Голоса доносятся до меня с трудом, как будто в ушах беруши. Всё тело болит, жутко холодно. Занемевшие конечности начинает покалывать, и, шумно выдохнув, я открываю глаза.
— Мисаки, как ты?
Передо мной уже так давно знакомое лицо Нанами – худощавое, сейчас, почему-то, небритое, но с неизменными очками на переносице. Вообще в целом, друг выглядит болезненным и измотанным, но, всё же, несмотря на это, его губы растягиваются в улыбке от моего ответа.
— Как будто побывала в заднице у Проклятья, — слабо фыркаю и стараюсь осмотреться. — Где мы?
— Почти там, где ты и сказала. Можешь подняться?
— Давай попробуем, — киваю.
Слух возвращается по мере принятия вертикального положения, и я понимаю, что рядом идёт бой. Возможно даже, что не один. В ту же минуту начинают постепенно возвращаться воспоминания о возвращении в город, поисках опасности и…
Опираясь на Нанамина, оглядываюсь.
Прямо передо мной лежит куб. Вернее, всё, что от него осталось – мерно тлеющие куски разбросаны по огромной, разнесённой в пух и прах зале. На вид постройка довольно старая, но ни в чём нельзя быть уверенной после такой разрухи.
— Что здесь произошло? — растерянно бормочу.
— Расскажу позже, — отзывается друг и настойчиво утягивает меня в сторону. — Нужно выбираться отсюда.
Соображается плохо, потому Кенто спокойно успевает увести меня довольно далеко, когда додумываюсь спросить о происходящем. Он нехотя рассказывает, что они выяснили, где находится Тюрьма, придумали, как вытащить меня, что и сделали несколькими часами ранее. Друг говорит, что первое время все вообще решили, будто не успели, но я всё же дышала. Со временем всё больше напоминала спящего, а не мёртвого человека, и все вздохнули с облегчением.
— Чокнутые, — усмехаюсь. — Я с Годжо выжила – вот это показатель. Кто здесь ещё с тобой?
— Сатору, Маки, Юджи, — друг замолкает, будто в последний момент решая не говорить чего-то. Это настораживает.
— Нанами? — переспрашиваю.
Совсем рядом раздаётся треск, как от удара молнии. Замираю и, повернувшись на звук, осторожно тяну носом воздух. Сердце обрывается и падает вниз.
Фиалки. Пахнет чёртовыми фиалками, и не думаю, что они растут где-то неподалёку ровным ковром. Запах энергии Мегуми. Он здесь. Чёртов Годжо притащил сюда ребёнка. Маки давно выросла, в том числе и как маг, Юджи – сосуд Двуликого, который не позволит себя убить. Но Мегуми…
У меня нет сил и нет резерва, откуда они могли бы взяться, но выворачиваюсь из рук Нанами и бегом припускаюсь на запах. Совершенно не помня себя от страха, чудом уклоняюсь от мелких Проклятий, попадающихся на пути. Несколько раз падаю со всего размаха в лужи, отбивая колени и сдирая ладони, но встаю и продолжаю бежать. Судя по звукам, Нанами чуть позади – прорубается ко мне через Проклятия.
В конце концов, оказываюсь на склоне, где, чуть ниже уровнем, сражается Мегуми. Даже со спины вижу, что он здорово потрёпан. Одежда местами порвана и испачкана грязью и пятнами крови, одного рукава нет и эта же рука залита кровью. Скорее всего, его.
Я собираюсь шагнуть к нему, когда замечаю нечто удивительно неожиданное.
Территория. Она не закончена, и Мегуми едва держит её, но это Территория. Теневая, полная маленьких, почти бесформенных созданий, и всех его Теней. Пока Мегуми расправляется с Проклятием, Гончая кружит вокруг своего хозяина, охраняя.
Увиденное настолько поражает меня, что даже не сразу замечаю подоспевшего Нанами. Другу приходится даже встряхнуть меня за руку, чтобы привлечь внимание:
— Мисаки…
— Прошу, подожди, — едва лепечу, не отрывая взгляда от подростка. — Он скоро закончит.
