Кто я тебе?

— Нет. — Сатору. — Я сказал – нет. — Ну, Тору, — устало вздыхаю, цепляясь пальцами за его. — Только через мой труп, — фыркает он. — Могу устроить, — как бы невзначай отзывается Сукуна и чешет подбородок. Кидаю на Проклятие суровый взгляд, сердито бормоча, что никто ничего никому устраивать не будет. Тот в ответ только невинно пожимает плечами, заставляя меня закатить глаза и фыркнуть. Когда возвращаю взгляд к мужу, тот выглядит слегка озадаченным и немного хмурится, смотря на Двуликого. — У неё есть та зубочистка, — фыркает демонюка. — Прирежет меня, если напугается. — Если она напугается – я сам тебе башку оторву, — мрачно отзывается Сатору и возвращает взгляд ко мне. — Ты уверена, что хочешь пойти? Недовольно морщу нос и раздражённо веду плечом: — Это всё действует на нервы. Воспоминания, — вздыхаю. Двуликий отходит и ловит проходящую Майю за ладони, переплетая пальцы с её и утягивая в сторону. Это вызывает у меня тёплую улыбку: — Совсем как человек, ты только посмотри, — шепчу и добавляю в голос, оборачиваясь к блондину: — При тебе он говорить не станет, сам понимаешь, а со мной стал откровенничать. Я очень хочу во всём разобраться, правда. Он – единственный может рассказать правду о моём происхождении. Сатору отводит взгляд в сторону, стискивает челюсти и шумно выдыхает, раздувая ноздри. Злится, беспокоится, волнуется. Никак не хочет отпускать меня одну с Королём Проклятий после случившегося, и я не могу его за это упрекать. Он очень боится меня потерять. Представьте, что было бы, если бы я ему ещё и про беременность сказала? Подхожу к мужу вплотную и, отпустив пальцы, обнимаю за талию: — Ну же. Ты ведь будешь присматривать за мной, мой Шестиглазый Бог. — Я итак за тобой всё время смотрю, — устало выдыхает он и поворачивает лицо. — Ты ведь не будешь прятаться? — Как будто я могу, — смеюсь. Он сводит брови к переносице, всматриваясь в глаза. Тяжело вздыхает, зажмуриваясь на мгновение, и сдаётся: — Ладно. Но если хоть на секунду почувствуешь опасность – сразу призываешь меч. Я увижу и… — Да-да, — улыбаюсь. — Злой Годжо придёт и оторвёт моему демоническому папуле голову, я в курсе. Не волнуйся, всё будет в порядке. Блондин скептически вскидывает бровь: — Вот каждый раз, когда ты так говоришь, всё проходит, как угодно, но только не нормально. — Это у нас с ней от мамы, — поясняет Майю, подходя к нам, и обращается уже ко мне: — Ну, что, уговорила своего цербера? «Цербер» оскорбляется и обижается до глубины души, возражая, что он ответственный (на этом моменте я изо всех сил молюсь, чтобы Майю удалось сдержаться, и она стоически проглатывает хохот), и «беспокоится о своей ненаглядной жёнушке». «Жёнушке» только остаётся запечатлеть на устах мужа пламенный поцелуй и, взяв с сестры обещание, что они не поругаются в моё отсутствие, направиться к выходу. Правда, когда уже планирую открыть дверь, меня ловят за шиворот куртки. В негодовании вскидываю голову… И на меня снова падает тот огромный дутый пуховик. — Сукуна! — рычу, выпутываясь, и негодующе сдуваю волосы с глаз. Двуликий абсолютно невозмутимо указывает пальцем на мою младшую: — Все вопросы к Майю, — затем смещает палец в сторону, указывая на Тору: — И Шестиглазый твой тоже будет только счастлив, если… Я никогда ещё не позволяла себе швыряться чем-либо в Короля Проклятий, но и он ещё никогда не был настолько разговорчив. К примеру, я более чем уверена, что он собирался сказать что-то про мою беременность, о которой Сатору ещё не знает, а посему демонюке тоже лучше пока помолчать на это тему. — Пошли уже, — бурчу, смотря ему в глаза. Понимание там, конечно, нахожу, но и обещание свернуть мне шею при повторном инциденте – тоже. Шумно выдыхаю и выхожу на улицу. Сегодня довольно холодно для весеннего утра, потому, всё же, прихватываю с собой злосчастную куртку. Выдыхаю. Облачко пара, вопреки законам