От точки А до точки Б

      Макс сделал всё, чтобы Армин что-то подозревал. Всё. Показал смущение. Резина в кармане должна была хоть немного торчать.       На этом, правда, конец. Они спустились на второй этаж, Макс со взглядом в пол галантно пропустил его вперёд. Дрожали руки. Видно.       — Туалет? Серьёзно? — у Армина поднимаются брови.       Как красиво объяснить это, Макс не придумал. Ну, камер нет. Ну, народу тоже никакого. Свободные кабины. Есть даже маленькая комнатка со всеми удобствами: половина Армина в ширину и весь Армин в длину. Это много места.       — Абсолютно, — он смог это сказать! И открыть дверь комнатки. — Проходи. И лучше… лучше стой.       — Ты хочешь..?       — Да.       Перебивает, потому что если Армин договорит, то сила Макса может закончиться.       — Охренеть, — в удивлении выдыхает Армин. Походу, он всё же забыл, что они встречаются. Потому что любовники делают такие вещи. И делают часто. Обычно, блин, взаимно.       Потные руки прячет в карманах. Тишина.       Макс просто кивает. И сам облокачивается на стену. Третья проблема: рвотный рефлекс. Но он вроде старался. И запихивать весь член целиком Макс сможет, только когда подрастёт. Дорастёт. Повзрослеет. До Армина.       — Снимай штаны, — быстро говорит он, чтобы не сбежать, и продолжает не смотреть Армину в глаза.       Только бы не позор.       После этих мыслей стало ещё страшнее и захотелось дать себе оплеуху. Прям зачесались руки. И ноги, чтобы отсюда уйти.       Но он уже всё сказал. Поздно. Предложение снять низ предложением не было. Это было для того, чтобы Макс остался здесь.       Он глубоко вдыхает и выдыхает. Чешутся лёгкие, по рукам будто проходят волны. Армин разрешит себя поцеловать? До минета? Один раз они целовались.       Быстро всё движется.       — Хотя нет. Погоди, — встаёт рядом, близко. Вроде ничего оглушающе перчёного они не ели.       Макс снова привстаёт на носки. Глаза у него — как у собаки: большие, чистые. Часто моргает: нервы. Армин стоит истуканом. Да-а, Макс знает: плясать ему сегодня одному.       Он наклоняется ещё ближе, обняв рукой гладкое плечо, и начинает посасывать нижнюю губу Армина. Вся в царапающих корочках. Но Макс не замечает этого.       И продолжает целоваться. Языка сегодня не будет. Армин-то не помнит, что такое — поцелуй. Сочный, вкусный, яркий. Что такое — целоваться до сладкой боли.       Да Макс и сам почти забыл.       Целует. Начинает действия медленно-медленно. Поглаживает рукой плечо и всё притирается, встаёт всё ближе. Расстёгивает снизу пуговицы. Дрожь Макса переходит на Арминову рубашку. Он этого не замечает. Армин не замечает тоже. То зажмуривает глаза, то расслабляет их. Несколько раз дёрнулись в желании его обнять или просто тронуть — руки.       И в голове, будто в замедленной съёмке, Максу рисуется картина, как белые губы становятся розовыми. Если их немного, любяще покусать — красными. Но кусать сейчас нельзя. И Макс перемещается поцелуем на челюсть. Немного колючий подбородок, щетина дразнит губы.       Медленно идёшь к шее.       Нет засосов, да, Армин?       — Давно я не целовался… — немного обескуражено сообщает Армин. Он уже забыл, как это приятно.       «Таки да! — хочет завопить Макс. — Да! Да! Да!»       Макс радуется своей догадливости.       И тихо усмехается. Путём шуток становится легче. Хотя тело всё напряжено. Губы сначала были жёсткими. Коридор недавно шумел.       Поцеловать за ухом, поцеловать у кадыка. Положить руки на шею и немного её размять. Чуть-чуть. Совсем чуть-чуть. Ладони Макса горячие, а шея Армина холодная. Обжигающе?       Да.       Кровь в ушах — громче шуршания ткани.       Из-за дрожи в руках корябает ногтём палец. Шум в голове.       Но глаз вновь цепляется за розовые порезы. «Прям почти… — смотрит Макс на его лицо, — как твои губы. Они и правда покраснели».       Лижет одним движением полоску, линию у косой мышцы. Там тоже должен быть пресс: Макс как пример. И где тоже его нет. Армин кажется таким слабым — статуя в два метра, — таким белым на фоне черной плитки.       Его язык всё ещё сильнее. Максов язык. Он продавливает сухую кожу и обжигает Армина, тот даже запрокидывает голову — будто облокачивается на стену, всего-то. И руки, показалось Максу, немного дрожат. Некуда девать. Возможно, его всё-таки захотели взять за волосы...       «"Эти кисти могли бы держать меня за руку"», — вспоминает Макс свои мысли в клубе.       Макс бы Армина согревал. Сейчас тот раскрывает верхние пуговицы рубашки. Такими же подрагивающими руками. Во рту накапливается слюна и напрягаются розовые соски… В фантазиях Макса дрожал он сам. Да и Армин там пах нормальными взрослыми духами — он втягивает носом воздух, а там снова пот и мыло. Этот Армин не из фантазий. Живой.       Макс пробегается глазами по его телу.       Прекрасно, что не мечта. Во снах и собаки не лаяли.       