старший маг читает небольшую лекцию, а затем раздаёт инструкции, кто и что отрабатывает. Мне, как и ему, надлежит следить за правильностью и техничностью отработки. Как ни странно, у Итадори возникают проблемы с ближним боем, но Годжо оказывается занят с Нобарой, потому мне приходится самой помочь Юджи. Несколько раз медленно отработав череду движений, парень повторяет их быстрее. С каждым последующим повторением выпад получается всё более быстрым и точным. Не знаю, что именно заставляет меня предложить ему отойти и попрактиковаться, но я это делаю. Ближний бой – всё, что мне остаётся учитывая скудность запасов проклятой энергии. Я не могу накапливать её так, как любой другой среднестатистический маг. Чтобы иметь возможность выполнять задания и выезжать на вызовы мне приходится медитировать, как бы технично укладывая энергию в себе на строго отведённое для этого место. Остальные же накапливают её пока спят, едят или прямо во время боя. Но я давно махнула на это рукой и довольствуюсь тем, что есть. Однако, с Итадори весьма тяжело тягаться – он довольно сильный и гораздо быстрее обычного мага. Может быть, это, конечно, вина Двуликого в нём, но лично я в этом сильно сомневаюсь – парень очень способный и сам по себе талантлив. — Ну, что? — раздаётся голос Годжо позади меня. И я собираюсь остановить бой и обернуться, чтобы переспросить, что он имеет в виду, но Юджи останавливается сам. Затем на его щеке из ниоткуда материализовывается полноценный рот. Это зрелище настолько удивляет, что я едва не упускаю суть ответа, как оказалось, Двуликого: — Ты ничего не сделаешь с этим. Злорадного ехидства в его голосе столько, что меня начинает разбирать любопытство: — О чём тут речь? — Ты мало обо мне знаешь, — спокойно отвечает Годжо, полностью игнорируя мой вопрос. Вместо Итадори снова появляется Двуликий и ехидно ухмыляется: — Ты не сталкивался с такими печатями. — Я в курсе, спасибо, — пожимает плечами маг. — Предпочёл бы уже снять её. Эти двое продолжают огрызаться и спорить, не обращая на меня никакого внимания. Закипая праведным гневом, я, из последних сил стараясь сохранить самообладание, прошу Фуши и Нобару вернуться в машину и ждать нас там. Поначалу никто не шевелится, но Фуши подталкивает девушку в верном направлении, и вскоре дети пропадают из виду. А я в ярости поворачиваюсь к этим двоим: — Если мне сейчас же никто не скажет, что происходит, я лично каждому глаза… Маг и Проклятие переглядываются. — Сразу, как только коснусь, — лениво фыркает Сукуна. — Сваливай только побыстрее, — кивает бывший. — Позер ёбанный. — Увы, но давно нет. — Лошара. — У самого-то когда последний раз было? — Да я щас вас обоих натяну, придурки! — рявкаю, перебрасывая взгляд с одного на другого. — Вы мне объясните или нет, какого хрена тут происходит?! Годжо широко улыбается и сладким голосом отвечает: — Не-а, не доросла ещё. Подозреваю, что будь у меня хоть на треть больше проклятой энергии – вбила бы эту самодовольную морду прямо во-о-он в тот булыжник. Вечно задирает нос и постоянно не вовремя, самовлюблённый, надменный… — Сейчас, — внезапно рявкает за моей спиной Двуликий. И когда это он успел там оказаться? Следом за этим чувствую толчок ладонью между лопаток, от которого по телу начинает разливаться тепло и, даже, жар. Обернувшись, вижу, что Сукуна отскочил на довольно приличное расстояние. И, кажется, подмигивает мне. Снова поворачиваюсь к беловолосому магу и собираюсь высказать ему всё, что думаю о подобного рода идиотских шутках. Но совсем близко от себя вижу болтающуюся на шее повязку, сосредоточенный взгляд голубых глаз и слышу абсолютно серьёзный голос: — Расширение Территории. На это успеваю только выхватить саи из набедренных креплений.

