Суррогат

      И он согласился: два дня ушло на раздумья, а потом пришёл — и молча оставил подпись на двух экземплярах, датском и английском. На удивление, всё прошло даже быстрее, чем он думал: подпись под договором, обозначавшим Ходенко Павла как «донора», пятнадцать минут в приватной комнате в назначенное время, две недели на проверку качества спермы и генетический скрининг — удивительно, но по его болячке ничего не нашли. И всё: никаких муторных процедур, никакой бюрократии — своей подписью Павел автоматически отказывался от любых правовых отношений с тем, что получится в итоге слияния его гамет с чужими яйцеклетками.       В качестве биологической матери выступила Инь: ей досталось испытание посложнее. Все эти гормональные процедуры, стимуляция яичников с последующей добычей яйцеклеток и подсадкой уже эмбрионов — да уж, нелегко быть женщиной! Однако усилия того стоили: успех наступил с первой попытки — менее трети случаев ЭКО заканчиваются так удачно. Потом пошли долгие месяцы ожидания, наблюдения беременности: ради своего первенца Инна даже пить бросила, хотя раньше очень уважала хорошие пиво и эль. А ровно сорок недель спустя, поздним июльским вечером Павлу по видеосвязи подруги впервые показали её — маленькую, сморщенную версию хомо сапиенса женского пола с двумя матерями. Назвали на британский манер — Элла Луиза.       Испытывал ли Павел что-то к девочке? Пожалуй, самым правильным ответом будет «и да, и нет»: с одной стороны, это не его семья, и не ему писать им устав. Ни по каким законам они не были родными — так что обретение двумя самыми близкими подругами ребёнка не было его компетенцией. Разве что ревность, совсем чуть-чуть — к той безмерной любви, которую Инь с Янь питали к дочери. Но разве это плохо? С другой, этот ребёнок разделил жизнь троицы не только во времени, но и в пространстве — свободные по профессиям, писательница Инна и журналистка Яна больше не покидали островную Ирландию: всё их время и силы отнимала Элла. Хуже того, сам Павел уже не мог приехать к ним — даже с обретённым полтора года спустя «пасом» датского подданного: ребёнок захватил собой всё внимание подруг. Питание, вещи, убранство детской, выбор садика, прививки — почти всё время на расспросы «о себе» подруги без умолку тараторили о мелкой. Они словно забыли, что на том конце Северного моря, в Копенгагене их ждёт близкий друг, которому важны они, а не их девчонка.       Слава Дарвину, в какой-то момент подруги образумились и перестали навязывать ему, детоненавистнику до мозга костей, его главный триггер. Им снова удавалось связываться как раньше, хоть и встречаться лично всё равно не получалось. Одним из условий договора был отказ Павла от любых прав на Эллу — хотя о каком отказе может идти речь, если для этого их надо сначала хотеть приобрести?! Его честно не заботил тот факт, что у них с Яной есть дочь. Однако сейчас, заслушав до конца завещание Инны, Павел в полной растерянности уставился на мистера Коллинса.       - Что... всё это значит?       - Данным документом госпожа Савина оставила вам наследство и указала в качестве одного из двух опекунов своей дочери — первым, согласно закону, является её второй родитель, миссис Милашенкова, — пояснил Джейсон, убирая бумагу в конверт, — Однако в силу того, что в данный момент супруга покойной не может исполнять свои обязанности по состоянию здоровья, единственным опекуном Эллы Луизы Савиной на период её восстановления... становитесь вы, господин Ходенко.       - Я?       Вот так номер — челюсть мужчины отвалилась от шока: его что, вписали как няньку? Следить за их дочерью? Вы это серьёзно? В недоумении Павел обернулся в направлении распластанной по больничной койке Яны, но та лишь слабо кивнула в ответ.       - Но как... — язык издевательски заплетался, — Как... Я же...       - Это была последняя воля Инь, — слабый, голос больной был еле слышен — Сам знаешь, ей важно было... доверять человеку. Тем более — кому она может оставить Элю. И видимо, поэтому она вписала тебя.       - Я понял, — слова подруги ничуть не прояснили кашу в голове, — Но я же... Ей ведь... Одиннадцать, верно?       - Двенадцать.       - Тем более. Безусловно, я понимаю, что у ребёнка должен быть кто-то, но почему я? Я же... ни разу её не видел даже вживую.       - В завещании госпожа Савина не уточнила мотивы своего решения, — несмотря на поздний час и весь подтекст, мистер Коллинс был спокоен и невозмутим, — Однако принимая во внимание ваши близкие отношения и то, что вы являетесь биологическим отцом ребёнка...       Слова представителя Инны окатили Павла новой волной ужаса.       - Он что, и про это знает?       - Он адвокат, это его работа.       - Полагаю, что да — подтвердил её слова Джейсон, — Девочке нужен был второй опекун на случай непредвиденных обстоятельств, в этом свете мотивы её решения вполне логичны и обоснованы. Миссис Савина не сомневалась, когда составляла завещание, стало быть, у неё были причины.       «Причины, были — вы все в своём уме?» — пальцы крепко сжались на седых от возраста и плохой наследственности коротких локонах, в голове помутнело, но на сей раз не от давления: хаос — смертельный враг сосредоточенности и разума, способного рассуждать объективно, ударил под дых. Безумно дороживший Инной, после стольких лет плечом к плечу с ней и Яной Павел готов был поклясться, что знал её как свои пять пальцев. Так почему.... сейчас он весь трясётся?       Всё ещё разбитый с поездки, поджав ноги на кровати, мужчина беспомощно пялился куда-то в пустоту: мозг отказывался принимать очевидное. Тринадцать лет назад он совершил то, о чём спустя время предпочитал вовсе забыть: стал третьим лишним, в вопросах потомства для Янь с Инь. Годы прошли, подруги не поминали её словом и Павел было запамятовал о существовании Эллы Луизы — все были счастливы, каждый своей жизнью. Но вот Инь умерла, и вместе со смертью передала этот бумеранг ему, тому, кто при слове «дети» становится сам не свой и кого лучше держать подальше от всего, что не достигло возраста покупки сигарет.       Мысленно отсчитав до десяти, Павел постарался кое-как успокоиться. Выпрямив спину, датчанин посмотрел на адвоката и прямо спросил у него:       - Где ребёнок?       - В соседней комнате, я попросил её подождать моего возвращения.       - Паш, я знаю, это всё... очень неожиданно, — измождённый, в голосе Яны читалась мольба, — Но прошу, как мать. Впервые в жизни прошу...       Переломанная, сломленная гибелью их общего друга и своей любимой, женщина из последних сил умоляла его, и Павел понял: она права. Откажется сейчас — у девочки вообще не останется взрослых: таких обычно отправляют в детский дом, а это так себе альтернатива, даже в сравнении с ним. Бросить дочь Яны — значит, бросить в беде саму Яну: глубоко знакомое чувство, когда на тебя сваливают исключительно важную работу, потому что больше никто с ней не справится, а завтра дедлайн, настигло его, и сдержанно, через не могу Павел кивнул ей.       - Если вы согласны, прошу вас обоих подписать здесь.       Правая рука мистера Коллинса протянула Павлу перьевую ручку и бумагу, в которой было два гнезда для подписи. Немного подрагивающими пальцами мужчина принял из рук адвоката инструмент для письма и с небольшим пингом оставил в нижней графе свою почеркушку.       - Ой, простите, я не подумал,... — Джейсон обратил внимание на правую руку Яны.       - Всё в порядке, я левша.       Давно привыкшая к тому, что все всё делают правой, женщина кое-как протянула лапу с воткнутой в неё капельницей и криво подписала согласие с завещанием. Удовлетворённый завершённой миссией, мистер Коллинс убрал их подписанные экземпляры в явно свой кейс, отчего-то хранившийся возле кровати Яны, и знаками указал Павлу следовать за ним. В сопровождении адвоката мужчина завернул за угол больничного коридора, где вскоре обнаружил комнату встреч с родственниками — судя по залитому светом полу, не пустую.       - Это здесь.       Очутившись возле двери, за которой его ожидал самый натуральный киндер сюрприз, Павел ощутимо напрягся. Разделённый парой сантиметров тонкой перегородки с тем, что было так или иначе вверено ему Инь, взрослый мужчина буквально оцепенел. Страх неизвестности парализовал его: при любых других обстоятельствах он уже бежал бы куда глаза глядят, наплевав на мнение окружающих, от этого логова ночных кошмаров. Ненависть, злоба, раздражение — примерно такой спектр эмоций он всегда испытывал при виде детей. Только сейчас сбежать или накричать не получится — нельзя. Более того, они с Эллой вообще не знакомы, а значит, придётся входить в контакт. Но как?       - Можно задать один вопрос? — сглотнув, спросил он у своего поводыря.       - Какой?       - У вас когда-нибудь было в практике... нечто подобное?       Джейсон вздохнул и задумался — правда, ненадолго.       - Нет, пока нет. Пожалуй, у нас обоих это впервые.       Значит, помощи ждать неоткуда: печаль-беда. Онемевшей рукой Павел кое-как схватил латунную рукоять и через силу постучался. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем из комнаты тонким англоязычным голоском раздалось:       - О-открыто!       Дрожащими в нерешительности пальцами мужчина повернул ручку двери и медленно, осторожно приоткрыл её сантиметров так на пятнадцать — как раз достаточно, чтобы внутрь пролезла только его физиономия. Прислонившись к образовавшейся щели, Павел заозирался по сторонам, пока не разглядел среди светло-зелёной мебели небольшую женственную фигуру: невысокая, ростом ниже его на целую голову, стройная девочка лет двенадцати сутулилась в мягком кресле. Светлые, худые пальцы её некрепко сжимали белый с красным, мокрый носовой платок. Тёмно-серый вязаный свитер, плотно облегавший длинную шею и руки до запястий, резко контрастировал с цианом джинс, в то же время шёл в тон угольно-чёрным, длиной ниже плеч распущенным волосам. Острый, узкий нос, оливковые глаза, следы веснушек на заплаканных щеках — последние сомнения в реальности происходящего отпали: Элла Луиза Савина, дочь ныне покойной подруги Павла Савиной Инны, собственной персоной была перед ним.       Завидев в дверях незнакомца, девчушка внимательно уставилась на него. Тонкие, розовые губы пытались произнести что-то, но то и дело останавливались в нерешительности. Видя её намерения, Павел решил сделать первый шаг.       - Говоришь по-русски? — спросил он.       - Д-да, — почти бесшумно пробормотала Элла, — Простите, а вы кто?       - А, да — прости, не очень так знакомиться, — осознав, что стоит лицом в комнате, всем остальным снаружи, мужчина вышел из-за двери и деревянными ногами подошёл к ней ближе, — Я Павел, можешь так и звать.       Не очень понимая, что делает, новоиспечённый опекун протянул руку в знак приветствия. В ответ Элла аккуратно вылезла из кресла и осторожно вытянула ладонь в его сторону. Холодные, слегка влажные пальцы ребёнка некрепко сжались на мужской кисти.       - Элла.       - Да, я... знаю.       Наступила заминка: никто не знал, чем продолжить их разговор. Всё ещё заметно нервничая, Павел отпустил руку и пожамкал губами. Нужно было что-то сказать, разогнать эту ужасно неловкую атмосферу, хотя бы объяснить причину своего присутствия — только вот как? Единственный его способ общения с детьми применять точно нельзя.       - Я.... – замялся он снова, – Знаю, это всё очень.... внезапно для тебя. Для меня тоже.... Но в общем, прими мои соболезнования.       Только сейчас Павлу хватило сил взглянуть в глаза Элле: красные, высохшие, сил плакать у девчонки уже не было. Вместо этого Эля (так ведь, кажется, Яна её полное имя сокращала) просто тяжело дышала и время от времени судорожно всхлипывала. Похоже, весь удар эмоций она переживала одна, и от того на душе у него вдруг стало больно.       - С-спасибо — судорожно кивнула она в ответ.       Растерянный собственным бессилием, Павел аккуратно погладил дочь Инны и Яны по голове. Гладкие, мягкие пряди приятно скользили под его шероховатой ладонью. Из груди вырвался тяжёлый вздох: человек, которого он не видел десять с лишним лет, на пятьдесят процентов состоящий из его генов, только что пережил тяжёлую утрату. Обычный человек в такой ситуации почувствовал бы желание обнять, успокоить ребёнка — но не Павел: опекуну просто хотелось исчезнуть. Три принятые в течение дня таблетки должны были надёжно нормализовать давление, но хронический гипертоник всё равно чувствовал, как краснеет лицо и сдавливает в области сердца.       Правым плечом мужчина ощутил чьё-то присутствие и, обернувшись, встретил почти нос к носу Джейсона. Кажется, Элла тоже заметила его присутствие.       - Мистер Коллинс?       - Твоя мама составила завещание, согласно которому этот мужчина становится твоим наследным опекуном наравне с мамой Яной, — объяснил адвокат Инны, — Так как она сейчас нуждается в лечении, с этого дня и до его окончания мистер Ходенко станет твоим законным представителем.       - Уверен, для тебя это всё неожиданность, — попытался Павел объясниться, — Для меня, в общем-то, тоже. Если хочешь, можешь обсудить это с мамой, она ещё не спит...       Дальнейшие слова утонули в нечленораздельном потоке мыслей, не достигнув рта. Ошеломлённая словами двух мужчин, девочка растерянно направилась вместе с ним и мистером Коллинсом в сторону палаты Яны. Сопровождаемая адвокатом, Элла вошла к маме, в это время сам Павел предпочёл подождать снаружи. Время уже перевалило за час ночи по местному, два по датскому и старик начинал ощущать, как у него потихоньку подкашиваются ноги: чёрт возьми — каких-то несколько часов назад он преспокойно катил на велосипеде в сторону работы, а где-то здесь, на другом конце Европы две его лучшие подруги везли дочь в школу. И вот теперь, столько лет спустя их последней встречи в реальном мире он наконец очутился в Ирландии, у них дома — но не чтобы встретить счастливую семью, а чтобы похоронить друга. Отчаяние, помноженное на боль, с новой силой накрыло Павла с головой: если бы только это всё было сном...       Светлая полоса из-за двери, ведущей в палату «миссис Милашенковой», как гласила табличка под номером, чуть заметно мерцала в полумраке. Скрывшись во тьме коридора, мужчина терпеливо дожидался, пока Элла поговорит с Яной. Безмерно мрачное в столь поздний час, в здании не было ни души: ни больных, ни персонала — будто бы целая больница разом вымерла. Мёртвую тишину нарушал разве что гул одинокой лампы дневного света под потолком в конце коридора, ведущего вниз по лестнице в холл. Где-то за стенкой две девушки говорили о чём-то друг с другом, но что конкретно спрашивала Эля у своей мамы, Павел расслышать не мог — и честно говоря, не хотел. Наконец стрелки часов над палатой повернулись на десять минут второго, и Элла вместе с Джейсоном вышли оттуда.       - Пойдёмте.       Следуя за блондином с адвокатским портфелем, Павел и Элла спустились на первый этаж. В холле Павел поинтересовался:       - Так, как отсюда можно добраться до их дома?       - Я вас отвезу, мне всё равно по пути, — ответил Джейсон, — Но вообще здесь есть автобус, шесть остановок от вашего дома.       - А, прекрасно.       Знакомый «вжик» всё так же верно ждал своего хозяина на парковке. Вдохнув полной грудью ледяного, пропитанного солью островного воздуха, датчанин запрыгнул обратно в электрокар, на сей раз на заднее сиденье, сразу освободив место у двери для своей новой знакомой.       - Пристегнись, пожалуйста, — вежливо попросил он Эллу по-английски.       Девочка понуро выполнила его просьбу. Машина под управлением Джейсона послушно выкатила на пустынные улицы. В ночи многие лишённые столичного лоска города выглядят примерно одинаково. Так же и здесь: будучи окраиной не самого большого Дублина, его сателлит Бри был похож на один маленький посёлок — однотипные, размытые в темноте домики, усаженные вдоль узких улочек в две полосы. Мелькающие в окнах редкие фонари не давали спать, и это из последних сил удерживало пассажиров от того, чтобы не свалиться в небытие.       Внезапно Элла решила нарушить образовавшуюся тишину.       - Вы знали маму Инну?       - Тридцать лет, — пробормотал в ответ Павел, — Мы познакомились примерно в том же возрасте, что и ты сейчас.       Кажется, дочь Яны немного успокоилась: всхлипывать Элла Луиза перестала, однако голову в направлении своего соседа по сиденью поднимала с неохотой.       - Я понимаю, ты меня не знаешь. В конце концов, последний раз я видел тебя ещё маленькой, и...       Голос без пяти минут час ответственного резко смолк: говорить не хотелось. Однако неловкое молчание давило на уши, и Павел постарался как-то завершить свою мысль:       - В общем, если будут вопросы, спрашивай.       Ответа не последовало — молчание было немым свидетелем того, как одинокий белый автомобиль принял чуть левее и остановился возле тротуара. В доме напротив зажёгся свет — очевидно, сработал датчик движения. Острый, покатый козырёк, чем-то похожий на шляпу ведьмы, покрывал одинокий фонарь в виде полусферы, подсвечивающий белую, удивительно красивую дверь с ажурными стеклянными вставками и номером — как бы ненарочно перекошенной девяткой. Объяснять ничего было уже не надо: дом Инь и Янь их старый школьный друг узнал бы из тысяч похожих.       