Суррогат

      - Дамы и господа! Наш самолёт только что приземлился в аэропорту города Дублин. Температура за бортом — девять градусов по Цельсию, местное время — двадцать два сорок. Пожалуйста, до окончания движения самолёта не отстёгивайте ваши ремни безопасности и не перемещайтесь по салону. При выходе не забывайте свои ценные вещи. Желаем вам доброго вечера.       Звук двигателей за бортом постепенно стихал, кромешная тьма разрезалась светом маленьких ламп подсветки салона. Через два сидения, в иллюминаторе соседа Павел уже видел одинокие огни проезжающих мимо машин обслуживания и здание аэропорта. Старенький «Боинг» с мягкими, неоткидывающимися креслами медленно свернул со взлётно-посадочной полосы в сторону терминала. Две минуты на остановку у гейта, ещё шесть на открытие салона — и вот, можно выходить. Повезло, досталось место в голове: рутинно схватив чемодан, утомлённый ожиданием Павел скорее покинул железную птицу. Мощный поток воздуха тут же едва не сбил его с ног: неприветливая, северная погода как следует растрепала седые вихры мужчины, под вечер впервые очутившегося на острове в сотне миль от континентальной Европы.       Тринадцать лет, почти четырнадцать — ровно столько он не видел подруг. Первые полтора года лимитировал «неправильный» паспорт: пока заполнишь все документы, обоснуешь причину, пока приедешь в посольство, получишь треклятую визу, пройдёт целая вечность. После — работа, что превратила жизнь в одну сплошную командировку. Светлый кафель на полу, огромные лайнеры днём и ночью по ту сторону высоких стеклянных перегородок, указатели на разных языках, сотни людей, бредущих в разные стороны — на своём веку Павел видел уже столько аэропортов, что сбился со счёта и не отличал один от другого. По пути сквозь транзитную зону пальцы методично перелистывали страницы паспорта: Штаты, Япония, Франция, Чили, Индия, Мексика — уже половину занимали разного рода печати. Пришла пора для новой: содрогаясь от вида очереди к живому человеку в форме, Павел аккуратно свернул на почти пустой электронный гейт автоматического пограничного контроля. Простые, интуитивные движения: сканирование страницы с биометрикой, отпечаток пальца, взгляд в камеру — и его датский «пас» пополнился очередным штампом въезда.       «Зелёный — любимый цвет Инны», подумал Павел и в сердце снова больно кольнуло. Пропустив ленту для багажа, друг покойной быстрым шагом направился в сторону зала прибытия. Таблички, у кого-то планшеты — где-то с десяток людей разного рода и возраста терпеливо стояли за светло-синей лентой, ограждающей зону прилёта. Большинство встречали родню, кого-то — вызванные заранее таксисты: они были, кстати, с планшетами — прогресс! Среди этого многообразия человеческих лиц заметно выделялся щуплый тип лет тридцати в тёмно-сером пиджаке и галстуке, с лёгкой щетиной, высоким лбом и идеальной, несмотря на непогоду снаружи, укладкой, сжимавший одинокий листок бумаги, на котором почему-то корявым русским было выведено:       «Ходенко Павел»       - Мистер Коллинс? — обратился он к нему.       - Можно просто Джейсон. Пройдёмте, машина стоит на парковке.       С чемоданом наперевес Павел засеменил вслед за своим сопровождающим через зону прилёта. Короткая вибрация телефона в кармане лишний раз напомнила: «Добро пожаловать в Ирландию». Всю сознательную жизнь датского подданного проживший в городе, где велосипеду гораздо комфортней, чем машине, мужчина никогда не имел водительского удостоверения, а потому, спускаясь в лифте, ведущем в паркинг, Павел почувствовал себя неуютно.       - Как Яна? — ляпнул он первое, что пришло в голову.       - Миссис Милашенкова сейчас в больнице, врачи оценивают состояние как стабильное — сухо констатировал Джейсон, а после добавил от себя — Говорит пока слабо, но думаю, вас она узнает.       К великому удивлению, адвокат не стал заходить далеко вглубь подземного сооружения, а остановился почти возле самого выхода, на парковке для электрокаров первого этажа. Миниатюрный французский хэтчбек с тремя дверьми и формой, напоминающей подтаявшее с одной стороны пирожное в сахарной глазури, тихо пиликнул, открыв передние двери. Кинув свои пожитки в багажник, садясь рядом с Джейсоном, Павел неуверенно пристегнул ремень безопасности и с интересом наблюдал, как тот быстро оценил заряд батареи и медленно выжал педаль газа.       