От точки А до точки Б

      Сирена, клаксон, пот, визг, лязг, громко, громко, сирена…       Макс мгновенно открывает глаза. Он лежит на боку, бок затёк, он повёрнут к Армину. Видна только его спина. Голая спина, рёбра, палки рёбер, многоугольная розовая полоса на спине – залежался, сейчас который час, что он делает?       – Слава, чё случилось? – морщась, ещё пребывая в полусне, с трудом спрашивает Армин. Он не выглядит человеком, который что-то способен понять. Его привычка потирать виски – спит. Судя по растрёпанной причёске и наверняка закрытым глазам – он тоже.       Его дикция – как с кашей во рту. И на щеке такой же след от одного положения на подушке. Хочется откашляться. Макс растерянно закрывает глаза. Это был будильник?       Нет, он разговаривает. Ему позвонили? При взгляде в окно видна тёмная зимняя ночь с сахарной пудрой снега, валится, сыпится, деревья видны на контрасте лучше всего.       Кто ему звонит посреди ночи? Или уже раннее утро? Макс не выспался. Он трёт отлёжанную щёку, но не переворачивается на другой бок. Смотрит, как говорит Армин.       – Так сейчас 2 часа ночи… – недоумевает Вячеслав. – Ты же раньше 4-х не ложишься.       Из трубки и дальше слышен Вячеславов голос.       – Я по поводу проекта, знаешь, слушай, там мне… – тут же меняется интонация. Слава начинает говорить быстро и громко, поспевает, бежит речью, Макс перестаёт понимать, что он хочет сказать.       – Стоп. Слав, – стонуще перебивает Армин, – стоп. Я сплю. Я ничего не смогу сейчас сделать.       – Ты не ложишься так рано спать… – осторожно и медленно отвечает он. – Что произошло?       Макс переворачивается на спину. Этажи, над ними и под ними, не издают ни звука. Не слышны ни белка, ни ребёнок. Птицы молчат. Машины не ездят, хлёст листьев друг о дружку гасится стеклом в оконной раме, все молчат, все спят. В этой тиши Макс слышит и первое, и второе, и все слова Вячеслава. Он не двигается.       У Армина тихий динамик. Который звучит сейчас высоко и мерзко.       – Я… – недовольно смотрит на часы Армин. Сонно смотрит на часы он, – заснул. Рано. Так заснулось. Давай я тебе завтра помогу? Или, там… не знаю, в понедельник? Армин оглядывается на Макса. У Макса прикрыты глаза. В ночной тиши, когда молчит динамик, в ночной мгле благодаря шторам Армин не видит резкую недовольную складку меж его бровей.       Он думает выйти в коридор, чтобы не беспокоить Макса, но вылезать из постели холодно. Очень холодно. Он пробует, он ёжится, растирать плечи одной рукой неудобно, почти не надо, но холодно. Зима и плохо работающие батареи. Плохо бегающая во сне кровь: Армин спал как мёртвый впервые за месяц.       Он зарывается в одеяло, оно вкусно пахнет, оно тёплое, нежное, оно пахнет пылью и дарит тепло, ужасное кровообращение у Армина, засиделся, залежался, свитер как любимая одежда, а сейчас он спит с голым верхом и нагим низом, только бельё. Запах подушки, порошковый, как специально лезет в нос. Чистая наволочка приятно чешет щёку. И Армин с трудом удерживается от того, чтобы не начать вновь пускать на неё слюни.       Отвечает Слава:       – … А ты заболел? Тебе принести что-нибудь? Я классную настойку изобрёл, трава выжигает глотку, и, ну, всё проходит. Там есть немного, вот прям совсем немного яда кобры. Он лечебный. Я на ночь труды древних авторов читаю. Подобное лечится подобным: кобра, знаешь, и болезнь?       – Стоп.       Надо врубать режим не беспокоить!       Макс начинает раздражаться! Силы возвращаются, он снова на коне, он на подушке, он способен подорваться сейчас и отобрать у Армина телефон! Армин всё равно половину его речи не разбирает. Слава говорит то быстро, то тихо, то смущённо, — а то чередой вскриков птиц. Какофония. От Макса трубка далеко. Ему уши режет не настолько сильно       – Так получилось. Уснул. Удачно. Наконец-то, - вновь взглядывает на Макса из-за плеча. – А тебе… что-то очень важное нужно?       