Суррогат

      Полчаса в пути — и он с грехом пополам на месте: отсюда до Эллы пешком всего ничего. Подходя к дому, Павел заметил, как человек, выходивший из дома по соседству, зачем-то помахал ему рукой. Лысый, бородатый лесоруб в клетчатой рубахе не вызвал у него ни капли симпатии и с той же кислой миной датчанин вошёл внутрь.       - Эл, я дома — громко сказал он с порога.       Ответа не последовало — вместо этого уши оцарапало нечто, похожее на приглушённый рёв мотора, доносившееся со второго этажа: «Опять в приставку играет».       - Я в шестом иду, на медиуме — говорила с кем-то Элла на беглом английском, — Добавь оборотов, ты на третьем секторе сдаёшь.       Угрюмый и раздосадованный, Павел вошёл в гостиную и сразу плюхнулся на диван: где-то наверху двенадцатилетний отпрыск Инны и Яны отплясывал не пойми что, сотрясая стены и хрупкую человеческую психику. За три дня эта девчонка высосала из него столько крови, сколько, наверное, комары не выпили за всю жизнь. Распластавшись на диване, мужчина пытался не смотреть на свой браслет, но то и дело раз в минуту срывался и снова пялил в эти кроваво-красные цифры: сто тридцать на восемьдесят. Она что, добить его хочет? У него и так таблеток почти не осталось, а тут ещё эта малявка!       В голове у Павла снова промелькнули слова Яны:       «Пожалуйста, говори с ней»       «У неё три дня назад мир перевернулся»       «Ты просто впервые с этим столкнулся»       «Она и твоя в каком-то смысле»       Ошибаешься, Ян — по крайней мере, с последним: Элла была совсем на него не похожа. Даже отбрасывая первичные (и вторичные, если на то пошло) половые признаки, дочь Инны была копией биологической матери в её возрасте. Рост, фигура, лицо, манеры — маленькая Инь, сказывалось и воспитание. Тихая на людях, в душе бунтарка, подруга Павла словно сделала «копировать-вставить» на репродуктивном уровне: ну правда, даже характер похож. Разве что волосы, да брови чуть-чуть не в маму. Поморщившись, Павел по старой привычке напряжённо щипал себе переносицу: забавно — к Инне ведь он ненависти не испытывал при знакомстве. Выходит, дело всё же в возрасте?       Бах!       Этажом выше раздался грохот — зычный, резкий, не похожий на звуки игры, из-за него Павел аж подпрыгнул на месте. Громко хрустнули кусты под окном, словно в них что-то упало. В груди разом всё похолодело: чёрт, только не это!       - Эля, ты там живая?       - Д-да!       Крик мужчины отозвался растерянным воплем ребёнка. Всё ещё в непонятках, опекун девочки пробежал через весь коридор, затем вверх по лестнице. Дверь комнаты была самой дальней и, не удосужившись постучаться, Павел просто ворвался в незапертое помещение. Посреди большой квадратной спальни на мягком коврике из всех оттенков зелёного сидела, подогнув колени, Элла. Судя по позе, обращённой назад левой руке и сползшему с глаз шлему, буквально перед этим она упала. «Такой грохот — от падения, да на ковре?» — взгляд Павла продолжал осматриваться в поисках причины. Письменный стол у окна с офисным креслом, книжный шкафчик, кровать из светлого дерева с океанского цвета покрывалом, стилизованная под триангулизм карта мира, пара плакатов с машинами поверх нежно-бежевых обоев, большущий шкаф для одежды за дверью — ничего из этого явно не могло вызвать такой шум. Проектор под потолком вместо телевизора, приставка, акустика, сам шлем на изумлённой мордахе... Всё цело?       - Стоп, это не ты?       - Нет, конечно!       Элла была возмущена прямолинейностью вопроса.       - Тогда что это было? — переглянулся Павел.       - Не знаю. Ударило как в окно.       - Глянь!       