От точки А до точки Б

      Он сваливается перед ним на колени.       Выпучены глаза. От неожиданности. От стыда.       От страха.       — Чёрт. Чёрт. Привет, — вымучивает из себя, не подняв на Славу взгляд.       — Ходить тяжело? — шипит. Намёк ясен.       Макс тут же подрывается с перекошенной физиономией. Спал он плохо. Ночь почти бессонная, но руки натренированы. Пускай сон поверхностный, Макс может с этой лестницы его свалить нажатием мизинца.       Напряжена челюсть. Пылает взгляд, адски пылает. Не стреляет — давит. Жжёт.       Но со Славы как с гуся вода, а похож он на морское животное. Сомик, рыбка, дельфинчик. Макс не может его уцепить — его всё хвостом бьют, и бьют, и бьют! И шарашат по воде. Макс видит его всегда невовремя — показательно похлопали по воде, и Макс заметил. Прищуренные глаза и сжатые губы. В брезгливости.       Макс ему с ноги залупит — Слава не изменится. Он просто не верит, что с ним может такое случиться. Никогда не били. Потому таким холёным и нежным он вырос.       А удар может въехать в челюсть, а не ласково коснуться кисти.       Только… Макс глотает и начинает бегать глазами. Только не в здании школы.       «Бито», — сказал бы ему Слава.       Вячеслав не отступает, а Макс не может двинуться вперёд, позорно его не обойдя. Играют желваки. Но снова першит в горле, снова голова болит, снова затылок потеет – не от злости. Стыд сковывает, обнимает в липкий чехол. Прижимает к туловищу руки. Ладони сейчас в карманах. Чехол, солдатик в нём.       Макс ничего не отвечает. Если пройти вперед и толкнуть плечом плечо, то… Промаргиваешься. И сглатываешь с трудом. Слава — из той породы, которая в детстве кусалась, а сейчас ставит подножки. И всегда с тузом в рукаве…       Макс задирает голову, и Слава показывает, что хочет сблевать.       Дрогнуло в двух местах: ладонь сжалась в кулак, а под коленями зачесалось, как от маленькой мошки. Так, будто ноги захотели подогнуться.       Головой мотаешь.       Слава уходит стрелой. Молниеносно. Вспышка – и нету, скорость света — первая, гром — ждём. Макс только открывает рот. Только открывает, как Слава уже в толпе, за дверью, стеклянной, за бликами и отсветами. Школа накрывает его плащом... Как накрывала до этого Макса.       Он рвано вдыхает. Страшно осматриваться. Гладить глазами окружающий мир, который через минуту даст ему под дых, — скотина! Мир, Слава! Армин — чёртов-чёртов хрен..! — боязно.       Макс издыхает. После этого ругательства он не может и думать плохое. Вообще думать тяжело. Макс вертит головой, потому что ему кажется: все на него смотрят. В коридоре — всё то же.       И вот когда Ярик проходил, он не зря качнул бёдрами. Макс никогда не анализировал ходьбу Ярослава. Он смотрел на девушек, он смотрел на раз-ных девушек, он встречался с двумя — недолго. Их ходьбу он любил. Не убитых учёбой девушек. Женственных девушек, ухоженных девушек. Красивые ноги.       Короткие.       Красивые ноги, юбки шикарные — Макс был с девушками, он их любит. Конечно же любит!       Зачем Ярик мотает своим плоским дрянным мужским задом?! Сука... Макс выдыхает воздух, как выдыхают драконы-драконы огонь. Весь хмурится. Он зло.       Чихает и чуть не спотыкается о собственную ногу.       Нет, он злой. Он не зло. Он нормальный, он раздраженный, он страшен.       Нет... он не страшный. Он боится. Макс забывает про дыхалку. Золотые свои лёгкие. Спина вопросительным знаком. Макс хочет носом вычесать землю. Паркет. Его пригнут к земле, чтобы он это сделал, но Макс чистый, он обычный, зачем Ярик вертанул перед ним сухими бёдрами... Зачем на него все оглядываются?! Один раз он поймал чей-то взгляд. Должно быть, когда чуть не запнулся.       