Реквием.

В горячей ванне не спастись от холода. Хочется позвонить, но нет повода, Хочется щекой в плечо, хочется тебя рядом, Ты просто слишком такой, как мне надо.

Вести тонким пальцем по тонким губам, провести по скуле, чуть царапнув светлую кожу ногтем, и зарыться рукой в копну светлых волос, сжимая кулак и чуть оттягивая. А потом утонуть в чёрном омуте распахнувшихся глаз. Так начиналось теперь почти каждое утро Кисаки. Конечно, если у Кё хватало совести прийти ночевать к нему, а не к себе домой. Приучить пофигистичного вокалиста к своему дому оказалось так же трудно, как отучить уличного кота гадить на ковёр. Тадаши злился, тихо ругался про себя, но старался быть как можно терпимее, понимая, что иначе Тоору просто однажды не придёт совсем, ни на третий день, ни на десятый, ни… С другой стороны, просыпаться рядом с вокалистом оказалось настолько приятно, что Кисаки готов был душу продать за то, чтобы Ниимура хоть иногда, хоть раз в неделю оставался на ночь. Видеть, как распахиваются удивительно бодрые глаза вечно заспанного Кё, было потрясающе. Первое время, ещё не привыкнув к подобному, Тадаши задерживал дыхание, боясь спугнуть блондинистого кота. В целом, такая жизнь была прекрасна. Кисаки с удовольствием пересматривал фотографии, сделанные им или Кё, или вовсе случайными прохожими. Эти фотографии позволяли удостовериться, что счастье было настоящим. Одну такую фотку Тадаши поставил на прикроватную тумбочку со своей стороны. На фоне зелёного парка, тяжёлых изумрудных крон и яркого голубого неба смеялся и пускал мыльные пузыри в сторону фотографа Ниимура. В тот момент его улыбка была настолько искренней и светлой, что Тадаши даже не сразу смог запечатлеть этот момент, находясь под впечатлением, и потому кадр получился немного смазанным, но достаточно чётким, чтобы различить белоснежную улыбку и сияющие глаза. Тоору фотографироваться не любил. Ему не нравились бесконечные вспышки фотокамер и указы фотографов. Зачастую он просто нагло игнорировал все указы, пока Каору не начинал поглядывать на него взглядом голодного волкодава. Несмотря на то, что лидером на данный момент был всё же Кисаки, басист не внушал Ниимуре подобного страха и желания подчиняться. Сам факт того, что Кё переехал в квартиру любовника, немало удивлял его самого. Тоору наблюдал. Всегда и везде, чуть прикрыв глаза, притворившись спящим, вокалист изучал окружающих его людей, слушал разговоры, следил за реакцией. Человеческие отношения строились на чувствах, на эмоциях. Люди, окружавшие маленького вокалиста, не стеснялись своих привязанностей. Они бросали вызов обществу, нормам и устоям. Ниимура любил сильных людей, а потому люди, не идущие на поводу у социума в некоторой степени восхищали его, но в тоже время ему не нравилось, когда они кричали об этом на весь белый свет. Кисаки был одним из тех людей, которые спокойно принимают своё отличие от серой массы и по возможности продолжают жить спокойно, не конфликтуя с миром. Кё очень долго и пристально изучал Тадаши. К тому времени, когда они стали жить вместе, Тоору с удивлением обнаружил, что знает о басисте практически всё. И потому первое время вокалист просто возвращался в свою квартиру, к привычному одиночеству, в котором размеренно тикали часы и капала вода в ванной. - Тебе уже нужно определиться, - тихо произнёс Шинья, осторожно склоняюсь к уху вздрогнувшего Ниимуры. - Что ты имеешь в виду? – наигранно безразлично поинтересовался Кё. Его несколько задело, что драммер лезет в его жизнь. - Бывают дни, когда вы с Кисаки приходите вместе. По тебе, понятное дело, ничего не узнаешь, зато наш басист просто светится от счастья. Но если вдруг он приходит раньше тебя, а ты сам не в состоянии прийти на репетицию вовремя, тогда начинается настоящая буря. Для такого чувствительного к эмоциям окружающих человека, как ты, тебе бы следовало давно обо всё догадаться. Я не удивлюсь, если однажды Кисаки и Каору разругаются вдрызг. - А Каору тут причём? – спокойно, не проявляя ни капли заинтересованности, спросил Кё. Шинья окинул его странным взглядом, словно удивляясь его неосведомлённости, от чего Ниимура начал медленно закипать. - Он давно уже оберегает тебя, если можно так сказать. И меня, кстати, тоже. Да даже Дая, хотя тот кажется старше. Каору чувствует за нас некую ответственность, если это можно так назвать. - Мне не нужна его опека, - резко рявкнул вокалист. - Дело не в опеке, а в том, чтобы иметь возможность оказаться рядом, если в этом вдруг возникнет необходимость. Тоору лишь пожал