природы не поднимается вверх, а становится больше и окутывает меня. Улыбаюсь сама себе и бросаю взгляд на дом. Блондин улыбается мне из окна и взмахивает рукой. «Люблю тебя, болван-Годжо», — произношу одними губами и посылаю ему воздушный поцелуй. Светящееся от счастья лицо стоит того. Думаю, мне стоит чаще ему об этом говорить. — Зря молчишь, — бросает Двуликий, подходя ко мне. — Я же сказал, что всё будет в порядке. — Скажи я ему о беременности, и нашей увеселительной прогулки точно бы не было, — вздыхаю, переводя на него взгляд. — Ты же видишь, что он тебе не доверяет. — Зато ты стараешься за двоих, — фыркает красноглазый. — Только лишь потому, что Майю обещала запечатать тебя в бабулиной сахарнице, — весело смеюсь, уже представляя, как всё это будет выглядеть. Судя по всему, младшая на этот раз предупредила демонюку о расправе, потому что тот фыркает и, закатив глаза, протягивает мне раскрытую ладонь. — А как же твоя неприязнь к человеческим прикосновениям? — хитро щурюсь и улыбаюсь уголком губ. — Девка, — рявкает Двуликий, и я с хохотом вкладываю свою ладонь в его. Сукуна тянет меня ближе к себе, а потом просто шагает вперёд, бросая: — Глаза закрой. — Извращенец, — фыркаю в ответ, но веки благоразумно смыкаю – зря Король ничего не говорит. На протяжении двадцати минут я крепко держусь за ладонь Проклятия, ощущая резкие порывы ветра – Сукуна не перемещается, как Сатору, но от такой скорости голова бы точно пошла кругом. Он ведёт меня в ту самую деревушку – точнее, на то место, где она когда-то была, – где всё началось. В рассветной беседе он был довольно откровенен со мной и предположил, что воспоминания легче приживутся, если я увижу то самое место своими глазами, прочувствую его. Идея показалась мне годной, потому я и выпросила у Сатору небольшой поход с Двуликим на историческую родину. Сначала блондин молча в ужасе таращился на меня около пары минут, по-видимому, пытаясь отгадать – шучу я, или нет. Если честно, то даже представить страшно, что он сейчас чувствует. Да, Тору присматривает за мной – уверена, что не сводит взгляда, – но он не доверяет Королю Проклятий. Сукуна уже не единожды проявлял жестокость в отношении меня, и я бы тоже старалась держать любимого человека как можно дальше от этого чудовища, но… в Короле Проклятий что-то изменилось. Не знаю, как это объяснить – просто чувствую, что он что-то решил для себя и теперь идёт к этой цели. Наверное, я бы даже хотела помочь ему в этом, потому как Майю тоже стала выглядеть гораздо счастливее. Не сразу понимаю, что мы остановились, да и Двуликий молчит. — Сукуна? — осторожно зову, чуть сжимая ладонь. — Можешь открывать, — чуть помедлив, отзывается демонюка. Последовав совету, распахиваю глаза и заинтересованно осматриваюсь. Подозреваю, что летом это пышно цветущий луг, на котором то здесь, то тут можно наткнуться на остатки фундаментов или клочок мощёной дорожки. Вдали виднеется лес, преимущественно лиственный. Отпускаю ладонь Двуликого и иду вперёд. Дышится здесь, отчего-то, очень легко и гораздо свободнее, чем в городе или у Майю. Словно я… дома? Не знаю, почему такое ощущение. То есть, можно предположить, что во мне возвращению радуется часть Сукуны, ведь сама я точно здесь никогда прежде не была, да и не могла знать об этом месте. Но здесь так… хорошо. Я довольно быстро дохожу до кромки деревьев, и продолжаю идти дальше. Не имею ни малейшего представления, что там впереди, но очень хочу добраться до этого места. Есть чувство, что это может быть важно для меня. Спустя какое-то время деревья расступаются передо мной, и я замираю, как вкопанная. Огромное идеально круглое озеро. Есть пологий спуск к воде чуть левее меня. Поверхность воды гладкая, как зеркало – словно ветра здесь нет совсем. Подхожу ближе, затем ещё немного, и ещё – неуверенным шагом дохожу до кромки воды. Она прозрачная