Кто я тебе?

Майю — Конечно, буду звонить, — фыркаю. — У меня тут особо заняться нечем, а за книжками я всегда засыпаю, ты же знаешь. Слышу, как сестра сдерживает смех, и снова посылаю её в зад. Она начинает хохотать в голос и прощается со мной. Завершив звонок, швыряю телефон на тумбу и снова падаю на кровать. Тяжело вздыхаю, переворачиваюсь на бок и устремляю взгляд за окно. Погода пасмурная, пейзаж унылый и испорченный – зять расстарался в порыве гнева. Отлично его понимаю и полностью поддерживаю – Мисаки совсем умом тронулась. Надо же было догадаться, именно таким образом поставить Рё на место. Чокнутая. Двинутая Аюдзава. Старшая, конечно же. И ведь сама напугалась того, что натворила. Особенно, когда рассказала ей про Сатору. Могу её понять – она привыкла защищать то, что дорого, любой ценой. Она так сильно любит своего мага… Иногда даже жуть берёт, когда вспоминаю, на что она шла ради него, как оберегала. Не уверена, что смогла бы так же хоть когда-нибудь. Слышу за дверью лёгкую поступь, звон чашки о тарелку, звяканье приборов. — Майю. Молчу. Никогда не думала, что он способен так поступить. То есть, я понимаю, осознаю, кем он является, кто по своей сути, но, всё же, не ждала такого. Ни от него, ни от старшей. Вот что они вдвоём вытворили? Ни один, ни другая не собираются уступать друг другу и даже не пытаются найти компромиссы. Хотя, если посудить по справедливости, то уступить должен Рё. Мисаки достаточно сделала и для него, и для меня, защищала и оберегала. К тому же, Сукуна должен ведь чувствовать свою ответственность – она, и правда, по своей сути его дочь. Неужели, прожив столько времени, он этого так и не понял? В мгновение ока меня резко охватывает злость на него. Тихо зарычав, подскакиваю на ноги и бросаюсь к двери, рывком открывая её. Сукуна сидит на полу, прислонившись к стене и согнув ноги в коленях. Локти положил на колени и запрокинул голову, упираясь в стену затылком и рассматривая потолок. Когда открываю дверь, переводит на меня взгляд обеих пар глаз, но не шевелится и молчит. Гнев накатывает с новой силой. Я тяжело дышу, раздувая ноздри, и буравлю его свирепым взглядом. Краем сознания отмечаю, что становится ещё и больно. Очень больно понимать, что ему всё равно, о чём я прошу. От того, что он не понимает, что мне больно. Выхожу из комнаты и иду к лестнице, чудом передвигая ноги. Очень хочется вернуться и… не знаю. Избить его? Не поможет, пройденный этап, силой ума ему не прибавить. Какого чёрта я вообще должна воспитывать того, кто на несколько столетий старше меня? Тяжело вздыхаю. На несколько сотен столетий. Выхожу из дома, надев кроссовки и накинув куртку. Столько времени игнорировала этот мир, даже не обучалась борьбе с Проклятиями, ни сном, ни духом о том, что я – невеста Короля Проклятий, но нет же. Явился, заставил вспомнить. И снова пытался отобрать сестру. Злые слёзы застилают глаза. Чёртов эгоист. Безмозглый придурок. Самодовольный мерзавец. — Майю, здесь холодно. Вернись в дом. Молчу, продолжая наблюдать за волнами. Интересно, а папа знал? О Мисе, обо мне. Знал ли? И если знал, то как с нами мог жить? Одна – дочь, вторая – невеста Короля Проклятий. Ни у одного здравомыслящего человека не хватило бы ни сил, ни терпения. Моего локтя касаются горячие сильные пальцы и тянут назад. Сбрасываю их и отхожу в сторону. — Майю, сегодня очень холодно. — Отлично! — рявкаю, оборачиваясь к нему. — Как раз остыну! Сукуна сводит брови и открывает рот, но это становится моей последней каплей, и я тихо выдаю ему: — Пошёл вон. — Майю, прекрати, — рычит он. — Я сказала – пошёл вон, Сукуна, — повторяю и разворачиваюсь к нему полностью, складывая руки под