Не прошло и двух минут, как аэропорт скрылся из поля зрения, а их белоснежная «блоха» уже мчала по автостраде. Левостороннее движение поначалу изрядно путало, но через некоторое время голова бывалого путешественника привыкла к тому факту, что они, как и все вокруг, едут «по встречке». Сидевший справа адвокат Инны молча вглядывался в уходящую во тьму дорогу, так что Павел имел небольшой шанс расслабиться. Зелёные изгороди, ограждающие светло-серую в свете фар нить шоссе, быстро проносились за окном. Массивные облака, сгустившиеся над ними, аки дырявое покрывало закрывали собой лазурно-синее сумеречное небо. Где-то справа, за тонкой лесополосой постепенно заходило солнце: ослепительно яркий, бушующий всеми оттенками красного и жёлтого, уже ушедший за горизонт диск окрасил его лёгким налётом рыжины — той самой, что светилась на флаге вольного острова, что избрали для себя Инна с Яной как новую родину: красота природы, приведшая Павла в биологию ещё в школе, в очередной раз напомнила цель визита сюда.       Внезапно мужчина почувствовал боль в груди, а браслет на руке тревожно запищал: проклятье! Руки скорее потянулись во внутренней карман куртки, где был надёжно припрятан от вездесущих охранников в аэропорту распределитель с лекарством.       - Вы в порядке, сэр?       - Да, просто давление опять скакнуло, — глотая уже третью за этот чёртов день таблетку, хрипло объяснял Павел, — Мне нужно постоянно снижать его, чтобы не... ну вы поняли.       - Гипертония?       - Артериальная гипертензия, по сути да — сглотнул он, — Скажите, а европейские рецепты ведь здесь действуют?       - Думаю, да. Другое дело, покроет ли страховка...       - У меня от компании, она покроет.       - А, тогда в любом случае уточните у фармацевта.       Столица Ирландии неумолимо приближалась, судя по указателям, и спустя всего двадцать минут машина въехала практически в самый центр Дублина. Неизменный центр портового города, в наше время давно превратившегося в туристический центр, был заполнен людьми. Расслабленные, бесконечно весёлые, опьянённые пивом и радостью компании хаотически брели взад-вперёд, от одного паба к другому. Вид жизнерадостного молодняка, гуляющего среди этих ярких вывесок, прожигающего жизнь в развлечениях, заставил Павла почувствовать себя некомфортно.       - Долго нам ещё ехать? — спросил он.       - Минут тридцать. Город на окраине столицы, так что добираться просто, — рассказывал водитель, притормозив на перекрёстке, — Поехал так, потому что вечер, в час пик лучше в объезд.       «Лучше бы сразу» — пронеслось у гостя страны кельтов в голове. К счастью для Павла, Дублин был небольшим по меркам Европы городом и уже вскоре они выехали из центра на окраину. За пределами той праздной вакханалии страна впервые показала себя совсем другой — спокойной и безмятежной. Дороги стали заметно уже, плотность машин, прежде казавшаяся заоблачной для столь позднего часа, в определённый момент резко упала до нуля. Где-то слева по трассе промелькнула табличка, означавшая скорый въезд в соседний город Бри, и Джейсон шустро свернул с шоссе. Впереди сразу замаячило небольшое трёхэтажное здание, немного напомнившее Павлу полицейский участок неподалёку от его дома, только отмеченное медицинским крестом.       - А нас вообще пустят, в такой поздний час? — удивился он.       - Я адвокат, мне надо зачитать завещание моей клиентки, — заявил мистер Коллинс, съезжая с дороги на территорию больницы Святого Колумциллы, — Но на будущее — приёмные часы с девяти до часу или с двух до пяти, кроме времени процедур.       Украдкой Павел посмотрел в часы на телефоне: далеко за полночь. Учитывая то, что Ирландия в Гринвиче, это означало, в Дании уже второй час ночи. Только тут мужчина понял, насколько он устал, но спать было нельзя: там, в глубине этого песочного замка его ждала Яна. Мысленно готовясь к самому худшему, школьный друг пострадавшей выпрыгнул из машины и быстро добежал по морозу до автоматических дверей.       - Добрый вечер, — учтиво поприветствовал мистер Коллинс медсестру на посту, — Мне необходимо зачитать завещание для одного из пациентов. Милашенкова Яна, двести тринадцатая палата. Со мной один из указанных наследников.       Пока адвокат разговаривал с персоналом, Павел немного осмотрелся. Светло-зелёные, пастельные тона стен, утилитарно холодный кафель на полу играл бликами в свете галогена, металлические скамейки возле окна, автомат с напитками — при всей разнице медицинских систем больницы разных стран мира были в целом очень похожи. По спине эмигранта из Восточной Европы побежали мурашки: осознание того, что он вот-вот встретится с ушедшим от него поездом прошлого, будоражило и нервировало похлеще кофе.       - Пройдёмте, нам на второй этаж.       Уладив формальности, Джейсон сказал Павлу следовать за ним. Мрачные, погружённые в тишину коридоры госпиталя отзывались на их шаги гулким эхом. Сонная в такой поздний час, за время ходьбы по больнице они встретили только одного лениво бредущего медбрата. В этой обостряющей все чувства пустоте нетрудно было заметить: в одной из множества палат ещё горел свет. Тусклая, непонятного цвета дверь вела в палату первичного приёма — определённо, пациент за ней ещё не спал. Табличка с двести тринадцатым номером заставила Павла напряжённо выдохнуть.       - Входите — предложил ему адвокат.       Из вежливости посетитель сперва постучал, прежде чем войти. За дверью его ожидало не самое приятное зрелище: женщина лет сорока четырёх напоминала текущим своим состоянием тряпичную куклу. Корсет на шее для фиксации головы, распластанные на небольшой кровати короткие, крепко сложенные ноги, косынка, придерживающая нерабочую правую руку — на фоне всего перечисленного обычные синяки и ссадины выглядели несущественной мелочью. Покрытая тонкой сеткой порезов левая рука с подключённым к вене катетером слабо сжимала регулятор дозировки. Отращенные до плеч светлые волосы были упрятаны за голову, уже почти провалившуюся в сон, если бы не включенный свет. Четверть века со дня выпуска сказались на фигуре: в таком положении тела пара лишних килограммов почти не скрывались бинтами на груди. Едва прикрытая тонкой белой робой, супруга Инны и школьная подруга Павла была совсем одна в палате три на пять метров, где единственным развлечением было смотреть в окно да говорить с цветами на подоконнике.       Немного расплывчатый от обезболивающего, взгляд светло-голубых глаз Яны слабо переметнулся на него. Брови с облегчением опустились:       - Паша?!       - Ян!       Измотанный, Павел рванул к своей подруге и аккуратно, насколько позволяли сломанные рёбра, обнял её. Искренняя радость того, что Яна жива, накрыла перелетевшего через пол-Европы.       - Я сразу приехал, как только узнал.       - Мы как со школы возвращались, собрались в ц-ц-цветочный... — женщину заметно трясло, — Машина вылетела со встречной, и прямо на нас! Инь крутанула руль в сторону, сама подставилась...       Вот оно как: сердце Павла резко обожгло горечью. Тихим шёпотом мужчина задал единственный вопрос:       - Она... сразу?       Женщина еле заметно кивнула, и тот почувствовал несказанное облегчение — значит, хотя бы не мучилась. Крепко сложенная рука изо всех сил вцепилась в его спину: чудовищная боль потери разъедала Яну изнутри, но теперь он мог разделить её на двоих. Уткнувшись носом в плечо, старый школьный друг поглаживал теперь уже вдову по голове, тихо радуясь, что она здесь — живая, пусть и не совсем здоровая. Но это ничего — поправится, Яна у них крепкая! Пожалуйста, будь ей...       - Кхм! Итак.... — кажется, Джейсону и самому было не по себе от сцены их воссоединения, но долг адвоката обязывал его прервать их — Поскольку все присутствующие здесь собрались, если не возражаете, я приступлю к оглашению.       Ошеломлённый его поспешностью, Павел отпустил Яну и молча присел на кровати рядом. Адвокат достал из-за пазухи небольшой конверт и аккуратно, через уже имевшуюся линии надреза сзади извлёк из него плотно сложенный лист бумаги. Откашлявшись, Джейсон развернул его и неумолимо начал читать:       - Я, Савина Инна, проживающая по адресу Вудбрук Лаун 9, Бри, Ирландия, находясь в здравом уме и здравом теле, декларирую сий текст как мою последнюю волю и завещание на случай моей кончины. Текст составлен в присутствии моего адвоката Джейсона Коллинса и должен быть озвучен им в присутствии всех указанных ниже наследников в кратчайшие сроки после моей смерти.       