Суррогат

      Утром среды Павел встал как всегда — бодрым и, с неохотой признать, жизнерадостным. Завтрак уже ждал своего часа и тот быстрее побежал умываться. Зубная щётка активно елозила между дёснами, пробирая до костей остатки нетронутых пломбами зубов. Заросшее щетиной лицо так и просило бритвы — лёгким движением станка рожа неухоженного хипстера превратилось в лицо статного мужа. Привычное похлопывание по розовым от холода щекам известило мужчину по ту сторону зеркала — готов.       После короткого освежающего душа опекун Эллы быстро взболтал яйца и молча отправил их жариться на сковородку, за ними прибыли и кусочки черри. Простой как дважды два, вкусный омлет уже ждал своего часа — выверив момент, Павел разделил получившийся блинчик на две части и переложил по половине в каждое блюдо. Следующими на очереди пошли сосиски: зажаренные до хрустящей корочки, парочку на каждого — так и аппетитней будет, и вкусней.       Со стороны лестницы послышались характерные звуки скрипящих половиц. Паркет выдавал медленное приближение кое-кого к месту назначения.       - Доброе утро, Эль!       Разливая кофе, Павел подготавливал всё к процессу потребления пищи. Обернувшись, мужчина рассчитывал отвесить ей какой-нибудь комплимент — соня же, пусть проснётся — но Элла всё не появлялась. Мерный, неспешный скрип постепенно приближался и из-за угла наконец показалось вялое тело в пижаме.       - Я говорю, доброе утро.       - Д-доброе.       Голос Эли еле слышно достиг ушей Павла. В тишине кухни, ещё спросонья, девочка обидчиво надулась. Сонные, слипшиеся глаза пялились на него, словно раненый волк на убегающего в чащу кролика.       - Ты чего-то угрюмей и угрюмей с каждым днём — сообщил Павел.       - Отстаньте.       Не успел он предложить позавтракать, как Элла жёстко отрезала все попытки разговорить.       - Эля, ты чего? — слегка возмутился он.       - Ничего! Просто... не трогайте.       Явно сдерживавшая себя в рамках, дочь Инны с Яной как-то странно побрела в сторону стола и молча принялась уплетать омлет. Поведение ребёнка вообще потеряло всякую логику — теперь его явно избегают, причём с самого утра. Но ведь ничего такого не произошло с момента их последней встречи на ужине, ни до, ни тем более — во время: «С чего это ты?»       Растерянный, мужчине ничего не оставалось, кроме как усесться рядом. Нос ребёнка заметно воротило при виде кофе, челюсти еле пережёвывали яичницу с томатами — Элла будто бы насильно заталкивала еду себе в рот. Тогда-то Павел заметил:       - Мисс, вы какая-то бледная сегодня.       - Ничего я не бледная!       Грубый, громкий, голос был совсем не похож на неё. Всё ещё не понимая, что на Элю нашло, тот подвинул голову чуть ближе и прямо спросил:       - Уверена?       Раздражённая, с мгновение девчушка всё же взглянула ему в глаза, как тут же поморщилась, отвернулась и выскочила из-за стола, не доев и половины. Пулей вылетев из кухни в прихожую, Элла свернула направо, где вскоре характерно хлопнула дверь ванной. Всё это было настолько подозрительно, что Павел просто обязан был проверить — может, ей плохо?       Нагнав беглянку, мужчина прислушался: характерных звуков тошноты слышно не было. Тогда он слабо постучался:       - Эль, ты в порядке?       - Вы меня хоть в туалете оставите в покое? — резко осадили его.       - Я просто...       Павел хотел сказать ещё что-то, но слова, не достигнув рта, просто застряли в горле: его не слушают. Дочь Инны и Яны по каким-то неведомым причинам не хочет его видеть. Буквально вчера всё было нормально — неужели что-то не увидел, проглядел? И ведь не первый случай: в понедельник то же было, во вторник на одноклассниц сорвалась, ну да там они сами виноваты. Ничего не понятно — как может двенадцатилетний человек быть таким... Погодите-ка — двенадцать лет?       И тут в голове у мужчины щёлкнуло: очевидный, до ужаса простой ответ пришёл в голову. Озарение поразило сознание: конечно — это всё объясняет! И бледность, и скачки настроения! Мысленно тот попытался вспомнить, есть ли то, что прямо сейчас Эле необходимо, за дверью — и быстро понял, что нет: ничего такого он там не видел. «Погодите, у неё что... в первый раз это?» — осознание столь смущающего факта слегка сконфузило Павла: так, а как же ему спросить-то? Чтобы не задеть ребёнка?       - Э-Элла, — запнувшись, снова забормотал он, — Я скажу всего одно слово, а ты ответишь, близко ли я попал.       Фраза, сказанная через дверь, снова распалила огонь ненависти.       - Пожалуйста, Павел, оставьте меня одну...       - Кровь.       Всего пять букв моментально остановили поток ненависти из уст девушки. Ни лица, ни эмоций запершейся в туалете Эллы опекун, естественно, знать не мог, но само то, что она прекратила на него орать, значило лишь одно — попал в точку.       - Погоди секунду!       Память быстро выдала два потенциальных места, где могло храниться то, что должно было помочь сориентироваться. Со всех ног Павел рванул на второй этаж, но тут же развернулся и живо полез в комод прихожей — там ближе. Молниеносными движениями рук мужчина залез в глубину ящика и вытащил оттуда коробку с прокладками. Не очень понятные представителю пола, не испытывающего нужды в данной продукции, маркировки сейчас не имели никакого значения – неспроста же эта упаковка там оказалась!       За дверью туалета стало совсем тихо и Павел осторожно постучал:       - Эй, Элла, ты ещё здесь?       - К-к-куда ж я денусь?! — заикаясь, возмутилась она.       - Приоткрой-ка дверцу.       - В-вы с ума сошли?       На той стороне чуть не задохнулись от гнева — кажется, Элла не так его поняла.       - Я должен тебе дать кое-что, — объяснил он, — Я с другой стороны двери, так что ничего не увижу.       Явно намеренный передать гигиенический продукт подростку, Павел спрятался за дверь и выставил вперёд руку, так что прокладки оказались на уровне ручки. По ту сторону Эля очевидно смущалась, не решаясь приоткрыть столь интимную проблему взрослому мужчине, однако безвыходность положения буквально вынудила её открыться: рукоять слабо повернулась и дверь в туалет приоткрылась на пару сантиметров.       - Пошире чутка.       На сей раз щель стала достаточной — кажется, Элла увидела упаковку.       - На — думаю, твои мамы объяснили, как этим пользоваться.       Ладонь ощутила, как предмета в его руке коснулся другой человек. Отпустив, Павел быстро закрыл дверь снаружи, на той стороне в ту же секунду щёлкнула щеколда. Всё это время на взводе, друг матерей первым делом вытер пот со лба: дела — вот так начался денёк! Попал же ты, парень! Хотя нет, здесь ему как раз таки повезло — повезло, что родителями Эллы были именно Инна с Яной. Не сдержанные рамками пуританщины, псевдоморали, легко и непринуждённо способные говорить о том, что их мамы, бабушки боялись даже думать, подруги не могли не просветить собственную дочь о наступлении месячных. Тем более, возраст подходящий: а ведь если внимательно посмотреть, всё верно — в понедельник у неё скачки пошли, первые молнии сверкнули, а сегодня... разразилась буря.       Наворачивая круги в ожидании, мужчина то и дело смотрел на браслет: неизменно пограничное — сто тридцать на восемьдесят. Прошло, наверное, минут десять, а то и больше, прежде чем дверь туалета снова приоткрылась и оттуда вышла Элла. Физиономия брюнетки в пижаме напоминала собой сборную солянку чувств — розовая от смущения, раскрытый в удивлении рот, но самыми красноречивыми были глаза: две маслины были широко вытаращены в направлении родителя на подмену.       - Что? Я биолог по образованию — развёл Павел руками, — В университете у меня был курс физиологии человека. Женской, в том числе.       Шея склонила голову виновницы хаоса чуть вперёд. В правой руке девушка сжимала ту самую упаковку прокладок, которую ей протянули.       - У вас... они откуда?       - Лежали в ящике, вот тут — показал он на комод, — Уверен, неспроста.       Лицо ребёнка, переставшего быть таковым, окончательно приобрело потерянный вид. Красная как рак, Элла боязливо щурилась, не зная, как теперь смотреть в лицо тому, кто, по сути, принял участие в столь деликатном моменте жизни.       - Успокойся, Эль! Ничего страшного не произошло, — постарался Павел успокоить её — Да, возможно я не тот, кто должен был застать этот твой первый раз, но всё-таки, раз уж так получилось...       Тонкие розовые губы исказились в стыдливой гримасе и Эля поспешила спрятать лицо в ладонях. Нужно было как-то подбодрить девчонку, и Павел подошёл ближе, чтобы приобнять за плечи.       - Всё, всё, расслабься — это же нормальный процесс, сама знаешь...       В ответ на эти прикосновения Элла дёрнулась и чуть отстранилась. С высоты груди раздался еле слышный шёпот:       - Я счас... со стыда сгорю.       Слова биолога не слишком успокоили его дочь по крови: стеснение, выражаемое краснотой лба, зашкаливало. Кажется, ещё чуть-чуть — и уши начнут стрелять паром.       - От чего? От того факта, что ты становишься взрослой женщиной? — негромко воскликнул он, — Хочешь верь, хочешь нет, но твои мамы бы обрадовались.       