Очень?       Слава тут же приходит в себя, забывая напрочь о какой-либо заботе и настойках. Прекращая быть милой кухаркой. Оставив все снадобья и блины на печи. Армин говорит медленно и низко. Телефон на любую фразу взрывается мгновенным визгом и спешной речью.       – Я тебе про проект сказал? Сказал ведь, да? Я те щас его пришлю, ты мне отзвонись, когда всё поймёшь и, там, одобришь – там нормально, тебе ток прочитать. Я часа два еще спать не буду. В течение получаса наверняка всё осознаешь – позвони сразу, там несложно. Отправил, смотри. Потом звякни. Жду.       – Да, пока…       Сбрасывает вызов Армин. Сонная голова плохо соображает. Если бы Макс был не со сна, он точно бы выхватил телефон из Арминовой руки ещё две минуты назад. Реакция Макса всегда быстрее реакции Армина. Но он этого не сделал. Армин садится на постели и потирает виски.       – Армин, спать. Давай спать.       Потому что Армин, кажется, хочет чего-то не того. Он же не лезет в почту? Он смотрит на мерцающий экран и водит по нему пальцами, он же не желает нажать на пришедшее от Славы письмо, Армин же точно адекватный человек, который никогда не теряет редкую возможность сладкого сна для умной головы утром? Нет, Армин упрямо вчитывается в текст и… и сейчас ничего не понимает. Он старается. Перечитывает предложение трижды, и несколько слов из него ему вновь становятся знакомы.       Старается Армин так, что делает это как себе назло – специально. Будто долбит себя по голове, когда читает эти пункты. Галочки. Смотрит на полосочки, отмечает про себя пропущенный энтр.       Были бы у Армина длинные локоны, Макс дёрнул бы за них к себе. Он упал бы на спину. Заехал бы кулаком Максу по челюсти, отбил бы себе затылок. Были бы длинные локоны, были бы локоны ещё длиннее, чем сейчас…       Спать хочется.       – Ты ни фига сейчас не поймёшь… – хмурится Макс и приподнимается на локте. По кисти бежит кровь: отлежал, пока прятал её за подушкой. Взглядом прожигает в нём дыру. – Не порть часы, когда ты можешь нормально отоспаться. И уже потом, блин, приступать к работе, – скупо дышит Макс. – Почему ты вообще не вырубаешь на ночь телефон!       Армин непонятно двигает головой. Закрывает глаза. Открывает. Жмурится. В ладони сминается одеяло, в него тычутся отросшие ногти, одеяло больше не пахнет терпким порошком, как пахло три минуты назад.       Полчаса. Есть полчаса. Армин читает второй абзац третий раз. Небольшой текст. Всего-то два часа ночи. Нет, уже больше, уже два часа ночи пятнадцать минут. И Армин не сразу вспоминает тему, по которой они писали. Читает, как что-то чужое. Далёкое. Непонятное. Сборник вырезанных предложений по биологии из разных учебников на разные темы – будто текст перед глазами именно такой.       Не отвлекаться.       Дело даже не в том, что это важно. Просто раньше он такие проблемы не решал. Армин раньше просто не спал, чтобы зажигать свои концентрацию и внимание по щелчку пальцев, как пытается сделать сейчас.       Никакой раньше не было нужды. Считай он слонов в голове, читай перед сном, Армин бы просто оставался в мире живых, а не падал бы в царстве Морфея. Кофе и энергетики, конечно, в этом не виноваты. Считай он логарифмы, хуже бы тоже не было. План, план… Он тряхнул головой и развернулся спиной к стене, облокачиваясь и сбрасывая одеяло до бёдер. В окне мигнул фонарь. Было не черно. Уже нет.       – Потерпи 5 минут. Одно дело, — давит себе на веки Армин, когда их разминает и пытается сделать их зорче и цепче, — надо сделать.       