***

Сознание возвращается медленно, неохотно и весьма болезненно. Сначала ощущается жжение, а затем уже часть тела. Воздух кажется слишком густым, и каждый вдох даётся с трудом. — А-а-ай, — тихо хриплю, как старая дверь на ржавых петлях, открывая глаза, и тут же хватаюсь обеими руками за голову – свет ударяет по глазам и разносится звоном по всему черепу. Да что ж такое произошло-то? В жизни так плохо не было. Осторожно поворачиваю голову и осматриваюсь. Знакомая обстановка. Кажется, даже моя комната. Точно, вон там фартук до сих пор висит. Наверное, сейчас уже не отстираю – масляные краски дело такое... И вот надо было Годжо именно меня припахать ехать с детьми на тренировку. Есть же куча учителей, вкупе с третьекурсниками. Ещё и хитрые какие-то все были. Двуликий чего-то разошёлся, пихаться начал, и Территория блондина потом ещё… Резко и широко распахиваю глаза и рывком сажусь на кровати: — Годжо! Всё тело мгновенно пронзает адская боль, а голову словно засовывают в кастрюлю с кипятком. Снова падаю на подушки, протяжно застонав. — Очнулась, смотри-ка. С трудом разлепляю глаза и в поле зрения появляется самодовольная татуированная рожа. Сквозь пелену слёз вижу, как эта скотина ухмыляется и подмигивает: — Здорово, сучка. Как дела? — Иди в зад – вот как, — бурчу и снова жмурюсь. Каждое слово эхом отдаётся в башке, будто кто-то половником наяривает по пустой кастрюле от всей души. Двуликий весело хохочет: — Надо же, даже дерзить начала. Я уж думал, что всё, пиздец, потрачено. — Сукуна, отвали на минуту, — бурчу, накрывая голову подушкой. — Порвёшь меня на куски, когда, хотя бы, голова перестанет болеть. — Так не интересно, — почти обиженно тянет тот и начинает водить когтями по моему плечу, слегка царапая кожу. Не вызвав желаемой реакции, переходит на спину. — Господи боже, — вздыхаю, приподнимая край подушки и смотря на демонюку. — Если не отвалишь, то хоть расскажи, что происходит. Он снова скалится и продолжает нести чушь. Гул в голове нарастает, температура, по ощущениям, уже давно перевалила за сорок. Мышцы сводит, суставы словно наизнанку выворачивают, жилы натянуты до предела. А ещё внезапно становится неимоверно тяжело дышать. Откинув подушку и одеяло, рывком сажусь на кровати, свесив ноги, жадно хватаю ртом воздух. Впрочем, это не спасает, и я начинаю паниковать. Испуганно озираюсь, стараясь сообразить, что может помочь, но ничего подходящего так и не замечаю. Взгляд сам собой останавливается на Двуликом. Демонюка стоит передо мной на одном колене, опираясь локтем на другое, что-то талдычит, с сосредоточенной мордой, пялясь мне в глаза, а я ничегошеньки не слышу из-за шума крови в ушах. Когда сердце начинает стучать где-то в горле, на пальцах объясняю Проклятию, что стало ещё хуже, его не слышу и не понимаю абсолютно ничего. Кивнув, он складывает руки, и во второй раз за последние часы я оказываюсь на чужой Территории. Что удивительно – Сукуна очень внимательно и сосредоточенно следит за мной, не сводя взгляда. Стараясь отдышаться и взять себя в руки, пытаюсь понять, почему он это делает? Кто я такая, чтобы за мной присматривал Король Проклятий? Что такого он надеется от меня получить, что позволяет разговаривать с собой на равных, хамить, дёргать и вообще просить помощи? Не думаю, что есть что-то, что окупает всё это веселье. — Тебе… тебе душа… моя ну… нужна? — сбивчивым шёпотом интересуюсь, надеясь отвлечься. Двуликий хищно скалится и посмеивается: — Так и есть. Хочется обозвать его козлом, но, похоже, я немного не в том состоянии, чтобы тягаться с Проклятьем его уровня. Вместо этого начинаю посмеиваться вместе с ним. Но то ли оказываюсь настолько ослабшей, то ли Территория его так действует – меня клонит вперёд, и я утыкаюсь лбом в его грудь, а руки плетьми свисают вниз. Одновременно с этим чувствую резвую и сильную волну проклятой энергии, прошедшую от Двуликого к границам. — У тебя… ангельское… терпение… Су… Сукуна. — О чём ты? Пусть и сбивчиво, но мне удаётся объяснить ему, что почувствовала волну энергии и благодарна, что вся его величественная ярость не обрушилась прямо на меня. — Это не я, — смеётся он. Раньше, чем успеваю спросить, откуда она тогда взялась на его Территории, если мы здесь только вдвоём, в моём сознании вновь гасят свет.