Элла еле заметно подняла голову.       - Этому?       - Ну конечно – у всех девушек это бывает впервые, и.... ты сейчас как раз в таком интересном возрасте...       Лицо Павла неловко порозовело — да, он знает об этом, наверное, больше, но не на личном опыте. Правильно ли он делает? В конце концов, он мужчина, и у него объективно нет того, что нужно, чтобы понять! Но хотя бы посочувствовать, разделить весь этот шок, когда твоё тело начинает творить что-то непонятное, непривычное. Что-то, что похоже на болезнь, хоть таковой и не является — это ведь он может, правда, Инь? Правду говорила ты, «парнем быть проще».       - Всё, пойдём — доешь завтрак.       Едва Савина-младшая более-менее успокоилась, Павел отвёл её обратно на кухню. Нос девчушки снова поморщился: «Точно» — смекнул домохозяин и живо поменял кофе на обычный чай. Запаховая чувствительность, возникшая ненадолго, унялась, и та наконец смогла укусить нетронутую сосиску.       - Мамы ведь тебе рассказывали, как это происходит?       Элла уставилась на него таким взглядом, будто всего, что случилось перед, было недостаточно, чтобы понять: она стесняется. Мужчина сразу поправился:       - Я просто сам пытаюсь понять, насколько ты... осведомлена.       В процессе жевания дочь Инны с Яной выдала негромко одно слово:       - Говорили.       - И говорили, что это твоя физиология, верно?!       Эля кивнула.       - Да.       - Тогда я спокоен — расслабился Павел, — А уж тебе самой точно волноваться не стоит.       Браслет, способный отследить скачок давления, выдал благополучные сто двадцать на семьдесят пять: миновало — проблема, способная его убить, разрешилась сама и датчанин с облегчением откинулся на стуле. Полный задумчивости, обитатель дома по Вудбрук Лаун, девять глядел в сторону окна — раннее утро уже заливало солнечными лучами подоконник, непривычно по датским меркам ясное, небо озорно играло оттенками голубого и синего. Где-то за окном гавкала собака, шумно орали детишки, пока Эля здесь, на кухне приходила в себя.       - Вкусно?       Мужчина попытался перевести тему в более мирное русло, и та слабо ответила:       - Угу.       - Ну и здорово.       Доев омлет с полуфабрикатами, Элла отдала Павлу грязную посуду и молча направилась к себе в комнату переодеваться, а заодно за мыльными принадлежностями. Сложив тарелки, чашки в раковину, восточноевропеец схватил оставленную ей на кухне упаковку прокладок и сообщил:       - Так, возьми на всякий пожарный это.       Лёгкая, почти невесомая коробочка упала в ладонь Эли.       - К-куда?       - В школу, разумеется! Эти дни этими днями, а занятия никто не отменял.       Девчушка так посмотрела на него, что Павел неволей догадался: кажется, она не рассчитывала уже выходить сегодня из дома. От удивления Элла аж начала запинаться:       - Н-но... К-как же... А если...?       - Если всё по инструкции сделала, ничего не случится, — заверил он её, — На крайняк в туалет сходишь, поменяешь. В первый раз редко бывает много, но в любом случае я тебя перестраховал.       Мысль о протечке явно пугала без десяти минут ребёнка — характерные движения бёдрами прозрачно об этом намекали: осознание того, что может отчебучить собственный организм, давило на Элю, придавая тревоге при мысли о школе в таком состоянии вид дрожи. Совершенно растерянная, девочка не знала, куда смотреть, и Павел понял: наверное, зря он так — кто знает, как это переживается впервые, Инь и Янь о таком не говорили. Опустив голову на уровень её роста, мужчина снова взглянул в эти боязливо робкие оливковые глаза и негромко уточнил:       - Если сильно болит, лучше пропусти.       Скрестив руки перед грудью, перетаптываясь на одном месте, дочь Инны снова порозовела, тем не менее, ответив:       - Н-нет, не очень...       - Тогда хорошо — если хочешь, я провожу до автобуса.       - Н-не надо, спасибо.       Павел незамедлительно успокоился — раз так, значит справится.       - Тогда скачи. Только зубы не забудь почистить.       Фраза почему-то показалась Эле смешной — девчушка слабо хихикнула.       - Хорошо.       На том и разползлись по углам: один — мыть посуду, другая — собираться, умываться и всячески готовить себя к физкультуре. В этот раз, в отличие от прошлого, Элла всё-таки встала вовремя, и та задержка в ванной ей не аукнулась: до автобуса было ещё минут десять, когда, вытащив из злополучного комода очередной пакетик с кошачьим кормом, школьница на прощание махнула Павлу и не спеша потопала в сторону выхода.       - Удачного дня! — ответил он ей.       Дверь захлопнулась. Одинокий датчанин снова остался во власти дома и его уюта — правда, ненадолго, через час ему тоже надо было выезжать, дабы повидать Яну. Но это позже, а пока можно и полежать: «Вот же ж удивится!» — думал Павел, падая на уже ставший таким родным раскладной диван и не узнавая в этой средней по большинству параметров оболочке себя. А ведь правда: если подумать, то и относиться он стал совсем по-другому, ко всему, что происходит. Все эти передряги, проблемы наставничества — как же он не любит, когда то же самое происходит на работе! А здесь нормально, даже приятно немного — совсем чуть-чуть, но всё же, Павел словно почувствовал себя... частью семьи?       «И не отвертишься» — нос обречённо уткнулся в подушку: осознание того, что Элла по биологии его дочь, накрыло удушающе тёплым пледом. Темноволосая, совсем как он сам в юности, с ушами вдоль черепа, как у отца — обычно человек мало уделяет таким деталям внимания, но тут, тут всё по-другому. Налёт восточноевропейской внешности на маленькой Инь мозолил глаза, указкой тыкал Павлу в неотвратимую истину. Благо, хоть документами всё скрепили... или не благо? Столько времени с Элей, по сути, насильно с ней сведённый, он ни капельки не злится на неё, скорее наоборот — выходит, дело в отцовстве? Или что-то ещё — что-то, что делает эту девочку важной для него, одинокого волка, фальшивого подобия семьянина.       Не прошло и часа, как Павел обескураженно поднялся с кровати и почесал к матери. Ловля автобуса на живца проходила медленно — двухъярусный гигант до больницы ощутимо запаздывал и Павел, раскачивая торсом, руками в карманах бесцельно бродил туда-сюда по бордюрному камню. Одинокий мужчина маяком возвышался над двумя бабушками, о чём-то перешёптывавшихся на своём, ирландском, под крышей остановки. «И о чём они там шушукаются?» — нарочно отвернувшись, в глубине души эмигранту стало неловко: может, есть за что.       Полчаса тряски по шоссе — и он на месте: всё та же больница, тот же коридор. Двадцать девять минут в пути казались вечностью, но Павел вытерпел и тихо дождался, когда сможет снова встретиться со своей боевой подругой.       - Приве-е-ет!       С размаха зайдя в палату, Павел увидел там две торчащие на одном уровне головы, с интересом всматривающихся в какой-то бумажный документ — одну, собственно на больничной койке, принадлежащую знакомой блондинке, другую, возле неё, рыжеволосой... как там тебя звали?       - О, здрасьте — флегматично помахал он рукой.       - Здрасьте.       - Приве-е-ет! — отозвалась Яна с кровати, — Да, Лор, он всегда так заходит.       Павел с Лорой переглянулись.       - Я тогда тут подожду — сказал он и бросил куртку на откуда-то появившийся в уголке стул: не иначе, врачи притащили.       - И не убежишь? — хитро подмигнула ему Янь.       Хрень весело ухмыльнулся.       - От кого?       Похикикав над ним, мать Эллы как ни в чём ни бывало продолжила диалог с коллегой, оставив Павла наедине со своими мыслями. Где-то за окном противно гудела газонокосилка, чем явно мешала журналисткам работать, но мужчина почти её не слушал — услышал только, как вскоре Лора помахала рукой и сказала Яне:       - Пока-пока!       Пациентка махнула здоровой лапищей.       - Увидимся, Лор!       Рыжеволосая незнакомка выпорхнула из палаты, оставив их наконец с мамой Эллы наедине. Павел задумчиво почесал нос.       - Привет ещё раз.       - Привет — неуклюже пригладила Яна волосы, — Ты уж прости, работа не терпела....       - Всё в порядке — поспешил он заверить её, — Работа есть работа, сам такой.       - Ну это да.       Женщина деловито хмыкнула. Школьному другу оставалось только пожать плечами.       - Как вы там вообще? — первым делом спросила она.       - Да как, — вздохнул Павел, — Сюрприз твоя Эля подкинула.       Яна явственно насторожилась.       - В смысле?       - В смысле — код красный, Янь.       Хрень весело подмигнул и встал в позу: естественно, она обалдеет, а потому он не мог упустить момент понаблюдать за шокированной подругой. Метаморфозы лица постепенно сооружали из мимических морщин конструкции удивления, смущения, лёгкого ужаса и под конец выдали немного изюминки — отвалившуюся челюсть. Затаив дыхание, Яна внимательно смотрела на друга, словно ожидая, что всё это просто прикол, но тот не поддался и лишь утвердительно кивнул:       - Ага.       - И что ты?       - Ну что, прокладки в ящике нашёл — рассказал Павел, — Удивлён, что вы их в туалете не держите, всё-таки все свои.       - Ну знаешь ли! — кажется, Яна немного порозовела — Это вообще-то интимная вещь, а у нас гости бывают.       - А, ну да.       Супруга Инь, мама Эли огляделась по сторонам, словно ожидая, что сейчас из-за двери вылезет, жутко стесняясь, её дочурка, но ничего такого не произошло. Брови Яны подозрительно нахмурились:       - Погоди, и ты что, её в школу отправил?       - Ну да, а что?       Светлые, почти невидимые надбровные дуги угрожающе сблизились. Физиономия приобрела агрессивный вид, настолько, что Павлу стало как-то не по себе: да, она вся переломанная, но даже одной рукой эта женщина может такого учудить! Кажись, не зря он привстал с кровати: активно шевеля губами в гневе, погрозив сжимающимся на глазах кулаком, Яна еле успокоилась и сдержанно заявила:       - Были бы у меня две здоровых руки, побила бы.       - За что?       - Да ни за что, Паш! У ребёнка месячные начались, а ты её послал!       - Успокойся, Янь — осадил её Павел, — Да, она перепугалась сначала, ну я объяснил, что да как, успокоил. Дал ей вашу заначку в школу — справится сама, вы ж инструктировали?       Мать Эллы, в свою очередь, снова распалилась.       - Парень, у неё это в первый раз...       - Знаю, но ты часто отпрашиваешься с работы по такой причине?       Тут уже Яна не сдержалась и стукнула склонившегося было над ней опекуна по макушке.       - Балда, я старше тебя!       - Ну и? Эля тоже не маленькая, в конце концов.       Потирая седую голову, Павел недовольно взирал на неё сверху вниз: не ты ли из всех школьниц их выпуска была самой эмансипированной? Тогда-то, в Восточной Европе — что с тобой материнство сделало, скажите на милость?!       - Ничего ты, пацан, не понимаешь в женщинах — заявила Янь и демонстративно надулась.       - Ой ли? В конце концов, мир шагнул далеко вперёд, — парировал он, — Она хоть знает, что с ней.       Яне оставалось лишь бессвязно промычать что-то нечленораздельное: что верно, то верно — уровень осведомлённости у нынешних школьников гораздо больше.       - Ей только не говори, что я....       Немного наглая, просьба Павла нашла в матери отклик и та перестала гневаться.       - Стеснялась?       Мужчина слабо кивнул.       - Ладно, уж прикрою.       - Ты-то как, более-менее? — наконец спросил он.       - Да я-то что — живая и хорошо, — пожала Янь плечами, — Коляску подгонят, я в полном ажуре, рёбра уже не болят.       Мужчине только и оставалось, что пустить через губы струю воздуха.       - Н-ну и славно.       Взрослые замолчали: вот так бывает, спросил о здоровье — и говорить больше не о чем. Как-то так сложилось, что, помимо стандартных тем вроде сросшихся рёбер или новых бинтов, Элла была их основным поводом для разговора: сначала они с Яной не могли отойти, потом Эля привыкала к нему... а что потом? Потом ничего — мама отошла от всех коллизий, дочка тоже. Здесь и сейчас, вся жизнь Павла вертелась вокруг ребёнка — на время, конечно, но всё-таки. Эля была им настолько дорога, что остальное как-то само собой съехало на второй план: то-то он себя не узнаёт в последнее время — словно наседка, кружит день за днём вокруг да около. Так почему он при этом лыбится как дурак?       - Ты чего?       Кажется, Яна тоже заметила: рука женщины потянулась к его лицу и тот ощутил тёплую ладонь подруги у себя на щеке.       - Да так, просто — пожал Павел плечами, и нерешительно произнёс — Ну, я пойду тогда.       Яна в ответ тихо выдохнула.       - Давай, удачи.       В ответ Павел задорно показал ей язык, и не спеша ушёл из сто шестой палаты. Стоптанные кеды громко застучали подошвой по кафелю, затем по асфальту: как-то странно получается, столько вживую не виделись — а как встретились, молчат как рыбы. Может, оттого, что он все тринадцать лет видел их только через монитор? Едкие, пронзительные, от этих мыслей о прошлом на Павла вдруг накатило чувство глубокого одиночества.       Сев в подъехавший было автобус, в кармане сразу завибрировал телефон. Решив, что это Яна звонит, Павел молниеносно снял трубку:       - Да?       - Мистер Ходенко?       Ошибся — не Яна: голос казался знакомым, но точно не она, плюс обратились по-английски. Любопытства ради Павел глянул номер: код ирландский, владелец не определился.       Двери автобуса с шумом закрылись.       - Да, кто это?       - Это мисс Лавкроу, — донёсся на том конце трубки голос учителя физкультуры, — Элла дала мне ваш номер. Вам удобно говорить?       Слов женщины хватило, чтобы заставить Павла переполошиться. Тугой ком встал поперёк горла: чёрт возьми, а если Яна права? Что, если он и правда её зря отпустил?       - Что-то случилось? — нервно спросил он.       - Да всё то же самое — девочки из класса лезли к ней. Я их отогнала, конечно, но она какая-то бледная сегодня...       Из груди Павла сразу вырвался вздох облегчения — будь что посерьёзнее, ему бы сразу сообщили. Голос напуганный, слышно даже сейчас: пробрало, получается, физкультурницу то его послание.       - Алло, мистер?       - Мисс Лавкроу, — обратился к ней ответственный за Савину-младшую, — Вы либо дура, либо ей притворяетесь.       Всеобщая павловская прямолинейность заставила учительницу набрать полные лёгкие воздуха и громко, возмущённо сказать:       - Простите?!       - Вам что сказали? Не потворствовать обидчикам — а с остальным Элла и сама прекрасно справится. Савина что, тепличное растение, чтобы с ней носиться?       Нет, точно дура: у неё свои дети есть, интересно? Если да, то их искренне жаль, потому что так они никогда не станут самостоятельными — кто в здравом уме лезет разнимать дерущихся пацанов? Одно дело, когда ногами бьют, но есть пределы, за которые не нужно лезть. Даже если нет детей, обычная логика: она тогда перед тобой оскорбила свою обидчицу! Ясное дело, ей трудно, и ей можно помочь, но он-то для чего здесь?! Одним словом, мужчина в упор не понимал, зачем ему позвонили.       - Тогда уточняйте...       - Что является задачей учителя? — с явным раздражением пояснил Павел свои слова, — Передать знания. Иногда не из своей области, но в остальном они сами разберутся. Не маленькие дети и не отморозки, чтобы их останавливать.       Мисс Лавкроу сразу замолчала. Правда, ненадолго:       - И да, я заметила, у неё походка странная была. У неё всё нормально?       - Вы женщина, я мужчина — датчанину хватило четырёх слов, чтобы описать ситуацию — Кто кому это должен рассказывать?       Наверное, можно было и поспокойней — но как ещё этой женщине дать понять, чтобы отстала? Благо, интимные вещи удобный способ соскочить с разговора.       - Прошу прощения.       - Не извиняйтесь, я сам сегодня переполошился.       Водитель объявил остановку, когда учитель ещё добавила от себя что-то.       - Простите, что?       - Я говорю, у нас на следующей неделе соревнования — Элла выступает в последний день. В среду следующую, в десять начало.       Мужчине на том конце телефона оставалось только удовлетворительно кивнуть.       - Хорошо, я понял.       - До свидания.       - До свидания.       Мисс Лавкроу бросила трубку, и Павел уложил телефон обратно в карман: так и живёшь, от причуды до причуды. Автобус, мерно покачиваясь, тронулся от остановки и быстро повёз его в направлении из Дублина обратно в город-спутник. За окном мелькала всё та же обочина из кустов — бесконечно долгая, нудная и расплывчатая, как жизнь на одном месте. Но если притормозить, присмотреться, за бесконечными рядами кустарника, того и гляди, увидишь деревья, животных, дома, кусочек моря, каких-то людей, жизни которых тебе совершенно незнакомы, но с которыми так просто познакомиться — достаточно нажать на кнопку, чтобы разглядеть мир в совершенно ином свете. Быть может, это и нужно сделать?       Ставший уже обыденным двухэтажный экспресс высадил Павла посреди той же остановки, откуда он выехал с утра. Оглядевшись по сторонам, мужчина разглядел чуть подальше, за супермаркетом, локальную точку по продаже овощей и фруктов. Вообще, рынки — не его стезя, но тут ему попался на глаза лоток с чем-то красным. «Да и петрушку надо купить с перцем» — прихватив в итоге всего понемногу, домохозяин скоро добрался до дома и принялся готовить обед: времени было уже в обрез.       Импровизация кулинара — наверное, то немногое счастье домоседа, которое он может себе позволить: лапша в кастрюле равномерно набухала, постепенно давая знать о своей готовности. Подостывший бульон Павел нагрел до температуры тела и бросил в него тонкие рисовые жгуты — китайская кухня, славящаяся своим разнообразием, может быть и такой, неброской, зато питательной. Подрегулировав рукоять плиты, шеф-повар поставил блюдо томиться и принялся нарезать редис, когда из прихожей раздался хруст ключей.       - Открыто! — крикнул он.       На порог дома всё той же странной походкой вошла Элла — Павел высунул голову, чтобы посмотреть, как она там, и снова вернулся к готовке.       - Привет!       - П-привет...       Бледная, усталая — но живая: обязанная по школьному дресс-коду носить униформу, девчонка вяло забежала сперва в туалет, а после — к себе, переодеться. Мешковатые, просторные штанцы с футболкой явно нравились этой мадемуазель больше, чем стягивающие по всем фронтам жилет и юбка.       - Как день прошёл? — обыденным тоном спросил он.       Эля не ответила, вместо этого медленно зашла на кухню и принялась изучать взглядом Павла. Ослеплённый вниманием, мужчина сию же секунду перестал резать овощи. Белая от стресса, никак не в состоянии расслабиться, Элла снова отпустила взгляд и странно косолапящие ноги сами подвели её к стулу:       - Я...       Вместо тысячи слов, дочь Инны и Яны просто рухнула за стол.       - Весь день... — чуть хрипло выдала она, — Думала, вывалится...       - Но не вывалилась же?       Лицом в столешнице, молодая леди помотала головой и слабо подняла голову. Угольно-чёрные, волосы облепили Элле лицо, снова сделав её похожей на героиню ужастика.       - Ну и хорошо. На, это после обеда съешь.       Стоя у плиты, Павел метнул через всю кухню небольшой, размером с крупное яблоко, шар. Точным движением рук Элла поймала его и обнаружила там причудливый красноватый фрукт.       - Что это?       - Гранат — пол-рынка оббегал, пока нашёл, между прочим!       Ну, насчёт пол-рынка это уж он зря — но пусть думает, что её настолько сильно ценят! Руками в сельдерее, Павел всё смотрел, как Эля отреагирует, и понял, что никак.       - Что, ни разу гранат не ела?       - Да нет, ела, просто... — поперхнувшись, дочь кашлянула, — Зачем вы его искали?       - Крововосстанавливающее, — объяснил он, — В месяц по пол-стакашке, конечно, твой организм восполнит, но я бы помог ему.       Началось — Элле явно не нравилось, что разговор перешёл к этому, но уж извини: ты — главная звезда дня, вокруг тебя сейчас все прыгать будут. Явно утомлённая своим физиологическим состоянием, запинаясь, девчушка уточнила:       - И д-долго.... это б-будет?       - В контексте? — уточнил он, — Сейчас или вообще по жизни...       - Оба.       Слова Эллы приобрели требовательную тональность.       - Обычно менструация у женщин длится от трёх до семи дней, тут уж от тебя самой зависит — пояснил дипломированный биолог, — А так, до конца периода половой зрелости, то есть лет пятьдесят примерно, но опять же варьирует.       Элла отпустила нижнюю челюсть и вытаращила глаза. Зрачки оливковых радужек медленно сузились, как если бы ей посветили в лицо фонариком. И без того бледная, лицо бедняги приобрело пергаментный оттенок: тридцать лет, каждый месяц! Обескураженная своей женской долей, Элла Луиза снова медленно коснулась лбом стола и громко застонала:       - Хочу быть ма-а-альчиком!       Мелко нашинкованные, овощи полетели в кастрюлю с лапшой. Взирая на то, как Эля изливает ему душу, Павел иронично улыбнулся и сел на стул рядом.       - Не обольщайся — мальчишкам в этом возрасте не легче.       Не поднимая головы, Элла в ответ угрюмо промычала:       - Вы хотя бы не кровоточите каждый месяц.       - Да, но мы в драках кровоточим периодически, и притом нерегулярно, — заметили ей, — Плюс есть отдельные вещи, которые усложняют жизнь именно мужчинам.       Ах, половые различия — сколько по этой теме языков узлом завязано, и не сосчитать! В нашу-то эпоху, когда всем, по большому счёту, без разницы, что у тебя между ног! Вопрос, непосредственно её касавшийся, искренне волновал дочь Инны с Яной и та с явным недоверием спросила:       - Например?       - Было у тебя в классе такое, чтобы парень, когда его вызывают к доске, краснел и не вставал?       Было, было, дорогая — кто не попадал в неловкую ситуацию: сидишь на уроке, а на уме программа восьмого класса по биологии. А у тебя математика! Эле-то об этом невдомёк — но это временно, а пока она просто подозрительно уставилась снизу вверх на Павла.       - А что?       - Познакомься — это был стояк.       Брови, укрытые пеленой растрёпанных волос, вопросительно поднялись.       - Чего?       - Та часть тела, что отличает мальчиков от девочек, именуемая пенис, возбуждается в неподходящий момент, — максимально прямолинейно выдал биолог по состоянию души, — Знаешь, как это смущает, когда ты идёшь по улице, а твой хобот стремится пробить дыру в ширинке?       Объяснение «пестиков и тычинок» немного смутило Эллу: мертвенно-бледное прежде, личико девчушки налилось нежно-розовым.       - И... у вас так было? — уткнулась та носом в локти.       - У всех было, Эль! — воскликнул он, — В этом возрасте он торчит на всё: на слишком короткую юбку, на слегка эротичный голос, на чересчур томный вздох. И это никак не скроешь, если только плотные джинсы носить.       