От точки А до точки Б

Макс едет в машине с беснующейся щекоткой в груди. То ли раздражение, то ли гонящийся за ним страх – за свою задницу. Гнилой, опасный Слава. Нельзя не удивляться, что они с ним как незнакомцы. Будто ничего и не было - хотя учатся в одном классе. Гнилой, но вот дико искренний Слава. А Макс бы «заменил Армину полмира», - думает он. Романтическая тяга. Начинающаяся любовь. Битва с очнувшимся драконом. Клацают Славины зубы, клацают. Но самое интересное, что попытка Армина себя убить на Славу не повлияла ни коим образом. Макс сжимает зубы и держит до больного сильно в руках руль – не крутануть бы, как колесо, случайно. Армин… Максовы мысли вновь поднимаются к нему. Ещё не высокая любовь, но уже прошедший флирт. Уже не только плотское наслаждение. В Армине у Макса сплелись две ветви сразу: Максово принятие себя и Максова любовь. Макс боится быть геем. Он помнит, с какой мерзостью оттолкнул от себя признавшегося ему во дворе парня – года полтора назад. Почему-то было страшно: ему, мужчине, признаётся такой же пол. Это потом Макс узнал, что после такого неудавшегося признания его гей-одноклассник хотел наложить на себя руки. Шаг. Один шаг. Его вовремя остановили. Но Макс теперь не может смотреть этому парню в глаза. И он думает, что с ним, при открытии, поступят ещё хуже: травлей. Видеть шаг до чьей-то смерти – дело серьёзное. Дело страшное. Армин принял. Максу повезло, он выбрал самый худший вариант влюблённости и ужасное время для признания. Минус на минус плюс, значит… Макс стал быстро ему доверять. Крутой поворот. Армин красивый. Рожа лица – для обложки. В нём есть честь. Блестящий ум. Никогда Максу это не было важно, но такой интерес к скупым, точным наукам Макса поражает. Он ничему себя так не отдавал. До поры до времени, конечно: отдал себя любви сейчас. Армин совместил в себе многое для Макса. И конечно же, конечно же у Макса должен быть противник. Такой же крепкий. «Бороться за сердце л-лю… — чуть не заикается Макс, —…бовника». Слава гнилой. Макс не думает о его хороших качествах. Пока всё, что Слава делал в последние полгода, – только зло. Но периодически в голове вновь возникают елейные мысли и появляется то сладкое-пресладкое чувство – вспоминается Армин. Он сам, или их ночь, или его губы горячие, его губы полные, или как толкался в него, или как они целовались – немного, но запомнилось на всю жизнь. Или как они разговаривали. Так открыто – никогда раньше. И, конечно… Когда Армин впахивал член в Максов анал, яйца бились со сладким, таким постыдным звуком. Макс за рулем, но он не первый раз ловит себя на желании закрыть глаза и опустить кисть к паху. Вчера им было очень хорошо. Лобызал его широкую шею полными шершавыми губами. Светофор. Красный. Стоп. А потом был Слава. Максовы мысли – сплошной круговорот. Макс его не боится. Но Слава – это жужжащая без перерыва муха, которая залетает каждому второму в ушное отверстие и оглушает своим тупым непрекращающимся гулом. Слава может от скуки начать выдумывать им красивую историю. Если Армин скажет хоть одно лишнее слово, Слава во мгновение выстроит гипотезу. Или теорию? Пошёл к чёрту со своей философией за рулём Максовой машины! Да. Если Армин сможет говорить всё так же грамотно, как обычно, Макса пронесёт. Но то, что Слава может ревность Армина – к Максу, очень греет шею. И тянет губы в улыбке. Макс смог. Хотя ещё недавно он был никем ни для первого, ни для второго. Макса раскачивает маятником – бьёт голову о плохую мысль, но с такой же силой отдаётся к хорошей. В конце концов он пишет Армину простое сообщение. Почему-то ему хочется как-то проявить себя – хотя бы показать видимость. Зачем? Затем… Новый год Макса прошёл хорошо. Все пришли, всех поздравили. Целовал в обе щёки тётку, жал руки дядькам, смеялся в усмерть. В карты до последнего играли, - а Макс всё