***

Второе пробуждение оказывается гораздо лучше первого. Хотя бы потому, что перестала чувствовать себя курицей в духовке. — Просыпается, — знакомый шёпот совсем рядом. Следом за ним слышу торопливые шаги и решаю, что пора разлепить веки. Перед глазами тут же возникают лица Мегуми, и чуть в стороне – отца. На обоих лица нет, как ни парадоксально звучит. — Эй, — хрипло зову и слабо улыбаюсь. — Привидение увидели? Отец отправляет Фуши из комнаты и рассказывает новость, достойную инфаркта. По официальной версии, Годжо заметил что-то во мне на тренировке и привёз к Сёко, где они вдвоём выявили барьер внутри меня и разрушили его. После чего вышеупомянутая медик подлатала и отправила меня домой отсыпаться, чем и занимаюсь четвёртый день к ряду. Только вот судя по отцовскому выражению лица, он быстрее поверит, что мой бывший муж вдруг стал монахом-отшельником и денно и нощно молится за сохранение всей жизни на земле. Похихикав, обещаю узнать всё досконально и заверяю, что отлично себя чувствую. Для наглядности поднимаюсь и шлёпаю на кухню. Даже героически стряпаю поздний завтрак и лопаю с удовольствием на глазах у перепуганных мужчин. Обрадованный папа целует меня в макушку, Мегуми значительно расслабляется с выдохом, и оба отбывают, наказав информировать о состоянии. Клятвенно обещаю, что буду. И закрыв за ними дверь, падаю на колени возле белого друга, прощаясь с тостами и кофе. Затем привожу себя в порядок, попутно набирая Годжо, и совершаю марш-бросок гусеницы до постели. — Друг мой, — обессиленно выдыхаю, когда на том конце связи звучит отвратно-бодрое «Слушаю». — Это не в твоём ли роду был Шарль Перро? — Папуля навещал? — с усмешкой и всё так же бодро интересуется блондин. — Угу, — мычу, стараясь урезонить желудок размеренным дыханием. Получается. — Ты можешь заехать? —Что-то случилось? Услышав взволнованно-серьёзный тон бывшего супруга, едва не бросаюсь подбирать вывалившиеся глаза с пола. Однако, женская сущность не даёт спалиться – вовремя спохватываюсь и жалуюсь на отсутствие знаний официальной и реальной версий произошедшего накануне. Годжо тут же заверяет, что скоро будет у меня. Кто бы мог подумать, что «скоро» – это минута? И я даже не знаю, чему удивляться больше – тому, что он входит через дверь, тому, что он оставляет верхнюю одежду и обувь в прихожей, или тому, что у него вообще есть ключи от моей квартиры. — У меня и нет, — он пожимает плечами, садясь на край кровати и спуская повязку с глаз. — Это твои. — Да брось, я знаю, что ты уже сделал дубликаты, — фыркаю. — Но эти – твои, — широко улыбается маг и заботливо переспрашивает: — Как ты? — Да вроде отпускает понемногу, — вздыхаю. — Но отпустит ещё быстрее, если ты обрисуешь всё веселье, что произошло четыре, мать их, дня назад. Посмеиваясь, Сатору признаётся, что докопался до Двуликого и тот долго и упорно посылал его в пешее эротическое. А потом сбил с толку фразой о необходимости помощи «своей женщине». Заверив, что он тоже считает, что я своя собственная женщина, маг продолжает: — И, если вкратце, то он намекнул, что это может быть. Когда ты помогала Юджи, я следил за тобой и увидел, о чём говорил Двуликий. На этот случай был