плечами. Если им всем хочется носиться с ним, как с писаной торбой, то он вряд ли сможет их остановить. К тому же это пока никак не проявлялось, так что смысла сеять панику не было. За стенкой что-то разбилось и послышались громкие голоса двух лидеров. Шинья поправил чёлку, взмахнул копной рыжих волос и, глубоко вздохнув, отправился проверять место боевых действий. Кисаки зверел и с каждой секундой закипал всё больше. Каору сверлил его взглядом, буквально испепеляя на месте. - Я. Не. Буду. Это. Играть. – Снова, в который раз повторил он. Тадаши глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Утро началось так прекрасно, с горьковато-сладкого кофе и довольной улыбки Тоору, а теперь обещает закончиться знатным скандалом. - Каору, мы это уже обсуждали и не раз. Пока я пишу эту музыку, ты будешь её играть. Не нравится, я тебя не держу. В конце концов, ты не единственный приличный гитарист в пределах досягаемого, - спокойно говорил Матсуура. Он устал бороться с гитаристом, буквально отвоёвывая каждую партию. Ниикура отвоёвывал позиции лидерства, подавляя неконфликтного и эмоционального басиста. Вот прямо сейчас хотелось просто бросить всё и уйти домой, прихватив с собой зевающего вокалиста, вслед за Терачи появившегося в дверном проёме. - Я-то может и уйду, но ты правда думаешь, что остальные не пойдут за мной? – В голосе Каору была уверенность. Кисаки перевёл взгляд на Дайске, который слышал весь спор с начала, но делал вид, что его здесь вовсе нет, потом на Шинью, который даже в лице не изменился, и остановился на Ниимуре, привалившемся к стене и по-детски трущего глаза кулачками. - Давайте спокойно всё обсудим, - вклинился драммер, устраиваясь на диване рядом с Дайске, который с самодовольным видом полез обнимать хрупкого ударника, но тут же схлопотал неслабый удар локтем по рёбрам. Тадаши устало опустился в кресло, а Ниикура расположился на втором диване, ещё более потрёпанном, чем первый. Ниимура просто уселся на пол у той же стены, где и стоял и закрыл глаза, всем своим видом показывая, что судьба группы его не очень-то интересует… Домой возвращались молча. Матсуура размышлял над сложившейся в группе ситуацией. Выходило так, что он им был вовсе ни к чему. Не то, чтобы он был тем, кто двигал группу вперёд, просто в какой-то момент она поняли, что музыка в их представлениях звучит по-разному. Для Кисаки музыка была светом. Чем-то, что толкает человека вперёд, к великим свершениям, что заставляет жить и бороться с судьбой изо дня в день. Остальные видели в музыке отражение тёмных мыслей и желаний человечества, жестокость, боль и страх. Тоору шёл рядом, но чуть позади, отставая на шаг. Его глаза были чуть прикрыты, словно вокалист хотел спать, но Тадаши понимал, что эта сонливость напускная. На самом деле Ниимура был напряжён, как струна, готовый взорваться в любой момент. Матсуура мечтал однажды понять Тоору настолько, чтобы не было необходимости делать вокруг него осторожные шаги, словно по минному полю, когда в любую секунду можешь подорваться. Но именно такими и были отношения с вокалистом. Никогда не знаешь, на какую больную мозоль наступишь в следующий раз… С тех пор, когда они впервые встретились, Кё очень изменился. Когда-то он был бесконечно вспыльчивым и злобным. Огрызался на каждое слово и никого не подпускал слишком близко. Заставить его работать, как положено, Кисаки мог с огромным трудом, растрепав все нервы и почти сорвав голос. Ниимура при этом лишь молча пожимал плечами. Позже, когда Тоору в очередной раз вздумал показать характер, Матсуура даже рта не успел раскрыть, как рядом с вокалистом оказался Каору и, с силой сжав плечо Ниимуры, что-то тихо, но убедительно ему втолковывал. Кё внимательно слушал, глядя в глаза гитаристу, а потом только кивнул и принялся за работу. Тадаши стоял как громом поражённый, однако внешне старался этого не показывать. Поблагодарив Каору, басист продолжил репетицию, но с тех пор всё чаще отмечал, что вокалист старается обходить Ниикуру стороной. Выяснить, что же наговорил гитарист Кё так и не получилось. Оба молчали как партизаны, а Дайске и Шинья просто отводили взгляды. Именно с тех пор Кё стал спокойнее реагировать на окружающий мир и на самого Кисаки. - Перестань думать, - тихий голос Кё буквально вышвыривает из размышлений, настолько он оказывается неожиданным. - Тогда перестань окружать себя загадками, - Матсуура смотрит на вокалиста чуть недовольно и с некоторым упрёком, но быстро сдаётся. – Тоору, правда, мне иногда кажется, что ты просто играешь