***
— Слав, ты дальше будешь жизнь портить — тупо? Тебе какой прок? Слава выглядит растерянным котёнком. Дошло, что его могут избить? Часто моргает. — Я выставлю тебя педрилой всего района, если надо. Но страх горло, как Максу, не пережимает. — Ты реально меня так упрашивать решил? К стеночке прижал, там, в рот дышишь. Меня только, — вжимается брезгливо в ледяную стену. Показательно и недолго, — в свои не обращай. — Нет, ты просто зачем жизнь портишь — Армину, там, мне? Ты когда рассказать решил? — Макс с трудом это произносит. Он ждёт, что Слава всё выложит классу. Ему кто-то не поверит, кто-то поверит... А Слава молчит. Сурово глянул ему в глаза и сжал челюсть. Птица. У Макса по-прежнему стукаются друг о друга зубки. — Я про ваше мерзкое сношательство ещё не сказал никому. А ты знаешь причину?! — Слава дёрнулся вперёд так быстро и сильно, как для укуса, что Макс отпрянул — чуть не свалился. «Ты на хера творишь?!» — чуть не воскликнул. — Потому что я не хочу ставить Армина членососом перед классом! Тебя — да тридцать раз давалкой! Ради бога! Ожидай! — Слава раскачивается и машет крыльями. Руками. Макс отходит второй раз. Чего? Он перепрыгивает с ноги на ногу и сжимает-разжимает кулаки. Глубоко дышит. Сейчас он заставляет себя глубоко дышать, потому что вид задыхающегося кролика — Слава опять выше него, кто-то снова выше, и раскачка Макса добавляет ему сантиметры только издалека, — потому что вид задыхающегося кролика вызвал бы смех, а не страх. Слава белый. Гриб морковник. Что-то нескладное, с узкими щёлками перетруженных глаз. Но сейчас Слава страшен. Все козыри — у него. Макс боится. Да, Славу дёрнули из коридора и через два слова запихнули в кабинет. Тут пусто. Макс смешной. Бегает глазами и дёргается. А Слава как замер, опустив руки в карманы, так и стоит. — Педрила, — добавляет он. — Гей всего района, — приукрашивает. — Членосос, — заканчивает. Макс хватает его за грудки, за невидимые рога, и Слава наконец в испуге! Мимолётном! На секунду. Максово сердце забивается. Ноги почти подкашиваются. Его руки готовы к тому, чтобы навалять. Приятно пульсируют ладони. В комнате пахнет свежей штукатуркой. Здесь недавно закончили ремонт. Совсем недавно. Макс вдыхает её через расширившиеся ноздри — выглядит диковато и полоумно. Ремонт, свежо, красные руки, красные щёки, жарят батареи. Если к его спине прилипнет пара сантиметров белых линий, от покрытия, он будет выглядеть наконец безумным профессором. Профессору никогда не ломали нос. Славу просто не били. Он сам наносил удар только по парте, тыкал кого-то под бок или шлёпал по плечу. Он не знает, как эти драки начинаются. Сейчас это был бы хороший пример. В отвращении дёргаются губы. Он разворачивает в сторону голову, чтобы Максово дыхание не попадало ему в лицо. Давать пощёчины — по-женски. Бить ученика — вызов родителей. И бить Славу — будет хуже. Хотя у Макса очень чешутся кулаки. — Слушай, — внезапно начал Вячеслав, — если тебе хватает ума ему сосать, то... — Заткнись! — взревел Макс. И.. и стыдливо обернулся. Лишь бы не слышали. Все бы пришли. К Максовым костяшкам, которые долго грели стену, прилип один белый сантиметр. Он не заметил. Славу тоже прорвало: — Не заткнусь! Ты своровал у меня друга, а Арм очаровался долблением в задницу и глотку! Макс с бешенными глазами схватил его за горло. Он сжал. Но Макс не душит. И Слава знает, что ничего за этим не последует: у Макса кишка тонка, чтобы бить людей в таком месте. Кричать под давлением уже сложно и плохо... Слава промаргивается и в конце концов закрывает глаза. — Ты, — он показательно вздёргивает руку и сгибает пальцы, — чуть не вытащил его с очень, блин, важного проекта. Если он из-за тебя не пройдёт, виноват будешь ты. У него, — мелкий вдох. Макс сжал руку сильнее, — хорошая подготовка. Почти идеальная. Но ему нельзя сворачивать, ему нельзя... — вдох, — не по плану. Если, сука... Сердце у Славы бьётся всё быстрее. А Макс наконец чувствует своё превосходство, хоть в чём-то превосходство, и ноги становятся крепче, и кашлять не хочется, и температура приятно поднимается. — Во-вторых, — ещё один палец, — ты... ты... Макс надавил на кадык. Но тут же отпустил. Слава закашляет его ядом и слюной, если подавится. Солнце через окно. Закат. — Я из-за тебя не могу с ним нормально встретиться. Армина поразило