Мысли, прежде наполнявшие головы Павла и Яны, моментально их покинули. Момент истины настал.       - Мою драгоценную супругу, Милашенкову Яну, наделяю правом владения второй половиной моего дома по адресу Вудбрук Лаун 9, всем моим личным движимым и недвижимым имуществом, кроме оговоренного ниже, а также личными средствами и вкладами, хранящимися на моих банковских счетах.       В горле у Павла пересохло.       - Моего драгоценного друга, Ходенко Павла, наделяю правом владения рукописью книги «Суррогат», авторскими отчислениями в размере сорока процентов от каждого подписанного мною до настоящего момента контракта, начиная со дня вступления данного завещания в силу, а также предметами, указанными в приложении к завещанию.       «Сорок процентов? Не много ли?» — будучи писательницей, Инна очень ценила свой труд, чего не скажешь об издательствах. Войны за авторский гонорар с местными обдираловками были такими, что та могла бы написать об этом ещё одну книгу. Прервавшись на минуту, Джейсон извлёк из внутреннего кармана пиджака небольшую, размером с блокнот, книжицу и передал наследнику. Немного растерянный, Павел принял из рук представителя Инны книгу, украшенную бордовой искусственной кожей с позолоченной надписью:       «Инна Савина. Суррогат.»       Знала — дома у Павла хранились все её труды: не уважать творчество подруги он не мог, а потому искал порой даже в другой стране нужный экземпляр. Тем удивительней сейчас получить из рук адвоката ещё не успевшую выйти в тираж рукопись, подумал он и отложил книгу в сторону.       - Настоящим завещанием и своей последней волей указываю, что состою в браке с Милашенковой Яной и имею одного ребёнка, Эллу Луизу Савину.       «Чёрт — Элла!» — только сейчас Павел спохватился об ещё одной проблеме.       - Данный ребёнок имеет опекуна в лице Милашенковой Яны. На случай, если опекун ушёл из жизни, не может или не хочет исполнить свои обязанности, назначаю Ходенко Павла его наследным опекуном, чьими обязанностями будут опекать и воспитывать моего ребёнка до момента его совершеннолетия.       - Вниманию встречающих! Рейс из Дублина номер 633 совершил посадку. Просим встречать в зоне прилёта терминала номер три.       Знакомая запись, сначала на датском, потом на английском, прозвучала из громкоговорителя прямо над головой. Бешеный муравейник, из которого то туда, то сюда улетали в разные края люди — сезон был ещё в самом разгаре и многие стремились дожать последние солнечные деньки из этого лета где-нибудь на курорте. Толпа отпускников, заполонивших терминал, делала пребывание парня, всем своим тщедушным естеством зажавшегося в месте для встреч, крайне некомфортным. Тёмные вихры с пробивающейся сквозь них сединой, худощавое лицо, лёгкая, несмотря на прохладную погоду снаружи, одежда, стильные очки на переносице делали его похожим на студента, хотя тому и вот-вот стукнет тридцатник.       Острый взор Павла активно вылавливал среди только что прилетевших из Ирландии людей единственных двух, важных ему. Обычно он старался в аэропорту не задерживаться и улетать сразу, но это был тот самый случай, когда раз в году летели уже к нему. Из толпы вскоре показались две знакомые фигуры:       - Инь! Янь! — крикнул он им.       Два женских силуэта примерно одного возраста заметили его.       - Хрень!       Наконец-то: руки Пашка сомкнулись на талиях только что прилетевших из Ирландии девушек. Одна из них, светловолосая, слегка пухлая коротышка, сжимала в своих крепких руках здоровенный чемодан, доверху набитый шмотьём на месяц, другая — весёлая шатенка, ростом с самого Павла, просто бросила синюю сумку рядом и крепко вцепилась в его шею. Слепив из своих тел один большой ком, троицу переполняла радость: редкая возможность увидеться для тех, кто много лет назад закончил один и тот же одиннадцатый «а», наконец-то настала. Месяц вместе, в Копенгагене — целый год друг друга ждали! Единственный месяц в календаре, когда хотя бы вне работы Павел мог быть самим собой.       - Как вы вообще? — отпустив одноклассниц, первым делом спросил он.       - Руки-ноги на месте, как видишь, — с гордостью продемонстрировала ему Инна свои конечности, — Долетели, правда, с тряской.       - И не говори — у нас не погода, а чёрт-те что сегодня, — поддакнул Павел.       Единственная среди них чувствительная к укачиванию, Яна пожаловалась:       - Меня чуть не вывернуло!       - Да тебя всегда тошнит на перелётах.       Инь прыснула, а с ней и остальные два друга: да уж — само присутствие в сборе всей компании придавало настроения. Даже имея под рукой всемогущую Всемирную Паутину, видеосвязь хоть каждый час, ощущение близости всё равно терялось. Когда-то их дороги разделили выбор профессии и расстояние: едва окончив их псевдопрестижную шарагу, технарь до мозга костей Павел умотал в Данию, доучиваться и искать себя. Лиричные же романтики, Инна и Яна два года спустя уехали осваивать Ирландию. Если «шенген» получать было просто, то ирландскую «виозу» поди получи — так и мотались подруги к бедняге, тратя свои кровные и заблаговременно обегая коридоры посольства. Слава всем кельтским богам, больше этого делать не придётся: получившие в прошлом году красные «паспорта с лирами», Инь с Янь отныне были свободны как ветер. Хоть всю жизнь дальше с ним живи!       - Ладно, погнали на метро.       Схватив их под бок, Павел потащил подружек подальше из аэропорта. Редкий момент, когда его можно было застать таким: весёлый, жизнерадостный, полный энергии и сил — Инна с Яной были теми катализаторами, что помогли ему пережить остаток школы, кому он доверял истинного себя. Болезнь пацана не отвратила двух подружек, которых, как потом выяснилось, связывала не только дружба, от его угрюмой, полной ненависти к миру личины. Оказалось, его единственного в округе не смущало, что любовь может быть не только между мужчиной и женщиной — так и сформировалась их «странненькая» компания. Это потом он научился жить с диагнозом, нашёл себя в работе — правда, на сегодня он был для них тем же Хренью.       Поездка до дома, подписание договора аренды на месяц, сбрасывание чемоданов в пустой квартире в десяти минутах от Амалиенборга — всё прошло на одном дыхании, так быстро, что никто не заметил, как наступил вечер. При других обстоятельствах Павел бы ни за что не сунулся в эту цитадель обдиралова денег с наивных туристов, именуемую Нюхавн, однако присутствие двух ирландок вынудило его раскошелиться на столик в одном из здешних заведений.       - Ну, за встречу!       - Кампа-а-а-ай!       - За ваше, сударь!       Три здоровенные кружки пива с характерным стеклянным звоном столкнулись в воздухе. Ох уж эта любительница хмеля, думал про Инь парень, но отказать ей в посещении самой известной копенгагенской пивной не мог — да и не хотел, если честно: пара глотков светлого и правда хорошо освежали после целого дня распаковки чемоданов. Густая, но не очень, пена, насыщенный янтарный цвет, характерный горьковатый вкус выбранного ими пойла давали приятную прохладу в горле. Атмосфера безудержного веселья, несвойственная соседним столикам, потихоньку разрасталась до уровня правильной посиделки.       - Ну и как? — спросил он Инну, — Не сказать, что сильно отличается от того, что в магазинах у нас продаётся.       - На редкость неплохо — причмокивая, заметила она, — Надо будет тогда набрать перед отлётом.       - Инь, блин! — встряла Яна, — Мы не увезём, сколько ты хочешь, у нас чемодан еле прошёл по весу.       - И чо? — громко замычала Инна, — Сказано — сделано! Если что, в сумку тебе напихаем.       Супруге оставалось только, выпучив глаза, покачать головой.       - И я с ней живу!       - Сочувствую тебе, Янь — посмеиваясь, Павел потрепал Яну по голове.       - Ну вот, хоть ты меня понимаешь, — заулыбалась Яна, — Скажи ей, что...       - А я чо? Я ничо, меня не приплетать!       - Вот, правильно мужик говорит! — поддакивала Инь.       - Слышь, «мужик», я ведь твои заначки в чемодане сдать могу.       По лицу Хрени поползла хитрая усмешка.       - Вот же ж... — опустив кружку после хорошего глотка, подруга задохнулась от возмущения, — Хитрец, а!       - Дай пять, Янь!       