Трудности воспитания отца-одиночки

Такемичи любит детей. Сколько себя помнит, всегда любил малышей. Даже когда сам был таким. Когда ему было шесть, его тетя и дядя разбились в автокатастрофе. В аварии выжил только его младший двоюродный брат. Маленькому Какучо повезло – если так можно назвать ужасающий шрам, расчертивший личико годовалого крохи. Но Такемичи все равно его любил. Любил с детской непосредственностью и чистотой души. Именно поэтому, когда не знавшие как сказать о внезапном пополнение в семье родители робко постучали в комнату сына, младший член семьи молча подошел к маме и со всей аккуратностью забрал теперь почти родного братика из ее рук, тут же крепко-крепко обнимая: обещая заботиться и защищать от всего на свете. Когда, будучи уже десятилетним, он увидел, как его младшего братишку задирают на детской площадке, он вместо того, чтобы кричать или драться с обидчиками любимого Каку-чана, подошел к малышам и спокойно с серьезностью настоящего взрослого объяснил, что неважно, как кто выглядит – важно, что в душе. Семилетний Ран и пятилетний Риндо насупились, надули губы, но понятливо кивнули. Там он стал старшим и для братьев Хайтани. Теперь на его попечении было трое малышей. Через два года он познакомился с Мицуей. Тот был только в первом классе младшей школы, но уже сам ходил в магазин за продуктами с длиннющим списком и большой сумкой в цветастый узор. Естественно, Ханагаки помог самостоятельному малышу достать с верхней полки большую и тяжелую упаковку риса. А когда понял по тужившемуся и покрасневшему личику мальчика, что все покупки он один домой не донесет, не говоря ни слова, взял сумку в одну, а в другую взял ладошку светловолосого малыша. Довел до дома, торжественно вручив сына с покупками удивленной женщине. Его похвалили, а он только отмахнулся. Ему же было уже двенадцать – разве мог он не помочь?! С каждым годом его компания малышей росла, а мальчишек, которые искренне любили его и считали старшим братом становилось всё больше. Поэтому, когда в семнадцать лет ему сказали подумать о будущей профессии, он, не задумываясь, выбрал работу воспитателем. Его родители естественно поддержали выбор сына, как и Какучо, который несмотря на ревностное отношение к старшему брату желал ему только счастья. Весь год Такемичи усиленно зубрил основы детской и подростковой психологии, ходил на курсы ораторства и даже начал подрабатывать в небольшом агентстве, организующем праздники для детей и дошкольников. День за днем Ханагаки узнавал все больше и с радостным нетерпением рассказывал о том, как здорово будет после окончания университета работать в детском саду или школе. Его девушка только игриво посмеивалась и ерошила волосы воодушевленного радужным будущим парня. С Хинатой они познакомились в раннем детстве. Тогда их с другом обижал какой-то уличный хулиган. Ханагаки, который с детства ненавидел несправедливость, естественно, не мог пройти мимо такого бесчинства. Так и познакомились. Хината Тачибана и Кисаки Тетта. Тетта был младше него на год, а Хината на два. Мальчик был на диво смышлёным для своего возраста – знал программу всей младшей школы! Хината же была очень милой и доброй девочкой – хозяйственной. На следующий день после «спасения» принесла собственноручно приготовленный тортик. Он был неровным, кое-где тесто было сыровато, а слово «спасибо», написанное глазурью, если честно, было почти нечитаемым. Но Такемичи был от всего сердца тронут таким знаком внимания. Хината была первой девочкой в компании малышей, о которой он заботился. Как и с остальными – он водил ее в кафешки, помогал относить сумки из магазина домой, иногда помогал с домашней работой. Впрочем, оставляя последний пункт в большинстве случаев на Тетту. Он не ленился – просто понимал, что смышлёному третьекласснику в точных науках он не соперник. Он искренне заботился о ней и не замечал, что каждое его дружеское, братское объятие заставляет щечки малышки краснеть, словно спелые ягодки. Не замечал, пока однажды очень нервничающая Хината не заставила остановиться его посреди дороги. Они возвращались со школы – точнее он провожал её до дома. Забрав у девочки портфель и накинув на плечи младшей свою школьную спортивную кофту, он двинулся вперед. Такемичи не сразу заметил, что что-то не так. Обычно ярко участвующая в беседе Хината была непривычно молчалива и лишь иногда угукала или вовсе ограничивалась кивком головы. Когда Ханагаки уже был готов напрямую спросить девочку о причине такого поведения, вдруг сам был перебит. Она теребила завязки его собственной зеленной кофты, ковыряла носком маленький кустик травы, сумевший пробиться сквозь трещину в тротуаре, но говорила очень уверена и бойко. Говорила, как была рада