Но это будет не пять минут. Макс не в силах сейчас грозно крикнуть. Он в силах дать по-мужски, по печени, но не ему. Слава обнаглел. Он оборзел в край. И вот Вячеслава Макс бы отмолотил в воспитательных целях в ближайшей подворотне.       — Врубай «не беспокоить». Слава тебе не должен звонить ночью. Ты в курсе, что половина проблем бы просто решилась — при нормальном сне? — Макс начинает говорить открытым текстом и жёстче, громче. Он тоже подтягивается и садится со скрещёнными ногами у стеночки. За окном вместе с ними проснулась ворона – чуть не врезалась в стекло. Макс автоматически массирует виски. Допустим, он выспался. Армин так себе всегда говорит. Макс – тоже не впервые.       Армин ему не отвечает.       Макс слишком сонный для злобы. Для глупостей он всегда молодец, Иван-дурак-Макс. Для глупостей – самое время, но он изо всех сил хочет сдержаться и не выпалить ничего лишнего. Армин утыкается в телефон обратно. Макс заворачивается в одеяло, как сметана заворачивается в толстый жирный блин. Который пахнет маслом, а не порошком.       – Он всегда тебя так, да? – тихо говорит Макс. – Ты ж из-за него не спишь. Этим, – Макс всегда считает такое козырем, – тормозишь работу днём. Важную работу. Сделал бы ты это утром…       Армин открывает рот и набирает в грудь воздуха, чтобы перебить, но ничего такого не происходит. Затухает на глазах, как костерок под дождичком. Из пяти минут прошли три. Армин прочитал одну страницу, но в голове не проявляется ни одно предложение, ни один абзац, будто ничего и не было. Костёр горел-горел и съел страницу, время, силы. И пропал под начавшимся грибным дождём-убеждением.       Вкусно пахнущая подушка и тепло под одеялом. Макс внимательно на него смотрит.       В поле зрения Армина мелькает стрелка часов. Шкаф появляется в поле зрения, посуда на журнальном столике, две кружки, телевизор напротив. Ковёр. Домашний, совсем домашний ковёр… Если бы Армин там сел, скрестив ноги, Слава бы прыгал вокруг – да ступить туда бы не мог. Это как в книге с магическими существами: без приглашения хозяина злой дух не проникает. Ковёр, какая хорошая вещь ковёр.       Макс медленно встаёт с кровати. По этому ковру проходят его босые светлые ноги, а со спины видны только белые-белые пятки. Они светятся в комнате двумя длинными маленькими фонариками, как один большой – за окном: бельё его чёрное, волосы тёмные, ковёр шоколадного цвета.       Квартира Славы белая, как реанимация. Даже занавесок у него нет. Есть жалюзи. Их он закрывает ради интереса. Слава любит свет.       Светлые пятки Макса… Сейчас для Армина это приятный глазу контраст. Нежный, на шоколадном ковре. Макс замирает у шкафа и глубоко, шумно втягивает в лёгкие воздух. Не отвлекаться.       Не отвлекаться, план, непонятные слова, мало проку, проку мало, белые пятки, ковёр, горячий шоколад, ковёр, слепая сонная голова, голова как у курицы. Глаза пытаются вчитаться в текст, получается попытки с пятой.       Надо открыть окно. Армин начинает расслабляться и забывать, почему он сидит без движения со светящимся телефоном в руке. Телефон-Макс, телефон-Макс – два направления его глаз. Макс замер статуей на том же месте, на ворсистом пушистом ковре, где Армин мог бы сидеть, а его голова была бы на середине Максова бедра… Армин бы горбился там, и Слава наверняка бы огрел его линейкой по спине. Хотя через пять минут начал бы горбиться сам. Макс бы трогал его волосы, как он уже их трогал сегодня днём.       Вчера днём, уже ночь, скоро утро. В напряжённые глаза Армина попадают часы, он отвлекается от былых размышлений: уж три пятнадцать. Скоро не ночь. Скоро утро. Можно сходить в душ, почистить зубы, вымыть голову – тогда он и сможет вчитаться в текст и здраво ответить Славе.       