Слова того, кто на собственном примере познал, будучи на три десятилетия младше, прелести своего набора хромосом и сейчас без капли смущения рассказывает об этом, немного наклонили чашу весов Эллы в пользу альтернативного мнения. Не поднимая головы, поправив волосы, юная леди прислушалась, что же Павел скажет дальше.       - Или вот ещё — у пацанов взросление начинается позже, чем у девушек. Знаешь, как это напрягает, когда твои одноклассницы уже вымахали, а ты ещё ползёшь? Голос ломается, волосы растут, часто не там и не так — перечислял мужчина вторичные половые признаки, — Усов с бородой ещё нет, а их уже сбривать надо!       На этих его словах Элла деловито надулась — вопрос не такой и далёкий, как ему кажется.       - Нам тоже, вообще-то, надо бриться.       - Так у нас наличие растительности это показатель мужественности — понимаешь, до чего обидно?       Приподняв голову, девушка обнажила написанное на лице удивление: кажется, Павлу удалось до неё достучаться.       - Серьёзно?       - У каждого пола свои достоинства и недостатки, — доверительно сказал он, — Не стоит думать, что мальчикам или девочкам проще, каждому сложно по-своему. Все взрослеют, и ты тоже взрослеешь — вытянув руку через стол, похлопал мужчина её по плечу, — Я потому это спокойно рассказываю, Эль, что уже давно знаю, что это такое и с чем едят. Плюс издержки профессии сказываются, в какой-то степени — задумчиво почесал себе Павел нос, — Так что если захочешь обсудить, не стесняйся, постараюсь объяснить всё, что нужно знать.       Оливковые глазки снова опустились, но не для того, чтобы опять изучить плиту, из которой сделан кухонный стол, а чтобы подумать над высказанным ей предложением. Это нормально: пусть думает — в конце концов, ты ещё подросток и сомневаться в таких вещах естественно. А уж когда тебе без хвостика тринадцать, так и вообще: всё такое непонятное, незнакомое, всё куда-то растёт и уже хочется, но пока непонятно чего — в этом смысле все люди одинаковые. А значит, и понимают друг друга легче.       Слегка засвистевшая кастрюля известила Павла о том, что пора вернуться за плиту: обед был уже на подходе. Снова в своём обыденном амплуа, шеф-повар аккуратно зачерпнул половником бульон, вылил в маленькую тарелочку и чуть отхлебнул: готово.       - На будущее — заведи себе календарик, специально для таких дней.       Совет друга родителей заинтриговал Эллу.       - Зачем?       - По ряду причин — ответил он, доставая тарелки — Сейчас чтобы отслеживать начало месячных, позже — чтобы планировать или не планировать беременность. У меня бывшая так делала, не сказать что безуспешно.       Две большие супницы, извлечённые из закоулков полок для посуды, приземлились на стол. Пользуясь прихватками и половником, Павел наложил Элле побольше чудотворного продукта родины фейерверков, после чего наклонил кастрюлю и вылил себе остатки. Пустая посуда отправилась в раковину, а сам Павел сел за стол, чтобы увидеть, как на него неприкрыто пялятся.       - Что такое?       - У вас... была девушка?       Возглас, явно означавший удивление, стоил Эле щелчка по носу.       - Аллё, гараж! Я не говорил, что всегда был одинок! Так что из первых уст тоже кое-что знаю.       Возможно, ей показалось, но Элла выцепила в лице Павла искреннее смущение — щёки мужчины, гладко выбритые накануне, чуть покраснели. Глаза отвернулись, сам нервно почёсывается — не такой он и непробиваемый, как можно подумать.       - Кушай давай, для тебя всё.       Элла склонилась над своей супницей и подозрительно принюхалась. Ложка в руках деликатно выцепила маленький кусочек лапшично-овощного изобилия и девушка отхлебнула чуть-чуть бульона. Вкус, прежде незнакомый, живо взбудоражил Эле аппетит и та, как и всегда, с нескрываемым удовольствием принялась уничтожать свою порцию.       - Умница.       С видимым облегчением Павел приступил к поеданию супа. «И правда ничего» — подумал он: сельдерей, редиска и лук порей отлично оттеняли то, что в другой островной стране назвали бы «рамен». Большие, круглые капли жира плавали, растекаясь по поверхности куриной эмульсии. Крупная, длинная лапша методично самозаплеталась в длинный клубок без конца и края в самом центре тарелки — клубок, до боли походивший на то, как мысли путаются в его голове сейчас...       - Павел?       - А?       Мужчину окликнули. Павел поднял голову и понял, что на него любопытно смотрит Элла.       - Что?       - Вы как-то замерли странно.       - А-да, — поправился он, и снова принялся есть свой супец, — Прости, залип.