проигрывал. Вродь картёжник. Да как сыграешь-то, где чистый разум взять, если через пять, шесть, ну восемь часов он окажется у Армина дома? Макс держал карты веером, да костяшки чесались жутко, и мокрел от пота затылок. Волосы тёмные вились всё пуще. Макс выпивал и проигрывал. Макс пытался размышлять, но в лучшем случае уходил в ноль. В монополию играть уже не круто - там бы он всех победил. Заснул он рано утром. В пять. Проснулся с пьяными петухами из телефона, забыв отключить будильник. Так и пролежал ещё час иль два. С грязными зубами да в пижаме откачался. За окном мороз. За окном — лежачий белый снег. Макс утром принял холодный душ, и последствия алкоголя выветрились полностью. Хмель сошёл: лейка с холодной водой металась по Максову телу пять минут и замолчала. Максу всегда нужно чувствовать себя героем. К Армину он готовится ехать бодрым, трезвым, с ясной головой. «Армин, я тогда еду? Тебе в час удобно?» А Армин в одиннадцать утра спал. Он не праздновал до убоя, он смотрел недолго телевизор с курантами. После шумных Макса и Славы было как-то щемяще грустно. И открыл окно, чтоб была компания. Заледенел. Удовлетворился и уснул. И за себя отсыпался, и за ту кривую пятницу бессонную, и за Славу, и за бабку его, и за всю планету. Крепче он спал только после первого секса. Оргазм подарил круглые глаза и отдышку на минуту. Мушек в глазах. И знание, что теперь он самый взрослый и уважаемый человек. Армин проснулся от Максова сообщения. Перекатился с одной подушки на вторую и потёр жёстко глаза. Комната пахла потом и сном. Глаза минуту крыла туманная завеса. В ночи ему снились ковры. «Армин, я тогда еду? Тебе в час удобно?» Армину удобно. Сейчас наверняка девять утра. Но утра оказалось 12, утро уже было обедом. Он не попадал мягкими пальцами по кнопкам и сначала писал абракадабру. Во рту было вязко. Он хмурился. «Дп. Косторов вал 36, квартира 112». Армин снова обнял подушку, а Макс ликующе улыбнулся.

***

Не считая кукарекающего будильника, день задался с самого начала. Утащить сколько-то кусков пирога удалось тайком, вино схватить и спрятать тоже получилось без единого свидетеля. Всё шло как по маслу. Ещё и дороги пустые. Макс не перепутал подъезд. Не перепутал квартиру. И ровно в час Макс нажал на выпуклую чёрную клавишу звонка, с интересом молодого зверька оглядывая пространство. Он уверенно топтался на месте и жевал, поворачивая голову в разные стороны, губы. Они покраснели. Сбоку – треснули на морозе. Армин открывает ему дверь с опозданием. Коричневого цвета джемпер, щурящиеся глаза, след на щеке от зубной пасты. Макс весь с иголочки: в мятой кофте и заляпанных снизу химикатами ото льда штанах. Он бритый и в парфюме. Дарить им друг другу, догадывается Макс, нечего. Армин приветствует его, как только закрывается дверь. Макс глубоко дышит. Квартира, линолеум в прихожей, вешалки сбоку, шапки горкой набросаны. - С приветом. Мама спит, громко не шумим, - голос после сна низкий. Армин без домашней обуви, только носки. Хотя рядом стоят тапки. Это для гостей? Макс ему кивает. Щёки колет. Пакет с гостинцем он бросил у двери. Пакет теперь снизу мокрый. Снег. Он распрямляется как по команде и вдыхает во всю грудь комнатный горячий воздух. Он немного спёртый: ещё не проветривали, - но после мороза горячий воздух кажется самым вкусным воздухом мира. Столбик термометра упал ещё ниже. И… и... Макс не может сформулировать. В любое место, куда он приходит, он начинает, гхм, нюхать чужую квартиру. Здесь пахнет деревом, как вчерашний Арминов одеколон. И пылью. Здесь темно. Тёмная прихожая. Макс разувается и, пока вешает свою куртку, роняет, с этим нежным шелестом, все остальные. Раздражённо взмывают брови. Обратно он их вешает тяп-ляп. Через два шага, по левую руку ход в другую комнату, на светлую кухню. Белый пейзаж, нежный свет, светлый ламинат. И