Он случайно вспоминает свой утренний распорядок дня. Вчера утром он мылся-намывался перед встречей с Максом. Вчера вылил на себя полбутылочки шампуня, маминого геля для душа – нейтрального, каким она больше не пользуется. Не забыл сбрить щетину с лица и облиться водкой, так как одеколон, его чудесный одеколон за 3 рубля, закончился. Щипало так же. Щипало хорошо.       Ни с того ни с сего возникает перед глазами Макс. Звоночек, чёрно-белый звоночек. Возвращается он со стаканом воды, пропав на минуту. И когда Макс дышит, его грудь вздымается. Это видно. Макс очень показательный. План, план, план.       Армин снова зажмуривает глаза.       – Ало, подъём!       Это было едва ли не хуже Славиного звонка.       – Армин, я решу, что ты помер! – рычит Макс и протягивает ему воду крепкой рукой, – На, держи. Ты как в трансе.       Бзды-ы-ынь! Плачь скрипки, сирена, лай собак, лёд под колесами, лавина, бахнул гром, вой.       Телефон.       Армина встряхивает на этом звуке. Он перебарывает себя, чтобы ответить на Славин голос. Взять воду забывает.       – Давай коротко: как там всё? Или прислал уже? – подуставший Слава тараторит медленнее.       Макс глубоко вздыхает. Поставив стакан с грохотом на тумбу. Вот надо было Славе встрять именно тогда, когда они выделили друг другу время? Вот в этот вечер, вот в эту ночь?       Как же повезло, что звонки начались после их секса!       – Ни черта.       Держать телефон трудно. Его вес – как вес мраморной плиты метр на метр, не двести грамм.       – Ни черта не сделал. Вообще ноль внимания сейчас. Армин не может даже рычать. Слава наверняка дышит как буйвол. Раздражённо. Так представляет себе Макс.       Армин сгорбился ещё сильнее, сантиметров десять до коленей от подбородка, а Макс – наоборот, он вытянулся как струнка. Широкая, большая струна на детской пластиковой гитаре.       – Ну а что ты мне предлагаешь, если сдать надо завтра?       – Завтра – выходной!       – Завтра – последний день.       – Отправляй так. Сам прочитай. Потому что, смотри, щас тупо не то состояние, чтобы я мог хоть что-то нормально сделать.       Пауза. Слава молчит. Максу нравится это отсутствие звуков, он раньше на скрипке играл, у него слух есть, он гитарой увлекался. Но Армин нервный – от этой паузы. Можно положить ему руку на плечо и сжать, чтоб Макс даже сказать мог: «Я всё понимаю, братан, мы вместе». Хотя правдой это не будет. Вот с теми дворовыми, когда рожу в мясо кому-то полчаса назад разбили – это-то можно. Но Армину-то…       Но Славе-то.       Мимо них пробежала чёрная кошка. Виляя хвостиком.       Макс таки выхватывает телефон из его рук. Кошка смахнула. Ветер выдул. И тут же… тут же понимает, что ему ничего нельзя говорить! Он не объяснит, что делает у Армина в середине ночи! Чем ему мешает чужой разговор.       Макс так и застывает с открытым ртом и телефоном у уха. И спешно пихает трубку обратно ему. Часов двадцать до Нового года, что Слава забыл в три часа ночи в их постели!       – Вообще не в состоянии?       Вячеслав для многих удивительный. Он прекрасный манипулятор, ему нравится быть оратором, он любит говорить по-ленински чётко и сильно. Но Макс не оратор. Он не понимает, как Слава может за секунду перейти из состояния нападающего в состояние ласковой милой бабушки. Настойки там, бублики с кремом или лечебными добавками, ядами змеи.       Слава сейчас говорит мягко и нежно, как никогда не говорит Макс.       – Нет. Я пытался, серьёзно, мне ж это тоже надо – ну тупо, ну, сам смотри, я ж это всё писал и с тобой, там, делал с самого начала всё. Не в силах вообще продолжать сейчас, — чешет волосы назад. – Можешь понять же.       