настолько, как будто и вовсе её тут нет. Сажусь на корточки и осторожно прикасаюсь пальцами к поверхности. — Тёплая, — растерянно бормочу себе под нос и, развернув руку ладонью к себе, удивлённо наблюдаю, как капли катятся по ладони и срываются с её ребра, разбиваясь о землю. Но я этого не вижу – перед глазами на мгновение возникает картинка из воспоминаний. Прижимаю пальцы к ладони и медленно оборачиваюсь. Сукуна стоит в паре шагов от меня, чуть в стороне, и наблюдает. — Ты уже приводил меня сюда, — бормочу, всматриваясь в его лицо. — И… позволил столкнуть тебя в воду. Он пожимает плечами, засовывая ладони в карманы: — Ты здорово злилась на меня, я отказывался знакомиться с твоей сестрой, хотя ты очень хотела. Непонимающе свожу брови к переносице: — Но почему? Ты ведь знал, кто она. Не мог не знать. — Знал, — он кивает и подходит ближе, вставая рядом со мной. — Проблема в том, что мне нельзя было видеться с ней – на ней остался бы мой запах, который чуют Проклятия. Я не мог подвергать её такой опасности. — Погоди, — вскидываю ладони, встряхивая головой. — На мне же он точно так же остаётся. И так как я виделась с тобой, могла принести… — Нет, — Сукуна ухмыляется. — Ты – единственная, на ком не остаётся. Не задумывался, почему именно, но нет. Вот это новости. — А как ты находишь меня? — В тебе моя сила. Точно так же, как и каждый из пальцев, я чувствую, где ты. Собираюсь спросить его, какого хрена он тогда решил восстать из мёртвых в Токио, когда я была с Майю в Дзёэцу, но вспоминаю про замечание о запахе и фыркаю себе под нос. Двуликий усмехается и снова заговаривает: — Выманить тебя обратно было довольно интересно. Вскидываю брови: — Только не говори, что записка – твоих рук дело. Оскал напоминает широкую улыбку, а затем Двуликий поворачивается ко мне: — Всего лишь подкинул твоему отцу и тебе пару видений. С остальным вы сами справились. Меня всю передёргивает то ли от холода, то ли от неожиданных новостей. Собираюсь обхватить себя руками, но Сукуна забирает куртку из моих рук и накидывает на плечи. Непонимающе хмурясь наблюдаю за ним и просовываю руки в рукава, после чего Король Проклятий застёгивает «молнию». — Но, почему? — Говорил же – обещал Майю, что с тобой ничего… — Да я не о куртке! — фыркаю. — Почему ты просто не явился во всём своём ужасном великолепии, чтобы приказать преклонить колено и пустить по следу оставшихся пальцев? Он отворачивается. Долго рассматривает прозрачную водную гладь, хмурясь и поджав губы. Даже начинаю думать, что не ответит, когда, вдруг, всё же, отзывается: — Она умерла за тебя. Я знаю, насколько сильно она нуждается во мне, но между жизнью со мной и сохранением твоей души она выбрала второе. Я должен был понять, почему она оставила меня ради тебя. — Так ты поэтому меня в клочья готов был разорвать, когда встретился с ней? Потому что она выбрала меня, а не тебя? — Отчасти, — чуть морщась соглашается он. — И причина в том, что ты сама поступила так же, как она. — Ну, знаешь ли, — фыркаю, всплёскиваю руками. — Ты – не предел моих мечтаний, так что я завела себе любимого мужика. Учитывая, что младшая всегда была под моей защитой, то, думаю, имею право быть с тем, с кем хочу быть. — Но ты не имела права пренебрегать мной, — предупреждающе рычит он. — А ты не имел права заставлять меня убивать его! — рявкаю в ответ. — Неужели так сложно было не быть заносчивым говнюком и разговаривать, а не вытряхивать внутренности? — Можно подумать, ты бы меня послушала, — зло скалится. Тяжело вздыхаю, тру лицо ладонями и возвращаю взгляд к разозлённому демонюке: — Ты… Моя сестра любит тебя – этого мне достаточно, чтобы выслушать всё, что ты скажешь. Но при этом, если хочешь, чтобы что-то получилось, ты тоже должен слышать меня, понимаешь? — Я – Король Проклятий и… — Да-да, — перебиваю. — Твоя величественная задница никому ничего не должна, я