Взгляд кое-как выцепил почти незаметный на фоне облаков след, оставленный на стекле: светлый отпечаток невнятной формы размером с мяч для регби. Со стороны Павел заметил тонкую трещину в ячейке, куда пришёлся удар — очевидно, то, что так стукнулось, и было причиной грохота. Вспомнив шорох кустов, голова моментально сделала выводы и Павел направился в сторону выхода из дома. «Совсем оборзели, что ли?» — подумал он на местную шпану, напяливая куртку. Комната Эллы выходила на улицу и Павел осмотрелся, пытаясь сориентироваться, где конкретно. Искать долго не пришлось: по чудным образом оказавшейся точно на уровне окна пожарной лестнице, с ловкостью паука Элла уже сама спускалась вниз.       - Идите сюда!       Спрыгнув на мягкую траву, девочка показывала на что-то рукой. Павел разом понял, в чём дело – и вместе с тем обомлел: прямо на макушке гладко выбритого триммером кустарника барахтался стриж. Судя по воплям пернатого, ему там очень не нравилось, но и свалился туда он не по своей воле. Подобравшись поближе, Павел зацепился взглядом за неестественно торчавшее правое крыло — кажется, столкновение не осталось бесследным для этого горе-камикадзе.       Видя перед собой подбитую птичку, девчушка была растеряна не меньше. Боязливо Элла протянула руки в сторону птенчика, как вдруг Павел громко заорал:       - Стой! Не трогай её!       - Что?       Инстинктивно Эля подала ладони ещё ближе.       - Убери руки, сказал! Не трогай птицу.       - Почему?       - Откуда ты знаешь, что она здорова?       В голове у биотехнолога сразу всплыли занятия по инфекционной биологии: список, который лучше не испытывать на своей шкуре.       - В-вы в своём уме? — кажется, Элла не так поняла его, а потому рассердилась — У неё крыло сломано, ей нужна помощь!       - После контакта с такой птичкой помощь может понадобиться уже тебе, — парировал он, — Ты не знаешь, не инфицировано ли животное.       - Это же птица, а не человек!       - Вирус гриппа передаётся сперва через свиней и птиц — после перекидывается на людей и устраивает пандемию, потому что прививок от этих штаммов просто нет.       Аргумент, объясняющий потенциальную опасность контакта, похоже, смог убедить её — ладони Эллы слегка увеличили расстояние между ней и стрижом.       - И что вы предлагаете, бросить её? — негодовала она.       Павел поднял вверх указательный палец.       - Погоди минуту здесь, — развернувшись на месте, мужчина помчался в дом, — Не трогай её без меня!       Галопом Павел ворвался внутрь. Растерянная, младшая Савина буквально оцепенела на месте в десяти дюймах от трепещущего в кустах стрижонка. Прошло каких-то полминуты, и Элла, вопреки запрету, начала было неуверенное движение в сторону птицы, когда раздался стук открывшейся входной двери — мистер Ходенко снова стоял снаружи, но уже в полном облачении: крепкие руки покрывали синие лабораторные перчатки, лицо до линии глаз — одноразовая медицинская маска, а поверх рубашки вместо халата был наброшен на плечи голубой дождевик.       - Что это вы делаете?       - Это меры предосторожности.       Приблизившись, учёный подвинул ошарашенную Эллу и сам запустил руки в кусты. Упал пернатый бомбардировщик мягко, прямо в листву, так что отломав пару державших его там веток, Павел деликатно обхватил стрижика вокруг туловища, со стороны тёмно-серой спинки, и аккуратно извлёк оттуда.       - Апус апус, или чёрный стриж, — внимательно осмотрев птицу, заключил он, — Возраст — ориентировочно шесть недель.... Самец.       Правая бровь Эллы слегка поехала вверх. Мужчина слабо ощупал правое крыло, на что стриж в его руке снова истерично запищал.       - Сломана плечевая кость.       - И что будем делать? — в оливковых глазах мелькнула искра, — Выхаживать?       - Исключено, — отсёк идею Павел, — С этими птицами имеют дело только профессионалы: стрижам нужен очень сложный уход, долго на земле находиться они не могут. Плюс это слёток, только вывалился из гнезда, и уже поломался.       