Армин знает, что может. Они же друзья. Они не в последнюю очередь компаньоны, но в первую очередь они товарищи.       – Окей. Сам смогу. Ты когда в состоянии стояния будешь?       – Числа второго.       – Поздно.       Слава перестаёт быть бабушкой. Он снова становится змеюкой. Голос холодеет. Он не рычит, он мгновенно отвечает Армину – отвечает как выпадами, как ножи бросает. Макс глубоко дышит и резко, больно облокачивается на стену. Как погано. Не, Армин сам разберётся, он взрослый парень-то. Чё ему не разобраться.       Оба жуют губы.       – Тогда всё нормально. Не пройдём – не пройдём, — если Армин бьёт, то по-больному. — Я не вижу тех мелочей сейчас, на которых нас могут подловить.       Когда Армин писал текст, то щёлкал всё как орешки. Всё там нормально было. Возможно, хорошо и сейчас.       – Спи тогда, – вздыхает Слава. Шумит динамик. – Я посмотрю. Звиняй, что ночью дёрнул, просто, ну, прям необычно для тебя. Не отрубает же обычно.       – Да, есть такое. Пока и удачи. Пасиб за понимание.       Армин сбрасывает. Вместе с отключением вызова выдыхает и сам Макс. Разминает шагами ноги, потирает тугую шею.       Домовой хочет подсечь Макса под ноги, чтобы не топтал бессмысленно ламинат.       Он садится рядом с Армином.       — Нормально всё. Если переживаешь. Слава, — пересиливает себя, — парень не глупее ведь. Давай спать? И слонов видеть — сны, там, всякие?       Глядя на хмурого серого Армина, не удаётся всё же не спросить. Он хочет его поддержать, но не решается взять в руку его кисть. Смешнее это некуда. Макс трусит держать за руку человека, который его размашисто трахал ещё пару часов назад, порол, целовал. Он говорит:       – Ты можешь рано встать и за Славой потом перепроверить. На какую тему вы это готовите?       Армин морщится.       — Обратно-возвратная реакция.       — Похоже на институт.       —Туда и направим. Заграницей есть. Считай это подобием олимпиады.       — Ага… — говорит Макс тихо. Негромкий голос Армина начинает успокаивать.       По часам уже наступает утро, пусть за окном и тьма непроглядная. Тёмные Максовы волосы, мягкий шоколадный ковёр на полу. Армин залпом выпивает стакан и чуть не роняет его с тумбы, когда с грохотом ставит назад. Он больше не смотрит по сторонам, только на свои руки. Где там Максовы пятки гуляют? Белые? Где? Армину холодно. Жаркое плечо рядом. Нега после секса сошла уже до конца.       – Новый год… уже сегодня, – сегодня 31-ое, пятый час идёт. Но для Макса праздник начинается всегда раньше. – Что будешь делать 1-го?       Учиться, учиться, и учиться. Кофе, кофе, кофе. Или чаем уливаться по уши. У него есть новогодняя кружка со снеговиком и дедом Морозом в красной дублёнке. За окном будут играть дети. Кричать, веселиться. У них дома тихо. Маме он приготовил подарок. Пирога пряного купил, пару кусочков. Тёплую кофту.       И после вручения подарка он уйдёт дальше к себе. Птицы за окном постепенно пробуждаются, когда к жителям квартиры только приходит возможность убаюкать друг друга и заснуть на несколько часов.       Макс разворачивается к Армину и прижимается своим плечом к его. Какой же Макс тёплый… Какой же Макс обжигающий. Хоть ради этого качайся. Армин в шерстяных кофтах не только потому, что он прячет шрамчики, розовые. Матовые. Зимой ему просто холодно. Очень много где.       Мотает головой. Взять бы Макса в руки, да не время, да не поднимет лихо, не перевалит к себе в один момент. Очень тёплый Максим.       Спать хочется до тошноты.       – Подарю подарки. И уйду делать то, что не сделал сегодня.       