Вижу, что Фуши почти изгнал Проклятие – нужно всего пару точных ударов. Давай, Мегуми, ты сможешь, я знаю.
— Я говорю о тебе, — возражает друг и пытается увести. — Нужно уходить, их здесь слишком много.
Сопротивляюсь изо всех сил, повторяя одно и то же:
— Он скоро закончит. Прошу, подожди.
И оказываюсь права. Через несколько минут Проклятие повержено, Территория Мегуми исчезает, растворяются все его Тени, а сам он валится на колени, как подкошенный. Одновременно с этим из меня вырывается слабый вскрик:
— Мегуми!..
Парень резко оборачивается, вскидываясь. У него разбита голова, и кровь заливает глаз, мешая смотреть. Он зло вытирает её кулаком и всматривается, а затем бросается в нашу сторону. Злой, уставший, избитый и, одновременно, испуганный до смерти. Последнее, вероятно, по моей вине.
— Миса, — выдыхает он, обхватывая меня за плечи.
— Опять весь в крови, Фуши, — шепчу, стирая дрожащими пальцами кровь с его лица. — Нельзя… нельзя так себя заго… нять.
— Миса, я, — парнишка во все глаза рассматривает меня, будто не может поверить.
— Потом, — качаю головой и подталкиваю его к тропе, откуда мы с Нанами только что пришли. — Давай вперёд, я за тобой.
Фуши пробует возмущаться, но Кенто рявкает на нас обоих, и Мегуми приходится идти вперёд.
Когда доходим до места, где почуяла Мегуми, моё сознание отключается.
***
Просыпаюсь от того, что кто-то ругается в соседней комнате.
Первым возникает вопрос «Чего людям не спится?». Голова гудит, как будто кто-то поиграл над ухом на бас-гитаре. Соображается, на удивление, хорошо, но вот гудево напрягает.
Второй вопрос – «
Сколько можно бубнить?». Различаю три голоса, которые попеременно перебивают друг друга. Один, насколько могу понять, принадлежит Мегуми – парень яростно что-то доказывает своим собеседникам. Ему отвечает непривычно задумчивый голос бывшего мужа – тембр я узнаю в любом состоянии. Долго что-то объясняет, пока его не обрывает третий, от которого остатки сна слетают, как по мановению руки – Сукуна.
Третьим вопросом мог бы быть «Что эти трое могут обсуждать между собой?». Однако по башке бьёт осознание, и третьим становится вопрос: «Какая соседняя комната? Я в Тюрьме!». Понимание заставляет распахнуть глаза и осмотреться. Я в доме Годжо, в комнате, которая раньше считалась моей личной. Учитывая наши отношения, он совершенно точно не притащил бы меня сюда, не будь на то веской причины. Скорее всего, эта веская причина и обсуждается этими тремя. И я совершенно точно хочу её знать.
Встаю с кровати так тихо, насколько это вообще можно сделать в моём состоянии. Шатает из стороны в сторону, но желание услышать, о чём так увлечённо спорят, помогает собраться и дойти до двери. Медленно поворачиваю ручку и открываю её, выходя в коридор. Пусто. Зато справа дверь закрыта не плотно и из-за неё раздаётся отчаянный голос Фуши:
— Да вы меня слышите вообще?! Они убьют её!
Следом слышу голос Годжо:
— Нет, её никто не тронет.
— И как же ты этого добьёшься?
— Ещё не знаю.
— Вот и я про то же самое! — фыркает подросток. — Гораздо проще и безопаснее вернуть печать на место.
— Меня в свои интриги не втягивайте, — лениво отзывается Сукуна. — Девку заново клеймить не буду.
Мои брови медленно ползут вверх. Они говорят обо мне.
— Кроме того, — подхватывает Годжо. — Новая печать её не спасёт – они всё равно будут охотиться на неё из-за способностей и их происхождения.
— Откуда они вообще узнали? — тихо рычит Мегуми. — На ней нет ни следа.
— Давно знают, — устало вздыхает беловолосый маг. — В её роду всегда так было, по женской линии. Спроси у Двуликого – он знает гораздо больше.