Армин на этом фоне как раз – тёмный силуэт. Макс чертыхается. Только не говорите, что он снова мёрзнет! Джемпер с рукавами до запястья, которые Армин дёрнул ещё ниже секунду назад – стремящиеся к теплу руки схватили кончики ткани и сжали её, натянув, в кулак. Если порвёт – Макс не удивится. Армин длинный, а кофта – нет. Макс моет руки и проходит за Армином на кухню. Его круглые плечи блистают, как залакированные, а в белых впадинах сверкает пот. С шеи сваливается мелкая его капля. Солёная, резкая, стремительная. Мгновенная. Армин сглатывает и переводит взгляд за его плечо. За литое, твёрдое. Его кости не видны. Это снилось Армину ночью. Сейчас Максову грудь и торс облепляет трикотажная кофта малого размера. Армин сонно потирает глаза. За Арминовым плечом видна складка шторы в цветочек. Серый подоконник, трещинами пошла давняя краска. Хлипкий. Славу бы выдержал. Армина бы уже нет. Когда Макс со стуком ставит что-то на стол, Армин невольно расширяет ноздри и всматривается в этот пакет. Что-то очень вкусно пахнет. Он не ел давно. Это что-то сладкое. И тянет чем-то пряным. Запах накрывает Армина с головой. Макс шуршит белым пакетом, ломанные складки, запах всё сильнее. — Что это? — негромко спрашивает Армин и не отводит глаз от затылка Макса. Костяшки, будто вырубленные, сжимают штаны. Ему интересно. Пахнет правда вкусно. Это десерт. Это пирог? — Я не бабка Фрося, но что-то с собой взять стоило. Согласись, - поднимает на него прозрачный взгляд, - не оливье же тащить. И я решил: чтобы без, ну, — оглядывается Макс, — курьеров всяких, лучше что-нибудь с собой. Чай, там, пакетики есть у вас наверняка, но их я тоже прихватил. А это… - смущается доброго дела Макс, - пирог новогодний. Арминовы губы дёргаются в улыбке. Нечастый мимический жест. Нет мимических складок. На лице у Армина есть только одна, на переносице. Много хмурится: съезжают брови вместе, как два корабля, и замирают. Сейчас этого нет. Нечестный ход носить с собой еду. Носить с собой сладкое. Перчёное. Пахнет корицей, орехами. Но больше всего пахнет коньяком. — Он с чем? Макс задумывается, что ответить. Тапки он не надел. Плитка холодит стопы. — Тесто, корица, орехи, изюм там… Очень много специй. Он стоял в коньяке около месяца. Что-т... смутило? – тут же дёргается Макс. Он даже представляет что. – Коньяк, да? Думал, обоняние у тебя вместе с остальным вроде тоже померло, но… Несёт околесицу. Ему неловко делать что-то для других не в ущерб себе. Макс с царапаньем пола двигает стул. И двигает второй. И снова взглядывает на Армина. — Очень люблю его. Пряностей едва не больше теста. Попробуешь? – он сам берёт тарелку, кинув на Армина вопросительный взгляд, и умещает на ней куски разного размера. Слизывает с большого пальца корицу. Армин глядит не отрываясь. Он давно не ел. Как куранты стукнули, столько и не ел. Он большой рукой, сам ставши длинной стрункой, тянется отщипнуть кусок. Он видел пироги более объёмные. Ликёром могли пахнуть, ягодами. Что-то пахло как духами — ванилью. Или крольчатиной, или рыбой. Коньяк Армин никогда не пил. Настоящий коньяк — тем более. Один раз нюхал, пахло хуже парфюма. Хотя звался он вроде армянским. Большой кусок Армин опускает себе, целый, на язык. И незаметно ловит запах с пальцев. Не пахнет духами. Пахнет... чем-то другим. Орехи. Корица. Что-то тяжёлое, острое. Должно быть, что-то мочили в водке. И коньяк на всём этом сверху. Пахло. Хочется запихнуть вслед за пирогом пальцы в рот. На них остались крошки. Макс заворожено на него смотрит. Возможно, заморскую сладость он принёс для такого зрелища. Он видит дрогнувшую кисть Армина, которая хотела оказаться у носа. Или хотела, чтобы её облизали. Большой палец смотрит прямо в направлении рта. Один шаг. Макс думает отвернуться. И быстро повернуться назад. Или облизать самому... Сейчас уже можно? Они через