Суррогат

      По возвращении со школы Элла быстро добила большую часть уроков и живо утащила Павла с собой на кухню: определённо, после некоторой практики дочь Инны с Яной начала понемногу привыкать к плите и кухонным принадлежностям. Сегодня они готовили рыбу — запах свежей форели растёкся по кухне характерными нотками, и Эля с явным интересом уточнила:       - Вопрос.       - Да-да? — поинтересовался он.       - Почему рыбу готовить быстрее, чем мясо?       Общеизвестный факт, любой водяной гад готовится проще и легче мясных продуктов, вопрос из уст ребёнка далеко не тривиальный. Благо, под рукой имелся дипломированный биолог:       - Рыба — хладнокровное животное, — поведал Павел, сбрызгивая филе лимоном, — Я думаю, ты и так в курсе.       - Да знаю, но какая связь?       - Температура стабильности большинства белков в мышцах — то, что мы чаще всего едим — ниже чем у теплокровных, млекопитающих или птиц. У всех протеинов есть определённый уровень нормальных условий, как для химических соединений, очень жёсткий: пара градусов в сторону — и всё, уровень активности снизился. А при превышении определённой температуры белок денатурирует, нарушается его структура. У рыб эта температура ниже, вот и всё.       Рукой Павел показал на выжатый в посуду цитрус:       - Кстати, кислотность среды тоже играет свою роль — в нашем случае это вкусовое дополнение, но сильная кислота или щёлочь аналогично сворачивают белок. Это также используют в разных кухнях мира.       Справка по биологии от человека, занимающего не последнее место в индустрии, заставила ненадолго задуматься. Тем не менее, Элла, кажется, всё поняла — выражение лица сменилось на удовлетворённое:       - Понятненько.       После ужина наступила та часть дня, которой Павел, если честно, опасался больше, чем переговоров с физкультурницей: первое погружение в виртуальную реальность закончилось для него полным фиаско. При этом, в отличие от дочери подруг, опыта в неизведанной области у него с тех пор так и не прибавилось. Вот и сейчас машина под управлением новичка барахталась на трассе, пытаясь совладать с собственной мощностью — благо, Эля сжалилась над ним и перешла на автоматическую коробку передач.       - Ух! Чёрт возьми, сложно это. Даже на автомате.       - Привыкаете, — бормотала Элла сквозь шлем, — Хотя бы на трассе держитесь, а не как раньше.       Тоже мне, достижение: притормаживая насколько возможно в поворотах, мужчина порой пытался увеличивать скорость, но чаще всего это заканчивалось разворотом. Задний привод просто не позволял проворачивать подобные выкрутасы — поди разгонись тут! Но что правда, то правда, вылетать он стал заметно реже. И показания секундомера стали чуть получше — всего три секунды от человека на тридцать с лишним лет его младше.       Наигравшись, двое людей вернулись из горного австрийского Шпицберга обратно, в Ирландию. Снимая шлем, Павел с облегчением выпустил меж губ струю воздуха: полтора часа перед глазами, виртуальный руль натурально отпечатался у него на сетчатке. Заново привыкая к освещению, мужчина увидел, как из коробки с двумя телевизорами показалась взъерошенная рожица.       - Занятно, — заявил он, — Гонки вроде как мальчишескими играми считаются. В кого ты-то такая?       Впрочем, чего он спрашивает: преданная фанатка старой «Формулы», Яна не могла не пристрастить к этому своего ребёнка. Иронично — не имея биологической связи с дочерью, Янь передала ей свою слабость через воспитание....       - Кто знает — может, от папы досталось.       Сняв наконец с головы проводника в другую реальность, Элла плюхнулась спиной на ковёр. Невинность неведения, беззаботно сорванная с языка, задела того, кто по собственной науке был её прямым родственником: упоминание отцовской связи неприятным звоночком отозвалось в голове у того, кто, как тогда казалось, осознанно решился много лет назад. Со стороны наблюдая, как зачатый им ребёнок радуется жизни, Павлу стало до боли досадно, что другая мать Эли, Инь, больше не с ними.       - А вы в детстве не играли?       Элла любопытно посмотрела на него. Мужчина крепко задумался — и снова обжёгся: было бы что рассказать. Семья, чьей задачей было поставить единственного сына на ноги, делала всё, чтобы мальчик был сыт, одет и по возможности здоров. Когда на кону человеческая жизнь, особенно — жизнь ребёнка, люди порой способны на многое ради его же блага. Только откуда в Восточной Европе на это ресурсы одной семьи? Приходится чем-то жертвовать: всё по пирамиде Маслоу — самоактуализация, самоуважение в обмен на безопасность, защиту. Изредка, чаще в тяжёлых, глубоких снах после трудной работы Паша порой вспоминал тот уютный уголок, где пахло свежими блинами, где он провёл в неведении о своём недуге столько лет...       Щёки гипертоника неприятно покраснели. Весь в себе, Павел вдруг осознал, что на него ещё смотрят, и быстро отвернулся.       - У меня... были другие игры.       - А, понятно.       Выдуманный на ходу ответ зашёл как оправдание — девчушка невозмутимо приняла у него из рук атрибут приставки и аккуратно уложила на странной, угловатой формы базу. Ещё не до конца вернувшись обратно в реальность, друг Инь и Янь поинтересовался:       - Можно спросить?       - Хмм?       Расчёсывая после игры себе волосы, Элла снова развернулась к нему. Павел задумчиво приложил большой палец к губе.       - Зачем ты меня позвала? В самый первый раз?       Ребёнок в ответ посмотрел куда-то вверх, как будто там была написана шпаргалка как раз на такой случай.       - Ну, во-первых, вдвоём веселее, — пожала она плечами, — А то у вас всегда лицо такое, будто вас кто-то обидел.       Мужчина отчего-то нахмурился.       - У меня оно в принципе такое.       - Знаю, и всё-таки — вы как будто сам по себе.       Дочь Инны скромно отвела взгляд куда-то в сторону и отложила расчёску.       - И что в этом такого?       - Просто неправильно это — опираясь на стол, Элла искоса посмотрела на стоящие на подзарядке шлемы, — Знаю, у вас иное мнение, но... просто не хочется вас одних оставлять.       Слова той, кто, строго говоря, сама была от него зависима, отозвались в горле неприятным першением. Прочистив себе дыхательные пути, человек из Восточной Европы потёр шею и уточнил:       - А во-вторых?       Щёки Эллы немного порозовели.       - Поможете мне?       - С чем?       - В этой игре... есть достижение — объяснила она Павлу, — Набрать одиннадцать очков в режиме карьеры на любой трассе.       Друг её матерей задумчиво опустил нижнюю челюсть, не размыкая губ, а после с интересом переспросил:       - И в чём проблема? Водишь ты хорошо — даже сказал бы, отлично.       - Победитель получает десять, вот в чём — сказала геймерша, — Одна я не наберу, а тут нужен именно оффлайн-партнёр.       Мотивация в виде ачивки, виртуального достижения, которое больше никто не оценит — до того банально, что Павел чуть не выпустил наружу приступ нервного смеха, но вовремя сдержался. Для него это так наивно и глупо — но для двенадцатилетней Савиной это совсем не пустая трата времени. Ещё бы: сама говорила, друзья «есть, в Сети».       Вытерев себе лоб, мужчина снова посмотрел снизу вверх на внимательно наблюдавшую за его реакцией Эллу. Ладони девочки крепко обхватили письменный стол.       - Ладно — покивал он ей, — Попробуем как-нибудь.       В ответ Эля как-то неуверенно подёрнула плечами. Не убедил?       - Эй! Говорю же, постараемся. Явно не с моими нынешними навыками, так что... ты потренируй меня сперва, ладно?!       Дочь Инны и Яны буквально засияла от радости.       - Как в лужу плюнуть! — подмигнула она и показала большой палец.       