— Да отъебитесь вы от меня уже, — фыркает демонюка.
Понимаю, что ничего нового не услышу, всё так же тихо возвращаюсь в комнату и забираюсь под одеяло. Паззл почти весь сложился.
Из материалов в папке, что была вместе с заданием от старикана, понятно, что за мной следили. Могу даже предположить, что Годжо не просто так тогда познакомился со мной и не просто так добивался наших отношений. Я же ещё тогда понимала, что во мне нет ничего особенного, кроме фамилии. Которую, кстати, не оправдывала. Внешность тоже весьма посредственная. Зато у Сатору и род, и внешность на высшем уровне, но он добивался
меня. Добился отношений, совместной жизни, свадьбы – как паук окутал паутиной, привязывая к себе. Вопрос – для чего? У меня не было, и нет ничего, что его может привлечь. Значит, был рядом не по собственной воле. Сложно, конечно представить, что его можно заставить что-то сделать, но при должном уровне мотивации…
Побеждённо закрываю глаза и свожу брови к переносице. Он следил за мной. Контролировал меня. Смотрел, не смогу ли снять печать. Не сложно понять, что со мной не так и почему приставили именно Шестиглазого Бога. Совет посчитал меня опасной и выбрал самого сильного мага, который, при необходимости, сможет ликвидировать угрозу. Быстро и просто, без особых усилий.
И совершенно, блять, никто не ожидал, что чудовище полюбит своего палача.
Не сразу замечаю, что плачу. Мой брак оказался ложью и тюрьмой. Не мудрено, что Годжо развёлся со мной, когда все поняли, что я не могу снять печать, иначе сделала бы это, находясь на волосок от гибели. Проклятия же очень сильно жаждут жизни, верно?
Краем уха слышу, как открывается дверь. Медленные, размеренные шаги приближаются к кровати. Судя по походке, это мой бывший
муж надзиратель. Главный лжец в моей жизни. А сколько их ещё – кто знает?
— Мисаки, — осторожно зовёт он. Но теперь этот голос бьёт по мне кувалдой, какую бы интонацию не подобрал его обладатель.
Сжимаюсь в комок, сильнее кутаясь в одеяло, и начинаю тихо рыдать. Тело бьёт крупная дрожь, и я захлёбываюсь в слезах. Краем сознания понимаю, что кто-то гладит меня по спине, но даже сейчас не могу его ни оттолкнуть, ни прогнать. Он окончательно сломал меня, я больше не могу.
— Очнулась?
Взволнованный шёпот Фуши заставляет сцепить зубы, быстро вытереть слёзы и вылезти из-под одеяла, поднимаясь на локтях, – Мегуми и без того натерпелся, чтобы на мои сопли ещё тут смотреть. Обвожу плавающим взглядом комнату и вымученно улыбаюсь перепуганному подростку, что застыл в проёме двери.
— Мисаки? — зовёт дрожащим голосом.
— Привет, парень, — хрипло выдыхаю с лёгкой улыбкой и протягиваю руку в его сторону.
Мегуми медленно подходит к кровати и осторожно цепляется пальцами за мои. Я чуть двигаюсь в сторону и вверх, собираясь сесть.
— Не бойся, я в порядке, — тяну его руку на себя.
Фуши всё так же медленно опускается, ложась рядом поверх одеяла, и крепко сжимает мои пальцы, закрывая глаза. И только тогда я, наконец, понимаю, в чём причина скованности и неторопливости движений – он весь в бинтах, голова перемотана; от него тянет болью, кровью и разношёрстными запахами чужой энергии. Энергии Проклятий. Скорее всего, то Проклятие, сражение с которым я застала, было далеко не первым.
Осторожно касаюсь пальцами его волос, перебирая пряди, и глажу. Не проходит и минуты, как дыхание мальчишки выравнивается, и хватка на моих пальцах чуть слабеет.
— Первый раз за два дня уснул, — тихо говорит Сатору. Он всё ещё сидит рядом, наблюдая за Фуши. На нём нет ни повязки, ни лица – под глазами залегли тени, даже, кажется, щёки чуть впали, побледнели губы.