грудью. — Я не хочу видеть тебя. Я не хочу слышать тебя. Я не хочу знать тебя. Рё щурится, всматриваясь в мои глаза. Наверняка гадает, всерьёз ли я прогоняю его, и это злит. Я давно уже должна была дать ему понять, что он вытворяет. Но медлила. Пыталась объяснить, хотя знала, что простых объяснений он не понимает и не поймёт никогда. Ему нужны факты. — Сначала объясни, почему так себя ведёшь со мной. И это добешивает окончательно. Я взмахиваю руками: — Ты, блять, сейчас серьёзно, нахуй?! Сукуну сильно коробит, когда я ругаюсь, да ещё и ору, потому всё лицо перекашивает от бешенства из-за моего вопля, но он сдерживает себя, произнося дрожащим от гнева голосом: — Говори. — Ты пытался убить Мисаки! Снова! — И какое отношение это имеет к тебе и мне? Неверяще вскидываю брови, всматриваясь в его глаза: — Скажи, что ты шутишь. Пожалуйста. — Я не шучу, — качает головой. — Я не понимаю, почему ты злишься на меня из-за того, что она не может беспрекословно выполнять свои обязанности. — Ты пытался убить мою сестру, Сукуна. — У тебя нет сестры. У тебя был младший брат. Но сестры никогда не было. Я лишь пытался сохранить тебе жизнь и наложил проклятье, которое станет защищать, пока не найду я. — Я не просила воскрешать меня! Не просила воскрешать меня, Сукуна! — кричу на него, зло вытирая кулаками слёзы со щёк. — Я не хотела перерождаться сотни сотен лет, лишь бы ты мог быть со мной! Ты не представляешь, каково это – вдруг вспомнить, что ты уже жила, что видела всё, что видишь сейчас. Что ты была с самым могущественным Проклятием, Сукуна! Ты ни на йоту не можешь приблизительно представить, что я испытываю каждый раз, когда ты появляешься в моей жизни! Ты приносишь потери, боль, слёзы, — всхлипываю и шмыгаю носом. — Мисаки не просила тебя создавать её – ты сам отдал ей остатки своей человеческой души, сам дал ей свою силу Короля Проклятий. Ты её создал, дал ей жизнь, понимаешь, нет? Ты сотворил жизнь, Сукуна, живого человека. Только представь, что это за чудо. Никто до сих пор не может повторить подобного, а ты сделал случайно. — Вот именно, — перебивает он. — Я создал её, и она должна… — Она – твоя дочь, идиот! — на эмоциях, со всей силы бью его кулаком в плечо и с отчаянием и гневом всматриваюсь в непонимающие глаза. — Твоя дочь, Сукуна. Часть тебя. Она – это ты сам. Почему ты этого не понимаешь? — вытираю ладонями лицо от слёз. — Боже, да у неё даже всегда твои глаза. Выглядит всегда по-разному, но глаза всегда твои. Каждый раз. Ты сам мне об этом сказал, и ты не врал, я знаю. Ты… Ты наложил проклятие, скрывающее меня от других, чтобы защитить, потому и сам не можешь меня найти ни в одном из воплощений. Тебя всегда – всегда, Сукуна, – приводит ко мне Миса, потому что её ты найти можешь. Ты всегда можешь узнать её, — на последних словах голос срывается, и я шепчу: — По глазам. Ты всегда находишь её по своей силе и узнаёшь по глазам, которые в человеческой жизни были твоими. Рё не выдерживает моего взгляда и отворачивает лицо, смотря на воду. — Кроме того, — сглотнув, продолжаю я. — Она всегда была рядом со мной, в каждом воплощении. Не знаю, где был ты, да и не хочу знать – мне всё равно. Зато Мисаки всегда была рядом со мной. Это она защищала меня. Она смеялась со мной и грустила, если грущу я. Это она показывала мне удивительные вещи, что окружают нас. Это она выслушивала меня. Она вытирала мне слёзы. Именно Мисаки крепко держала меня за руку на похоронах. Мисаки отделала первого парня, который оскорбил меня, да так, что потом никто не смел мне слово поперёк сказать. Она заступалась за меня. Это она, а не ты, всё это время любила меня так сильно, что я смогла стать такой, какая я есть