От точки А до точки Б

      Макса начинает беспокоить, сколько Слава говорит. Макс сам болтун — возможно, он ревнует позицию.       И попадает всегда на одни и те же философские темы. Поговорили бы про что-то хорошее — да нет, ни разу чего-то хорошего от Славы не было.       Они продолжают вчерашнюю тему. Продолжает больше Слава, а Армин, затюканный Армин, кивает. Макс кладёт голову на руку и вновь задаётся вопросом: почему его так привлекает смерть?       Слава сам похож на полумёртвого: такой худобы Макс ни у одной девушки не встречал. Как он бегает на физкультуре, интересно... В технических школах она всегда тяжёлая. Второй предмет, по которому у Макса пятёрка.       Армин её то прогуливает, то пытается прогулять. Слава таскает рефераты и подкупает педагога коньяком.       — Представители нигилизма и позитивизма вовсе не видели в жизни особого смысла. Что странно. Как же ромашки?       — Ты ток на них не ориентируйся. Не знаю, многие из них никакие.       Армин немного посмеивается:       — А Хайдебеккер кто?       — Хайдеггер, — исправляет его Слава. — Другая школа.       — А Конт?       — Дурак.       Сейчас Макс их не слушает. Он отдаётся желанию с Армином как-то сблизиться. Раньше они общались. Иногда Армин выводил его из коридоров школы, когда тот терялся, один раз помог Максу вызвать скорую: на какой-то из драк его всё же пырнули. Тогда же сломали нос. Нос остался с кривизной.       Но Макс этим носом гордится: мужчину красят шрамы.       А ещё Дольче Габбана, Маррас, Роберто Кавалли и многие другие. В той же драке Макс испоганил кровью полмиллиона рублей — столько стоила одежда.       Армин же ходит в простом.       — Хайдеггер. Правильно? Ну ладно, а он что? Вчера переваривал, перед сном, твою капусту. Всё же ничего не могу противопоставить. Новый мир, правда, он тоже не открыл. Я в курсе, что я жив, потому что знаю, что умру. Всё этим кончается, — говорит нейтрально, будто читает по бумажке научную статью. И смотрит в угол класса.       — Ты смерть не выбирал, я смерть не выбирал, мы брошены в нашу жизнь! — сладостно морщится Вячеслав. — Как он там сказал... — хмурится, хочет процитировать. У философов были красивые слова. Зубы чешутся. — Бытие к смерти. Вот всё ради неё.       Слава облегчённо выдыхает. На языке вертелось — сказал, стало легче. Теперь информация в воздухе. Голова снова свободна. Формулы — приятная в ней мелочь. Через формулы не запутать. Нет в них того кислого сока.       Макс прислушивается, но не может на них взглянуть. Мнёт руками штаны и смотрит на парту. Он с ними не согласен, — но как это сказать? Но надо ли говорить? Да и... доказательство всё равно не собирается: слова витают в голове как рой мух.       Бессистемно, как броуновское движение.       — Ты похож на эмо-чку, — смешливо улыбается и внезапно говорит такое Армин! — Скальпель одолжить? Мишку там?       Макс прыскает. Слава на удивление легко представляется в розовых бантиках и юбке. Конечно же с медведем. Пухленьким, коричневым.       На то, что Армин носит с собой нож, Макс не обращает внимание.       «Надо с ним сблизиться. Такой юмор — хорошее начало. Прекрасная атмосфера. Редкая». В руках Макса чувствуется небывалая лёгкость.       — Да ну блин, Армин! Я ж серьёзно!       Но мысли всегда хоть что-то, да омрачает: Арминов вопрос. Как начать близко общаться?       «На пиво его позвать, что ли?» — думает Макс.       Надо не раскрыть желание встречаться... Или наоборот, раскрыть? Нет, нельзя.       Он незаметно потирает виски. Вот и головная боль. Как в висок куснули. Макс предполагает всё плохое и морщится из-за этого.       «Вот, — представляет, как всё пройдёт, — признаюсь. Армин должен стоять у школы и с интересом смотреть на свой рюкзак с сигаретами. Я подойду. Посмотрю серьёзно в глаза».       За Макса всегда можно продолжить: «Подойду — и сбегу».       Армин хорошо сидит, недалеко. Кривит спину, громко чиркает ручкой в тетради. Наверняка хмурит брови. Поджаты губы... И растрёпаны волосы. Горький шампунь. Один и тот же, из раза в раз. Макс почувствовал, проходя мимо.       Ему шло. Всегда. Горечь и холод.       Макс сглатывает. Вновь хочется поцеловать Армина в шею. Почувствовать этот запах вблизи. Провести носом по челюсти, лизнуть щёку. Он поцарапался бы о щетину, и мгновенно взлетели бы руки на его плечи! Как сладко...       Смотрит Макс с вожделением и дрожью — трепыхающийся у сердца голубь.       «А как он смотрит на меня? — вздох. — Мне тоже надо что-то вызывающее, чтоб заметил?»       Его кудлатость пока не помогла. Армин никогда к нему не наклонялся так, чтобы вдохнуть запах его волос, чтобы нос защекотала жёсткая Максова прядка, чтобы он хмурил брови и пытался, пытался, — но он конечно же не может разобрать все нотки Максова парфюма.       А Макс не смелый, Макс нервный. Армин — скала. Скала треснет, правда, как берёзка.       А свалится как дубок.       Стук пальцев.       Что-то есть в Армине беспокойное сейчас: резкие повороты головы и заламывание рук под партой. Макс пока не понимает причину. Мысли опять идут к провокатору Славе. Но Макс его не любит, поэтому плюётся и возвращается мыслями к Армину.       Иногда Армин по-доброму улыбается. Это, правда, редко и скорее всего адресовано химику.       Ему вообще признаваться можно? Сейчас носком ботинка начнёшь ковырять паркет. Он гей, не гей? Би? Вопрос философский.       Вчера Макс заметил, как Армин смотрел на одноклассницу. Но потом Армин смотрел на одноклассника.       И во всех случаях одинаково — никак.       А как он смотрел на Макса? Макс аж извертелся весь. Бросил телефон, ручку. Хмурится — и то скрещивает руки на груди, то кладёт их на колени. Пахнет не жареным, пахнет никаким. Как интерес Армина к людям.       А вот к Армину интерес есть. Ситуация: были в раздевалке. Армин на уроке пытался впечатлить физрука пробегом, но физрук поставил четыре. Вздох.       Ведь на Армина посмотришь — ну вроде пять. Макс на него сейчас смотрит и думает, что меньше пятёрки таким ставить нельзя. Съест совесть. Уже виски чешутся.       А потом Армин снял футболку.       И Макс начал смотреть урывками. То в плече своём взгляд прятал, то отворачивался, то мгновенно переводил взгляд на соседний Армину шкаф. Пытался наблюдать незаметно. Даже получалось. Показательно шептал какую-то ругань на застрявшую в рукаве руку.       «Вот так рёбра!» — удивлённо хлопал глазами Макс, глядя на ещё полуголого Армина. Рёбра и правда видные. Рёбра ничто не загораживало: больше там ничего не было.       Это длинные кости и широкая грудная клетка. Шире Максовой, пускай и худее. Такому за шваброй не спрятаться — Макс хихикнул.       Девственно-чистое место. Загара на Армине маловато. Во рту тогда набралась слюна.       После он уже оглядывался, не заметил ли кто его интерес. Петька смеялся с Димоном, другие качали шкаф, большинство переодевалось. Всё спокойно. Штиль. Макс выдохнул и натянул штаны. Армин уже оделся.       Хороши кости. Кожа на них чувствительна или нет? Если пройтись по ним языком, Армин бы вздрогнул или ничего б не почувствовал? Вопросы остались несказанными.       Сейчас Макс облизывает губы — шершавые. Сводит взгляд в пол после таких воспоминаний. Грудь зачесалась.       Дрочить на умных — хорошо. В голове Макса отлично видна картинка со стонущим Армином. И лижущим его соски Максом. На четвереньках. И формулы из физики как саундтрек… Романтично.       