— Ты и сам не отдыхал, — отзываюсь и перевожу взгляд обратно на спящего парня. — Не нужно было его брать с собой, Сатору. На нём места живого не осталось.
— Прости, — искренне говорит он. — Я виноват. Не заметил, что он пробрался вместе с нами. Нужно было быть внимательнее.
Хмурюсь и вновь оборачиваюсь к бывшему мужу:
— Пробрался?
Он кивает и кратко обрисовывает произошедшее.
Сатору пришёл в себя спустя несколько часов после моего заточения в Тюрьму. Юджи попытался коротко и сумбурно объяснить ему, что произошло, но бразды правления телом перехватил Двуликий и рассказал всё, что произошло на самом деле. Конечно же, первым порывом беловолосого было разнести всю округу и выпотрошить каждого, кто имеет отношение ко всему случившемуся. Этого он, конечно, не говорил, я догадалась сама по вспышке ярости во взгляде. И, судя по всему, Двуликому пришлось удерживать Шестиглазого Бога на месте до тех пор, пока он не понял, что я своим заточением подарила им время и шанс во всём разобраться.
Откровенно говоря, даже не представляю, что пришлось сделать Сукуне (а главное – зачем?), чтобы сдержать этого сумасшедшего. В ярости я видела его лишь однажды, и он действительно был не в себе. Сама до сих пор не могу понять, как удалось его урезонить, что я такого сделала, что он услышал меня. Просто чудо.
Тюрьму со мной Сугуру скрыл очень хорошо, а Сатору нельзя было показываться никому на глаза, потому официально поисками занимались ребята. Перерыли всю округу вдоль и поперёк, но так ничего и не нашли. Всё это время сам Сатору искал способ открыть коробушку и очень аккуратно – её местоположение. Интересно, что Двуликий тоже был отчасти заинтересован этим.
Сукуна искал Врата? Зачем? В Тюрьме была только я, да и сейчас она уничтожена. Нахрена ему было искать коробушку со мной?
— Потом мы её открыли, вытащили тебя, и всё стало заебись.
Резко оборачиваюсь к двери.
Сукуна, собственной персоной, подпирает косяк, сложив руки на груди. Бодр, свеж и опять без кусочка ткани на торсе. Эксгибиционист хренов.
Опускаю взгляд на Фуши и выдыхаю – не проснулся.
— Я тоже рада тебя видеть, Ваше Темнейшество, — шепчу. — Но будь любезен хотя бы не орать.
— Или что? — ухмыляется демонюка.
Игнорирую вопрос Двуликого. Вместо этого, склоняюсь и целую Мегуми в макушку. Весь побитый и израненный, он смешно морщит нос, хмурится, глубоко вздыхает. Такой забавный. Сама не замечаю, как растягиваю губы в улыбке.
«Мальчик нерешительно пожимает мою руку, будто бы никогда раньше так не делал, поднимает взгляд мне в глаза и представляется:
— Фушигуро Мегуми. Рад знакомству, Аюдзава-сан».
Как можно аккуратнее обнимаю его, зарываясь носом в волосы. Как же он, наверное, был напуган всё это время. Даже представить страшно, что он пережил, пока меня не было рядом. Боже, да он ведь даже Сатору ослушался из-за меня. Сумасшедший маленький сорванец. Во сне он двигается ближе ко мне и прижимается. А я едва могу сдержать слёзы. Как же ты скучал, Фуши. Как же тебе было страшно.
Шестиглазый Бог и Король Проклятий наблюдают за нами, но ни один не произносит ни слова. И, как ни странно, это совершенно не волнует меня. Двуликому класть на это всё, лишь бы получить какую-то неведомую мне самой тайну моей семьи. Годжо вообще не представляю, что нужно от меня. Наоборот должен был оставить меня в Тюрьме – точно бы никому не причинила вреда, забот меньше. Но и тот, и другой приложили немало усилий, чтобы достать меня оттуда. Годжо, может быть, как и со всеми до меня, попробует наставить на путь истинный, чтобы в нужный момент я защитила от Короля Проклятий, раз, по сути, являюсь высшим Проклятием. Сам Двуликий… этот не представляю, для чего искал меня. И, откровенно говоря, даже знать не хочу.