столько прошли, сейчас уже можно? Макс к нему подходит и… и на вдохе берет за предплечье. Армин непонимающе смотрит. У них уже много было. Макс целовал его пах, косточки там, шейку. Уже многое прошли. Как ещё смущаться? По-максовски. По уши залиться краской и переть, переть, переть. Сглатывая, Макс жмурит глаза и дёргает его руку вниз, не рассчитав ни силы, ни сопротивления. Ему просто повезло, что Армин не напрягался. И Макс кладёт большой палец себе на губу. Они оба замирают. Пахнет и правда вкусно. Макс ещё попробовать не успел. Он вслепую трогает его палец, кладя себе в рот. Он тычется ему под язык — случайно. И слюны становится ещё больше. Армин сейчас не делает этим пальцем ничего. Он наверняка смотрит. Он точно смотрит, и его взгляд медленно, волна за волной, меняется с удивлённого на жаркий. Поцелуи рук — это вторая, куда более интимная ступень. Макс этот палец, обведя несколько раз языком подушечку, сосёт – две секунды. Слюна. Слюна. Слюна. Он выпускает палец изо рта и открывает раннее зажмуренные глаза. Ноготь блестит. На коже остался ясный мокрый след. Блестит, как новогодняя игрушка. Случайно лизнул заусенец. За спиной Макса окно — свет отражается. Он берёт к себе второй его палец. Указательный. Длиннее и тоньше, с узким суставом. Макс языком цепляет прилипшие крошки пирога… Понятно, почему Армин так хотел его облизать. Вкусно, потому что готовили не они. Неожиданно Армин сгибает указательный навстречу Максову языку. Макс от внезапности чуть не давится и вылупливает на него прозрачные глаза. Он забыл, что Армин тоже может действовать... в ответ. Макс прижимает палец к нёбу. Чужие действия смущают и возбуждают. Острый меткий взгляд. Прижимает, смотря Армину в глаза. Когда всё слизывается, палец оказывается солёным. У его рук какой-то неуловимый, но свой волнующий запах. И наверняка – вкус. Кожа пальца грубая, оба пальца сухие и жёсткие. Если ими хватать, то… Макс выпускает изо рта ноготь и проходится языком сразу по всем подушечкам пальцев, как детской лопатой по пенёчкам или кофтой сестры. Макс хочет чувствовать себя владельцем ситуации. Он крепко, больно держа его кисть, в нужный момент отклоняется. Руку не отпустив. — Это было... показательное выступление? — постарался подобрать слова. — Без понятия, что это было такое, — шумный глоток воздуха. Очень захотелось. Макс не знает, кто из них больший провокатор. Но именно он начал то постель, то отсос, то такое беззаконие. В ширинку утыкается взволновавшийся член. Сердце бешено не стучит. Они замерли в одной позе. Тела их напряглись. Армину представляется, как он может схватить Макса за загривок, шёрстку и…Армин шумно выдыхает и тут же оказывается под вниманием. Макс перевёл на него взгляд мгновенно. Если ему дадут по шее, Армин не удивится. Можно как юмор выстроить, но… но не хочется. - Сядешь на колени? Макс прям давится. - Я ж не твоя прислуга! Армин кивает. Лучше несогласие, чем крепкий удар по почкам за такие внезапные предложения. - Прислуга не сосёт. Не целуется там. Она подметает и моет полы. Шумное дыхание Макса постепенно приходит в норму. Больше его не слышно. И он сначала опускается, под шуршание джинсы, на правое колено. Больно держа его за солоноватую мозолистую кисть. Никто больше ничего не говорит. Макс переворачивает руку ладонью вверх и широко проходится по ней языком. Широко, медленно, мокро. Берёт в рот, посасывая, мягкий участок между большим пальцем и указательным. Армин закрывает глаза. Это интереснее. Макс следующим действием возьмёт мизинец в рот? Оближет сухие костяшки? Или залижет мелко-мелко и быстро-быстро, как собака, как кошка? Как животное? Максу спирает дыхание. Он поставил на колено и левую ногу. И он сел на пятки задом. Ноги холодит плитка. Из окна в шею тоже поддувает. Макс не может собраться и выбрать, где именно ему лизать: он лижет и