***
— С приветом. В клуб пойдёшь? Макс успевает только проморгнуться и открыть рот. Утро доброе. Спалось хорошо. Макс сытый, спасибо. Нет, кошмары после Славы не снились. Он проглатывает слюну и непонимающе взглядывает на Армина. Чего? Клуб? — Это, типа... — смешок, — для избранных? Привет. Армин неясно кивает. Он и правда никого не звал? Раньше? А Максу что там делать? Наблюдать за тем, как Армин будет всё тупее и тупее? Так. Анализ ситуации. Надо брать паспорт, чтоб для вискаря?.. Макс вроде не пьёт — особо, ему 18 как будто стукнули вчера: учёба на учёбе редко даёт силы пообедать, не то чтобы отметить, ещё и с пойлом. — Ну, типа... Когда? — Можно сегодня, — Армин пожимает плечами. — Ты помнишь маршрут, или поедем вместе? Если Армин хочет в тот же самый, он точно хочет курнуть. Макс сглатывает слюну. А ему можно будет? Попробовать? Чтобы немного? В прошлый раз он подавился, но, вот например... если... Да. Максу внезапно сильно захотелось и в клуб, и виски, и траву. Армин отошёл на второй план. — Я справлюсь. Я ведь — ну вдруг ты помнишь — уже там был, — Макс изо всех сил старается выглядеть взрослее и увереннее. Плечами махнул, увёл равнодушно за спину взгляд. Лишь бы Армина смехом не накрыло. А что за пары будут после такой ночи — уже неважно. Иногда можно что-то. Как-то. И прогулять. — Бито. Давай тогда в семь?***
Макс входит уверенно. Фонарики. Пахнет сладко. Хотя в воздухе будто и нет травы. Армин здесь? Макс оглядывается и медленно переступает порог. В прошлых раз он прошёл сразу к барной стойке. Теперь хочется сразу к тому месту, под форточку, чтобы темнее, чтобы не захотели снести в бешеном танце. Хотя, по сравнению с прошлым разом, когда он видел только свой нос, здесь спокойнее. Где Армин? Когда Макс проходит к месту у форточки, там оказывается: занято. Он чуть не оттаптывает кому-то ноги по дороге, так стремится. — Здорово, — говорят сверху. Сзади. Конечно же, кто ещё мог бы с такой манерой. Кладут на плечо руку — хлоп. Как с маяка. Он фыркает и резко оберачивается. Разница сколько? Ну сантиметров 13. Ну 15. Ну, может, чуть больше. В общем, полголовы. — Я тебя тут ищу, — недовольно бурчит себе под нос. «Где курить будем?» То, что Армин делает это не всегда, Макс не знает. Один раз он видел. Мнение составил. Музыка в ухо. Тогда Армин был в зелёных и красных лучах софитов. А потом в темноте... Макс сквозь зубы вдыхает. Не время вспоминать прошлое. Сейчас лучше. Нервов меньше. Должно быть. Макс оглядывается и вертится, как потерявшаяся собака, пока Армин не хватает его за плечо. Его глаза успокаивают. Которых почти не видно. Ресниц не видно. «Надел бы свои нелюбимые очки, — снова хочет фыркнуть Макс, — и яснее бы было. Близорукий в единицу! Пф!» — Нашёл, — прищурившись, оглядывается Армин. Софиты, непонятный парень в кресле — у форточки, рука на плече, Макса притягивают, а Макс замирает и не двигается. Пока чуть не сваливается под давлением. Устоял. Макс медленно ловит ритм. И только он собирается качнуть бёдрами в такт музыки, барабаны-барабаны нелюбимые, как с плеча слетает рука. Армин ловит какого-то парня, и они неясно, их речь под музыкой не слышна, переговариваются. Макс столь волнуется, что не чувствует запах пота и алкоголя. Широко раскрыты ноздри: нервное. Зелёный парень, красная полоска на Арминовом плече, они часто касаются друг друга руками. И ещё чаще незаметно друг другу кивают. Деньги Армин носит, оказывается, в заднем кармане. Макс впитывает момент