знаю, но, — снова вздыхаю. — Послушай, я понимаю, что ты важная шишка и так далее, твоё положение не позволяет расшаркиваться перед кем бы то ни было, за исключением, разве что, Майю, но… я не виновата, что ты создал меня, и создал именно такой, — развожу руками, указывая на всю себя, и усмехаюсь. — Я не просила делать меня так похожей на тебя. Знаю, что ты не подразумевал у меня наличие души и чувств, но они есть. И прости, но так уж вышло, что я люблю того, кто тебе совсем не нравится. Пусть ты и не понимаешь этого, но… он для меня значит ровно то же самое, что для тебя значит Майю – всё. Те жалкие несколько недель, что не видела его после развода, я загибалась от тоски, — смахиваю пальцами набежавшие слёзы. — Помнишь, как попросилась в твою Территорию? Теперь я понимаю, что ты знал, где Майю, и был практически раздавлен невозможностью, хотя бы, увидеть её. Так же и я мучилась без Сатору, — робко улыбаюсь. — Он нужен мне. И, думаю, у нас с тобой получится хоть как-то взаимодействовать, если ты примешь это. К тому же, тебя вполне можно терпеть, когда держишь себя в руках. Двуликий длительно выдыхает, отворачиваясь. Стоит неподвижно, будто бы и вовсе не живой. Но дышит – грудь вздымается и опадает в такт вдохам и выдохам. Это кажется мне странным, ведь Проклятие может обойтись абсолютно без всего… хотя, может быть, он старается больше походить на человека, чтобы не пугать Майю. — Я уже смирился с тем, что возле тебя крутится Шестиглазый. Даже когда нет рядом – его взгляд направлен на тебя, — Сукуна снова поворачивается ко мне. — Когда я стал Проклятием, то лишился и души, и чувств. Мои чувства и, так необходимое людям, сердце принадлежат, и всегда принадлежали, Майю – она забрала их с собой и только она может заставить меня ощутить что-либо, — затем он приподнимает часть верхней губы, обнажая клык, и зло усмехается: — Ты должна была быть просто проклятьем, херовым заклинанием магическим, которое защищало бы её, пока я не приду. Но, — Двуликий устало вздыхает. — Та часть человеческой души, что ещё была во мне, усилила проклятье, изменила его, и тогда вместе с Майю появилась ты. Ты – то, чего маги, да и проклятые тоже, добиваются несколько тысяч лет. В тебе моя человеческая душа и моя проклятая энергия, моя сила. Майю сказала тебе правду – ты дочь Короля Проклятий. Хотя я уже слышала подобную фразу от младшей, слышать её от самого Двуликого оказалось… не то, чтобы жутко, но до невозможности странно. Особенно то, как он это сказал, заставляет меня думать, что Майю уже расстаралась и Сукуна просто сплошное чувство. А потом вдруг понимаю, что именно он хотел этим сказать – мы дополняем его, мы обе. Она возвращает ему чувства, являя собой его сердце, а я… — Благодаря мне ты можешь понимать её поступки, ощущать в полной мере, что она даёт тебе. Ты запер свою человечность в нас, — ошарашенно шепчу. Он коротко и немного раздражённо кивает. — Я не ощущал себя так, как сейчас, долгие столетия. Наверное, то, что ты сейчас вспоминаешь – последние годы, которые проводил рядом с тобой. Тогда я ещё помнил, каково это – быть человеком, что-то чувствовать, заботиться о ком-то. Сам уже мало, что помню, но ты никогда не боялась меня, — демонюка довольно скалится, и, кажется, что в алых глазах вспыхивает гордость. — Сама нашла меня в первый раз. Ростом едва доставала мне до колена, но безостановочно трещала и дёргала меня, и на угрозы класть хотела. После пары перерождений на вас с Майю напали – другое Проклятие, которое не смогла бы одолеть сама, хотя к тому времени ты уже владела своей силой и могла противостоять даже мне, так что с ним бился я, и, — он зло встряхивает головой. Вижу, что ему сложно открываться, он борется с самим собой, чтобы выполнить обещание, данное Майю. — Про вас узнали. В той жизни я смог защитить Майю, но ты... тебя убили, — зло цедит сквозь зубы. — Разорвали