Янка с удовольствием отбила ему мощную пятюню. Было в этой шутке про «мужика» что-то: несмотря на вполне приятную и женственную внешность, что Инну, что Яну в школе за их характер всерьёз прозвали «мужиками». Это потом, с годами обе стали намного более похожими на девушек — что, впрочем, не мешало Павлу до сих пор их так подкалывать.       Яна тем временем, видя, как Инна обиженно надулась, решила сменить курс разговора.       - А ты, я смотрю, устроился.       - Как видишь, — заявил Павел и снова глотнул пива, — Компания мелкая, пару лет назад начали работу, но перспективная, как по мне, как раз гражданство добью. Заодно датский на халяву изучаю.       - Думаешь оставаться?       - А думаешь, у меня выбор есть?! Я в ту дыру, откуда вылез, больше не вернусь. Хватит с меня.       Гнев Хрени был вполне понятен подругам: тем, кем они были, там, откуда они выросли, не оставляли шанса носы любопытных, стремящихся заклевать. Падение «совка» мало что поменяло, ибо ещё профессор Преображенский говорил, в чём истинная разруха.       - Ну у нас-то другие причины — заметила Янь.       - Суть та же — мир под нас одних не прогнётся.       - Пожалуй.       Налакавшись пива, Инна тоже решила вступить в их дискуссию.       - Я, конеш, извиняюсь за нескромный вопрос, но ты так и не передумал насчёт....       - Силы и независимости?       Девушка экспрессивно кивнула. «Уже слегка пьяненькая — хе!» — подумал он.       - Инь, мы ж это обсуждали — я не создан для подобного рода отношений.       - Хре-е-ень!       - Я-я-янь! — передразнил подругу Павел, — Суди сама: я спокойно могу себя в одиночку обеспечить. Если с болезнью и слягу, уход мне обеспечит страховка, а мне мнимая «любовь родни», — пальцами показал он кавычки, — У меня уже ПМЖ, до гражданства всего ничего осталось, язык изучаю, так что вопрос почти закрыт. Готовить, стирать, убираться сам умею — домохозяйка с голубыми глазами мне не нужна.       - А секс?       - Кто говорит, что нет, тот врёт или оторвал, — заметил он, потягивая из запотевшей кружки холодную янтарную амброзию.       Прямолинейность одиночки повергла их в шок.       - Без комплексов парень!       - Уж кто бы говорил — ухмыльнулся тот, кто во всех подробностях по описаниям подруг изучил их «ножнички».       Ухмылка Павла явно не давала покоя Инь. После очередного глотка девушка вся раскраснелась, и явно не от пива.       - Тьфу, блин! Палец такому положишь...       - Откушу — сами-то не лучше.       - Ну вообще да.       - И потом, кому я нужен-то такой — с моими особенностями...       - Брось — вот сам же себя загоняешь! — перегнувшись через стол, Яна положила ему руку на предплечье — Мы ж с Инь правда за тебя беспокоимся.       - Я ценю это, но правда — я и так оки-доки.       Откинувшись на диване, Павел демонстративно отвернулся и, перекинув шею через перила, выглянул головой на улицу. За бортом их уютной компании ночь постепенно вступала в свои права: концентрация туристов по всей туристической улочке гавани явно зашкаливала и как раз скоро начиналось шоу фейерверков в парке Тиволи неподалёку. Холодный, солёный воздух с порта подул прямо в их сторону, окатив слегка покрасневшее лицо приятной морской свежестью. Как же здорово это: вот так сидеть с друзьями, непринуждённо болтать и ни о чём не волноваться! Говорили в одном фильме, на небесах только и разговоров, что о море — что ж, выбирая место жительства, все трое негласно с этим согласились.       Мимоходом подъехала и закуска — сет из смёрребродов. Откусив один с лососем, Павел довольно откинулся на стуле: дофамин, прежде болтавшийся в организме инородным телом, бодро растекался по венам. Пиво, отполированное чёрствым хлебом и свежей рыбой, совершенно расслабило парня, и тот лишь сейчас заметил, как Инь с Янь активно переговариваются между собой:       - Ну что, скажем?       - Эй, вы чего там шепчетесь! — продолжал Хрень веселиться, попутно потягивая лагер, — А меня позвать?       Вместо ответа девушки просто кивнули друг другу и снова повернулись к нему. Вид у обеих был странный: унылый какой-то.       - В общем, Паш, у нас есть для тебя... просьба.       Сам факт того, что Янь назвала его прямолинейно, по имени, живо дал понять единственному мужчине за столом: супруги серьёзны.       - Знаешь, мы уже кучу лет как в Ирландии осели — неуверенно, как бы издалека начала Инна, — Гражданство вот получили, нашли работу хорошую, устроили дом, садик...       - Женились... — добавил Паша от себя.       - В брак вступили! — поправила его истинная граммар-наци Яна.       - Не суть!       - Короче, мы получили в этой жизни что хотели — закончила мысль её вторая половинка, — Мы уже счастливы, но... для полного счастья есть ещё кое-что.       Заинтригованный, ещё не датчанин Павел принял более удобную позу — поближе к ним лицом.       - Что же?       Подруги трепетно взялись за руки и посмотрели как бы искоса друг на друга, после чего повернулись и с явным напряжением почти одновременно выдали:       - Мы хотим иметь ребёнка!       В этот момент Павел как раз взял свою кружку. Две пары глаз — голубые и зелёные — внимательно наблюдали, как тот чертовски медленно, аккуратными глотками отхлёбывает из своей тары пиво. В такой ситуации для них, наверное, эти пятнадцать секунд казались вечностью, но ни одна из супругов не произнесла ни слова до тех самых пор, пока Хрень наконец не отлип от своего пенного напитка и тихо не выдал:       - Ого.       - И что, всё?! — кажется, Яна была удивлена такой его слабой реакции, — Ничего не скажешь больше?       - А что ещё сказать?! — весело хмыкнул Павел, — Моё отношение к детям вы знаете, а что до вашей семьи... Так она ваша, милые мои! Делайте, что хотите с ней, я тут вам не указ.       И правда — чего так распереживались-то? При всём уважении к его убеждениям, школьных друзей он всегда поддерживал во всём. Даже если это будет казаться лютым безумием, Инь, Янь — вы для меня святое! Ради вас двоих — хоть на край света! Тем более, в глубине души Паша знал, что однажды это может случиться: материнский инстинкт, обеим уже за тридцать, а в репродуктивном смысле женский организм стареет гораздо быстрее — что тут такого? Кто-то же должен компенсировать его отсутствие потомков!       - Вообще-то... ты нам нужен.       Явно смущённая, Инна обронила фразу, и Павел едва не поперхнулся: до него начало доходить, о чём его просят. Во всех четырёх глазах очкарика постепенно начала проявляться растерянность: может, он ослышался? Но похоже, что она, что Яна ожидали чего-то подобного: созревшие до обретения потомства, розовые в щеках женщины стыдливо опустили глаза в тарелку со смёрребродами, к которым так и не притронулись.       - Вы... это серьёзно?       - Это слишком личное, — сдавленный голос Павла катализировал вздох у Инь, — Сам понимаешь, малыш — это на всю жизнь.       - Да, но я-то тут при чём? В смысле... — увидев растерянные лица друзей, поспешил он поправиться — Я, конечно, польщён, что вы мне так доверяете, но правда — почему я? Есть же доноры спермы, им наверняка платят за процесс...       - Можешь считать это бзиком, — качнула Инна головой, — Но я хочу знать не только гены, но и личность того, от кого у меня будет сын или дочь — у донора этого до конца не узнаешь. Даже если это для себя, черты характера они ведь тоже наследуются в той или иной степени.       - С личностью-то вы уж точно перекрутили — есть и куда лучшие кандидатуры.       Брови Хрени резко насупились — явно расстроенный, Павел угрюмо лёг подбородком в свой наполовину пустой бокал. Атмосфера была окончательно убита: весь этот год они ждали встречи... всё ради этого? Они хотят сделать ребёнка — пусть, но с его участием? Это же... это что-то за гранью!       Кожей плеча школьный друг пары ощутил крепкую ладонь — к делу подключилась уже Яна.       - Сколько мы друг друга знаем?       - Много – ответил он: парировать было нечем.       - Вот именно. Мы уехали на другой конец мира — и кроме тебя, ни с кем больше с родных краёв не видимся, даже с родителями давно уже. Как думаешь, почему?       Понурый, взгляд Паши переполз на школьную подругу, и тот подивился переменам в Яне: всегда такая деловитая и собранная, порой старшая сестра не только для него, но и для Инь, в этот раз она снова проявляла себя как исключительно взрослый человек.       - Вот, — ответ был понятен ей без слов, — Так что не думай, что мы не видим твоих светлых качеств. Ты просто их не всем раскрываешь.       