От точки А до точки Б

      У Макса трясутся пальцы. Макс не верит. Нет, Макс не верит. Он не хотел. Не хотел этого делать здесь! Чёрт побери! Черт...       Макс в ту же секунды накрывает пах и живот краем одеяла. На животе — белая сперма. Пот у розовых впадин, влажные яйца после оргазма. Лёгкий шум в ушах испарился с его приходом.       Макс в ужасе смотрит на Славу. Слава ловит его взгляд и отворачивается. Лицо кривит омерзение...       Армин выскальзывает из него и вскакивает, с дрыгающимся влажным членом. Он пробует закрыться рукой. Армин дико зол. Макс это не видит.       — Слав, ты охренел?! Быстро вышел!       Он пытается, Слава, сказать что-то мерзкое. Но ему брезгливо. Он криво осматривает Арминов пенис, мокрый и возбуждённый, и выходит за дверь. Один миг. У Макса вырывается сердце. Стук. Оглушающий. Сильнее – только Славины шаги, Славин каблук, он зашёл в ботинках, что такое, почему он вообще зашёл, он что-то знал?       Макс не хотел. Никто не должен знать о его ориентации и отношениях. Он видел его в позе нижнего. Его, Макса, с завалившимися после оргазма глазами – от удовольствия, губы были приоткрыты, руки сжимали не простынь, теперь – тогда – он мог положить руки Армину на шею и чувствовать толчки, движение, любовника везде.       Мог, он больше не может, он сидит с влажным членом, сил закрывать пах больше нет, Слава расскажет школе, Слава расскажет всем, Макс не сможет посмотреть отцу в глаза, маме не сможет, ему придётся школу менять, но не получится заслужить от папы гордой фразы: «Мой сын».       Он что, он зачем здесь, пальцы холодеют и рук, и ног, Макс не может заставить себя ругнуться, хотя вдруг бы это спасло? Рот онемел, глаза в кучку, сердце бьётся больно. Если он что-то скажет, не выйдет ни звука.       Пере. Пере-делал. Пере-старался. Пере-влип. Пере-трахался. Пере…       Макс не хотел с самого начала делать здесь что угодно!       Он не хотел целоваться!       Он не стал бы сосать Армину хуй, он не стал бы его обнимать!       Он не должен был раздеваться! Но он это сделал! Он сделал, и это не ссаный поход в баню, они – чёрт дери вас всех!       Армин – минуту назад любимый, он теперь чёрт, он теперь чёрт, Макс почувствовал холод креста не шее, что теперь делать, он не сможет появиться в школе, что делать?       Он не сможет посмотреть родителям в глаза. Они не заслужили… такого. Макс может сглотнуть не с первой попытки. Со второй тоже не получается. Он меняет наклон головы, и когда слюна проходит горло, становится легче. Зажмуриваешь в страхе глаза – не до слёз, не до слёз, Макс не плачет, пацаны не плачут.       Армин надевает на ноги штаны и выбрасывается в коридор. Да, Максу тоже нужно одеваться.       Куда ему идти?       Сегодня ещё можно домой. Но сегодня праздники, родители. Он будет смотреть на них – как тот блудный сын из картины Рембрандта, он же – в глаза им не сможет. Они всё поймут. Мама, папа любимые. А потом их вызовут через неделю, потому что возникнет над Максом травля…       Он всё переживёт, его бей палкой – встанет! Оставь без друзей – справится! Брось любимый человек – грустно, но это бывает в жизни, ничего, прорвёмся!       Но не травля. Большой класс. Маленький бедный Макс. Таким он себя чувствует. Больше не всесильным гигантом.       — Сука… - Макс тихо выдыхает и переваливается на другой бок, сильно-пресильно жмуря глаза.       Они сидели с Армином в кафе, и Макс всё слушал соседний стол. Словесно издевались и порицали мужчину-педика. Макс дрожал. И думал: «Как хорошо, что обо мне знает только мой же любовник».       Уже не только.       