Стоп. Проблема всё равно не решается. Глядя на лес, не вырастешь. Глядя на Армина, ты ему не отсосёшь. Смотря на него волком, рано или поздно тебя и поймают. Макс хранит эту тайну как зеницу ока. В жизни не представляет, как кому-то об этом расскажет: поцелуи, четвереньки. Стояк на парня. Ромашки с клумбы. Слизанный румянец, скулы — подкрашенная выточка, красный нос и щёки.       В груди неприятный комок беспокойства. Макс сбегает к другой проблема. По сути, к основной. Бегать от костра осуждения или стыдобы пред классом? Как от точки А до точки Б.       Вот как проверить ориентацию?       «В принципе, если его споить...» — самый лёгкий в теории и недостижимый в жизни способ.       Страшно признаваться без уверенности в Арминовой тяге к мужчинам. Закрыть рот — легче. Макс это и делал. Выходил из раздевалки и на Армина не смотрел. Проходил, не замечая костлявый белый небоскрёб в розовую полоску.       Макс крепкий. Однако травлю он не переживёт. Горбит вопросительным знаком спину. Точно не переживёт.       В ушах не свистит, не отдаётся. В случае чего — иди качайся. Хотя из школьного зала он давно вышел. В ушах чужие разговоры полощатся.       Можно в спортивный зал после уроков. Там мозги встают на места. Можно повисеть на турнике без дела...       Но у Макса два листа заданий по математике, один лист по физике, и половина по геометрии. Где-то до часа ночи ему, получается, вредно думать: домашка важнее. Иначе будет хуже. Пришёл он к симпатичной точке В.       Но Армин… Стоит сразу брать быка за рога, да? Как оглушило. Максим импульсивный, Армин по-прежнему классный.       «Другое дело, что в плохой ситуации».       Макс хмурится.       В клубе Макс увидел его руки без рубашки. Без свитера, кофты. Они исполосованы. Под пивом страшно не было. Потом, в похмелье, стало. * * *       Макс аккуратно подходит к Армину. Десять метров с ним — дальняя дорога. Руки дрожат — руки в карманах, белые. Тёмные волосы взлохмачены, как у птицы. Но по сравнению с Армином, дылдой под два метра — 193 см, — Макс не больше пушистого воробья. Потряхивает так же: мелко.       Воробьиное беспокойство.       — Армин, — Макс дважды прокашливается. — У меня к тебе разговор.       Под ногами слякотно. Армин и правда сидел под деревом, на лавочке, в саду. Макс считает это дурной привычкой: так можно отморозить все яйца.       Брови то поднимает, то хмурит. Армин же просто жмёт плечами — скупо. Никак. Опять.       — Давай.       «Во-первых, ты мне нравишься. Очень-очень нравишься, — сглатывает и бегает глазами. — Давай встречаться и ходить друг к другу в гости? Армин, посмотри на меня!»       «Во-вторых, ты чокнутый: ты зачем себя режешь? Я видел следы! Ты мне нужен живой, ты всем живой нужен. Нет, не отнекивайся, так следы даже в театре рисовать не будут: зритель не поверит перебору!»       Макс вдыхает как можно больше воздуха и, качнув головой... не решается. Он стоит с надутой грудью и напряжёнными руками, карманы ими оттягивает, молчит. Секунд пять, шесть.       — Я люблю тебя.       И сдох мотор.       Хотя у Армина он только загрузился. Небольшая перемена: немного напрягаются брови. Немного хмурнее становится взгляд. Потом всё снова расслабляется. Макс стоит, как перед плахой. Сердце забивается. За три минуты сошло три пота.       И ветер в спину дует, и птицы снова каркают. Всё не к добру. Макс неловко смотрит на мигом склонившиеся под ветром цветы. Ливень пойдёт, наверняка пойдёт… Ты зачем тянешь? Ты на фига это делаешь? Армин, сука, не молчи!       Армин незаметно двигает плечами.       — Да. Давай попробуем.       Макс хватает его за грудки и, подскочив, сильно-пресильно целует.