Нет слов: всё ещё поддерживают — наверное, только они на такое способны. Признаться, два года изгнания в собственном городе закалили их пару, настолько, что хватило ещё и на него. Впрочем, чего скрывать, он поступил бы так же: в конце концов, это и есть то, что значит «друзья»!       Лицо медленно вылезло из бокала — всё ещё растерянный предложением, Павел снова выпрямил спину и посмотрел на своих подруг. Те всё ещё заметно смущались.       - Даже если так... Как быть с тем фактом, что меня это сделает от-цом?       Голос на последнем слове дрогнул: знают же, про его намерения! Но кажется, Яна была готова к такому.       - Оформим договор суррогатного отцовства — здесь, в Дании, это легко сделать. Для тебя это значит, никаких обязанностей. Документально родителями будем мы.       - Но генетически-то я — потенциальный донор был непреклонен.       - Это ещё одна причина, почему мы просим тебя: в случае чего, будем знать, от кого достались гены. А от клиник с их бюрократией пока дождёшься результатов, уже поздно будет — сам же в этой сфере работаешь, знаешь, что к чему.       Что правда, то правда — в контексте вопроса генетического здоровья аргумент Инны звучал вполне логично. Правда, от того план их менее безумным не становился и Павел в исступлении схватился за голову: почему он? Почему им это так важно? Да, они его лучшие друзья, но ребёнок для двух подруг — уже как-то из ряда вон. И что насчёт его собственной генетики, которая, на минуту, далека от идеала: взять хотя бы наследственную седину, уже вовсю пестрившую среди его угольно-чёрных вихров. А если артериальная гипертензия тоже наследуется? Учитывая, что его первый раз стукнуло аж в шесть лет, вполне возможно. Хотя по правде говоря, самого Павла никогда это не интересовало — не было смысла, а если вскроется, что его недуг передаётся по наследству, отказ будет сто процентов в клинике: слишком высоки риски со стороны подрядчика.       - Прости, Паш, мы не хотим на тебя всё сваливать, — смущённо погладила его по ладони Инь — Мы бы сами обошлись, но сам понимаешь, от двух женщин детей быть не может.       - Технически, можно, — заметил биолог по образованию, — Если одна донор митохондрий, а другая....       - Паша! — пресекла его Яна.       - Ладно, я просто нервничаю.       - Знаю, — заметно взволнованная, Инна тепло обхватила ладонями его руку, — Но эта просьба — сродни признанию в любви: требует решимости и огромного доверия. Ни я, ни Яна не можем доверить создание новой личности абы кому. И понимаю, что это значит для тебя, с твоими убеждениями. Поэтому прошу, подумай. Мы ничего от тебя не просим, даже готовы заплатить...       - Дело не в деньгах, — моментально пресёк эти попытки Павел, — Для меня вы дороже любых бумажек. Но здесь сталкиваются установки, которые диаметрально противоположны по знаку. И как с этим быть мне — мне, не вам! — не знаю.       Открытость — ключ к здоровым отношениям, вне зависимости от того, что именно вкладывается в это слово. И сейчас Хрень был предельно открыт с ней и Янь: восемнадцать лет знакомства не шутки. Аргументация, потенциальные проблемы, возможное решение — эти две женщины продумали всё. Говорят, людям нужно самим сперва дозреть для потомства, и вполне очевидно, что для Инны и Яны этот час настал. Но ему-то, ему это не надо! Но тут его и не просят: так, побыть тем, кто умеет делать сперматозоиды — наверное, самая бесполезная функция в его собственном организме. Нашли применение, получается? Хотят взять на себя ответственность от того, что получится? Как-то это всё... странно.       - Тогда подумай. У нас есть время, мы готовы ждать. Откажешь — мы тоже поймём, и не вздумай потом считать себя виноватым, ведь это был наш эгоизм. Привнести в этот мир ещё одного человека — вообще эгоистичный поступок, по своей сути: женщины ведь для себя рожают порой, просто потому что хотят.       Ответа Яна не дождалась: вместо него Павел просто безвольно упёрся взглядом через колени в дощатый пол кафе. Внезапно где-то вдалеке что-то свистнуло, раздался громкий хлопок, и его белоснежные кеды окрасились ярко-красным: начался фейерверк. Разноцветные искры взмывали высоко в небо, разбиваясь на миллионы огненных осколков, и краем уха он услышал, как хрустнула новенькая, только из обменника, банкнота в тысячу датских крон.       - Только извести нас, когда примешь решение.