сейчас. Она всегда была рядом, Сукуна, не ты. Она моя сестра, моя плоть, моя кровь и, с некоторых пор, обладает частью моей души. Роднее неё у меня не было, нет и не будет никого. Никогда. Я готова отдать за неё жизнь – так сильно люблю. — Майю, — почти жалобно выдыхает Рё, но я не обращаю внимания: — Ты подарил мне сестру, которой я никогда не имела. Ты подарил мне это счастье, и, боже, я ещё ни за что не была так благодарна. Это самый ценный подарок, который ты мог бы сделать. И теперь объясни мне, пожалуйста, Рё, какое право ты имеешь отнимать её у меня? Сукуна резко поворачивает голову ко мне и окидывает взглядом лицо. Он выглядит ошарашенным, удивлённым и… напуганным? Не могу разобрать – эмоции на его лице и во взгляде меняются с пугающей быстротой. — Отнимать? — упавшим голосом переспрашивает он. — Да, — выдыхаю и болезненно свожу брови. — Не знаю, что было до этого, но тысячу лет назад ты выдрал не её, а моё сердце из груди. Это… такую боль просто невозможно вынести. Я… я думала, что если воскрешу её ценой своей жизни, то ты поймёшь, насколько она дорога мне, как сильно хочу, чтобы она была в порядке, жива, цела. Но ты снова изо всех сил стараешься отобрать самое ценное, что есть в моей жизни – любовь сестры. Своими выходками ты заставляешь её держаться от меня подальше, потому что она знает, что я люблю тебя и не оставлю. Она уважает и дорожит моими чувствами – Миса знает, как сильно ты нужен мне, — протягиваю руку и касаюсь кончиками пальцев кожи под его глазами. Веду вниз и начинаю поглаживать щёку. — Но и Мисаки нужна мне – моя сестра нужна мне, Рё. Я буду счастлива только, когда ты сможешь понять, кто она для меня. Понимаю, что ты отвык от этого всего. Знаю, кто ты и каким можешь быть, но до встречи со мной ты заботился о ней – я знаю, что заботился, не ври. Ты тоже что-то чувствуешь к ней, что-то видишь в ней. Не знаю, что это. Но именно это заставило тебя едва ли не своими руками вскрыть Врата и достать её оттуда, — слабо улыбаюсь ему. Он осторожно протягивает руку к моему лицу и кладёт ладонь на щёку. Я слегка прижимаюсь к ней. — Она напомнила мне тебя, когда подставилась вместо Шестиглазого Бога. — И она всегда была такой, Рё, — по щекам снова текут слёзы, но продолжаю улыбаться. — Мы с ней очень похожи – ты сам это уже понял. Потому и оберегал её. — Она… — Она – моя сестра, если не хочешь принимать тот факт, что Миса – твоя дочь, — качаю головой. — И я прошу тебя узнать её. Я хочу, чтобы ты понял, почему так сильно люблю её. — Ты уже рассказала, — фыркает он, но я ловлю его лицо в ладони и заставляю смотреть на меня: — Ты даже не представляешь, как мало одного лишь моего рассказа, — выдыхаю и кладу свою руку поверх его. — Она замечательная. Просто познакомься с ней, как со мной. Узнай её, и тогда ты лучше поймёшь меня. Алые глаза, сбитым с толку взглядом, рассматривают меня. Он едва заметно хмурится, затем прикрывает глаза, склоняется и прижимается губами к моему лбу – мягко, тепло, очень осторожно. — Хорошо, — отзывается он, вновь заглядывая в мои глаза. — Если ты так хочешь – она вольна жить, как вздумается ей самой. Я, — он осекается, тяжело вздыхает. — Я не прикоснусь ни к ней, ни к её семье. И узнаю её, раз ты того хочешь. — Но будь готов, что Сатору так легко тебе не спустит с рук то, что ты сделал, — вздыхаю, понимая, что зять вообще не подпустит Сукуну к Мисаки. Точно не в ближайшее время. — Шестиглазый Бог будет делать так, как скажет девка, — он ведёт плечом. — А она сама захочет узнать у меня ответы. Устало бормочу: — У меня когда-нибудь получится заставить тебя называть её по имени? — Не всё сразу, любовь моя, — лукаво улыбается он, обнажая клыки.