в клочья, когда я отвлёкся на вскрик Майю. Сейчас, видя искажённое злостью лицо, я вдруг понимаю, что именно это заставило его сорваться. Смертельная опасность для Майю и моя смерть испугали его настолько, что он просто выключил все человеческие эмоции, отдалился от обеих и сделал из меня терминатора. Второе открытие ошарашивает ещё больше, чем первое – он испугался за меня. Ему было больно, когда меня убили. Значит… неужели я была важна для него так же, как Майю? Беспомощно смотрю на него, ловя на себе полный метаний взгляд алых глаз. Он вспоминает, но не знает, что ему чувствовать. После стольких сотен лет, давно позабытые чувства, эмоции разом навалились на него, и он не знает, куда себя деть. Не успевая толком осознать, что делаю, шагаю к нему и порывисто обнимаю, крепко сцепляя руки за его спиной. Двуликий мгновенно каменеет и мгновением позже начинает угрожающе рычать, отходя назад. Ничто из этого не помогает – я всё так же обнимаю его, шагая следом. — Девка! — наконец рявкает Проклятие, хватая меня за руки. — Прекрати, — тихо прошу, сопротивляясь изо всех сил. — Доверься мне. Станет легче. — Я отлично… — Тебе всегда хорошо, — вздыхаю и хлопаю его ладонью по спине. — Ну же, ты ведь хотел понять Майю, разве нет? — И как это поможет? — фыркает Двуликий, но от рук моих отстаёт. — Просто обними меня и помолчи хотя бы пару минут. Первое время не происходит ничего, и я ожидаю новых воплей, как вдруг мои плечи обвивают огромные руки, едва ощутимо прижимая. Он тяжело дышит, сдерживая злость, и ждёт. Проходит минута, две, три. Я не знаю, сколько мы так стоим прежде, чем он действительно расслабляется и отстраняется со словами: — Ну, всё, девка, хватит. И я без слов отпускаю его. Жутко тянет улыбнуться, но понимаю, что это только снова разозлит Короля Проклятий. Потому киваю головой в сторону и направляюсь исследовать окрестности. Попутно Сукуна начинает рассказывать мне, что было раньше на тех местах, где я останавливаюсь. Так мы пересекаем всё поле до другого края. Совершенной неожиданностью для нас обоих является запах чужого Проклятия. Мне не приходит в голову, что сейчас не тот момент, когда стоит устраивать охоту за нечистью – просто бросаюсь к источнику. Однако когда нахожу это чудовище – не скажу, что очень большое, к слову, – призвать клинок не успеваю. Передо мной, будто из ниоткуда, возникает широкая спина, пахнущая пряностями. Сукуна сгибает руку в локте и лениво коротко взмахивает кистью. Слышится не то треск, не то хлопок, и запах чужого Проклятия пропадает, сменяясь смрадом разложения. — Я велел тебе стоять на месте, — тихо рычит Двуликий, немного поворачивая голову ко мне. — Какого хера я должен бегать за тобой?! — Но Проклятие, — робко бормочу, выглядывая из-за его спины. — Я тоже его почуял, девка, — он оборачивается полностью, и алые глаза полыхают злостью. — Я обещал Майю, что с тобой ничего не случится, так что если я говорю тебе не шевелиться – ты не шевелишься. Поняла меня? Учитывая недавнюю беседу, думаю, что дело не только в Майю. Он не просто так рассказывает мне это всё – и про то, что случилось, и о себе. Он хочет, чтобы я всё вспомнила. Для чего – пока ещё не знаю, но во внезапный порыв отеческих чувств мне что-то не верится. — Когда возникает опасность – я не задумываюсь, просто защищаю, — тихо поясняю. — Но тебя поняла. Он коротко рычит, но уже без злобы – подозреваю, что это способ выразить волнение. Затем сгребает меня в охапку, снова веля закрыть глаза. Я безоговорочно слушаюсь. Обратный путь проходит чуть дольше, но гораздо более плавно, не так резко. Шумы окружающего мира сменяют друг друга, различные запахи снова щекочут ноздри, вызывая улыбку. — Можешь открывать, — хрипло отзывается Двуликий. — Вернулись. Открываю глаза, жмурясь от закатного солнца – лучи отражаются от океанской глади, становясь ещё ярче. Двуликий всё ещё