Выждав, пока Элла вылезет из машины, Павел кое-как выбрался сам и гулко прикрыл дверь.       - Спасибо, Джейсон.       - Тогда до скорого!       - До скорого...       «Шустрик» укатил в ночь, оставив гостя из Дании наедине со своей новой обязанностью. Время было уже почти пол-второго, к тому же подмораживало, и Павел поинтересовался у Эллы:       - У тебя ключи?       - Да, сейчас открою.       Длинные пальчики выудили из переднего кармана джинс длинный латунный ключик. Аккуратно ступая по брусчатке, ведущей в сторону дома, Элла подошла к двери и повернула его два раза. Увесистая на вид, дверь легко поддалась ребёнку, и Павел последовал вслед за ней.       Внутри дом Инны и Яны тоже напоминал сказочный: солнечно-жёлтый, с какао оттенком паркет слегка поскрипывал под ногами, разукрашенные в тон окрестным туманным лесам стены, зеркало во весь рост прямо в прихожей, искусственно состаренный шкаф, стойка для обуви — в творчестве своём Инна очень любила такие мотивы, оттого и попадая к ним домой, хотелось скорее узнать этот новый дивный мир поближе. Были, конечно, и нотки присутствия Янь: например, незаметно пристроенный в углу, возле узловатой стойки для верхней одежды штатив, или коллекция шляп на полке. Но в целом это был дом для них — такой, каким они его видели и хотели. Три пары тапочек, плюс две запасных, для гостей — знакомый по той квартирке, где они собирались раньше, ритуал снова пахнул ностальгией. Раздевшись, Павел поставил свои драные кеды рядом. Очень хотелось рассмотреть это всё поближе и во всех деталях, но сейчас было не то время и не то состояние духа, а потому он попросил помощи:       - Так, прежде чем мы пойдём спать, покажи, пожалуйста, где что. А то я впервые в Ирландии вообще, так что вашего дома не знаю.       Высказанная от лица опекуна просьба встретила слабый кивок со стороны Эллы — кажется, она тоже устала. Нацепив тапочки, хозяйка дома проводила его из прихожей в коридор первого этажа.       - Тут у нас кухня — показала она на стеклянную дверь напротив, — Туалет, душ — в конце коридора. Там же гостиная.       - Ага, а где мне можно прилечь?       - Гостевая у нас возле лестницы — погодите, я открою.       На остатках сил Элла ушла направо, вверх по лестнице. Звуки шагов отдавались слабым скрипом в полумраке кроличьей норы второго этажа. Спустя полминуты она вернулась, на сей раз вооружённая ключом, и с громким хрустом замка отворила комнату точно напротив подъёма наверх.       Недолго думая, Павел направился ближе к ней.       - Спасибо. А на втором этаже у вас что?       - Моя комната и....       Голос Эллы пронзительно смолк. Эмоции всё ещё были сильны.       - Я понял, — остановив этот тихий крик души, Павел достал из кармана телефон, — Запиши мой номер, пожалуйста, на всякий случай.       Выдохнув, девочка достала свой безрамочный аппарат, открыла контакты и отчего-то набрала первый ноль, как при звонках на домашний номер.       - Нет-нет, эээ... Через плюс-четыре-пять — у меня датский номер, так что...       - А почему у вас датский? — искренне удивилась ирландка.       - Ну я просто сам из Дании. Я там живу, работаю.       Очевидный по сути ответ почему-то смутил не только Эллу, но и самого Павла. Взяв из рук ребёнка телефон, он на автомате ввёл знакомый номер и нажал кнопку вызова. Привычный по длинным совещаниям виброрежим известил, что абонент теперь доступен.       - Хорошо. Тогда... — вернув владелице её мобильник, мужчина приоткрыл дверь гостевой, — Тогда спокойной ночи.       - Спокойной.       Элла в ответ слабо кивнула и тихо, насколько это позволяла скрипучая лестница, побрела наверх, в свою комнату. Шаги постепенно удалялись от Павла, пока не завершились стуком закрывшейся двери. В голове заметно шумело, тело ныло и очень просилось спать — в кромешной тьме мужчина нащупал приготовленный для него диван, покрытый чем-то вроде флиса. По хорошему, в гостевой люди обычно держат комплект постельного белья, но сейчас сил было ровно на то, чтобы опрокинуться на любую достаточно мягкую горизонтальную поверхность и отрубиться. Энергия была на нуле и Павел не стал утруждать себя даже поиском подушки — вместо этого он просто уткнулся в ткань мебели и крепко зажмурил глаза: много всего свалилось на него сегодня. Слишком много....