и чувствует себя героем фильма про бандитов и незаконные махинации. Это так называется? Но форточка и кресло... Макс оглядывается. Да. Теперь свободны. Армин лихо поворачивается. — Только не говори, — в шутку выдаёт Макс, — что ты пришёл сюда лишь ради этого. Он хотел этого. Он хотел, чтобы было именно так. Новизна. Пускай Армин предложит. Но алкоголь такой же новый для юноши. Законный алкоголь. Макс паспорт притащил. Незаконная трава. Может, им выйти? Бам, бам, тарелка, бух, бас. Армин обнимает его за плечо и подталкивает к форточке. — Ты пить или курить? Макс аж теряется и чуть не путается в собственных ногах. Музыка ускоряется. Нет. Да, он готов. Он конечно же готов. Как без готовности идти в такое место. А можно сразу и алкоголь, и наркотик? Трава ведь не герыч, но... разве можно? — А ты? — вырывается из-за губ. Армин с лёгкой улыбкой. От него будто уже пахнет дымом. Макса чуть не сбивает девушка. — Я как обычно. Алкоголик из меня плохой, — смотрит Максу за спину. Алкоголик из него дешёвый. «Это с постоянными отравлениями наутро?» Макс пожимает плечами. Он не знает, куда себя деть. Ему сесть? Встать? Здесь нет ветра, но он внезапно чувствует сладкий запах. Перед глазами блеснула трубка. Армин выдыхает. Нежно прикрытые глаза. Замер. Блин! Макс сжимает губы. Начал. Его как... С какого чёрта Армин нормально на него не реагирует? Они как порознь пришли! Макс начинает злиться. — Дай мне. Я хочу попробовать. Пока ты в себе, — сжимает руки в карманах и шипит последние слова. Есть в этой фразе раздражение. Армин на него оглядывается удивлённо. Но протягивает. А, да. Макс не свалился. В прошлый раз нормально всё было. Подавился и обслюнявил тогда косяк. Армин за плечо двигает его к пустому креслу. Форточка. Макс зажмуривает глаза, как пред страшным зверем, и начинает глубоко, глубоко, глубоко дышать дымом. Армин отпускает. Чем-то шуршит. Кажется, скрещивает на груди руки. Музыка стала ярче. Громче. Нет, ярче. — Кхакх, хкакх! — и Макс таки закашливается, как чёрт, на том же втором вдохе... Армин спокойно переводит на него взгляд, но не поворачивает головы. Софиты, лучи. Макс ещё раз понимает, что не умеет курить. Совсем не табак. Мальборо было. Когда-то. Сигареты как-то... быстрее шли. Одна сигарета за всю жизнь, правда... Он дёргает головой. На кой чёрт из такой... Макс ещё раз осматривает трубку. Почему не косяк? Это что? А это гаш. Армин легонько стучит его по спине, явно издеваясь, и Макс вперивается в него раздражёнными глазами. Но трубку не отдаёт. Свист откуда-то. Может, кто-то напился. Накурился там. Вдох. Вдох. Вдох. Вдох и выдох. Выдох и вдох. Макс курит «по-мужски». Гашиш доходит до диафрагмы, треугольника у рёбер. Он снова закрывает глаза. Лёгкое головокружение. Что от травы, что от обилия кислорода. Руку потряхивает на новом вдохе. — Как тебе? — аккуратно спрашивает Армин откуда-то сбоку. «Как мне?» Под веками красиво. Свет софитов попадает на них и в них. Макс на секунду замирает. На секунду, на десять. Открывает рот. Прикрывает рот. Армин никогда не клал ему пальцы на язык. Вдох. Один раз схватил за волосы на затылке. Выдох. — Пока, — решает сказать это Макс, — не понял... Горло сухое. Всё же застудил, пока ехал сюда? Один раз Армин схватил его за волосы. Но Армин никогда не был достаточно жёстким — вдох. Достаточным для того, чтобы Макс — выдох — ответил той же монетой. Макс хочет так победить. Но Армин... Красный. Зелёный. Снова тепло, нет, снова красный, опять