Он быстро целует его над ремнём. Хороший ремень. Им могли бы и отхлестать — Максу эта мысль отдаётся в голову. И он ещё мокрее, раздражённее ставит лёгкий засос. Брови Армина наверняка взлетели. Давно такого не делали? И делали ли когда-то? Губы, полные губы Армина, созданы для того, чтобы подобное ставить. И его тело — не принимать, а делать.       Макс рад, что нарушает. Но это правда как хождение по минному полю.       И сейчас он опускается на колени. Короткий взгляд на Армина — виден прищур. «Что, думаешь, не смогу?» — мелькает в мыслях Макса. Вот так вызов.       Он расстёгивает ему ремень. Был бы не так сосредоточен и напряжён — в паху начало бы зудеть. После таких мыслей.       Штаны — свалить до коленей. Боксёры… Макс на них ненадолго засматривается. Они чёрные. Армину идёт. Его цвет — тёмной лошадки Армина. Сейчас это стало ещё раз понятно. Р-р. Макс коротко улыбается.       Тот случай, когда хочется облизать. И тот случай, когда Макс ртом обнимает головку — поверх трусов. Горячие мокрые губы, жаркое дыхание. И сухо. Грубая сухая ткань.       Притягательно сияют белые тазовые кости. Макс снова на них отвлекается. И уже нежно, без того агрессивного запала, ласково целует одну из них, обнимая Армина за таз. За ягодицы. Плоские, как диск. Но Арминовы. Когда-нибудь Макс поставит засос и на них… Армин бы смирно не лежал — и если бы Макс начал целовать мягко, то за кручение-верчение бёдрами Макс бы Армина укусил. Очень захотелось сделать так прямо сейчас. Хотя он стоит смирно. Только чёлка надо лбом подрагивает.       Таз. И широкий мазок языком по серой дорожке волос — от лобка до пупка. Зажмуриваешься и дышишь чаще. Армин таки не бритый? Но Макс и не предупреждал. Хорошо.       Стаскиваешь боксёры, вместе с этим всё ниже припадая в поцелуях. Нужно было стянуть ещё ниже, но Макс отвлёкся. Отвлёкся и облизал основание. Был шумный выдох сверху.       А потом лизнул головку. Потрогал, совсем немного, а потом лизнул сильнее. Армину не за что схватиться — его взгляд с большим интересом прикован к Максовой голове. Лицу и волосам.       Не лучшее место выбрали. Спору нет.       Совсем не лучшее. Макс помнит, что они в общественном месте, и делает всё тихо. Максимально тихо. Лишь бы Армин их не сдал. Он был так на него зол в тот раз, с красными руками, щеками, лбом, что Макс этого боялся. Боится. Боится и сосать человеку, и быть пойманным на минете. Последнего — больше.       Но полно. Хватит. Продолжай.       Один мазок по головке. И Макс, пропустив ствол, трогает языком яйца. И если бы Армину делал это хоть кто-то раньше, его бы так не взбросило. И он бы руки держал не в Максовых кудрях. Он бы их не сжимал. Жёсткие кудри. Которые только для этого, кажется сейчас, и созданы. Макс неделю назад думал так же.       Он глубоко вдыхает. Ему бы понравилось — самому. А Армину? Армину понравилось? Макс с испугом смотрит наверх.       Да. Армину понравилось. Безумно понравилось. И это видно. Макс расплывается в искренней улыбке. Хочется спросить Армина. Хочется, чтобы он похвалил. Хочется отклика. Но требовать человека делать одновременно две новые для него вещи — говорить и подвергаться минетам — будет кощунством.       Макс легко дует на головку. Ему очень нравится, как всё больше набухает и в конце сваливается бусина густой белой смазки. Макс берёт головку в рот. И крепко обхватывает, сдавливает её сильными раскрасневшимися губами. Армина встряхивает, как от разряда. И Макс внезапно понимает, что он забыл нацепить презерватив. Тащил, получается, только похвастаться… Хмурится. Ну и ладно.       Он поглаживает Арминовы яйца, немного взвешивает их, а сам опускается на член всё ниже. Максу бы это понравилось. Сейчас он делает всё, что могло бы удовлетворить его — от чего бы Макс стонал и давился. Армин делает всё то же самое. Только тише.       И ниже, и ниже… Макс берёт всё глубже. И в один момент резко сжимает до боли его ягодицу. Внутри всё будто взревело, как он хочет их потрогать. Ещё больше захотелось шлёпнуть. Но Армин здесь всё равно главный…       Или нет? Или да? Армин так сжал его волосы, что Макс даже выпустил изо рта член. Красный. Тёмный. Теперь тёмный и красный, болтается перед Максовым носом. Пахнет смазкой. Сердце боднуло лёгкие. Как долго он этого ждал? Он вообще ждал? Он точно ждал. Он дрочил на этот член в ванной и в душе, а теперь он его сосёт — подумал об этом и, на мгновение замерев, размашисто одарил Армина сильным, даже по меркам Макса, шлепком. Оглушило. Оглушило Макса. От кайфа. Так и дышал на висящий перед носом член.       Армин ни фига не мазохист. Макс не уверен, он потом спросит. Но ещё через секунду, после шлепка ягодицы, её разминания и такого же наглаживания одного яйца, Армин затрясся и кончил с незнакомым для Макса хрипом. Руки с волос упали. Плечи Армин, как и спина, сгорбились. А Макс, не глядя стерев с щеки сперму, донельзя удивлённо на него посмотрел. Он почти собой гордится. А Армин не может отдышаться.       — Охренеть…       Армин слабыми руками сматывает пару мотков туалетной бумаги и обтирает свой пах. Вот так красный... Сейчас в Армина будто вдохнули жизнь.