сосёт беспорядочно. В пах ударяет пульсом, язык как тряпка… Бр-р! Ни в жизни! Эта гнилая мысль даёт ему ускорение пульса и ещё большее количество выделяемой смазки. Скажи что-нибудь, Армин. Скажи что-нибудь. Попробуй животную тему. Или остановись на облизывании занятий персонала… Макс проходит мягким, собачьим языком по его пальцу. Месяц назад ещё не думал, что будет облизывать кому-то руки. Недавно лизал член. Потом… потом подставлялся. Но сосать большой палец, когда вбираешь его в рот, стоя на коленях или сидя на заднице, - Макс о таком не думал. Он трогает свой пах, пока этого не видит Армин. Потому что Макс начинает возбуждаться. Пока тягуче, скорее некомфортно. Ни начало, ни конец. Языком он задевает заусенец, и кисть в его хватке вздрагивает. Больно, Армин? Мягким языком – больно? Мягкий горячий шершавый язык человека… Макс ещё плотнее закрывает глаза. Две крошки на большом пальце были сладкие. А вокруг – солоновато. Странно. Макс бы понял: кисло, выжимал лимон. Армин не делал этого. Армин замер статуей и не двигается. Он сглатывает, сглатывает, сглатывает. Его глаза облизывают Макса. Макса в обтягивающей кофте. Макса на коленях, на холодной плитке, с самым горячим и мокрым языком. И в штанах, скрывающих анал, который проглатывал Арминов член за несколько минут полностью. Такой же горячий, что и Максов язык. Вечный мерзляка Армин. Плохое кровообращение. Ушедшая девственность. Этот острый взгляд!.. И прозрачные равнодушные глаза Макса, которые не сочетаются с ним. Макс лижет его ладонь. Мозолистую, сухую, белую. Линия жизни… Когда-то Макс о ней читал. Сидящего на коленях Макса хочется схватить за волосы и двинуть ртом наверх! К члену! К губам! К шее, на которой Макс не успел поставить в прошлый раз засос, поцелуй, гематому! Макс с таким интересом смотрит на Арминовы конечности, на Арминову ладонь, когда отрывается, что руки Армина начинают чесаться – взять-взять-взять! Макс берёт в свой большой рот… все пальцы по две фаланги. Его большой рот принимает длинные пальцы Армина. Крупную мужскую ладонь, с мозолями, блестящую от слюны. Макс берёт её до горла. Армин может коснуться указательным его стенки. Армин хлопает глазами. Надо было вовремя дать ему пососать член. Макс дышит через раз. Для него, для него самого это такая провокация – сосать член проще, чем лизать чужие пальцы. Длинные, острые. Красивые. Которые напоминали ему во время порки розги. Тут же захотелось подставиться. И Максова ладонь мягко сжала пах сильнее. Кисть Макса крупнее и ярче. Розовые костяшки – не сравнить с этой, белой. Серой. Синей. Зелёные вены. Ниже кисти, на запястье, зелёные вены. С них словишь пульс – и присосёшься. Макс резко садится полностью на ягодицы и разводит ноги. Наклоняясь к руке. Открывая рот. Высовывая красный язык и напрягая его так, чтобы провести узкую мокрую линию по его вене. Засосать в рот эту зону. Лишь бы не спугнуть, лишь бы не спугнуть, лишь бы не спугнуть, Макс перешёл все свои границы, сосать не так постыдно, уже не так, уже всё: и это было, и порка была, и задница хочет ещё, две круглые накаченные ягодицы вновь хотят рук Армина, которые он сейчас лижет-лижет-лижет. А Армин перестаёт смотреть круглыми глазами. Глаза всё сощуриваются. Они становятся более цепкими. Махи ресниц, махи ресниц, махи ресниц, махи ресниц. Лишь бы его свободная рука не дёрнулась, - чтобы спустить молнию и показать Максу небольшое пятно от смазки на белой ткани белья. Намекнуть Максу: туда! Указать Максу. И при этом не получить под дых. А дать Максу по заднице. Тот всё лижет-лижет-лижет. Сухая кожа царапается. Два пальца… Два пальца Макс берёт себе в рот и замирает. Перерыв в две секунды. Стыд жжёт. Он ведь не официантка. Не уборщик. Никто так не делает. Он не персонал. Макс насаживается на два пальца, как если бы вместо них был половой орган. Нет того