Крепче обнимаю Фуши, вдыхая запах фиалок. Ничего не хочу знать.
Переборов себя, выдыхаю и отстраняюсь, заставляя себя сесть. Тело до сих пор болит, но Мегуми ещё больнее – на нём, и правда, ни одного живого места не осталось.
Собираюсь с силами и осторожно развязываю и снимаю повязку с его руки. Края раны сошлись, но воспаление не прошло и до заживления очень далеко.
Когда-то давно Сёко научила меня обратной технике, так что принцип работы я знаю, но с момента снятия печати ещё не пробовала пользоваться ей. Сейчас самое время начать.
— Мисаки, не надо, — Годжо касается моего плеча и тянет на себя. — Я отвезу его к Сёко.
Резко веду плечом, сбрасывая его ладонь:
— Ему больно
сейчас, Сатору.
— Потому что он никому в руки не давался, пока ты не очнулась, — он садится ближе и протягивает руку.
Я спокойно отвожу её в сторону и возвращаюсь к исцелению, бросив взгляд на бывшего:
— Я не обвиняю тебя и не злюсь. Знаю, что он маленький упрямый негодяй. А тебе неплохо было бы тоже поспать.
— Я в порядке, — тут же отвечает он.
— А я в ещё большем порядке, чем ты – лежала себе в коробочке и отдыхала.
— Мисаки.
Воспаление по краям раны Мегуми спадает, и рука в целом выглядит уже гораздо лучше. Зато вот меня начинает подташнивать из-за головокружения. Но никому об этом знать не обязательно. Потому я спокойно оборачиваюсь к бывшему мужу и приподнимаю уголки губ в подобии улыбки. Он не виноват. Ему пришлось обманывать, потому что я, скорее всего, на самом деле опасна, раз связана с Проклятиями.
— Ничего со мной не случится. Просто немного подлечу Фуши.
— Я тоже могу это сделать, и энергии у меня куда больше.
На мгновение прикрываю глаза. Не важно, что я на самом деле чувствую, им обоим нужна поддержка. Открываю глаза, чуть отклоняюсь назад и мягко целую Шестиглазого Бога в лоб. Затем отстраняюсь и снова легко улыбаюсь:
— Я подлатаю, а ты исцелишь совсем, когда проснёшься. Договорились?
Он выглядит удивлённым. Точно не ожидал от меня подобных действий, да и уговоров, думаю, тоже. Наверное, поэтому вздыхает, согласно кивает и выходит вон. Я же осторожно поднимаю футболку подростка, болезненно сводя брови, и принимаюсь за гематомы.
— Рёбра тоже. Преимущественно в нижней части корпуса, с твоей стороны.
От голоса даже вздрагиваю – совсем забыла о Двуликом. Стоял так тихо, что мозг перестал воспринимать его присутствие, не посчитав угрозой. А он из всех имеющихся самая большая.
Молча, киваю ему и мягко прикасаюсь к коже мальчика второй рукой. Наверное, трещины – иначе он точно ходить бы не мог. Сумасшедший. Как можно так бросаться, сломя голову? Понимает же, что достанется.
Демонюка продолжает наблюдать. Даже малейшего представления не имею, что его так интересует. Красноглазый фокусирует внимание то на Фуши, то на мне, то осматривает сразу обоих. Так внимательно, что начинаю напрягаться. Неужели что-то задумал?
Когда он делает шаг по направлению к нам, я инстинктивно призываю половину Щита, прикрывая ей мальчика, и вскидываю взгляд. Двуликий останавливается. Он удивлён – вскинул бровь и хищно щурится, едва заметно принюхиваясь. Я свожу брови.
— Ты не выстоишь, — бросает красноглазый.
— А ты не тронешь мальчика.
В его глазах разгорается азарт, а на лице появляется оскал, напоминающий озорную улыбку. Мысленно фыркаю – создать справочник эмоционального диапазона Короля Проклятий, что ли? Разбогатею ведь.