познакомиться с ним тогда, в далеком детстве, как искренне восхищается его силой и выдержкой, какой Такемичи невероятный, раз может заботиться о них всех: и о шибутных Хайтани, то и дело влипающих в истории, и о чересчур серьезном Мицуе, который теперь вместе с мамой забирал младших сестренок из детского сада, о Коко и Инупи, которые с широко открытыми глазами впитывают буквально каждое его слово, о Тетте, который из-за учебников иногда забывает, как выглядит дневной свет, и даже о ней… На последних словах её хрупкие плечики начинают дрожать, а голос становится всё тише. Последнюю фразу Такемичи и вовсе прочитал по губам. Нет, он не был хорош в этом. Но он уверен – любой дурак сможет понять: «Я люблю тебя». Договорив, Тачибана подняла на него свои красные от смущенных слёз глаза, решительно кивнула и, выхватив портфель из его ослабевших от удивления рук, скрылась за поворотом. Такемичи рассеяно подумал о том, что это была его единственная спортивная кофта, а на следующий день физкультура. Парень долго думал, что ответить Хине. Она была его малышкой, младшей сестренкой, как и остальные мальчишки. Но она говорила серьезно, и Ханагаки не может игнорировать чувства девочки. Он взвешивал все плюсы и минусы, обдумывал, что может произойти, а что нет. Да и их разница в возрасте имела значение – ему было четырнадцать, а ей до двенадцати ждать ещё два месяца. На следующий день девочка предсказуемо не пришла в школу, и когда Такемичи, стоя на пороге её дома, спрашивал миссис Тачибану о самочувствии её дочери, получил ответ – заболела. Парень серьезно кивнул, но взглядом отметил – личико, прячущееся за шторкой в окне второго этажа, больным совсем не выглядит. Разве что взволнованным и немного смущенным. Через несколько дней, когда девочка немного успокоилась и пришла в школу, Такемичи выловил её на обеденной перемене. Купив девочке коробку молока и небольшую ванильную булочку, – любимое с детства лакомство девочки – отвел её на крышу, где состоялся серьезный разговор. Такемичи взял в свои ладони чужие хрупкие ручки и глядя в глаза, принялся говорить. Говорил медленно и вкрадчиво. Они знакомы очень давно, и Такемичи всем сердцем любит девочку, но как подругу. Она и правда очень дорога ему, и, если потребуется, он сделает для нее все, что угодно. Хината смотрела на него, губа её дрожала, а по щечкам катились маленькие крохотные капельки. И вдруг она отняла руки, но тут же сжала ими шею парня. Уткнулась ему в ключицу холодным от слез носиком и взмолилась: «Дай шанс». И он дал. Не мог смотреть на обычно смеющиеся глазки, в которых стояли горькие-горькие слезы. Они встречались вплоть до окончания старшим школы. Они ходили на свидания, как обычно парень держал уже подросшую девушку за руку, а на прощание теперь она получала поцелуй в щёку. На Рождество он свозил её на выставку современного искусства в соседний город, а на день рождение подарил серебряный кулон – четырёхлистник на удачу. Хината была счастлива. Любила и хотела отдавать эту любовь. Именно поэтому после выпускной церемонии она повела его к себе домой под дружные протесты остальных его подопечных, которые тоже хотели поздравить любимого Таке-нии с окончанием учебы. В своей комнате она медленно расстегнула пуговички на рубашки и уже готова была спустить её с плеч, как руки её парня легли поверх и прикрыли появившуюся щель. Он накрыл её пледом, взятым с верхней полки шкафа, и отошёл к окну. А когда потрясенная девушка села на кровать присоединился к ней и заговорил. Всеми знакомыми словами искренне просил прощение у Тачибаны, что всю жизнь была ему младшей сестренкой, полюбить как возлюбленную которую он так и не смог. Она плакала. Долго и горько. И все это время он прижимал дрожащее тельце любимой малышки к себе и только тихо шептал извинение в вихрастую светлую макушку. Они остались друзьями. И Такемичи выдохнул – вскоре место, которое он занимал, по праву досталось Тетте – они были потрясающей парой. Он поступил в институт и с отличием его закончил. Не даром днями и ночами просиживал за учебниками, отвечая отказом на каждое приглашение одногруппников о прогулке в бар. После окончания молодому человеку не терпелось приступить к работе, поэтому он в срочном порядке стал искать такое место. Нашел. Младшая школа недалеко от дома. Ханагаки судорожно стал собирать документы. Последними бумажками в списке значились медкарта и анализы. Такемичи пошёл сдавать их без задней мысли. И вот тут-то выяснилось самое ужасное – он не может иметь детей. Он бесплоден. Для парня, искренне любившего несмышлёные глазки и по-детски наивные вопросы, мечтавшего однажды взять в собственную ладонь хрупкий кулачек сына или вечерами расчесывать шелковые волосы лапочки-дочки, это