***

— Угу, — скептически мычит сестра. — То есть ты хочешь, чтобы я сказала Тору, который только недавно стал со мной разговаривать, что я соскучилась по демоническому папуле и жажду его видеть незамедлительно, так? — Я просто приглашаю вас в гости, Миса, — фыркаю, смотря в окно. Вышеупомянутый «демонический папуля» со вчерашнего дневного разговора так больше и не заходил в дом. Бродит вдоль обрыва, хмуря брови, а то и вовсе усядется на землю и долго-долго смотрит на море. — А Сатору услышит именно то, что я сказала, — устало вздыхает Мисаки. — Он вообще сейчас не в лучшей форме… мы оба сейчас не в лучшей форме. Голос её немного дрожит, да и в целом звучит странно, и это заставляет меня нахмуриться и переспросить: — У вас точно всё нормально? — Да, — тут же отзывается она. — Мы помирились, но разговаривали очень долго и вспомнили не очень приятные моменты, когда нам следовало бы поговорить друг с другом, но мы этого так и не сделали. Голос её начинает дрожать сильнее. Внутри меня начинает расползаться беспокойство. Она о чём-то не говорит, что-то скрывает. Такое ощущение у меня было всего дважды, даже и не вспомню, когда именно. Миса, обычно, откровенна со мной. — Мисаки? — Я сейчас не могу, Майю, — выдыхает она. — Возможно, при встрече, хорошо? Я попробую уговорить Сатору. Слышу, как на заднем фоне её зовёт Мегуми. Сестра извиняется, что должна идти и мы завершаем разговор. Задумчиво отнимаю телефон от уха и начинаю крутить в руках. Что же у них произошло? Что-то серьёзнее или она сказала правду, и им тяжело было найти общий язык? Если так, то беспокоиться не о чем – Сатору в жизни её не оставит, скорее небеса упадут на землю, чем он отвяжется от моей сестры. Ухмыляюсь, вспоминая нашу с ним совместную аферу. Даже развестись по-человечески с ней не может. Но что тогда её так расстроило? Она, судя по голосу, едва могла сдержаться, чтобы не зареветь. Вновь перевожу взгляд за окно, находя Рё. И догадка бьёт по голове. Подскакиваю с дивана и пулей вылетаю из дома, едва успевая одеться. Он говорил, что исцелил Мисаки после своей выходки, но о чём-то умолчал. Даже толком не объяснил, почему сохранил ей жизнь. — Рё! Сукуна в один момент оказывается возле меня, прижимая к себе и внимательно осматриваясь. Улыбка сама собой растягивает губы. Такой жестокий, и так беспокоится обо мне. Кладу руки на его грудь и поднимаю взгляд на лицо: — За мной никто не гонится, — тихо смеюсь, глядя на его сосредоточенное лицо. — Просто внезапно появился вопрос. Он опускает взгляд в мои глаза и внимательно смотрит: — Что за вопрос, Майю? Голос необычайно мягкий. Урчит, как котёнок. Тянусь к нему, обхватываю лицо ладонями и осторожно целую. — Это определённо не похоже на вопрос, — хрипло смеётся Рё и гладит меня по щеке костяшками пальцев. Смущённо улыбаюсь. — Да, эм, я хотела спросить о Мисе, — закусываю губу, облизываю и продолжаю: — Ты сказал, что исцелил её. Она в порядке, с ней ничего не должно из-за этого произойти? Я разговаривала с ней только что, и… Она… с ней что-то не так, я чувствую. Мой Король склоняется, касается губ своими и потирается носом о щёку, а затем смотрит в глаза: — Она здорова, если ты хочешь знать об этом. Я полностью исцелил её раны и Шестиглазый с тех пор не снимает с неё свой барьер. Девке ничто не угрожает. Вздыхаю. Только я обрадовалась, что Сукуна становится похож на обычного человека – смеётся, заботится, ластится, — как снова это его «девка». Сейчас, конечно, лучше с этим не приставать – Сукуна, всё же, не ручная зверушка, но нужно его отучать от этого гадкого обращения. — Но есть то, о чём она расскажет тебе позже, — продолжает Рё. — О чём? — Думаю, она сама ещё не знает, — ухмыляется он. — Но ты узнаешь. — Так скажи мне сейчас! Ты-то ведь знаешь, да? Он кивает, смеясь, и целует в лоб: — Потерпи, Майю. Сердито фыркаю: — Ты – негодяй, знаешь об этом? — Ты всегда так меня называешь, любовь моя. — Тогда, мерзавец. — И так тоже. — Злюка. — Угу. Негодующе хмурюсь, складываю руки под грудью и бурчу: — Величественный засранец. Рё сначала смотрит на меня с лёгким прищуром около минуты, словно сравнивает, а затем прикрывает глаза и начинает хохотать. Постепенно хохот перерастает в раскатистый смех, а я за всё это время так и не успеваю понять, что же его так развеселило. Зато понимаю, что мне привычно видеть его таким – мягким, ласковым, даже немного забавным. Когда-то он, наверное, таким и был ведь. — Рё? — Да? — Я… Вздыхаю. — Ты не всегда ведь был таким, как сейчас? Знаю, что прозвучит дико, но Сукуна смотрит на меня сейчас с такой любовью, что даже не верится, что передо мной сам Король Проклятий. — Пойдём в дом, здесь всё ещё слишком холодно. — Сказал тот, кто полтора дня тут проторчал, — язвлю, но послушно топаю в дом. — Слишком холодно для тебя, имел в виду. — О да, конечно, как же, Ваше Адское Отродье, в тебе-то пламя бушует. — Страсти, — со смехом отзывается он. «Спасибо хоть не старости», — бурчу себе под нос, снимая куртку. Но, конечно же, меня слышат, и разражаются новой партией смеха. Всё ещё смеясь, Сукуна приносит меня в гостиную и, сев по-турецки на диван, сажает себе на ноги и обнимает. Я кладу голову на его плечо и берусь ладошками за руку. Такого умиротворения я никогда не чувствовала в своей жизни. Мне… тихо. Спокойно. В безопасности я была с Мисой, всегда, никогда ничего не боялась рядом с ней. Но такое спокойствие ощущаю только рядом с Рё. — Почему ты… то есть, ты был человеком. Ты очень многое знаешь и всё помнишь, но как ты мог забыть, как быть человеком? Он наблюдает за тем, как я вывожу пальцами узоры на его огромной ладони. Поначалу молчит, вероятно, подбирает слова, но, всё же, отвечает: — Так было нужно, — его голос спокойный, размеренный. Даже мягкий. — Когда стал тем, кем являюсь сейчас, думал только о том, как сохранить твою душу – огонь не зря приписывают демонам в ваших сказках. Пламя выжигает всё дотла, в том числе, и души. Я помню, что впервые в своей жизни испытал ужас, когда увидел тебя на площади. Знаю, что ты… что тебе неприятно и, наверное, жутко знать о том, что сделал в нашем городе, но я не смог себя остановить, и выжил только твой брат. Потом, когда удалось сохранить твою душу, моей целью было только выжить и встретиться с тобой, когда переродишься. И, — он переводит на меня тёплый взгляд, едва улыбаясь. — Я просто сделал всё, чтобы увидеть тебя вновь. То, что существуют ещё такие же, как я сам, я понял гораздо позднее, когда ты и… твоя сестра уже переродились несколько раз. На вас обеих, ещё маленьких тогда в лесу напало Проклятие – даже не помню, какое именно, – но с тех пор я понял, что должен что-то сделать с этим. — Подожди, — перебиваю, хмурясь. — Меня же не могут почуять Проклятия. Ты ведь не можешь меня найти. — Так было не всегда. Изначально это было только проклятье перерождения и защиты. Всё остальное, включая особенности девки, я добавлял позже. — То есть Миса не всегда защищала меня? — Всегда, — Рё ухмыляется и переводит взгляд за окно. — Но не сразу научилась это делать. В общем, вы были в относительной безопасности, но некоторые Проклятия были не по силам даже девке, потому мне пришлось от чего-то отказаться, чтобы иметь возможность защитить тебя. Поджимаю губы, болезненно свожу брови к переносице и с отчаянием всматриваюсь в его лицо. Я. Это я заставила его отказаться от человечности. Я заставила их обоих стать такими – и Рё, и Мису. Они отдали всё, чтобы я была цела. Наклоняюсь вперёд, прислоняюсь лбом к его виску и закрываю глаза, тихо плача. — Прости, — шепчу. — Пожалуйста, прости меня. — Тебе не за что просить у меня прощения, Майю, — Сукуна выдыхает и целует меня в плечо. — Я не смог защитить тебя тогда, хотя должен был. Взял за тебя ответственность, но не смог спасти. Больше я этого не допущу. — Я знаю, — шмыгаю и жмусь к нему, обхватывая руками. — Но ты отдал так много, испытал столько боли… Рё обхватывает моё лицо ладонями и сосредоточено всматривается в мои глаза, стирая большими пальцами слёзы со щёк: — Ты отдала за меня гораздо больше. Кроме того, я сам мучал тебя долгое время. Но, — его взгляд снова теплеет. — Ты возвращаешь меня. И сама, пожалуй, видишь, что я не такой, как тысячу лет назад. Отчаянно киваю, заливаясь слезами. Конечно же, я вижу. Он изо всех сил старается вспомнить. Заботился о Мисе даже до моей просьбы узнать её, и смог остановиться, когда она заставляла принять её решение быть с Сатору. Он уступил ей. — Больше не покидай меня, прошу тебя. Не покидай меня так надолго, Рё. Он улыбается – мягко и открыто, как я никогда прежде не видела: — Даю слово, любовь моя, — он склоняется ко мне, выдыхая в губы: — Ты – всё, чего я желаю. Я больше никогда не оставлю тебя.