просовывание члена в, — кривится, — отверстие, и вот тока ради этого он решил: всё, новая идея, катись колбаской по Малой Спасской. Это ведь — ладно, это ведь не только со мной... — У Армина нет друзей! Макс перебивает, и лицо у него перекошенное. Слава замолкает. Больно. Шея терпит. Кадыку. Что за ересь? А Слава ему кто? А баба его — недолгие отношения — про что? Что за чушь ты поришь, Макс?! — У него нет времени на то, на сё, он не может просто, блин, расслабиться: сходить, там, в кино, на выставку, в театр, поспать нормально, — Макс сглатывает и продолжает быстро говорить: — Ты и ты, постоянно, сука, вы тупо не расстаётесь, причём вот явно по твоему желанию: ты его тупо сталкеришь, я, я... Нельзя. Это было говорить нельзя. Слава видел его один раз дома, один раз в магазине. Он, а что Макс, а как Славе... Макс в голос ругается и случайно, но легко стукает его головой о стену дёрнувшимися в моменте руками. Сука, он в проигравших, он куда на рожон лезет? А Слава молчит. Если этот подонок пытается вывести его на больное, у него получается. Макс жмурится. Членосос. Давалка. Влюблённый педик. Армин ведь не даст его в обиду... Но Армин уже дал. Он — он что, Макс что, Макс педрила, Армин юноша с головой, он равнодушный, он уже чудом неудавшийся самоубийца. Слава его выводит. — Ты понял, что реально чуть до гроба не довёл?.. Он не хочет вспоминать, что было причиной их первой, блин, разлуки, не хочет вспоминать ту кровь — на руках, на полу, нечеловеческие глаза его выкатившиеся, желваки — первый раз Макс такое видел. А Слава... не видел вовсе? Вячеслав криво наклоняет голову. И не поднимает на Макса взгляд. Он смотрит — ему под ноги? Дёргаются брови. — Ты меня этим попрекать будешь? — внезапно спрашивает Слава. — Да. Макс говорит твёрдо. Хотя он хочет не попрекать, это конечно же серьёзнее, это было, это правда, это не попытка нажиться, блин, на фактах. Армин мог себя убить. Армин себя убивал. И Макс не в курсе, правда ли были виноваты круглые широкие зрачки. Правда ли они такими были. У Славы спрашивать бесполезно. Пока Макс Армину сосал и, чёрт его, подмахивал, они успели друг с другом сблизиться и открыться. Рука на горле расслабляется, они молчат. Макс нашёл болевую точку: Слава не понял Арминову причину себя гробить. Ему тяжело понять. Хотя и собственного друга. Пульс бьётся-бьётся, Слава не чувствует себя королём, и он мелко дёргает, двигает головой то вправо, то влево. Внезапно Макс наступает: — Ты почему не сказал? Про то, — про секс, — почему не сказал? Он до слёз не хочет, чтобы говорили. Что Славе надо? — Жду подходящего момента, — ш-ш-ип! Тут холодно. Слава говорит это, всё ещё упираясь взглядом в пол. У стены холодно. И холоднокровное животное Слава. Длинная змея. Спасибо хоть Макс толкнул его не в подвал. — Говори! Яснее! — вспыхивает Макс и говорит чётко и очень громко. Или очень громко, потому что Славе в ухо... Тот дёргается. — Ты связки-то побереги! — плюётся словом с такой же силой! Славе нет сил играть красиво. Тяжело. А Макс — наоборот, он зарядился небольшой победой. — Не, Слав, — бычит. — Тебе чё надо-то? Ты забыл — и молчишь? И всё хорошо заканчивается? Славе было бы идеально работать в журнале-смеси «Сплетника» и «Химии сегодня». — У тя щас ноги подогнутся, — внезапно говорит Слава, не меняясь в лице. Сука. У Макса щекочет под коленями с самого начала. Он половину сил тратит на то, чтобы эту щекотку преобразовать в ярость. В злость. Может, надо по-другому, но со Славой по-хорошему невозможно. И не в такой ситуации. — Хорошо. Что ты будешь делать с этой информацией? Если, блин, честно. Ты ведь... — «ты ведь расскажешь. Ты ещё мог не сблотнуть, но ты ведь, с-сука... — Макс сглатывает и бегает глазами, — это сделаешь». — Ты меня задолбал! — Слава подался вперёд так резко, что, не уведи Макс голову, ему могли бы второй раз скривить нос. Его голос внезапно не липкий. Внезапно он стал для Макса ниже. — Я не буду тебя трогать. Я, собака, рта не раскрою, но только из-за Армина. Я не хочу. Портить. Ему. Жизнь, — чётко, ясно, громко. На Макса Славе плевать с высокой колокольни. Это ясно. Макс отпускает его и отходит. А где подножка?У тя щас ноги подогнутся
24 февраля 2023 г. в 14:55
Макс: «Слава рассказал всем?»
Армин: «Не рассказал».
Макс: «Как его убедить, чтобы молчал?»
Армин пишет: «Я не знаю».