Макс страшно мотает головой. У подмышек начинают собираться капли пота. Но ещё никакого пятна ни под одной из рук.       — С приветом!       Бам!       И под этот чёртов хлопок! Макс едва не зарядил подошедшему сзади человеку!       — Сука... — выдыхает. Перед ним приятель. Может, добрый друг. Макс не хочет ругаться. Некрасиво всё же. Но это первая реакция.       Макс — голый нерв. Он стоит как без одежды, и любое касание, любое слово, любой «пробег» перед ним вызывают первую — худу-у-ую реакцию. Грязную. Не чистую, серую, лужа прыснула, но это не красивый до-диез, это удар по клавишам всей пятерней.       — Да. Привет. Вы там... все пришли? Уже? — едва сдерживается, чтобы не грохнуть на пол взгляд со звоном. Свой прекрасный сильный тенор отскочил бы от пола, как мячик, пронёсся б по коридорам, долетел до окна — и Макс бы голоса лишился. Со страху. Со страху перед одним и тем же человеком, его действиями. Отвращение бы не победило, раздражение бы вмиг покинуло.       Но Макс не сбросил взгляд и удержал голос да брань. Арсений, этот парень, ведь хороший.       Арсений роется в своём пальто.       — Ну почти. Ты, вот, сейчас появился.

***

      Математика. Циферки. С большой буквы, долгие линии, большая доска зелёная, дама вертит попой и машет по доске мелом.       А Максу кажется, что все на него оглядываются. Он опоздал. Слава пришёл раньше. Возможно, сильно раньше. Слухи распространяются лучше правды. Хотя какой правды… он ведь на самом деле подставлялся. Задом махал, чтоб загнали глубже. Принимал со стонами, вертелся на его хуе — сам прыгнул да ножками задрыгал. Глотал воздух, чесал соски – себе, Армину, ласкался.       Как раз рубашка щиплет грудь. В двух местах: воротник жмёт шею и едва касается в груди. Но в мозг отдаётся.       Макс затянул себя нарочно. Все пуговицы. Чтобы сделать ещё хуже — чтобы не было комфорта.       В постели было хорошо. Но сейчас он вспоминает те действия с отвращением. Грязно. Мужики. Трогали друг друга липкими руками. Задыхались. Показательно.       Липкие руки, измазанные в смазке, запах пота, запах пота смешивался с Максовыми духами. Он вцепляется в парту и боится смотреть вокруг. Очень боится. Если на него смотрят, смотрели, кто-то шептался, то Слава всё раскрыл? Не всё? Какая грязь и желчь лилась из него? «Вот, — сглатывает Макс, — вот та?»       Написать Армину? Оглядывается. Дылда. Он сидит не один. Если сейчас они будут переписываться, пытаться — Макс будет пытаться, не Армин — заменять конкретные слова «трахать» и «секс» другими, то они не поймут друг друга. Слава рассказал о «сношательстве»? Слава рассказал про «тот» вечер?       Вечером люди занимаются домашней работой и «перепихиваются». И любятся. Целуют друг друга, ласкают, нежничают. Наслаждаются.       Что делать? Ссаный Слава уже выступил? Как узнать? Макс смотрит на всех как воришка. Торчащая прядка вздрагивает вместе с Максом. Он парень-то сильный, — но ему легче работать руками, а не всей духовно-нравственно-психологической пургой.       Пахнет мелом. Мелом пахло перед тем, как он начал ему сосать.       Стоп. Макс сказал это себе, когда понял: мелко дрожат зубы.       — Антонина Петровна!       Макс поднимает голову и с интересом смотрит на одноклассника. Дама она, конечно, хорошая. А в чём там проблема? Он поворачивается к доске. Цифры, буквы. Да вроде всё правильно.       — Антонина Петровна, Вы — ну, не обещали, но я, вот, прицепился. Вы говорили, что можете мне потом нормально — точнее, особенно, тет-а-тет объяснить тему. Вы когда свободны? — Петя с чистым невинным взглядом тараторит. Ну да. Кому-то надо объяснять. Кто-то может слететь даже с полной оплаты обратно в канаву. Канава зовётся обычной шк…       Макс встряхивает головой. Самооценка подлетела. Вроде бы и приятно — сразу чувствуешь себя немного повыше, сразу не такое смущение накрывает от проблем, но Макс и сам птица не высокого полёта…       Так вот. Антонина Петровна — женщина лет сорока. В юбке по колено, в свитере с узором, полнота в ягодицах и бёдрах, большегрудая. Макс у Антонины Петровна в любимчиках и по сей день.       Куда бы Макс не сунулся, что бы с Максом не случилось — всегда, даже, бывает, на людях, она говорит: «Максюша», «золотко», «красивый парень», «мышечное тело», «здоровый пацан своих лет».       Антонина Петровна клеится к нему при первой возможности.       Макс переводит взгляд на «женщину с круглыми бёдрами». На зачёте в конце года автомат, плюсы в журнал дорисовывает, улучшает немного оценки… И вокруг такая холера. Которую развёл Слава. Он развёл? Ярик так перед ним задом махнул, они так шепчутся…       — А Вы сможете мне помочь — потом? — у Макса на удивление крепкий голос.       Если Вячеслав действительно всем рассказал, надо выставить его лжецом.       Ведь если Макса любят, то Славу недолюбливают.       У преподавательницы приятно сощурились глаза и округлились, от улыбки, щёчки-бочки. Петь, ничего личного. Просто ты за знаниями, а Макс за самооценкой и хорошими отношениями с обществом.       Армин на него всё ещё не посмотрел. Слабовато начал, да? Макс поднимается из-за парты. Руки больше не дрожат.       И воздух стал лучше пахнуть, и преподавательница кажется расположенной, и глаз прям наблюдает, как её губы чуть не складываются в сладком обращении к нему. Как обращаются к Максу его бабушки… Но это неважно!       Потому что когда он подходит, он ставит одну руку ей на стол и может ближе, ближе посмотреть на неё, ей в глаза, Антонине Петровне. Она ведь хорошая женщина. Подаётся к нему, круглые груди кладутся на стол. Будто случайно. У Макса автоматически падает взгляд, и на секунду хочется облизать губы.       Да. Надо облизать губы. Макс облизывает губы. Но как продолжать-то… Вот, и опускает руку в задний карман.       — А Вам когда удобно, Макс? — выделяют его и-мя, медленно и бархатно.       Не «Началов». Не «Максим». Макс.       Он промаргивается. А когда…       — Когда Вам удобно.       Качнуть головой. Макс качает головой. Опускает взгляд, машут ресницы. Он не смешон. Он красивый парень, девушкам нравятся подкаты к педагогам. Даша весело кусает губы, пускай Макс этого не видит, и переглядывается с Катей. Также на него начинает смотреть и Армин. Дылда под два метра. И эта дылда под два метра аккуратно тянется к телефону.       А Ярик залюлюкал! Их шёпот был слышен на весь класс, но у преподавательницы судьба или сек… или судьба, да, складывается — она не обращает внимания. Кто-то фыркнул. И Антонина Петровна незаметно накрыла его кисть ладонью.       — У Вас есть мой номер телефона? После урока дам. Конечно, дам, — сбрасывает она взгляд смущённо в парту и откидывается назад.       И только попробуйте уличить педагога в флирте. Макс хочет записаться к ней на дополнительные — Петро маленьким бычком, хотя хочет громко-прегромко и зло-презло, дышит рядом. Петро невысокого роста — ну прям как Макс, — со спорным уровнем знаний – ну прям как Макс, — но Петро проще Макса и напоминает смесь солдатика с матрёшкой, а не рыцаря круглого стола Макса.       — Улю-лю… — тихо выдыхают с крайней парты.       Хотя кого-то, знает Макс, это бесит. Педик, да? Заднеприводный?       Подавись, подонок.