придерживает меня рукой, и я запрокидываю голову, смотря в его лицо: — Знаю, что мне идти нахер, — вздыхаю и усмехаюсь. — Но спасибо. Мне действительно стало легче. Думаю, постепенно всё уляжется на свои полки в голове. Алые глаза вспыхивают, и на лице Короля Проклятий появляется саркастический оскал. Мне на это остаётся только закатить глаза и фыркнуть, рассмеявшись. Я пихаю его в бок и направляюсь к дому. На заднее крыльцо вдруг выскакивает Майю – лицо взволнованно-радостное, даже отсюда вижу, что плакала и искусала губы, – и бросается ко мне, с ходу заключая в объятия. Я крепко обнимаю её в ответ и шепчу: — Кажется, сахарница – беспроигрышный вариант устрашения. Вёл себя почти, как паинька. Младшая шмыгает носом и прыскает со смеху, что-то бормоча. Пусть и не показывала перед нашим уходом, но она сильно волновалась, и сейчас едва может держать себя в руках. До меня доносится мятный запах, заставляя резко вскинуть голову. Немного взволнован и слегка удивлён, но в целом мой Бог держится лучше, чем предполагала. При виде меня на его губах появляется лёгкая, тёплая улыбка, которую я так люблю всем сердцем. Улыбаюсь ему в ответ и отпускаю младшую, намекая, что одно крайне заносчивое Проклятие истосковалось по ней, а сама уже спешу к Сатору. Блондин, направившийся навстречу, подхватывает меня на руки и ласково, медленно целует в губы. Его мятный запах будто пропитывает меня насквозь, успокаивая и дурманя одновременно. — Я соскучился, маленькая. — И весь извёлся, а? — дразню, а затем обхватываю его лицо ладонями и снова целую. В этот миг я не понимаю, как могла так долго быть без него. Как могла отдалиться от него и позволить ему отдалиться от меня. Просто идиоты. Сатору опускает меня на землю и мгновением позже с нами равняются Майю и Сукуна. Сестрёнка говорит, что ужин будет через час и предлагает привести себя в порядок. Я соглашаюсь и увожу Сатору в нашу временную комнату, а затем ненадолго скрываюсь в ванной. Умываюсь, выдыхаю и поднимаю взгляд в зеркало. «Зря молчишь. Я же сказал, что всё будет в порядке». Когда Сатору всё же выпустил меня из дома после выходки с Двуликим, я купила тест – к тому моменту была приличная задержка, да и сумасшедший аппетит настораживал. Сделала его прямо в кафе, куда забрела выпить чаю с моти, а после мгновенно рассчиталась и рванула в ближайшую больницу. На УЗИ. Меня заверяли, что ещё рано, но я была весьма настойчива, так что меня, всё же, посмотрели. Хоть и сложно что-то сказать на таком сроке, но видимых отклонений не обнаружили и даже отдали снимки. К слову, если присмотреться, то можно заметить, что малышей, и правда, двое. Хотя доктор сказала, что ещё рано о чём-либо судить. Медленно выдыхаю. И снимок до сих пор в моей сумочке, которая лежит сейчас на комоде. Не дав себе времени передумать, выхожу из ванной. Сатору лежит на кровати, прислонившись лопатками к изголовью, и отвечает кому-то на смс. Заметив меня, вновь улыбается: — Мегуми интересуется нашими делами. Я сказал, что ты на семейной прогулке, а мелкий обещал лично меня закопать, если на тебе появится хоть одна маленькая царапина. Усмехаюсь, качая головой. Вот маленький негодяй. — Я хочу тебе что-то рассказать, Тору, — быстро облизав губы, выдыхаю и сажусь рядом с ним. — Это важно. Блондин тут же сосредоточенно хмурится, откладывает телефон и садится, подгибая одну ногу под себя: — Что случилось? Тебе плохо? — Нет, — тихо смеюсь и беру его за руки. — Я в полном порядке, но, думаю, нам двоим нужно запасаться терпением. — Мисаки, ты меня пугаешь. — Мне и самой страшно, — закусываю губу. — Погоди минуту. Я поднимаюсь и подхожу к комоду. Долго не могу найти снимок, а потом вспоминаю, что убрала его в паспорт. Выхватываю карточку, возвращаюсь к настороженному блондину и вкладываю её ему в руки. Сатору долго всматривается в изображение, а затем поднимает взгляд на