— Почему? — явно пересиливая себя, спрашивает он. Оскал переходит в ухмылку, огонь в глазах чуть слабеет.
— Что «почему»?
— Почему ты защищаешь? Он – не твоё дитя.
Ну, охренеть. Приплыли. Такого потрясения в моей жизни ещё не было – демонюка социализируется. Держите меня семеро. Принюхиваюсь – всплеска энергии нет, и он её даже не сдерживает. Не собирается нападать. Скорее, хотел подойти ближе, чтобы понять мои действия и не задавать вопрос вслух. Но могу ошибаться. И всё же развеиваю призыв. Вздыхаю. Снова хмурюсь, но от того, что пытаюсь сообразить, как объяснить Королю Проклятий свои действия.
— Он… важен для меня. Он не мой сын, но является моей семьёй, — закусываю губу. — Проще сказать, что я очень люблю его, но для тебя это не объяснение, — судорожно пытаюсь сообразить, как перевести разговор на понятный ему язык. В голову абсолютно ничего не лезет. — Тебе ведь не нравится суета? Ты любишь покой, так?
Он щурится, чуть наклоняя голову на бок.
«Нет», – перевожу для себя. Не то. Тогда что?
— Точно, поняла, — выдыхаю. — Если откинуть лишнее, то… почти то же, что ты чувствуешь, внося хаос вокруг себя и наблюдая за последствиями, — перевожу взгляд на Мегуми и тепло улыбаюсь спящему сорванцу. — Чувствую я, зная, что он цел и в безопасности.
— И в этом заключается ваша человеческая «любовь»? — кривится Двуликий, брезгливо выплёвывая последнее слово.
— Нет, — я качаю головой и изо всех сил сдерживаю смех. — Но это одно из составляющих любви. То, что ты видишь сейчас – забота. Но, проявляя заботу, я проявляю и свою любовь к нему.
Демонюку перекашивает от отвращения. Он окидывает нас с Фуши надменным взглядом и, закатив глаза, выходит из комнаты. Меня так и подмывает засмеяться в голос, но тогда, боюсь, точно придётся драться, а я на это, при всём моём желании, не способна сейчас. Да и Мегуми проснётся, а Годжо сказал, что он не спал двое суток.
Закончив, опускаю футболку мальчика и снова глажу по волосам, изредка чуть ероша.
***
На вторые сутки нахождение в доме Годжо становится морально невыносимым, и я ретируюсь в родные пенаты.
Где меня встречают абсолютно не знакомые новые жильцы. Пообещав себе сначала выслушать престарелого козла, как можно мягче объясняю людям, что являюсь владелицей квартиры и прошу съехать в течение недели.
В гневе направляюсь к папуле, чтобы пожаловаться на в край охамевшего дедулю. По пути ловлю себя на мысли, что папа бы точно не позволил дедуле охаметь настолько, чтобы сдавать мою квартиру. Набираю номер Кенто и прошу как можно скорее приехать в квартиру моего отца.
И там меня настигают страшные последствия принятого решения. Приехавший Нанами говорит, что папу никто не видел со дня моего заточения в Тюрьме. В тот день он спас Нанами, но все очень пострадали – сам Нанамин сильно обгорел в схватке с одним из приспешников Сугуру, который оказался совсем не Сугуру, Нобары коснулся другой из приспешников, с которым и вступил в сражение папа. Тоге спасла чудом подоспевшая Сора, которая всего как несколько часов на тот момент вернулась домой из долгой поездки. Инумаки тогда бросился защищать Нобару от этого Махито и лишился бы руки, если бы Аю не оттолкнула Проклятие своей частичной трансформацией. Сильно досталось Маки, Мегуми тоже крепко прилетело – насколько понял сам Нанами, едва пришедший в себя, мальчик виделся с Тоджи.
Меня всю начинает трясти то ли от дикого страха, то ли от разгорающейся злости на всё произошедшее. Куда смотрел Совет, будь он не ладен? Как они все прошляпили странным образом возродившегося Гето? Куда смотрел мой дражайший дедуля, мать его? То он неустанно следит за мной и подсылает разузнать обо мне, Проклятии высочайшего уровня опасности (да-да, мне тоже смешно), сильнейшего мага, то вдруг внезапно слепнет, когда убивают детей.