запаха… Он раскрывает глаза. Нет того запаха, но он двигает головой с такой скоростью и обхватывает пальцы с такой силой, будто это был Арминов член. Длинный, упругий. Таким по щеке дашь… Сощуриваешься и немного дёргаешь головой. Ещё бы. Как же. Только членом его по щекам и хлестать, какой сюр, какой смех, какое порно непрофессионалов. Макс выпускает изо рта пальцы, но не отпускает кисть. Армин не может ничего сказать. Пальцам становится холодно, а в чужой глотке было так тепло и мягко… Другую руку Макс не тронул. Хочется вытереть слюну одной руки о джинсы. - А со второй как же? Надо… боже, надо что-то сказать, причём сказать так, чтобы Макс и не обиделся, и не вмазал, чтобы Максу тоже было хорошо. Выступивший румянец на его лице говорит: лизать ему понравилось. Живой цвет щёк Армина – тоже показывает, как ему было неплохо. - С этой как же? - поднимает руку. - Я… брал кусок и ей. Макс замирает. Утыкается в него распахнутыми глазами и, с таким же приоткрытым ртом, не знает, что выпалить. Он возмущён. Конечно, Макс всегда возмущён. - Армин! Да пошёл ты! Боже, ты ещё и..! - Да, - перебивает, - я ещё и. Только о второй руке забывать не стоит. Макс нервничает. Куда ещё шлюхастее? Он готов вскочить. Он резко мотает головой дважды: вправо и влево. А дальше снова упирается в Армина взглядом. Готов? Не готов? Макс? Армин сейчас тоже струхнёт. Но пока у него железный взгляд. Макс берёт эту руку несмело, а сжимает её запястье - крепко до искр. Армин сипит и резво дёргает её обратно к себе: больно! Макс часто моргает и делает хватку почти никакой. Извиняюще трогает кончиком языка одну его фалангу. Он думает: «Я превращаюсь в охренеть проститутку». Также мыслит: «Что за фетиши его поганые!» Но смешно, что Макс начал лизать ему руки сам – не понравилась только поза: на коленях. Армин хотел смутить, а не позаботиться, но Максу комфортно. Он разводит ноги ещё шире. Армин незаметно – тоже. Ширинку он не расстегнул. Сколько же слюны за этими узкими губами… На особо яром движении, когда Макс снова краснеет и раздражается, он задевает болючее место, где треснуло. Мясо на губе его ало открылось. И это крохотная боль отдаётся в одно и то же место: внизу, в область паха. Максу не нравится стыдиться перед людьми. Ему не нравятся унижения. Но когда Макс сам перепрыгивает через собственные устои, испытывая во время этого и низость, и восторг, и жар – получается действительно сочный секс и яркая жизнь. - Глубже. Армин пробует роль командира. Максов анус сжимается мгновенно. Глаза пылают, а пальцы сходят с мягкого языка. - Ещё приказывать будешь? «Буду». Но Армин не решается это сказать. Просто Макс берёт его пальцы обратно в рот и в скором смачивании их слюной проглатывает на фалангу выше. Соски. Чешутся Арминовы соски, жарко в паху. Вспотел затылок. Они делают это в очень странном месте, спасибо Макс не понял, он забыл о наличии ещё людей в этой квартире. Армин хочет его в постель. С таким пылом Макс вряд ли хочет из неё вылезать, да? Макс двигает молнию вниз и протискивает руку в узкий просвет. К члену. Мокрому члену. Нет, он знал: должно быть возбуждение. Но чтобы настолько!.. Армин тоже? Макс отрывается от рук, которые он увлажнил на год вперёд, и ошалело смотрит. И видит. Армин мелко, часто дышит – раскрытым ртом. Рука покоится рядом с членом. С пахом, члена не видно, пахом. Губы красные. Укусил наверняка. Воротник джемпера съехал, Армину наконец-то стало жарко. А Макс не знает, что сказать. Он хочет в постель. Можно без проникновения: он не разминал себя. Если это вдруг нужно после нормальной такой долбёжки туда-сюда. Вчера ещё. С аналом он позавчера дрочил пальцами… Макс не сдерживается и дёргает, мотает головой в разные стороны, как после плавания сбрасывает с себя лишние капли воды собака. Армин не говорит ни слова. Соски у него чешутся. Да, с помощью