Суррогат

      Привычным ему маршрутом Павел направился в больницу к Яне — проводив Эллу с утра в школу, мужчина быстро прибрался на кухне и в скорости вышел на улицу. Дождь, зарядивший ещё с вечера, продолжал лить стеной и сейчас и уже порядком намочил ему, несмотря на зонт над головой, штаны. Автобус в сторону Дублина явно задерживался и холодная, пасмурная погода всячески противилась появлению Хрени в больнице, но что это за человек, которого остановит такая банальщина, как потоп с неба?!       Зайдя в отделение, друг пациентки дал себе немного обсохнуть: после улицы капли воды аж стекали вниз со штанин. Мокрые стельки в кедах противно хлюпали, но Павел как-то не обратил на это внимания.       - Привет, Я...на.       По инерции без предупреждения натурализованный датчанин открыл дверь и с удивлением обнаружил там стоящую у кровати женщину. Сперва Павел решил, что ошибся палатой, но потом удостоверился: нет, сто шестая — на койке Янь. Огненно-рыжая дева в тонкой серебристой шали, с блокнотом в руках, ростом немного выше подруги с интересом уставилась на него, как если бы это Павел был мифическим животным.       - Ой, здрасьте.       Человек в проёме неловко помахал рукой. К его удивлению, незнакомка ответила точно таким же жестом.       - Здраствуйте.       Распластанная на больничной каталке супруга Инны с нескрываемым интересом смотрела то на одного визитёра, то на другого — видимо, ожидала, что же будет дальше. Первым взял слово Павел:       - Я, наверное, не вовремя...       - Нет-нет! Стой, Хрень, мы почти закончили.       Яна замахала ему рукой с листом бумаги. Разворачиваясь обратно, друг её заметил стоящую на кровати маленькую доску: крепившаяся к поручню, небольшая площадка размером тридцать на сорок треугольной формы чем-то напоминала односторонние столики стульев из лекториев.       - Наверное, я пойду...       - Да не, как раз познакомитесь, — остановила Яна незнакомую женщину, — Лора, это Павел, мой друг. Павел — это Лора, мы с ней работаем.       Столь смелый шаг при отсутствии знакомства едва ли позволял им сойтись. Тем не менее, Павел постарался быть вежливым:       - Очень приятно.       - Взаимно.       Закончив с ним, Лора прижала блокнот крепче к груди и повернулась к Яне.       - Так что, насчёт статьи?       - Слушай, давай вечером позвони, я надиктую, — сказала она, — Попробую как-то совместить, что ли, чтобы получилось красиво.       - Ты всё красиво делаешь!       Коллега Янь довольно улыбнулась.       - Это мой стиль, Лор.       - Хорошо, тогда до завтречка.       - Чао!       Скромно помахав рукой, фигура Лоры бесшумно просочилась мимо Павла и скрылась за дверью. Слегка растерянный, мужчина ненароком отпустил челюсть: ощущение, что он присутствовал при чём-то странном, никак не покидало его. Вдобавок, это первый раз за долгие годы, когда он видел разговор подруги с кем-то (Джейсон и Элла — не в счёт), кроме него самого.       - Я думал, у тебя...       - Отдых? Размечтался, — иронизировала Янь, — Кто ж мне даст разлёживаться?! И потом, мне всё равно делать тут нечего, пока кости сращиваются.       Пациентка громко опустила здоровую лапу на свой импровизированный столик.       - Я заметил.       - Ага, подогнали из соседнего отделения, — Яна была явно горда новшеством, — Как раз чтобы работать левой — записываю, потом кидаю на пол.       - А поднимает кто?       Лист, на котором та что-то записывала, выскользнул из ладони. Уши уловили тихий шорох упавшей на пол бумаги.       - Вот ты сейчас и поднимешь.       - Зараза, Янь!       Подруга тихо заржала при виде деланно кислой мины, склонившейся над кроватью. Поднимая записи, сгорбленный в три погибели Павел обнаружил среди десятка блокнотных листов пару записанных в непривычной ему манере.       - Ирландский?       - Да, сейчас пишем статью по регионам, где тотальное большинство носителей — рассказала ему Яна, — Может, слышал про вымирание «гельтохтов»?!       - Не особо.       - Вот я тебе рассказала — думала сама ехать с фотиком, но понимаешь, не в моём состоянии.       Мужчина вручил прикованной к кровати журналистке обратно её наброски.       - И что в итоге?       - Лору послали вот — обсудили техзадание, пока тебя не было. Девчонка способная, справится, а я уж подкорректирую, если что.       - Ясно-понятненько!       «Работа — что ещё может дать столько энергии?!» — трудоголик по жизни как никогда хорошо понимал прошедшую уже через столько испытаний Яну: сильная, непреклонная, старшая для них с Инь понемногу восстанавливалась от своих контузий. Обсуждать с ней успехи, значимые достижения прошлого, настоящего и недалёкого будущего — что может быть прекраснее, и в то же время увлекательней? В пылу их разговора Павел как-то совсем позабыл расспросить эту мадам о состоянии здоровья, но кажется, Яна и не жалуется.       - Слушай, хочу вот... у тебя спросить.       Янь с интересом кивнула ему.       - Чего?       - Какие у Эли отношения в школе?       Женщина как-то очень подозрительно посмотрела на него, как если бы Павел только что предложил ей целиком проглотить живую змею.       - Я просто хочу знать, если вдруг такая же фигня, как...       - Не-не-не, Паш, как с тобой у неё точно нет! — успокоила она его, — Да как у всех, в общем-то: до сих пор ни она, ни учителя не жаловались.       Слова матери Эллы насторожили ответственного за неё человека.       - А что насчёт вас с Инь?       - В младшей ходила, всё окей было. Среднюю, джуниор которая, уже год ходит — никто и слова не сказал.       Старому приятелю однополой пары оставалось лишь деловито пожать плечами.       - Меняется мир....       - Это уж точно.       Так он и думал: ни сном, ни духом — знакомое не понаслышке едкое ощущение несправедливости родительской слепоты больно кусало за горло. Так хотелось перебить Яну, высказаться «Ау, мать — у тебя девчонка уже воет!», но что-то остановило Павла от столь грубого, несдержанного вмешательства. Как тогда объяснить, чтобы всем угодить, никого не обидеть? И стоит ли ему вообще лезть, не спросив Эллу? Вряд ли бы он хотел такого...       - Раз уж ты об Эле спросил...       В ответ на его молчание Яна сама взяла слово.       - Есть просьба.       - Какая?       Женщина почесала себе плечо.       - В среду у Эли физкультура. Мог бы ты её до стадиона проводить?       Необычность просьбы поставила Павла в замешательство.       - Зачем, она сама не доедет?       - Боюсь я, — в голосе мамы Эли слышалось искреннее беспокойство, — Там сейчас националисты местные орудуют, пару дней назад буквально поймали....       - ИРА, что ли?       Удивлённый датчанин сразу вспомнил историю былых лет, всколыхнувшую людей огромного острова, политически разделённого на две части.       - Не, ты чего! Так — мелкие бандюганы, мы ж не в Ольстере...       - Всё, понял! — живо остановил он поток мыслей Яны, — Облажался.       - Просто стрёмно сейчас отпускать одну. Мы обычно на машине отвозили, а тут...       Павел задумчиво направил глаза вверх: в расписании Эллы действительно значилось место, чуть ли не в три раза дальше самой школы. Как так получилось, при наличии, согласно онлайн-картам, площадки возле здания, поинтересоваться мужчина не удосужился, да и вряд ли его вопрос что-то бы изменил в своей сути.       - До стадиона?       - До стадиона, она тебе объяснит дорогу.       - Да я уже видел — там вроде чуть ли не на другой конец округа ехать.       - Так у нас деревня при Дублине, что ты хотел — усмехнулась Янь, — Но всё равно долго.       