план: выбесить тебя, чтобы проклятая энергия хлынула потоком, а затем поймать в Территорию, чтобы ничего не разнесла скопившейся силой. — Об этом уже догадалась, — недовольно ворчу. — Лучше бы рассказал, что именно это было. Годжо пожимает плечами: — Печать. Проклятая печать, которая блокирует использование проклятой энергии. То есть, она накапливается, как обычно, но использовать ты её не можешь – что-то вроде родительского контроля на ютубе. Интернет-соединение есть, само видео есть, но включить его не получится, даже если очень хочется. Хмурюсь и задумчиво произношу вопрос, который уже обдумываю сама: — И кто же мне так удружил? Маг пожимает плечами: — Сам ещё не выяснил, а твой ручной Проклятый не колется. Кажется, скоро лично меня проводит туда, куда шлёт путёвки. Прикрываю рот ладошкой, чтобы не заржать в голос и сдавленно хихикаю. Впрочем, барьер не спасает, и, спустя мгновение, хохот прорывается наружу. Как он сказал? «Твой ручной Проклятый»? Да Двуликий мне за милую душу башку оторвёт при появлении намёка на благоприятную ситуацию. Я его раздражаю больше, чем все ребята вместе взятые. Даже больше Итадори, в котором он заперт. А всё почему? Правильно – имею дерзость хамить и своевольничать с Его Темнейшеством. — Годжо, ты вот вроде сильный маг, довольно-таки сообразительный и в бою кого угодно уделаешь. Но наблюдательности – ноль, — говорю всё ещё смеясь. —Двуликий совершенно точно не мой ручной Проклятый. — Он помогает тебе. — Он помогает себе, — хмыкаю. — Ему что-то нужно от меня, и, думаю, он очень сильно расстроится, если я умру раньше, чем он это получит. А находиться рядом со мной постоянно или полагаться на кого-то не может, вот и всё. Тактика, стратегия, расчёт и ничего лишнего. Вижу, что маг задумывается над этим – на мгновение – и тут же отметает идею, но мне ничего не говорит. Какие все чуткие и заботливые, не умереть бы от такого счастья. Понакидав друг другу идей для раздумий мы с Годжо вполне себе мирно расходимся. Он обещает не беспокоить и не показываться на глаза во время моей реабилитации, я обещаю не дёргать его. Общаться в этот непростой период договариваемся через Нанамина, в техникуме благодаря его глазам и моему носу разойтись сумеем. На этом маг откланялся и, пожелав скорейшего выздоровления, отбыл восвояси. Откидываюсь на подушки, натягивая одеяло повыше, под щелчок замка. Свобода, на целые сутки. Если очень повезёт, то даже на двое. Потом не выдержит папа – притащит мне битком забитый второй холодильник, накашеварит на целый взвод, напичкает витаминами. Потом позвонит директор Яга и, вежливо поинтересуясь самочувствием, спросит, не смогу ли через час заменить студентам одного из учителей. Затем с тем же вопросом позвонит Нанамин и, как заботливый старший брат, сам прискачет за мной накормит-оденет-вычиститквартиру-отвезёт. Годжо объявится день на четвёртый – просто заскучает наблюдать за мной со стороны. Больше всего ему нравится привносить хаос в мою жизнь лично. Но всё это будет потом. Сейчас я свободна, как ветер, и могу хоть успаться вусмерть, начитаться до потери пульса, лениться, как никогда прежде в своей жиз… — Ты разбила мне сердце, девка. Этот голос, что