Макс изо всей силы жахает кулаком по стене! Боль, но не искры из глаз, кончал он фееричнее, за три секунды до Славы – бомба. Не хватает. Надо прийти в себя. Сука, кран, вода, ледяная вода, но Макс не хочет выходить из комнаты, там Слава с Армином. Нет, он может выйти, но как выйдет – ножки подломятся, он сложит на пол голову.       Дерганый вдох. Холодно рукам, телу. Жарко солоно тошно голове. Батареи нормально не работают. Когда Макс протягивает руку взять штаны, бельё, его пальцы дрожат, как у остеохондрозника. Здоровый сильный Макс… хлюпает носом.       — Слав, ты охренел? Нет, ты посмотри на меня! – слюной брызгает.       А за что Славу винить? Он пришёл, пришёл к другу, близкому. Застал его в отвратном состоянии. Скривился. А в чём он виноват?       — Я не знал, что я общаюсь с обоссанным геем. Макс окей – с ним по хрену, он долбится в зад каждый, сука, вторник, среду, пятницу, там, но ты? Серьёзно? Это не твоя ориентация, тебя как к этому тупо склонили? Ты по той девочке сохнешь, дуре набитой, ты не трахаешься с парнями, Арм!       Армин открывает и закрывает рот. Как рыба. Не плавники: рёбрышки торчат. Дышит глубоко, воздух тяжёлый, Слава в раскрытом пальто, ботинках. Армин не может сказать ни слова в защиту: надо надышаться и успокоить нервы, которые под шквалом эмоций разлетелись бисером в разные стороны. Сейчас Армину не холодно.       Ни разу.       — Я трахаюсь по своему желанию и с кем угодно.       — Ты ссаный девственник, ты не можешь так легко это говорить! – пылающее перебивает его Слава. Глаза навыкате.       — Не ори!       После этой фразы у Славы опускаются плечи. Он с закрытыми глазами делает два медленных вдоха. Не надо тревожить его семью.       Армин так же дышит. Одна и та же методика.       — Я трахаюсь, с кем хочу. Ты не влезаешь в мою постельную жизнь тупо по своему желанию. Я вообще, — Армин взмахивает руками, — не понимаю, с чего ты пришёл ни с того ни с сего? Пожар, что?       — Я твой друг.       — Но ты не имеешь право обвинять меня или мои варианты постели!       — Сука, имею! Я имею право говорить что угодно, ты не можешь мне это запретить, ты это всегда, блин горелый, это – знал! С тобой что происходит! – Слава распаляется. – Ты то дело половины жизни бросить решаешься, когда я тебе звонил тогда, то пропадаешь, то вместо общения со мной выбираешь грёбаного Макса! Не, — он вдыхает воздух: закончился, — я теперь-то понимаю, что дело шлюх и секса тупо стали важнее, важнее, конечно, ты ведь внезапно из тех стандартов, которые — ну ты помнишь, свадьбу понимают как дело жизни! Ты ведь, сука, не такой! — он снова повышает голос.       Макс не настолько важен для Армина. Они со Славой ссорились пару раз в жизни. Армин в курсе: Слава ревнует. Но ведь не только…       — Всё сказал? – Армин читал, что, если дать выговориться, человек успокоится сам собой. Слава, увы, «не из этих».       — Да ни хрена! – давится слюной.       Теперь замолкает Армин. Ненадолго. Пауза. Слава стреляет глазами. Не его поведение. Способен вести себя как угодно: тихо издеваться, тихо шутить, красиво юлить, образцово кланяться идиотским планам, идеям. Обычно Слава не кричит. Не его стиль.       Макс слышит это всё, сердце замирает, уши сворачиваются от жути происходящего в трубочку. Он молит, чтобы Армин смог его убедить. Армин умный: убедит в нужном. Но они кричат друг на друга, и всё. Макс медленно надевает бельё и штаны на живот с остатками подсохшей спермы. Руки трясутся. Он не попадает пуговицей в петлю. Закрывает это кофтой. Дышит мелко-мелко, во рту сухо, моргает каждую секунду – нервно.       Что он скажет Славе? Если он выйдет, Макс, ситуация станет хуже? Начнёт пахнуть ослиным поносом? Или они смогут разрешить?       