них он рукоблудил одно время. Серьёзно ноют. - У тебя презервативы с собой? - внезапно спрашивает Армин. Добило? Макс часто-часто моргает. И поднимает на него, с пола, взгляд. Он теряется. - У меня с собой ничего нет. Тебе… тебе прям надо? Здесь? Он не хочет здесь. Он страшится. Ему хватило Славы. Макс не хочет в чужой квартире при родственниках за двумя стенками. Он вспомнил. Соски всё равно возбуждены. Армин хочет отойти, вот не просто встать, посмотреть на Макса своим убеждающим взглядом, - но ему так нравятся горячие руки Макса и так нравится сам Макс на полу – безумно. Он не может снова на него насмотреться, он только ради этого снова открыл глаза, пульс-пульс-пульс-пах. Выдох. У Макса стал выше голос. - Ага. Прям здесь. Не на кухне, нет, - на такое даже Армин не готов. Не в родном доме. Макс бы не стал трахаться на кухне за обеденным столом. В любом случае. Поэтому такие слова Макса не успокаивают. Он отпускает его руки и отклоняется, смотря Армину в глаза, назад. Побитая собака. Собака хочет ласки. - Просто в спальне. Можно защёлкнуть дверь на замок. Никто не войдёт. Максу всё ещё не нравится эта затея. Но задняя дырка и пах начинают чесаться. Соски начинают чесаться, которые никогда не чесались: как эрогенные зоны были только анал и член. Соски начинают чесаться, шее становится холодно. Потеет загривок. Максу хочется прям здесь снять штаны и, облокотившись руками на обеденный стол, выставив для Армина свою задницу, получить его член. Макс меняет положение: снова на коленях, чтобы дальше встать. - Где аптека? Рядом? Армин ныряет рукой к своей коже, глубоко за ворот джемпера. И Максу могло показаться, но… Армин щиплет себя за сосок. Закрыв на секунду глаза. - Три минуты. Наш подъезд и 100 метров вперёд. Хочешь сходить? - Да. Макс оправляет ширинку и идёт надевать куртку. *** — Надо же… - Макс чуть не врезается в дверцу. С лица сходит вся краска. Слава появился и здесь. Снова. Опять… Зачем?! — Лол. — Привет. — Пока. Вячеслав ведёт себя ужасно. Он смотрит в одну точку и пытается то ли юлить, то ли хамить, то ли пользоваться положением друга. — Ты к Армину?.. – Макс пытается хоть немного наладить беседу. — Пока не знаю. Ты так хорошо стоишь... — с интересом смотрит в один и тот же угол Вячеслав. На Макса он бросил один взгляд — в начале. — Передай ряженку, о’укей? Которая три литра, тебе по правую руку. Туда он смотрит. — В тебя, — смешок, — влезет столько? Срок годности ж не вечный. Вячеслав его или не замечает, или позабыл, или игнорирует. Макс не берёт презервативы, за которыми он пришёл. Он не берёт лубрикант, который нужен. Он не должен быть здесь вообще. Макс с дрожью смотрит на мазилки у кассы и думает без прощания уйти. Ему нельзя возвращаться к Армину. Там его вещи. Ему нельзя возвращаться к Армину, он прёт туда! Макс не взял с собой телефон. Слава богу, что он не взял с собой телефон, потому что звонить в десяти шагах от острого уха Вячеслава – смертоубийство. Максу надо незаметно попасть к Армину. Он тихо выходит из аптеки и с трудом заставляет себя не перейти на бег. Заходит за деревья. Идёт в другую сторону. Он здесь припарковал машину, чёрт-чёрт-чёрт! Но Слава вряд ли разбирается в марках. Он не запомнил номер. Она стоит во дворе. Он стрелой проносится в подъезд и поднимается к Армину лифтом. - Здесь Слава. Армин уже расстелил кровать. Возбуждённо дышит. Пьёт заранее воду. Джемпера на нём уже нет… - Что?.. - Здесь Слава, встретились в аптеке, я валю сейчас быстро, прям вот реально. Макс пихает в карман телефон, проверяет ключи, всякие коробки с пирогом – чёрт с ними. Нет! - Армин! Пирог ты заказал, ты сожрал половину, убери со стола вторую тарелку. Макс со скоростью пантеры выбегает в коридор – с сумкой на плече, уже пустой сумкой на плече. Лифт, лифт, лифт. Но когда Макс садится в машину, из аптеки выходит Слава.