Девочка заозиралась по сторонам.       - Здесь где-то гнездо?       - Возможно, но он уже вылетел — значит, обратно не возьмут.       Свалился ты, пацан, конечно, удачно — то ли в кавычках, то ли без.       - Откуда вы всё это знаете? — удивлялась она.       - Я биолог по образованию.       Ой зря ты это сказал — Элла только больше разгорелась.       - Так раз биолог, значит, можете?!       - Нет.       - Почему?! — воскликнула она в негодовании.       - Потому что это не моя специальность, — строго объяснил ей Павел, — Я не профи в орнитологии, и не знаю, что конкретно нужно этому малому. Тем более ты, в свои двенадцать — что ты знаешь о выхаживании птиц?       Элла заметно осунулась: на эти его слова ей возразить было нечем. По правде, Павлу уже поднадоела вся эта игра в "дочки-матери": кто возится потом с животным, когда дети наиграются в ответственных? Родители! У Яны для того слишком мало конечностей — а ему этот сюрприз с небес и подавно не сдался. Вместе с тем, доброе сердце и искреннее желание помочь не позволяли Эле оставить птенца в вечном покое.       - И... что тогда делать? — тихо спросила она.       Павел пожал плечами: по правде говоря, мужчина и сам не знал, как поступить с раненой птицей.       - Гугли ближайший питомник.       Звучало разумно: на подбитую животинку всегда есть кто-то с наличием времени и иногда средств для лечения. Завидовать, конечно, стрижу всё равно не стоило — в лучшем случае его ждёт зоопарк или заповедник, но всяко лучше, чем лапы двинуть.       - Ау! Просыпайся — ты хотела действовать, вот он твой шанс!       Ещё сжимая птенца, локтем Павел толкнул застывшую на месте Эллу. Девочка тут же пришла в себя и принялась дрожащими руками набирать что-то в телефоне.       - В Дублине, на окраине порта — диктовала она, — Лукан Роуд, двадцать.       Экран телефона, развёрнутый в сторону без пяти минут зоолога, указывал примерно на центр города — далековато, но хотя бы центр, быстро найдёт.       - Отлично.       - Я принесу корзину.       - Постой!       На полпути к дому Павел остановил уже мчавшуюся внутрь Элю.       - Что такое?       - Ты находилась в непосредственной близости от потенциального источника заражения больше пяти минут — строго заявил он.       Лицо ребёнка перекосило от недовольства.       - Вы это серьёзно?       - Абсолютно — я не хочу объясняться перед твоей мамой, почему её Элла заболела. Сперва помой руки.       Закатив глаза, девчонка недоумевала, но опекун был неумолим: под оглушительный писк стрижа они вместе зашли на кухню и та вяло окунула руки под проточную воду.       - С мылом!       Недовольный вопль Павла встретил оскал раздражения, после чего Элла всё же подчинилась. Отогретый теплом дома, стриж тем временем стал чуть потише орать. Павлу показалось, что птах немного отошёл от столкновения, но едва расслабил руки, как нижняя часть туловища птенца напряглась и разом испортила ему дождевой плащ.       - Ну класс! Вот почему я с птицами не работаю.       Элла тем временем домыла руки и убежала в чулан возле гостевой, откуда достала небольшую плетёную корзину с крышкой. Переноска была заметно больше, чем надо, но в целом подходила.       - Годится. Поищи ленту какую-нибудь или бинт.       Повязка она и в Ирландии повязка — сломанное крыло надо было зафиксировать, дабы птенец не наделал глупостей. Тяжело дышащая, недовольная птичка некоторое время посопротивлялась, но после уступила бинту и паре глотков воды из крышки питьевой бутылки. Мошку с подоконника стриж заглотил почти мгновенно, после чего отправился на дно корзины с постеленным изнутри махровым полотенцем. Просветы между прутьями позволяли слётку дышать, и заодно не бояться кромешной тьмы вокруг: то, что нужно.       - Я поехал.       Скинув наконец перчатки, маску и испорченный дождевик, Павел сменил боевое обмундирование класса «хэнд мэйд» на более казуальные накидку из плотной ткани и шарф.       - А я?       - А ты останешься. Кто-то же должен следить за домом, правильно?       Везти с собой ещё и Эллу было чем-то за гранью: он со стрижом-то вряд ли справится, а тут ещё она! Вся эта спецоперация по спасению врезавшейся в окно птицы уже изрядно нервировала: подумаешь! Процентов восемьдесят этих засранцев гибнут! Одним больше, одним меньше — но ребёнку этого не объяснишь, верно?! Весь на взводе, Павлу показалось, что он слышит характерной шум в ушах. Уходя спиной от дома, мужчина почти что выбежал на тротуар — и чуть не столкнулся с возникшим из ниоткуда маленьким мальчиком лет пяти на велосипеде.       - Ой, простите, пожалуйста...       Следом за ребёнком подбежала и его мама.       - Осторожней надо быть! Смотрите, куда прёте!!       Встревоженный сверх меры, Павел аж забыл переключиться на английский, заорав на мамашу чистым «руссиском». Натурализованный датчанин с корзиной наперевес мчал на всех парах, широко выставляя вперёд ноги, локомотивом прорубая себе дорогу в сторону остановки. Браслет предательски взвыл, извещая о превышении норматива давления, но правая рука была уже наготове: глоток лекарственного средства должен был подействовать минут через пять, а то и три, с такой частотой сердцебиения. Где-то в глубине корзины стриж снова истерично заверещал — качка определённо была птице не по нраву. На полном ходу мужчина миновал перекрёсток. Ждать автобуса оставалось ещё минут десять, но Павел всё никак не мог успокоиться: да когда ж этот день кончится?       Святые угодники, ну и поездочка — час в пути, полчаса в пробке на въезд в город! Кое-как добрался до порта, обрисовал местным волонтёрам ситуацию: надо было, конечно, видеть лица работников, когда в состоящий процентов на восемьдесят из кошек и собак дом брошенных животных прибыл стрижец. Кто бы мог подумать, что в их городской приют привезут реально дикую птицу! Слава матери Терезе, есть в мире альтруисты — назад птенца он бы просто не повёз. Весь в мыле, возвращаясь из города обратно в округ, Павел и не заметил, как наступил вечер. Солнце под конец дня наконец выглянуло из-за туч, окрасив лес на пути автострады во все оттенки рыжего. Живот, весь день пробывший на голодном пайке, заурчал в негодовании: да успокойся ты, скоро поешь, потерпи немного.       - Вудбрук Лаун!       «Хоть в этот раз без мелочи пузатой» — подумал Павел, выпрыгивая из автобуса. Отдышавшись, мужчина огляделся по сторонам: несмотря на северные широты, на улице стремительно вечерело и западная часть горизонта уже окрасилась в закатные краски. «А всё-таки здесь красиво» — тихий, уединённый, пригород Дублина был ещё спокойнее вечером, чем днём. После шума столицы уши буквально отдыхали в этом немом молчании. Со стороны запада воздух веял лесом, уютные домики постепенно зажигали первые огни — дитя глобализации, для Павла всё это не имело ничего общего с тем, где он когда-либо жил. Наверное, за это Инна с Яной и полюбили это место: между городом и деревней, землёй и морем, Бри был как на острие пера, раскрывая в красках всё то, что не выразить словами.       - Всё! — громко объявил мужчина, уже в третий раз за сегодня закрывая входную дверь, — Передал: волонтёрки на месте встретили, сказали, возьмутся сами или питомник найдут. Победа!       На зов Павла никто не откликнулся. На кухне одиноко горела лампа вытяжки и тот уже не спеша зашёл туда. Глазам предстала довольно странная в своём содержании картина: сидя за столом, Элла легла на него, положив под голову локти. Со стороны вполне могло показаться, что ребёнок спит, но время от времени моргавшие в полутьме глаза говорили об обратном.       - Эй, чего такая грустная? Сама хотела позаботиться о птенчике, ну так вот — в надёжных руках теперь! Радуйся!       Ещё усталый, Павел пытался поделиться с Эллой своими эмоциями, но та, похоже, была вовсе не счастлива, скорее наоборот: в полутьме видно было плохо, но спина девчонки то и дело высоко поднималась и опускалась, символизируя глубокие вдох и выдох.       - Эль?!       Мелкая наконец очнулась от забвения, подняла лоб и слабо выдала в его сторону:       - Можно спросить?       Голос Эллы не выражал ровно никаких эмоций. Животом девчушка вся распласталась по столу и Павел удивлённо присел рядом.       - Вы в первый день сказали, спрашивать. Если что...       - Да, было дело, — кивнул он, — Я весь во внимании.       Кажется, Эля была чем-то расстроена: глаза цвета свежей маслины всячески избегали контакта с Павлом, но окончательно убегать от него она не хотела.       - Ответьте, только честно....       Тихая, сказанная полушёпотом фраза заставила мужчину занервничать, и дочь Инны и Яны спросила его:       - Вы не любите детей?       Голос, выражение лица выдавали в Элле смятение, а Павел тяжело выпустил через рот воздух: что ж, он проиграл. Больше притворяться не получится — трудно было ожидать, что двенадцатилетка не поймёт, не увидит очевидного. Обещал он Яне, что попробует поладить с Элей — но похоже, шансов на это не было с самого начала. Кулаки бессильно сжались и Павел грузно опустил на стол подбородок:       - Скажу больше — ненавижу.       Сказанное в глаза, без прикрас жёсткое, признание шокировало её.       - За что?       - А за что их любить? — возмутился он, — Меня вот бесит эта манера делать из детей неприкасаемых ангелов. Они злы, эгоистичны, не способны контролировать своё поведение, не делают абсолютно ничего полезного для общества — и при этом мы должны им всё прощать, просто потому что «жеребёнок»! — раздражённый, Павла буквально распирало от злости, — Если любой взрослый человек будет вести себя так, он попадёт либо в тюрьму, как опасный маньяк, либо в больницу, как умственно отсталый. А здесь, видите ли, маленький! Если маленький и не может вести себя, не выпускай этого хомо эректуса из дома! Ты не садишься за руль, не получив водительских прав — а тут на тебе, добро пожаловать в мир, где всё дозволено! Почему десятки, а то и сотни людей должны подстраиваться под одного обормота? Одно дело, состояние здоровья, но в подавляющем большинстве случаев это просто капризы человека, не способного управлять тем, за что он в ответе по закону и здравому смыслу.       Грубый, растерявший остатки сдержанности, словами мужчина напротив ребёнка готов был рвать и метать. Разум с концами поглотила глубокая, тягучая трясина ненависти: говорить такое в лицо — да уж, для этого надо было постараться его разозлить. Мысленно Павел уже проклинал судьбу за то, что свела его с дочерью двух лучших подруг, вот только... виновата ли она сама в этом? Эллу ведь тоже не спросили, когда составляли завещание. Выходит, они оба сейчас заложники юриспруденции и глупых решений.       В какой-то момент Павел подумал, что Элла сейчас заплачет, но похоже, реакция её была прямо противоположной — глядя в стол вместо его лица, девчонка неспешно выпрямила спину и тихо прошипела:       - Значит, это правда.       В ответ опекун по наследству лишь слабо кивнул.       - Правда.       - Меня вы тоже... ненавидите.       Вне себя от ужаса, девчушка вскочила из-за стола как ошпаренная и быстрым шагом направилась прочь из кухни. Всё ещё лёжа на столе, Павлу было, если честно, досадно видеть, как Эля убегает от него. Чего он точно не любил, так это когда люди не знают правду — о том, что они думают и что у них на уме: так уж был воспитан.       - Нет.       Слово, сказанное достаточно громко, чтобы достичь её ушей, но не настолько, чтобы сойти за крик, остановило Эллу в дверном проёме кухни. Застыв на месте от услышанного, девчонка развернулась на одних носках с видом полной растерянности на физиономии, дав опекуну время развернуться.       - Почему? — всплеснула она руками, — В чём разница между мной и остальными?       Оливковые глаза сверкали презрением и Павел понуро опустил глаза: даже если он скажет, ты всё равно обидишься.       - Потому что ты дочь моих друзей.       Левая бровь Эллы поехала вверх, уголок рта скривился в непонимании. Дочери Инь и Янь требовались разъяснения, и Павел не спеша привстал, чтобы объясниться.       - Инна с Яной... они мне как семья, — признался он и медленно, боясь спугнуть, шагнул в её сторону, — Мы вместе уже столько лет, что знаем друг друга вдоль и поперёк. У меня не так много друзей, но ради тех, кто вошёл в их число, я готов свернуть горы — таков мой жизненный принцип. Я правда их люблю, и для меня они очень, очень много значат. А ты — кончиком пальца коснулся он плеча Эли, — Неотъемлемая часть их семьи. А значит, в каком-то смысле и моя семья тоже.       Испуганная, растерянная, девчушка, кажется, всё меньше верила его словам, но вместе с тем — не сдвинулась с места даже когда тот до неё дотронулся. В голове у ребёнка просто не укладывалось, как он может ненавидеть всех ей подобных, но не испытывать этого же злого, гадкого чувства к ней самой.       - Не принимай мною сказанное на свой счёт, — тихо сказал Павел, — Знаю, я не произвожу хорошего впечатления, но подумай: стала бы тогда твоя мама указывать меня как опекуна?       Мужчина доверительно положил руку ей на плечо, на что Элла вздрогнула и попыталась ответить.       - Может, она ошибалась...       - Инна не ошиблась, потому что знала меня. Она бы не стала доверять Элю тому, кто даст хоть толику сомнений. И знала, что я сделаю всё для неё и мамы Яны, если потребуется. Я сам был не очень уверен, что я... подхожу, — растеряно почесал друг Инны голову, — Но если это правда то, чего она хотела, я постараюсь, и если тебе что-то нужно, обращайся. Я, конечно, не всесилен, но кое-что могу.       Глаза опасались взглянуть на вверенного ему ребёнка, но кажется, у него получилось: прежде напряжённые до предела, мышцы под его ладонью слегка расслабились. Из груди сразу вырвался вздох облегчения и Павел бережно погладил Элю по спине.       - Извини, я не должен был выплёскивать на тебя всё это.       - Да ничего.       «Врёт» — словами Элла Луиза не сумела убедить его: ну, хоть себя убедить пытается.       - Знаешь, я только сейчас понял, как ты на неё похожа.       Всё ещё расстроенная, дочь подруг удивлённо посмотрела на Павла.       - На Инну, — пояснил он и прочертил пальцем круг вокруг своей физиономии, — У вас лицо один в один. И ты так же улыбаешься.       Последнее Павел уже добавил от себя: честно говоря, за всё время мужчина не обращал внимания на её улыбку. Но кажется, слова о внешней схожести с покойной мамой зацепили дочь Инны и Элла слабо, кривенько улыбнулась. Вымученная улыбка лишь усугубила в Павле чувство вины: дурная черта его характера снова всплыла на поверхность, когда не следовало. Да, он и дети несовместимы. Да, он плохой воспитатель. Но другого, увы, Инь для неё не захотела.       - Скажи, что тебе приготовить на ужин?       Измотанный сегодняшними событиями, Павел попытался наконец слезть с больной темы.       - Н-на свой вкус, наверное.       Сконфузившись, Элла оставила выбор на него. Доверенному лицу её матери снова вспомнились события прошедших дней.       - Я бы хотел, чтобы ты сама решила — мягко настоял он, — Есть говядина, форель, запеканка картофельная, что больше нравится?       Девочка определённо не хотела выбирать, но Павлу хотелось приучить её. В конце концов, для кого он готовит?!       - Тогда запеканку.       - Будет сделано.       Слоёную, мягкую массу из картофеля, сыра и бараньего фарша Павел приготовил ещё вчера вечером — сейчас ему оставалось только разогреть. Оранжево-жёлтая, равномерно пропечённая корочка из чеддера заблагоухала, едва он достал два приемлемых куска блюда из холодильника и поместил в духовку на покрытый бумагой противень.       - Можно же в микроволновку, у нас есть — показала Элла на подоконник, где стояла СВЧ-печь.       - Я предпочитаю в духовке, так лучше получается. По крайней мере, у меня.       Минут десять на средней мощности индукции — и запах пропитанного сыром клубня заполонил помещение. Сладковатый пар сочился из правильно приготовленной запеканки, заставляя Павла глотать слюнки в ожидании, пока еда хоть немного остынет. Чайник вскипел тоже быстро, и две кружки, одна для него, другая, с кипяточком, для Эли, перепорхнули со столешницы на стол. Всего какое-то время назад едва не ставшая полем раздора, кухня скоро наполнилась звуком двух пар работающих челюстей. Методично орудуя вилкой, Павел старался хватать куски побольше — голод ещё давал о себе знать.       «Вкуснятина!» — доставая здоровенные куски запеканки из холодильной камеры, мужчине казалось, что он перебарщивает с размером порций. Но похоже, он не прогадал — на том конце стола блюдо ели с такой же охотой. Аккуратно, ломтик за ломтиком отделяя картофельные листы один от другого, Элла шустро подъедала свой огромный ломоть. Сразу выдавало воспитание: кого-то приучили в детстве есть медленно. А кого-то — нет.       - Завтра трудный день, Эль, так что.... выспись как следует.       Следовавшая этикету, дочь Инны грустно посмотрела на него: конечно, не хотелось сыпать соль на рану — но что делать? Завтра им обоим придётся пройти через неизбежное.       - У тебя есть какое-нибудь тёмное платье? — уточнил Павел на всякий пожарный, — Только сейчас вспомнил.       Ребёнок смущённо кивнул и отставил пустую тарелку.       - Хорошо. Тогда я помою посуду, в душ и спать.       - Спокойной ночи.       - Спокойной...       Гложимый случившимся, Павлу хотелось ещё раз извиниться перед Элей, но не успел он договорить, как девочка умчала из кухни. Скрип половиц над головой известил о том, что Элла прошла по коридору и скрылась в своей комнате. Далее её беспокоить уже не следовало и, ополоснув тарелки, мужчина уложил их вместе с чашками на ребристую сушку для посуды.       Усталый, измученный угрызениями совести, Павел молча поплёлся в гостевую. Полотенце, свежий комплект белья, одноразовые пробники шампуня, прихваченные из какого-то отеля — бесконечные перелёты, гостиницы накладывали отпечаток и Павел по обыкновению пошлёпал в ванную. Привычный более к утренней помывке, присутствие второго человека вынудило его перестроить весь график банных процедур и сейчас Хрени уже не терпелось смыть с себя всю грязь сегодняшнего.       Прохладная вода окропила спину, волосы, икры, всё тело с головы до пят. Вязкая, густая масса вяло вытекла из маленького одноразового пакетика в левую ладонь и Павел принялся усиленно массировать ей насквозь седые волосы. Холод ментола пропитал кожу головы — страх неотвратимого никак не отпускал: кто знает, что будет завтра. Уже имевший этот болезненный опыт за плечами, близкий друг Савиной Инны не понимал, как ему самому принять уже случившееся. А ведь он будет там не один: «Говорил же, Инь» — как ни крути, Элла ему чужая. Но в этом Павел был с ней глубоко солидарен: в минувший понедельник оба потеряли одного очень близкого человека.