было равносильно выстрелу в сердце. Он впал в депрессию на несколько месяцев. Почти не ел и не спал. Только с отсутствующим взглядом рассматривал детские рисунки, которые дарили в детстве его любимые малыши. Эти малыши сейчас были уже взрослыми парнями, и смотреть на то, как человек, которым они восхищались, который был для них непоколебимым героем, всегда решающим проблемы с улыбкой на губах, буквально тает на глазах от собственного бессилия перед жестокой судьбой, они не могли. Всеми правдами и неправдами они заставили пойти его к психологу. И сами по очереди ходили с ним. Ран всегда держал его за руку, давая утыкаться в распущенные волосы, который старший с детства любил заплетать в две косички. Риндо плакал вместе с ним, только и успевая протирать запотевшие от влаги очки. Мицуя, молча кутал его лицо в ворот свитера, не в силах смотреть на слёзы старшего брата. А Какучо… Какучо просто был рядом. Всегда и везде – с пледом и кружкой горячего кофе в руках, готовый навечно замереть в одной позе, если брату, человеку, подарившему ему счастливое полноценное детство, станет чуточку легче. И каким-то чудом Такемичи и правда стало легче. Острая боль сменилась на тупую, а отсутствующий взгляд грустной улыбкой, которую он позволял себе лишь иногда – в особенно холодные одинокие ночи. Прошло уже десять лет. И Такемичи кажется, что он наконец-то может сделать полноценный вдох. Его перевели в этот садик неделю назад, но такое ощущение, что был здесь всю свою жизнь. Сам садик был небольшим – всего сто пятьдесят малышей. Он смотрел за двадцатью. Но были в его группе трое деток, которых он вопреки правилам любил больше остальных. Семья Сано. Трое милейших мальчиков. Младший из детей был Чифую – мальчику было четыре года, но он был очень спокойным и милым ребенком, а потому воспитатели разрешили ему ходить в группу на год старше с братьями. Такемичи он понравился в первый же день – малыш после обеда не съел конфетку, которую давали тем, кто съел всю порцию, а спрятал в кармашек. А на тихом часе, вопреки правилам, встал с кроватки и пошел в комнатку воспитателя, где с розовыми щёчками вручил уже немного помятую сладость старшему: «Вы очень мне нравитесь. Вы хороший». Ханагаки не смог сдержаться – обнял немного сонного мальчика и со всей нерастраченной любовью поцеловал чернеющую макушку. Немного неуверенные, но очень ласковые ответные объятия крохотных ручек стали лучшим доказательством правильности его поступка. Кейске был немного странным. Оба двойняшки очень любили устраивать потасовки – но если Тора это делал из-за взрывного характера, то его младший брат – просто от скуки. Мальчик был очень энергичным, а девать эту энергию ему было некуда. Такемичи нашёл подход и к этому малышу. Оригами. Услышав от нового воспитателя притчу от тысяче журавликов, он перед уходом домой, насупившись, подошёл к нему и тихо попросил научить их делать. С тех пор на столе Такемичи каждый вечер перед уходом семейства появлялся один немного неровный, но сделанный от всей души журавлик. Старший, Казутора, был самым шибутным – каждая драка происходила с его участием. Малыш вовсе не был злым – просто защищал своё. У них не было мамы – только папа. Некоторые дети бывают такими – говорят, что думают, не понимая, как ранят этим других. Им тоже сказали – странно это: у всех мама есть, а у вас – нет. Чифую заплакал, Кейске закусил губу, а Тора, не думая, бросился на мальчика, заставившего любимых братьев переживать. После того, как Такемичи удалось разнять малышей, он отвел старшего из двойняшек в свою комнатку для разговора – малыш долго и горько плакал, изо всех сил сжимая на спине ткань кардигана старшего. Он полюбил их, а они искренне любили его. Поэтому любимому дяде приходились всеми правдами и неправдами уговаривать полюбивших обниматься на прощание с воспитателем детей возвращаться домой. Такемичи знал только Шиничиро Сано – мужчина был его ровесником. Он часто отвозил и забирал малышей вместо их отца – очень занятого работой младшего брата. Они поладили в первый же день – и часто разговаривали, пока малыши собирались домой. Однако вчера Шин вскользь сказал, что на следующий день работает, поэтому детей в садик наконец-то отвезет блудный отец. Такемичи лишь усмехнулся, для себя отметив, что очень хочет познакомиться с таким потрясающим отцом, который смог вырастить без поддержки любимой женщины, оказывается, аж четырёх детей. Накаркал. Когда, увидев в раздевалке любимую троицу с незнакомым мужчиной, стоящим к нему спиной, решил подойти и поздороваться, кажется, впервые за тридцать три года жизни пожалел об этом. Бездонные обсидиановые глаза за секунду заставили его сердце замереть, а после пуститься в бешенный скач.