У Макса заплетётся язык. Он сидит на краешке кровати и молча это слушает. Исцарапывает себе ладони. Полосочки розовые, белые. Волосы на Максовой чёлке дрожат. Хохолок стрижки ходит туда-сюда, потому что он только что встал с постели. Щурит сухие глаза. Закрывает. Открывает. Дерёт себе руку. Чешет особенно больно костяшки. Измазали красным соком.       — Ты на взводе. Мы сейчас, смотри, просто ни к чему не придём. Даже если ты резонно тут орёшь в голосину, я этого не пойму, — Армин старается быть дипломатом. – Скажи: чего ты приходил?       Слава затихает, уводя взгляд. Не виновато: вспоминая.       — Без дела. Как друг тебе. Тупо побазарить, лексику там пообсуждать: я в юг упёрся — слова интересные, спросил бы, как это выглядело бы там-то и там-то. Что ты знаешь и помнишь о такой-то психологии. Да и мы так и не обсудили Фрейда.       Слава перечисляет. Ему стало спокойнее. На этой спокойной ноте Макс чуть не сваливается в обморок.       Папа, мама, педик, педрила, ссаный членосос, сыночка любимый, школа знает. И по кругу. Макс был нежным, любимым. Он расцвёл в те полчаса до Славы. Почувствовал сладость, не приторность жизни. За эти 7 минут слетела краска: подмели лицо веником. Белые щёки, туманный взгляд пыльных глаз, дёргающаяся нижняя губа, раскрытый на вдохе рот. Красные руки. Замучил. Он встанет – затрясутся колени. Ссаный Слава. Грёбаный Слава. Что ему было нужно? На хрена он припёрся?!       Последние силы Макс отдаёт злобе, чтобы хоть как-то держаться. Травля, родители, педик, хренов сын членосос, Армин, Слава, расскажет, покажет – спасибо, что не сделал фото. Как можно объяснить? Как аргументировать, что он весь такой расслабленный звёздочкой с хуем в жопе лежал не от блага с… Не свыше. Макс не снял крест. Выше Макса не поддерживают. Он идёт против. У него ни черта нет сейчас, на что опереться, ничего нет, нема, анус, вон, хлюпает, спермой тянет из паха, когда он разводит ноги.       — Всё. Удовлетворил? Сейчас правда вообще не до этого. Извини. Не вламывайся, когда ясно: я тупо с кем-то.       — Ты не с кем-то, — тут же вставляет Слава. — Ты копался в говне, пока трахал его. Я вломился не сразу, я вас тут полчаса слушал…       Слушал.       — …потому что не мог понять, какую зверушку ты завёл, чтоб тебе лиза…       — Стоп, Слава! Блин, я на хорошей ноте хотел закончить, ты на хрена это продолжаешь! – Армин его перебивает.       Если Макс выйдет, он расшибёт ему череп. Макс может сделать – и это тоже. Но Макс чуть не сваливается в обморок и думает, как жесток этот мир.       Думает он без юмора. Шаг до истерики. Родители, мама с папой, вызов в школу, Армину нормально: они друзья, пацанчики, Армину в любом случае всё равно. Гей, педик он треклятый, гетеро, кошку замочил, собаку одноклассницы взрезал – Армину тупо всё рав-но! А Макс… он пытается сглотнуть, и не получается.       Родителей в школу вызовут, травля, перевод и потеря первого и последнего к себе уважения. Начинающаяся брезгливость. Браток там, сеструха появятся – про Макса гейского-то забудят, нового найдят, новую родят, девочки теперь в моде – бизнес им передавать или что-то такое, какой патриархат бы, в теории, на улице не был.       Холодный пот на затылке. Мокрее стали глаза. Макс не плачет, пацаны не ревут в голос — никогда. Он дышит через раз, дышать и глотать тяжело, он расковырял себе кожу до крови в одном месте и продолжил драть её дальше, заходил по комнате. Не век же здесь прятаться.       — Оукей. Оукей. Педриле привет.       Армин не будет его защищать.       — Я щас на больное, Слав, буду, — Армин серьёзно и тяжело говорит. Слава знает, что такое «больное». Слава не хочет отскребать себя от пола. Вены уже резал, хватит.       И Слава больше не продолжает.       — Пока тогда?       — Тогда пока. Макс сжимает голову в руках-тисках. Мама, папа, церковь, гей.