Впрочем, рассказ друга и пробуждает во мне чудовище.
— Здрасьте-здрасьте, — слащаво лепечу, вваливаясь на собрание. Оделась я, как и подобает – свободно завязанное кимоно насыщенного бардового цвета, расползающееся на груди и едва достигающее середины бедра. Волосы собраны в высокий хвост, на губах красная помада – такой оттенок ассоциируют с дамами лёгкого поведения обычно. Босые ноги украшает множество браслетов, мерно звенящих при ходьбе. Выгляжу так, как и должно выглядеть высшее Проклятие.
Вся шушера дружно роняет челюсти и собирает с пола глаза, пока устраиваюсь в общем кругу, усаживаясь между Мей Мей и директором Яга. К слову, кажется, только он не особо удивлён моим появлением. Хоть за очками и не видно глаз, но отчего-то уверена, что он успел бросить на Годжо взгляд.
— Я ненадолго, — снова лепечу, махнув ладошкой, и широко улыбаюсь. — Пара вопросиков и всё. Первый: мне нужно папу похоронить. Он почему-то был за пределами города. Насколько поняла, то гнал прочь высокоуровневое и убил его. Только, скорее всего это было высокоуровневое высокого уровня, потому что папа так просто не сдался бы. Надеюсь позже получить информацию по этому делу.
Старик начинает приходить в себя и, откашлявшись, нерешительно отвечает:
— Дело никто не заводил, твой отец считался пропавшим без вести.
— Очень интересно, — притворно задумываюсь. — Значит, жду ответственного за расследование убийство моего отца.
— Назначу после собрания, — с плохо скрываемым раздражением бормочет старик.
— Хорошо, спасибо, — лучезарно улыбаюсь. — Кстати, помощь мне не нужна. Я хочу попросить вернуть всю пропавшую сумму на папин счёт.
Лицо старика мрачнеет, но он кивает и делает отмашку своему помощнику.
— Отлично, — продолжаю улыбаться. — Второй вопрос: почему в моей квартире отсутствует моя мебель и там живёт какой-то человек?
Гакуганджи начинает что-то объяснять про моё заточение и необходимость финансовой поддержки, но слушаю его вполуха. Гораздо интереснее, что даже несмотря на повязку, щекой чувствую
его взгляд. Не гневный, не раздосадованный, а заинтересованный. Как будто наслаждается представлением. Если я его хоть сколько-нибудь знаю, то так и есть. Он всё понял, едва я переступила порог здания. Скорее всего, даже видел меня.
Задаю ещё пару вопросов по состоянию дел в моё отсутствие, а затем благодарю всех присутствующих и поднимаюсь.
— Мисаки, — зовёт старик, и я оборачиваюсь. — В следующий раз надень что-то более… подобающее.
Наивно смотрю на него и хлопаю ресницами:
— Но дедушка Ёши, ведь Проклятия только так и ходят.
В повисшей тишине слышно, как скрежещут шпунтики в черепной коробке старика. Ну, возможно ещё слышно внутренний хохот Годжо, который, судя по виду, едва сдерживает себя, чтобы я могла доиграть до конца.
Так и не дождавшись ответной реплики, снова вежливо прощаюсь, легко кланяюсь и выхожу из комнаты, прикрывая за собой дверь. Руки дрожат от волнения, ноги сами собой шустро перебирают по деревянному полу, унося меня всё дальше от старого козла и шайки сумасбродов.
Что ж, осталось два последних дела.
Бывший муж нагоняет меня на последних ступенях лестницы на улицу:
— Мисаки.
Выхожу наружу и оборачиваюсь, невозмутимо смотря в лицо с повязкой на глазах.
— Нужно обсудить пару вещей. Подожди, я недолго.