Хрень удовлетворительно кивнул ей.       - Ладно, мать, съезжу уж.       - Спасибо, Паш! Всего разок, больше не надо...       - Я понял, понял.       На этом он передал подругу в руки уже знакомой ворчуньи-медсестры, а сам по-тихому свалил домой. Погода как раз наладилась, оставив мокрого до нитки восточноевропейца в искреннем недоумении: честное слово — как они тут живут, с бессмысленным метеопрогнозом? Стоя на пороге больницы, Павел в очередной раз чертыхнулся про себя на недержание у ангелочков и бодро пошлёпал в сторону остановки, на ходу досушивая влажные после утреннего дождика штанины.       Зонт, повешенный на поручень автобуса, на ходу сбрасывал с себя остатки влаги. Угрюмо надутый, про себя Павел заметил — не он один такой красивый: все в дождевиках, с зонтиками, мокрые — даже смешно немного. Было бы ещё смешнее, не терзай его самого мысль, оставившая в замешательстве ещё у Яны в палате: женщина, ты с Эллой двенадцать лет живёшь! Ты её мать, и его друг, ко всему прочему — как ты-то умудрилась проворонить, что её достают одноклассники?! Неловко получилось, если задуматься: сам того не ожидая, временно ответственный за Савину-младшую ощутил, как с каждым шагом всё больше увязает в проблемах, о которых даже и не ведал пару недель назад — а заодно как потихоньку темнеет в глазах: «Начинается».       Придя домой, предотвратив очередной приступ с помощью таблетки, Павел поспешил начать готовить обед. Ориентируясь на прошедшее, поток идей, чем набить брюхо, живо привёл его к первоистокам: «Мука, яйца, немножечко мёда, вода» — знакомые ингредиенты смешались в одной посуде. Элла должна была появиться с минуты на минуту, и Павел скорее сделал для неё горячий чай. И действительно — стоило ему поставить чашку завариваться, как входная дверь дома многозначительно стукнула.       - Павее-е-ел, я дома-а-а...       Протяжный, монотонный стон раздался в прихожей. Домохозяин выглянул из кухни — мда, Элле досталось от дождя не меньше: юбка девочки до сих пор была мокрой. А заодно и гольфы, которые Элла тут же стащила вместе с обувью.       - Ты тоже?!       Та безэмоционально кивнула. Светло-розовые пятки всё же были сухими — основной удар приняла на себя одежда: «Ну, хоть не простудится».       - Как день прошёл?       Вопрос Павла две понурых маслины встретили таким выражением лица, что мужчине сразу стало неудобно за свой вопрос.       - Понятно, — опекун Эллы махнул рукой, — Кидай сумку и переодевайся в сухое, поднимать настроение будем.       Из кухни слабо донёсся запах чего-то сладкого. Приняв домашний облик, напяливая на ходу фартук, девчушка устало вернулась на кухню. Взору Эллы предстала водружённая на стол приличных размеров алюминиевая кастрюля, наполовину заполненная жидкой, сырой массой цвета берестяной грамоты.       - Что это?       - Тесто — блинцы попробуешь делать.       - Блин-цы?       Слово отчего-то показалось ей незнакомым.       - Блины, Эль.       - А, блин! — спохватилась она, — Так и говорите!       - Я так и говорю — сказал Павел, про себя рассуждая об иронии языка, превратившей существительное в междометие, — Тесто замешал, с этим и без меня справишься, чтоб время сэкономить.       Интереса ради дочка Яны засунула внутрь кастрюли мизинец и убедилась: жидкое.       - И как это лепить? — лицо Эллы выражало недвусмысленный скепсис.       - А это не лепить надо, — в процессе приготовлений Павел бросил маленький кубик сливочного масла себе на сковородку, — Смотри.       Светло-жёлтый кусочек насыщенных жиров стремительно таял. Дождавшись, пока масло растечётся по раскалённой посуде, главный по завтракам, обедам и ужинам взял в руку половник и зачерпнул теста. Вязкая масса плавно вытекла на горячую поверхность и слабо зашипела, образовав тонкий, не больше глянцевого журнала, слой.       - Это... блин?       - Да, — ответил Павел на недоуменное восклицание Эллы, — Есть два вида блинов: то, что ими называют здесь, панкейки — и то, что есть в местах, откуда мы родом.       - А как это отскребать потом?       Ладони ребёнка машинально обхватили друг друга.       - Покажу позже, когда подойдёт, — шеф-повар вручил ей сковороду, — Пробуй, не бойся.       Опыт, сын ошибок трудных, подсказал, что делать: повторяя предыдущие его шаги, Элла налила тесто на раскалённую, маслянистую посуду. Жидкая смесь растеклась по круглой сковороде неравномерно, и та плавными покачивающими движениями выровняла свой блин.       - Хорошо — мужчина остался доволен её находчивостью, — Видишь, уже прогресс!       Будущая сладость быстро пошла пузырями. На глазах у Эллы тесто на сковороде превратилось из гладкого, ровного слоя жидкого теста в пористую, испещрённую лунными кратерами поверхность. Каких-то пару минут — и можно переворачивать: ногтями больших пальцев Павел подцепил тонкую, хорошенько пропечённую корочку и аккуратно отделил свой блин от металла.       - Вы... — наблюдая за процессом, Элла ахнула, — Как... Вам разве не горячо?       - Немного — но у меня кожа грубая на пальцах, если делать быстро, почти не чувствую жара. Ты пока лопаткой попробуй.       Заставлять Элю жечь руки Павел не планировал, а потому, приготовив первый блин, понаблюдал, как та принялась аккуратно ковырять краешек теста.       - Давай-давай, молодец...       Подцепила — аж высунув язык от усердия, девочка попыталась поднять блин той же лопаткой, но что-то пошло не так и край завернулся. В результате вместо каноничного блина получилась лепёшка тако, только сладкая.       - Ну, блин...       - Первый всегда комом, — вспомнил Павел известную пословицу, — Давай, ещё раз, вкус от этого не портится.       Второй блин у Эллы тоже как-то не пошёл — слишком тонкое тесто просто порвалось посередине, образовав дыру. Лишь с третьей попытки самая сложная часть работы оказалась успешной и сладость получилось перевернуть без огрехов.       - Йеей, получилось! Дай пять.       - Сама в шоке, — от напряжения лоб Эллы весь вспотел, — И что теперь?       - Доводи до готовности, пока не наберётся стопка.       Принцип уяснила — осталось закрепить: теста он замесил достаточно, так что через некоторое время на двоих получилось аж два десятка блинных пластов всех оттенков оранжевого и коричневого. Стопка источала приятный сладковато-маслянистый аромат, паром растекавшийся по всей кухне. Насквозь пропахшие характерным блинным запахом, Павел с Эллой залили посуду и шмякнулись за стол есть.       - Теперь самое интересное, — заявил он, — Выбирай начинку.       Перед ирландкой восточноевропеец выставил несколько баночек с разными наполнителями. Кое-что из этого он нашёл на полках, что-то — купил заранее, в магазине: мёд, клубничный конфитюр, ореховая паста — вкусы у людей разные, пусть пробует всё.       - Можно любую?       - По сути — да, — усмехнулся Павел, — Есть c ягодами, с мёдом, кто-то любит с икрой. Но я люблю так делать.       В руках у мужчины показалась упаковка молочного шоколада. Пористый, чтобы таял быстрее — отломив маленькую плитку, Павел протёр ею ещё горячую поверхность самого верхнего блина. Мягкая какао-масса моментально начала плавиться, оставляя характерный глянцевый шоколадно-коричневый след. Сложив остатки в центр, мужчина свернул тесто в трубочку и протянул Элле.       Возражать девочка не стала — аккуратно обхватившие сладость кончики пальцев пододвинули её ближе ко рту. Не только к сердцу, но и к центру удовольствия путь лежит через набитое пузо: прежде похожие на две просроченные оливки, грустные глазёнки Эли буквально ожили после первого же укуса.       - Обьеденье!       - А я говорю.       Вид довольной подопечной искренне радовал главного по кухонным делам.       - Но это — прожевала Элла блинчик, — Просто убийца фигуры. Знаете, сколько тут калорий?       «С чего это ты вдруг?» — лицо Павла странно вытянулось. Времени хватило, чтобы мужчина оценил переданную ей от мамы Инны стройность, даже худобу, не обременённую явно лишними килограммами — фраза, совершенно не шедшая двенадцатилетней девочке, заставила Павла сменить весёлую мину на более серьёзную:       - Ты сейчас растёшь — диеты тебе строго противопоказаны.       Слова биолога имели какой-никакой вес в глазах Эллы.       - Думаете?       - Я не врач, но знаю норму калорий на человека, — пояснил он, — В пределах этой нормы должно быть какое-то количество белков, жиров и углеводов. Если укладываешься, а я знаю, что ты укладываешься, — пальцем показал на себя тот, кто готовил все её приёмы пищи, — То и проблем никаких. Человек очень разный бывает, но баловать себя иногда сладеньким можно.       В ответ Элла лишь пожала плечами и укусила второй блин — похоже, слова её не были сказаны всерьёз.       - Вы не похожи на сладкоежку.       - Я много работаю. А мозг потребляет много сахара, тебе это особенно актуально.       Что правда, то правда — сладкое это та часть рациона, о которой часто забывают любители тощих животов и грудей: не обременённый подобной ересью датчанин с удовольствием поедал блины вместе с Элей, когда ребёнок вдруг вскочил из-за стола и выдал:       - Вашу ж сахарницу!       Выражение в стиле разговорчиков Инны озадачило Павла не столько фактом его существования, сколько использованием совершенно другим человеком.       - Мне ещё домашку делать.       Физиономия Эллы приобрела встревоженный вид: повеселевшая было, стрелочка настроения опять ушла в негатив.       - Доешь, потом пойдёшь — успокоил он её.       - Там много....       Девочка понуро уставилась на стоящую перед ней стопку блинов.       - Не страшно, успеешь. Руки только помой после еды.       Элла посмотрела на свои пальцы и убедилась в его правоте: после блинов руки всегда становятся жутко жирными. Так хотелось скорее расквитаться, порой в ущерб собственным удовольствиям — поверь, ему тоже это знакомо! Но свёрнутый Павлом блинчик с мёдом убедил, что уроки какое-то время подождут, и Элла неуверенно села обратно за стол.       - Позволь спросить — в процессе жевания мужчина уточнил, — В младшей школе у тебя трудностей не было? Ну, с общением?       - Н-нет, — Эля сразу заёрзала: дочери Яны явно не хотелось говорить об этом, — Я-я как в среднюю перешла... А что?       - Да так, уточняю.       Сказанное лишь подтвердило догадки, усугубив тем самым паршивое чувство вины: сидя напротив мирно попивающей свой чаёк Эллы, Павел искренне поражался — как она столько продержалась? Да так, что никто ничего не заподозрил? Ну ладно Янь, но Инна же гораздо более чувствительна к переменам, могла и обратить внимание! Да что уж там — его родичи через неделю всё разнюхали. Хотя, он в этом случае мало репрезентативен...       - Играть будем сегодня?       Элла помотала головой из стороны в сторону.       - Много работать?       Направление кивков сменилось на вертикальное.       - Тогда зови меня, если непонятно что.       Оставив девчушку наедине с последним блином, Павел встал из-за стола, чтобы вымыть посуду. Напор воды из-под крана выбил из кастрюли остатки теста, комками застревавшие в ситечке сливного отверстия. Сгорбившись, Павел дождался, пока Элла доест и направится к себе в комнату, чтобы уже наедине с собой тяжело выдохнуть: да, жизнь — не сахар тростниковый, первый сорт. Но уж дочь Инны с Яной могла бы пощадить — вечер сгущался над островом и уши его уловили, как за окном опять полилась жидкость.