Зрачки снова воткнулись в ковёр под ногами: давать обещания, которые не можешь на все сто процентов гарантировать к выполнению — всё это так далеко от его обыденности, повседневной рутины. Восточноевропеец ещё больше почувствовал себя не своей тарелке.       - Есть ещё уроки?       - Ирландский только.       Натурализованный датчанин многозначительно выдал.       - Ха! Ну тут уж я тебе не помощник.       - Да я поняла!       Оба понимающе засмеялись и Павел встал с насиженного места. Затёкшие ноги буквально одеревенели, и тот потратил пол-минуты на то, чтобы размять занемевшие после долгой игры мышцы.       - Не засиживайся, ладно?       - Оки-доки.       Оставив ребёнка с домашней работой, мужчина отправился вниз по лестнице. Ступени противно поскрипывали под его весом. Отсиженные икры и бёдра слушались плохо, потому Павел старался на всякий случай опираться на поручень, дабы не упасть. «Да, старость — не радость» — размышлял про себя тот, кто уж точно не страдал от кризиса среднего возраста: жаль, у Инны с Яной велосипеда нет, было бы где размяться.       Маленькая комната, выделенная хозяйками дома по Вудбрук Лаун, девять, снова встретила своего единственного обитателя. Подключив к зарядному устройству телефон, Павел расслабленно лёг на кровать. Почтовый ящик непривычно молчал, новостная лента тихо посапывала в тряпочку. За окном вечерело, погружая и без того ленивый, сонный пригород Дублина в тягучие лазурные объятия северной ночи — обыденность засасывала собой человека, почти никогда не сидящего на одном месте. Мир двигался непонятно куда, оставляя его, прагматика, в неведении о том, что произойдёт завтра: так странно, после стольких лет в движении никуда не спешить — как в вакууме...       Внезапно в дверь гостевой постучали.       - Да-да?       Ещё в одежде, Павел повернулся на кровати и увидел Эллу — точнее, её правый глаз: девочка осторожно выглянула из-за дверной рамы.       - Я ещё не сплю! — громко сказал он, про себя думая, как не услышал скрипа паркета, — Ты что-то хотела?       Эля отрицательно покачала головой.       - С-спасибо вам. За сегодня.       Временно ответственный за неё друг родителей тихо выдохнул.       - Всегда ваш. И не бойся говорить, если что-то случилось, хорошо?       Голова по ту сторону осторожно кивнула.       - Спокойной ночи, Эль.       Дочь Инны с Яной аккуратно прикрыла дверь.       - Спокойной.       Опять наедине с собой, гость из далёкой Дании уткнулся головой в подушку. Большая, тяжёлая, набитая птичьим пухом материя заткнула Павлу уши, ноздри, изолируя от всего мира. Холодное после проветривания, одеяло сдавливало тело, щекотало пятки. Из ниоткуда появившийся в жизни Савиной-младшей, Павел по-прежнему ощущал себя с Эллой не пришей кобыле хвост — и вот, он уже влез в душу человека, к которому имеет отношение лишь на бумаге. Лютый, невыносимый страх прошиб холодным потом спину, больно сдавил барабанные перепонки: «Нужен... билет назад» — думал он, в очередной раз глотая таблетку для аварийного сброса давления.       Весь следующий день, с самого утра Павел ощутимо нервничал. Зная запущенность проблемы, с которой его столкнули, после физкультуры от обидчиц можно ожидать чего угодно: месть — блюдо, которое подают холодным, да люди нетерпеливы, а уж недостаточно взрослые — тем более. Оттого по приходу Эллы домой опекун первым делом спросил:       - Живая?       Девчушка в ответ заметила:       - Ну раз дошла, то...       - Я не про то, — уточнил он, — Я про твоих...       Павел замолчал: Эля смерила его таким взглядом, что тот поспешил поправить себя.       - Всё, молчу!       Вопреки худшим ожиданиям, сама школьница пережила четверг стоически: то ли оттого, что дома её ждал вкуснейший рыбный супец, то ли и правда ситуация лучше, чем казалось.       - Вы ещё и экономику изучаете? — похлёбывая суп, интереса ради спросил Павел.       - Да это так, ерунда, — ответила Элла полным ртом, — Ничего общего, как мама Яна говорит, с реальностью.       - Охотно ей верю.       Физиономия напротив с особой тщательностью выскребала бульон из супницы, на что мужчина заметил:       - Не наклоняй тарелку.       - А доставать как? — парировала Элла.       - Никак, просто оставь — там ничего почти нет.       - Именно, что почти, — девочка почему-то обиделась, — Вас что, не учили, что нужно доедать всё?       Слова той, кто уж точно в жизни не страдала от голода, заставили Павла задуматься: интересная вещь история — прежде еда была в дефиците, и оставлять что-то не съеденным было при всей атеистичности общества грешно. Сейчас уже Западная Европа задаёт тренд: беречь природу и не перепотреблять.       - Учили, конечно, — задумчиво произнёс выходец с Востока, глядя в свою тарелку — Но это правила приличия — живот этим не набьёшь, а если прольётся, испачкаешь одежду. А стирка в любом случае больше ресурсов требует, так зачем их тратить?       Адски чёрная футболка с черепом явно была дорога Элле, потому та прислушалась к его словам и отложила ложку.       - Давайте помою.       Вместо того, чтобы сразу засесть делать уроки, ребёнок снова вызвался помогать по кухне — покончив с обедом, Эля забрала у Павла тарелку и быстренько вымыла его посуду вместе со своей.       - Завтра пол-третьего заканчиваешь, так? — уточнил он у неё.       - Да, если ничего не поставят, а что?       - Да так, на всякий.       Всем своим видом дочь Яны никак не показывала, чем в итоге откликнулись события среды. Совещаться с ней и дальше по этому поводу Павел не стал и в пятницу решил сам заехать к Элле в школу, дабы потом отвезти в одно важное для них обоих место. Покончив с домашними делами, пройдя пару остановок пешком, за углом, сразу после пожарной станции мужчина обнаружил подходящее по красочным описаниям Яны строение. Стоя за выкрашенной в зелёный цвет оградой, датчанин с интересом подметил — со слов подруги «больше дворец, чем учебное заведение», ему эти три корпуса напоминали скорее японские домики: минимум этажности, максимум пространства под тёмной пологой крышей, светлые занавески вместо рисовой бумаги, зелёная лужайка — им бы такую лет тридцать назад!       Время шло к пол-третьего. Прогуливаясь вдоль тротуара, про себя Павел отметил ощутимо возросший траффик: выезжая с непривычной стороны, родители, как и он сам, ожидали своих чад снаружи. Из-за забора начали подтягиваться школьники — одинокую темноволосую голову среди них было отлично заметно. Чуть в стороне от остальных встречающих, мужчина помахал рукой над головой и Элла шустро шмыгнула через дорогу в его направлении.       - Поехали? — сразу спросил он.       - Ага.       Поправив лямки красного кирпича на плечах, Эля быстрым шагом направилась в сторону автобусной остановки. Вдохнув полной грудью по-летнему тёплый, сухой июньский воздух, мужчина потопал за ней. От ближайшей остановки нужный автобус не ходит, так что придётся добираться с пересадкой — не особо страшно, если помнить, что у них обоих проездной, но приятного мало. К счастью, первый подъехал быстро и они кое-как втиснулись в хорошо утрамбованный локальным часом пик двухэтажный вагончик.       «Ну приехали!» — вот поэтому он и старается пользоваться велосипедом: страшный сон социопата, месиво из людей хорошенько потопталось по стоптанным кедам. Воткнутая толпой в поручень, Элла хамелеоном лихорадочно вцепилась в металлический столб. На самом краю шатающегося на поворотах автобуса, возле двери Павел старался вслушиваться в названия остановок, пока не понял, что динамик сломан и поймёт его разве что пьяный в дрызг ирландец.       - Живая? — поинтересовался он через три раунда открытия-закрытия створки.       - Вроде — сдавленно выдали ему из салона, — Долго ещё?       - Без понятия, но я увижу.       «И кого только в такой час понесло?» — ругался про себя сопровождающий Эллы. Наконец за бортом показалось заветное разворотное кольцо.       - Выпрыгивай, Эль!       В лучших традициях зомби-фильмов из толпы высунулась рука и Павел схватил ладонь, дабы вытащить ребёнка из объятий автобуса. Следом за ними выкарабкались ещё с десяток людей и тот, демонстративно хлопнув дверьми, укатил восвояси.       - Ух! Нифига себе, поездочка!       Элла кое-как отдышалась, пока мужчина проверил расписание: следующий автобус только через минут пять.       - У меня сзади не грязно?       Тревожный вопрос повернул Павлу голову.       - Нет, спина чистая. Юбка вроде тоже.       Удивительно, но в такой толкучке униформа почти не пострадала: при всей неприличности сего жеста, рюкзак на спине — воистину спасение от нежелательных прикосновений. Отряхиваясь, девчушка попутно разминала затёкшие после долгих классных часов конечности, дав опекуну как следует всмотреться в выражение её лица — спокойная, разумом как бы во вне. В ожидании автобуса посреди развилки солнце неприятно жгло затылок и Павел вытер себе шею от пота: с каждым днём на улице становилось всё жарче — совсем короткая, весна уже уступала стремительно нападавшему на зелёный остров северному лету. Что же будет на следующей неделе?       Наконец подъехал автобус в сторону Дублина. Внутри оказался свободным диван у задней двери и Павел с Эллой поспешили туда. Там-то друг Яны и решился спросить:       - Не приставали?       Дочь школьных подруг внимательно взглянула на него. Сжимая всеми лапами рюкзак, Элла, кажется, морально готовилась к худшему — по спине у Павла пробежалась лёгкая судорога, когда та уронила подбородок и выразительно, пространно протянула:       - Удивительно даже.       Опекун сразу воодушевился и аккуратно тронул её кулаком за плечо.       - Говорил же — к тебе присматриваться будут. У них, считай, мир перевернулся: ты — и в чём-то настолько хороша, что лучше их. Парадокс!       В голосе датчанина чувствовалось облегчение: получилось. Неясно пока, на сколько это подействует, но Эля выбила для себя передышку, по крайней мере, до соревнований. При всей агрессивности здешних школьниц, нарываться обидчицы вряд ли будут: случись с потенциальной спортсменкой что — и та физкультурница прибьёт Нессу и Кару на месте.       - Хватит вам...       Элла в ответ застенчиво спрятала мордочку: смущение вновь одолело дочь Инны с Яной.       - Жизнь — сложная штука, — сказал он в ответ, — И ключи от неё только у тебя. Пробуй, пока есть шанс.       Задумчивый, восточноевропеец таращился в противоположную от неё сторону. В маленьком клочке стекла между сидящими по соседству пожилой парой и кожухом двигателя неспешно ползло ярко-голубое небо: точно такая же — ясно, лёгкая облачность и очень тепло — погода была в аэропорту, когда один вихрастый темноволосый мальчуган дерзнул, решился на шаг, который затем изменит всю жизнь. И не только его собственную, но и других: пару лет спустя, из когда-то одной страны уедут и Инна с Яной. Всем однажды надо решиться, совершить какой-то безумный поступок, чтобы потом ценить это как главное достижение жизни, вне зависимости от конечного результата: этой двенадцатилетней девчонке уже не понадобится сигать в омут с головой в погоне за лучшей жизнью. Оно и к лучшему — но нужно же, чтобы было что-то за своими плечами?!       Могучий двухэтажный гигант подвёз их к самой больнице, где лежала Яна. Пройдя в приёмный покой, Павел с Эллой терпеливо принялись ждать, когда закончатся положенные процедуры. Мужчина никуда не спешил: он уже успел пообщаться с Янь до, и после успеет. А Эля целую неделю её не видела — с самых похорон Инны! Страшно представить, как девочка по ней скучает: а впрочем, чего там представлять — вон, аж коленки трясутся.       