— Нам нечего обсуждать, Годжо, — безразлично пожимаю плечами. — Все бумаги подписаны год назад, и нас с тобой ничего не связывает… хотя, подожди-ка, — вспомнив, быстро добавляю. Развеиваю иллюзию на своей руке, где на безымянном пальце всё ещё блестит платиновый ободок. Я не признаю золото ни в каком виде, а он взбеленился от любимого мной серебра, и по итогу купил платиновые. Сняв кольцо, вкладываю его в ладонь мужчины и сжимаю. — Это твоё. Возвращаю.
Хоть и не вижу глаз, но понимаю, что он сильно удивлён, если не ошарашен. Застигнут врасплох глупой девчонкой. Ха, тоже мне, сильнейший маг.
Прощаюсь и бодрым шагом выхожу за территорию техникума.
Всё оказалось проще, чем думала, но не настолько, как хотелось бы. Не знаю, заметил он или нет, как у меня дрожали пальцы, когда возвращала ему кольцо, но главное, что смогла это сделать. Да, больно, да, это сводит с ума, но я должна отказаться от того, кто и не был моим никогда. Незачем лелеять глупые надежды на неправильно понятые фразы, обрывки разговоров или факты. Я уже давно не маленькая, так что пора смотреть правде в лицо. Очки уже разбились стеклом внутрь.
Добравшись до дома отца, первым делом скидываю наряд потаскушки и докрасна отдраиваю себя в ванне, чтобы смыть отвратные духи и идиотский макияж. Скорее всего, деньги уже на папином счету, так что можно спокойно отправляться в морг, кремировать и увозить домой. Мегуми вполне будет достаточно беловолосого идиота – тот, наконец, понял, что должен делать.
По выходу из ванной меня ожидает не очень приятный сюрприз.
— Чего тебе ещё нужно?
Сукуна сидит на столе, подогнув под себя одну ногу, и рассматривает недокимоно. Услышав вопрос, вскидывает на меня хитрый взгляд и скалится:
— И почему ты раньше так не ходила?
— Аллергия на открытые наряды, — фыркаю, указывая на свою покрасневшую кожу. — У меня куча дел, Ваше Темнейшество, извиняйте.
Пока собираю вещи в комнате, записываю голосовое сообщение Мегуми. Ненавижу себя, но не смогу уехать, если увижу мальчика, а мне нужно закончить дела и разобраться с собой – я не знаю, на что способна. Вдруг что-то произойдёт, и я наврежу Фуши? Нет, я опасна для него до тех пор, пока не буду уверена, что держу себя под контролем, и что я – это всё ещё я.
Покончив со сборами и полностью экипировавшись, нахожу демонюку на том же месте и в той же позе. Разве что веселья в нём поубавилось – смотрит волком и, того и гляди, набросится.
— Ты куда-то собралась? — невинно интересуется он с таким видом, что значение вопроса трансформируется в «сядь на место и не двигайся, пока не разрешу».
Наверное, я позабыла из-за злости, кто передо мной, поэтому во всех красках расписываю, куда и сколько раз ему сходить. В ответ, меня, как тряпичную куклу, швыряют в стену, задевая по пути шкаф. Затем поднимают за шкирку и почти ласково просят захлопнуть рот. Гнев всё ещё придаёт сил, потому рывком подтягиваю к себе колени и от всей души толкаю ступнями Проклятие в грудь, заставляя разжать руку и отшатнуться от меня. Правда, снова ударяюсь о стену спиной, но на этот раз удаётся устоять на ногах.
— Я не одна из твоих подданных, чтобы ты приказывал мне, Король Проклятий, — зло рычу, оправляя куртку. — Не знаю, каких планов ты там на меня настроил себе, но уж извини – у меня есть свои дела. И тебе придётся подождать, пока я их улажу, — достаю из дорожной сумки планшет и перебрасываю ему. — Здесь то, что успела накопать об оставшихся родственниках отца и часть – матери. Займись полезным делом, которого так требовал, и будь любезен отъебаться хотя бы на пару дней – меня только что воскресили и лишили отца. Я чуть-чуть заебалась, извини.
По пути к машине, пока остываю, задумываюсь о том, чему же был так удивлён Двуликий во время моего горячего монолога, что я смогла договорить до конца, да ещё и ушла, хлопнув дверью, и целёхонькая?