Макс взглядывает на него и спускается с задницы на спину. Вместе с ним уезжает и простынь. Макс не замечает. Он прикрывает глаза, не пожелав ещё Армину спокойной ночи. Со съехавшим на постель Максом уходит и то жгучее, перчёно-сладкое тепло – Армин вздрагивает и просыпается уже третий раз за последний час. Сначала ошпарило, потом оледенело.       В спокойном состоянии Макс выглядит очень нежно. Горбинка на носу ловит блик уличного фонаря. Этот блик хочется слизать. Похоже на глазурь новогоднего пирога. Армина ведёт, и он ложится с опорой на локоть — поломавшийся многогранник.       Обычно Макс нервный, яркий, постоянный взрыв. Слава не такой, Армин не такой. Никто не такой, Макс постоянно вертится и напоминает собаку.       Если б у Армина был типаж, он был бы другим. Макс – чистая вкусовщина. Что-то новое. В классе Армин им особо никогда не интересовался: качок, чернявый, дуралей. Армин облизывал свою важную фигуру и единственное увлечение. Подарки одноклассникам он не дарил.       Но типажей у Армина нет. Он был влюблён в девчонку, которая так же режет вены и по-нормальному колется. Было дело. У всех такое было.       Он хотел закончить свою жизнь по ряду причин. Закрытый учёный, гаснущий, постоянно с недостатком энергии.       Но никто бы так спокойно и подготовлено, как Макс, не подошёл бы к постели с человеком, который после спасения окрысился на спасителя. Идеальный типаж. Неваляшка. Или это наживное?       Армин не испытывал угрызений совести даже минуту назад. И вот. Началось.       – Давай я к тебе завтра приеду? Ну, уже потом, когда все встанут, позавтракают, там? – Макс снова на него поднимает глаза. Неловко. После Славы уже начинает успокаиваться сердце и поступать в кровь щепотки смущения. Чувствовать себя раздетым, несмотря чёрные трусы под одеялом. В облипку на ягодицах.       – Давай, – Армин не думает над ответом, произносит автоматом, Максу внезапно можно доверять.       Худой и длинный Армин забирается медленно под одеяло и основательно. Пятки торчат до того момента, пока Армин не поджимает ноги и не утыкается коленями в бёдра Макса. Тот вздрагивает. Холодные.       Везде тёплый Макс.       Спать хотеться перестаёт. Он просто лежит на боку. Почему Армин всегда притягивает… таких людей? Славу, Максима. Эмоциональных, усердных. Слава дотошный до всего научного. Заботится об их учебных делах. Основательно. Макс такой же, просто в другом: заботится о самом Армине. О человеческой части. Возможно, скоро у Макса это пройдёт. У Славы научность – никогда.       Макс не отвечает на его слова и уже теперь, уже наконец-то падает в черноту сна. Закрывает глаза – и нет его. Армин ещё ворочается. Но таки засыпает и он. Тягомотина, а не ночь сегодня.

***

      Утро.       Им не снилось ничего. Армин проснулся с влажной головой и оскоминой на языке. Макс рядом, на полу, уже качается. Надо же. У кого-то в любом случае – зарядка.       — Привет… — сонно здоровается с ним Армин. Он сколько прокачаться сможет? Армин — ну раз пять, ну шесть, если по-нормальному, по-медицински так. Он тоже человек.       — А-ага… — пытается ответить Макс, но решает закончить и валится по-утреннему на бок. Садится на задницу. — Доброго.       Армин брился Максовым станком, а сверху обливался его одеколоном. Ел то, что очень вкусное принесла доставка. Чувствовал себя неловко. Одеколон ему понравился, сэндвич ел безумно медленно: голодный желудок сначала отреагировал на запах тошнотой. Прошло это после чая. Воды. После всего этого Армин смёл половину из принесённого. Доволен.       Сели в большую Максову машину, на которых обычно ездит мафия в кино. Красивая. Скоро подъехали к Арминову дому. Макс забил в адресную книжку и номер, и квартиру.       А там…       Они вышли из машины. А на лавочке у подъезда сидел, пожёвывая семечки, Слава.