со мной… - А ты? Ты ведь всё это начал. И рано или поздно это всё закончится, - голос Ниимуры был спокойным и тихим. Он не спеша прикурил. - О чём ты говоришь?! Я люблю тебя! – беспомощно воскликнул Тадаши, словно его уже уличили в чём-то позорном. - Нет, не любишь. Я не знаю, что ты чувствуешь, но это не любовь… - Почему? - Потому что ты не можешь принять меня таким, какой я есть. Со всеми моими тайнами и тараканами в голове. Ты бесишься, когда я не остаюсь у тебя на ночь, бесишься, если я вдруг ушёл развлекаться без тебя, бесишься, если я не появляюсь несколько дней кряду. – Тоору спокойно перечислял все причины и доказательства того, что Кисаки его не любит. – Для меня всё это – привычный образ жизни. И я не собираюсь менять его просто потому, что тебе так хочется. Ниимура ушёл, оставив Кисаки стоять посреди дороги и размышлять над его словами. Чуть ранее басист бы взбесился, догнал любовника и высказал бы ему всё, что думает по этому поводу. Но сейчас он только опустил голову и побрёл в сторону дома. Мыслей в голове не было, да и не хотелось, в общем-то, думать о чём бы то ни было. Сама возможность мысли о том, что его чувства ненастоящие, причиняла такую боль, что в пору было выть и лезть на стену, биться об неё головой и разбивать костяшки пальцев, раздирать пальцы в кровь… Спокойно отпускать Ниимуру на очередные приключения оказалось безумно сложно. Не обращать внимания на посторонние, чужие запахи почти невозможно. Однако Кё, как истинный кот, почувствовав отсутствие давления со стороны Кисаки, сам начал ластиться к нему. Тадаши радовался. Тоору оставался у него почти каждую ночь, редко куда-то выходил без него, и вообще, казалось, привык к подобному сожительству и чувству принадлежности. На репетиции они теперь опаздывали вместе… Дни пролетали, как пейзаж за окном мчащегося вперёд поезда. Все уже давно привыкли видеть рядом с сияющим Кисаки хмурого и сонного вокалиста, который разве что с ног не валился. Каору наблюдал за этим безобразием с непередаваемым выражением глаз. Лицо его было бесстрастно, но глаза были способны испепелить любого, но по большей части останавливались именно на басисте, которого с улучшением личной жизни потянуло на сопливую и слащавую лирику. Кё в ужасе смотрел на тексты, которые отдавал Матсууре «на проверку», а получал даже не исправленный вариант, а совершенно переписанный и переделанный. Он даже не мог это петь, как только он вступал и начинал пропевать первые строчки, голос срывался. Ниикура бесился, всё чаще бросая на Тадаши злобные, не предвещающие ничего хорошего взгляды. Буря грянула. Каору просто не выдержал и высказал Матсууре всё, что он думает о его новой музыке, о его отношениях с Кё и о нём самом в частности. В ответ Тадаши высказал всё накипевшее в адрес Ниикуры. В итоге Кисаки остался в меньшинстве. Шинья и Дайске предпочли остаться именно на стороне гитариста и вместе с ним продолжить выступать. А потом взгляды устремились на Кё, который устроившись в кресле внимательно следил за разворачивающимися событиями. - Выбирай, Кё. Кто тебе милее? – язвительно и резко вопросил Каору, нагло глядя на Тадаши. - Ты же и так знаешь ответ, - тут же отозвался Ниимура. Матсуура внимательно вглядывался в глаза своего любимого вокалиста. - Ты же не оставишь меня? – тихо поинтересовался басист, глядя прямо в глаза Тоору. - Тебя - нет. По крайней мере, пока. Но та музыка, которую пишешь ты… она просто не для меня. Мелодии Каору мне ближе. Я надеюсь, ты понимаешь, что я пытаюсь сказать. Кисаки кивнул. Не было грусти, не было разочарования. Возможно так оно и к лучшему. Отношения внутри коллектива никогда не приводят ни к чему хорошему. Так они и разошлись. La:Sadie’s распались, оставив о себе лишь приятные воспоминания о проделанной работе и чувство стремления к чему-то новому. Кисаки пока решил не спешить с созданием новой группы, наслаждаясь рассказами Кё о их новом басисте, длинноногом красавчике Тошимасе, который имел очаровательную кукольную внешность и четырёхструнные мозги с творческим уклоном. Dir En Grey не скучали и не сидели без дела. Тадаши часто приходилось ночевать одному, хотя Тоору и старался вырываться как можно раньше. Удивительно, но стоило им перестать общаться на работе, как их отношения словно перешли на новый уровень. Ниимура стал скучать по своему басисту, а Матсуура научился ждать гулящего котяру по нескольку дней. И возможно подобная идиллия продолжалась ещё очень долго, если бы не настойчивая дрель дверного звонка одним тихим субботним вечером.