раздаётся совсем рядом с моим лицом, едва не заставляет меня зарыдать от безысходности и броситься следом за Годжо. И как только я могла подумать, что проклятый от меня отвалит хотя бы на день? — У тебя его вообще нет, — приоткрыв один глаз, окидываю взглядом скалящуюся в улыбке морду, и для верности добавляю: — И, к слову, я нахожусь на грани между жизнью и смертью. Мне нужен покой. По моему горлу невесомо, едва задевая кожу, скользят когти. — Вот теперь это правда, — довольно скалится демонюка и облизывается, наблюдая, как я открываю второй глаз и тяжело вздыхаю. — Собирайся. От такого абсурда брови сами собой вскидываются в изумлении. Подозреваю, что Проклятия не умеют читать эмоциональную карту, ну, или попросту, не утруждаются этого делать, поэтому сразу за собственной вытянувшейся физиономией добавляю ещё и вопрос: — Издеваешься? Получаю такой же равнодушно-спокойный ответ: — Нет. — Сукуна, — как можно доброжелательнее начинаю я. — Полчаса назад я потратила все силы, которые накопила за четыре для сна, на завтрак, которой тут же покинул моё бренное тело. Максимум, что могу сделать, — с горем пополам и едва ли не старческим кряхтением переворачиваюсь на бок, лицом к Двуликому. — Вуаля. Всё. Большего от меня не жди. Демонюка раздражённо фыркает, клацает зубами, рявкает какое-то проклятье…и спокойно выдыхает. — Нужно, чтобы ты просто собралась. Думаю, не стоит говорить, что в который раз за утро моё удивление зашкаливает. Поражает даже не то, что я до сих пор жива, а что демонюке очень нужно, чтобы я была в определённом месте. Нужно настолько, что он готов побыть вьючным осликом. На моей памяти нет даже слухов о чём-то отдалённо напоминающем сложившуюся ситуацию. — Послушай, — заинтересованно всматриваюсь в его глаза. — Тебе хренова гора лет, даже веков. Ты можешь сам узнать обо мне всё, что тебе нужно. Кроме того, в моей семье нет ничего примечательного – иначе я бы знала, — вздыхаю. — Чего ты хочешь на самом деле? — Я уже сказал, — снова огрызается он. — Брехня, — отмахиваюсь. — Ты – Проклятие во плоти. Ты столько времени им являешься, что забыл, что значит «человечность». Но при этом, заботишься о мальчике, в котором оказался и не противишься ему. Более того – ты помог мне. Для чего столько усилий? — Девка, захлопни… — Чего ты на самом деле добиваешься, Сукуна? Полезный совет: если вы когда-нибудь столкнётесь с похожей ситуацией, а именно – если по какой-то причине с вами пойдёт на контакт Проклятие, то совершенно точно не стоит давить на него, доканывая вопросом об истинных намерениях. Я за это поплатилась квартирой, и наблюдаю теперь, как перестаёт бурлить рыбный суп, который раньше был аквариумом. Пахнет, соответственно, варёной рыбой, водорослями и, как ни странно, серой. Хотя, если учесть ярость, с которой воспылала задница ныне отсутствующего поблизости Двуликого, запах серы должен разбавлять запах свежего самоуверенного шашлыка. Вздохнув, сажусь на кровати, свешиваю ноги и опускаю взгляд на пол. Следующие пятнадцать минут усиленно гипнотизирую стоящие в целости и сохранности возле кровати домашние тапочки, в сотый раз задаваясь вопросом, чем же я так ценна для Короля Проклятий.