Наконец санитар со стойки известил о том, что мадам Милашенкова свободна и Павел с ребёнком направились в сторону знакомой палаты. Отворив дверь, двоих людей чуть не сшибло характерным медицинским запахом, оттого и окно было раскрыто настежь. Со своей постели Яна встретила гостей привычной улыбкой:       - Салют, ребят.       Не церемонясь, Эля вприпрыжку подошла к лежащей на кровати матери.       - П-привет, мам! — запнувшись, выдала она.       Светлое, доброе, лицо Янь оттеняла гримаса дискомфорта: должно быть, не слишком приятно, когда тебя двадцать четыре часа в сутки держат за куклу в натуральный рост. Так или иначе, подруга была искренне рада их видеть.       - Привет, солнце. Как ты там?       Элла улыбнулась и бережно взяла её за здоровую руку.       - Хорошо. Ты как?       - Как видишь.       - Так давай выздоравливай!       Лукаво улыбнувшись, Эля игриво ткнула пальцем Яну в лоб.       - Стараюсь — хихикнула та в губы, — Ты тоже, слышала, не скучно время проводишь.       Стоявший в проходе Павел демонстративно молчал: разговорились, и та, и другая — в первый раз, наверное, за всю жизнь столько времени по отдельности, встретившись снова, и Янь, и её дочери не терпелось многое рассказать друг другу. Тем отраднее было, не видеть на лице Эллы былого траура: потеря родственника, столь близкого, это всегда очень трудно. Хорошо, что обе прошли через это с достоинством — и вместе с ним так искренне радуются тому, что имеют. Светлые, несмотря на боль, добрые отношения мамы с любимой дочкой отозвались в мужчине каким-то тоскливым чувством горькой досады. То, чего ему не хватало — некрасиво так думать, конечно, и тем не менее...       Взгляд голубых глаз снова переместился на Пашу.       - Ну ты чего опять встал как неродной — давай, заходи! Все свои.       - Я... с тобой ещё потом поговорить смогу, — выдержав паузу, сказал он, и хитро подмигнул Эле — А ты вон с ней давай общайся! Вживую.       Павел демонстративно шагнул назад и женщина громко выпалила:       - Хрень!       - Янь! Чей ребёнок-то?       Решительный, выпад временно ответственного за Эллу оставил их с Яной в замешательстве: пусть так — им есть о чём поболтать наедине. Нетвёрдой рукой мужчина аккуратно прикрыл шлюз в кабину космического корабля, за которой вот уже вторую неделю проходила курс лечения после автоаварии Милашенкова Яна. По другую сторону двери, Павел встал спиной к крашеной древесине, бесцельно проглядывая в обе стороны бесконечно длинный коридор. По-кубриковски прямые линии давили, сжимая и без того небольшое пространство. Мимо то и дело туда-сюда сновали санитары, другие посетители, уделяя ему, обычному человеку, минимум внимания — словно невидимка, в своём, особом мире.       Нервный взгляд в телефон навёл восточноевропейца на мысль о преходящем бытии: вот и пятница. Недолговечность, иллюзорность людского мировосприятия порой способны затмить правду настолько, что те, кто сотворил мираж, и сами готовы поверить в истинность происходящего. Натурализованный выходец из другого мира открыл приложение по поиску авиабилетов, чтобы взглянуть на календарь: ещё чуть больше недели — согласно календарю, девять дней Элла проведёт на его попечении. И как раз выходил удобный билет, в следующий понедельник в десять вечера: «Через неделю будет ещё дороже» — шестую часть жизни на чемоданах, Павел прекрасно это знал, и не раздумывая, в несколько кликов вбил данные. Быстрое сообщение из банка для подтверждения списания средств — и всё: в Копенгаген из Дублина, Ходенко Павел — добро пожаловать на борт.       Вскоре из-за двери раздался неровный стук.       - Павел! Вы там?       Голос, принадлежащий Элле, ощутимо просился наружу, и тот поспешно освободил ей дорогу.       - Да-да, я тут.       - Вот ты где, Хрень! Я уж думала, свалил и не попрощался.       Неприятные ощущения в рёбрах не мешали Яне громко крикнуть через всю палату в его сторону.       - Тише ты! — осадил её друг, — Людей пугаешь.       - Ага, кем — тобой?       Мать Эллы заносчиво показала ему язык. Стоявшая возле него дочка тихо хихикнула в ладонь.       - Ох ты какая! — демонстративное возмущение так и выпирало из Павла, и тот обратился к девчушке — Вот будешь как мама, я тебе устрою дома! Поняла?       Эля ещё громче прыснула со смеху, и Яна громко заявила:       - Всё, с ней я наговорилась по-полной, а тебя ещё не скоро увижу. Так что завтра, в десять, сюда — один, без Эли! Понял?       - Понял-понял, вредина ты этакая — чао-какао!       - Сам такое слово!       Шутливо ругаясь, школьные друзья распрощались и прихватив с собой Янину дочку, Павел довольный выскочил из лечебницы. Испорченная атмосфера больничного покоя, судя по лицам, определённо не нравилась дежурившим там медработникам. Весь из себя серьёзный, Пашу немного заела совесть: нельзя так вести себя! Но если один разок, то можно, правда же?!       Свободные как ветер, после длинного, долгого дня Элла с Павлом наконец засобирались домой. Рюкзак методично стучал по спине невозмутимой в лице школьницы и по пути до автобусной остановки мужчина прямо спросил у неё:       - Сказала?       Элла отрицательно помотала головой.       - Почему?       - Не могу — нос, до жжения в груди напоминающий Инь, грустно опустился — Сама не знаю, почему.       Нечаянный порыв ветра растрепал шевелюру, не дав ей в очередной раз спрятаться от того, кто и так знал о главной насущной проблеме Савиной-младшей. Мысли, догадки, что могло дать ему более полную картину того, что скрывается под этой угольно-чёрной гривой, расползались в мозгу словно слизевик в погоне за вкусным творогом.       - Боишься?       Снова та же реакция.       - Тогда что? Не думай, я не давлю, просто хочу разобраться.       Немного встревоженный, Павел внимательно изучал Элю взглядом — только как можно понять того, кто сам (или сама) себя не понимает? Девочка, опыт взаимодействия с людьми которой на тридцать с лишним лет меньше его собственного, растерянно думала, чем ей ответить. Оливковые глаза беспокойно шныряли то на него, то куда-то в сторону, в пустоту, пока Элла Луиза не вздохнула и с какой-то доброй печалью выдала:       - Не хочу.       Слова ребёнка отозвались мужчине какими-то знакомыми сопереживанием и заботой: спустя столько лет впервые в Ирландии, Павлу самому меньше всего хотелось ранить Яну.       - Понятно, — с пониманием произнёс он, — Тогда дай обещание, что скажешь, когда я уеду.       Элла негромко шмыгнула носом и тихо ответила:       - Хорошо.       - Точно, обещаешь?       Ладонь Павла мягко опустилась Эле на плечо. Розовощёкая, девчушка сдавленно посмотрела на него снизу вверх, с облегчением выдохнула и убеждённо повторила:       - Хорошо, обещаю.       Улыбнувшись, опекун погладил её по голове.       - Вот и молодец.       В ожидании автобуса Павел облизнул себе губы. День понемногу клонился к закату и верхушки деревьев у них за спиной запылали красивым рыжеватым оттенком. Светлое, растерявшее даже намёки на облачность небо так и сияло бездонной голубизной, словно над головами возник второй океан. Жаркие дуновения ветра пахнули первыми, едва ощутимыми языками прохлады — вечер постепенно выдавливал нетипично жаркую погоду из пригорода и когда к ним подъехал двухэтажный экспресс до Бри, уже приятно охлаждал кожу. Лёгкие порывы пробивались через приоткрытое окно, отчего в автобусе понемногу становилось ощутимо холодно, пока очередная мамаша с недорослем в коляске не прикрыла форточку: «Дует ей, видите ли!» — фыркнул про себя Павел, но промолчал.