меня. Лицо ошарашенное, в глазах – смесь испуга и надежды. — Это..? — тихо выдыхает он. Я осторожно киваю: — Сделала на днях. Восемь с половиной недель, никаких проблем доктор не увидела. И,— на секунду замолкаю, смущаясь. — Кажется, их двое. Сатору вновь опускает взгляд на карточку, рассматривая так, будто держит в руках что-то поистине бесценное, редкое. То, что он никак не ожидал увидеть. — Миса, — зовёт сипло и едва слышно, а затем поднимает голову, смотря мне в глаза. По его щекам стекают крупные слёзы, но, кажется, он этого даже не замечает. — Спасибо. Спасибо тебе, я.., — он резко осекается и осторожно переспрашивает: — Ты… ты оставишь…? Сначала не понимаю, что он имеет в виду. Зато, когда до меня доходит смысл вопроса, ударяю его ладонью по плечу и рявкаю во всю мощь лёгких: — Годжо, ты совсем одурел?! Как тебе, идиотина белобрысая, вообще такое в твою дурацкую башку пришло?! Блондин смущённо улыбается, стирая слёзы со щёк: — Прости? — Конечно, я оставлю их, болван-Годжо, это ведь наши дети, — сажусь ближе к нему и прижимаюсь к груди. — Не ты один так долго ждёшь их. Его крепкие руки обнимают меня, и Тору целует меня в висок, шепча: — Я люблю тебя, маленькая. Боже, если бы ты только могла представить, как сильно я люблю тебя, Миса.

***

Моя сестра, зажав снимок в пальцах, таращится на него около минуты, а затем кривится, сдерживая рыдания, и издаёт крик раненной касатки: — Годжо! Первым приносится отнюдь не мой бывший муж, а Сукуна, причём с вытаращенными глазами. В мгновение ока определяет, что опасности нет, и вопросительно смотрит на меня. — Рассказала ей, что беременна. Майю в восторге и растерянности, — шепчу в ответ. Двуликий кивает, мол, понял, спокоен. Затем в комнате появляется Сатору. Заприметив карточку в руках сестры, широко улыбается и кивает. Майю шмыгает, прижимает тыльную сторону ладони к носу, начинает плакать и часто-часто машет рукой со снимком, как крылом: — Я стану крёстной! Я буду крёстной мамой, чёрт побери! Затем она бросается к беловолосому магу, и они крепко обнимаются, поздравляя друг друга. Мы с Королём Проклятий смотрим на всю развернувшуюся сцену с усмешками, а кто-то ещё и со снисходительностью в глазах, за что получает тычок локтем в ребро. Он ему, конечно, мало о чём говорит, но физиономия выглядит приличнее. — Рё! — вдруг восклицает младшая, а я молюсь, чтобы она не ляпнула то, о чём я думаю. — Рё, ты будешь дедушкой двух маленьких крошек! Но моим надеждам не суждено сбыться. После реплики, Майю кидается на шею Сукуне и продолжает радостно щебетать о пополнении в семье. Мне ничего не остаётся, кроме как послать сочувственный взгляд «дедуле» и отойти к Сатору. Блондин мгновенно заключает меня в объятия… и снова гладит живот. Вот же чудо. Но на этом сюрпризы не заканчиваются. Майю, чуток подуспокоившись, взвизгивает что-то вроде «я больше не могу об этом молчать!» и срывается в другую комнату. Возвращается с кипой каких-то бумаг, суёт мне их в руки (прошу заметить, что всё это время снимок УЗИ находится у неё в руках) и усаживает на диван, начиная тараторить, сбивчиво что-то пытаясь объяснить. На пятом круге объяснений, когда до меня доходит, что в моих руках документы о передаче всего имущества, принадлежащего Годжо Сатору, мне, а так же улавливаю слова «мы не хотели», «тебя нужно было защитить», «это моя идея» и «Сатору никогда в жизни с тобой не развёлся бы по-настоящему», я медленно поднимаю голову. Сначала смотрю в зарёванное, виноватое и донельзя несчастное лицо сестры. Затем перевожу взгляд на, как оказывается, не бывшего мужа. — А ну-ка повтори-ка ещё разок, что ты сейчас сказала? — очень-очень ласково прошу я, переводя взгляд с одной на другого, и обратно. Тору откашливается и, как бы невзначай, произносит: — Майю, если мы выживем, я должен тебе сотню. Ты была права, Миса с Двуликим – одно лицо, когда в бешенстве.