софиты, снова свет, но снова чернь. — Перестанет нравиться, — начинает Армин. Хотя Макс пока не разбирает, нравится ему это или нет. Дышит глубже и быстрее. Давится. Несильно. И продолжает, — отдашь мне. Он из вредности хочет эту трубку у себя придержать. Больше не даст ведь. Ещё вдох. Красиво под веками. Двигает из стороны в сторону глазными яблоками. Уже покачивает. Волны, волны. Сколько прошло? Вокруг шум. Шум кажется громким штормом. — Воу... — тихо выдаёт он, когда в поле зрения открытых глаз попадает рука. Своя. Макс так давно не видел мир, что она надулась как шарик и увеличилась в размере. Волны, она расплылась от волн. Качает на волнах. Мягкий шторм. Бывает и мягкий шторм. Шторм усиливается. Трубка чуть не выпадает из рук. Армина перед глазами нет. Где Армин? Макс закрывает глаза, потому что от качки начинает подташнивать. Где Армин? Как хорошо, что Макс не на ногах... Мысли перебрасываются друг с друга быстро. — А ты, — слова вникуда. Вокруг громко. Макс не перекрикивает. А кому он это говорит? — тоже такую… качку чувствовал? Вокруг не отвечают. Он ужимается. Его бросили? Макс вертит головой, хотя всё ещё закрытые веки. Пылает. Красный по ним прошёлся. Чушь какая-то складывается… Слава говорил про единорогов. Армина и единорогов. Армин их видел? А чего не видел Макс? Он в запале открывает веки и подрывается со стула — качнуло. Армин стоит в четырёх метрах от него. И пьёт. Что-то пьёт. Это сок? Он оранжевый. Он курил минуты три, да? Или двадцать? Сколько? Макс закрывает глаза, потому что во время качки едва не выскакивает трубка. Чёрт, нет. Опять шатает. Как только закрывает, шатает. Хочет шатнуть. И горло очень сухое. Он сможет говорить, или будет только шипение? Как у Славы? Когда Макс хватается за спинку стула, соседнего, они вместе чуть не сваливаются. Туда облокачиваться было нельзя. Становится страшно. Луч, залп. Макс мотает головой из стороны в сторону. Всё будто подчёркнуто — жирно, черно. Хочется сесть. Тяжеловато. Тело нелёгкое. Но если он сядет — взгляд падает на стол и стулья, — то стул не выдержит его спины, он упадёт вместе со стулом, что едва не произошло секунду назад, всё и так качается. — Тебе плохо? Или хорошо? Хорошо или плохо. Хорошо или плохо. Макс вцепляется в подошедшего мужчину, в Армина, как в столб. Утыкает в него голову — куда попадает, попадает в шею. Вот. Если облокачиваться о столб, перестаёт шатать. Макс закрывает глаза. Чем-то пахнет. Дышит урывками: выдох-вдох-вдох-выдох. Макс чувствует касание у костяшек, потом приятный холод чужой ладони. Из его пальцев забирают трубку. Губы немеют. Или язык? Макс открывает глаза и хочет что-то сказать. Тяжело. Он хочет ответить! Губы тяжело слушаются! — Страшно. Вато. Страшновато. Кислород. Я не знаю, стой. Макс снова охватывает его. Плечи. Торс. Поверх. — На улицу? Он шумит ладонью о хлопок его кофты. Снова с закрытыми глазами. Мир плывёт — Макс не может отцепиться. Почему не едут столы? — Так. Ты меня слышишь? Макс отвечает горловым: «Ага», — чтобы не открывать рот. Где-то они сбросили куртки… Где они это сделали? Катится. Сейчас всё покатится. — Да. Воздух, — губы хочется размять рукой. — Идём. Макс смог! Это он сказал! Глаза влажные, горло сухое, лицо непослушное, лучше выпивка, лучше была бы выпивка. Запах пота. Макса надо довести. На него свалится стол, он упадёт, упадут стулья, народ покатится как шашки. Армин берёт его за плечо. Глаза серьёзные. Он не пьян. Приятное, такое приятное касание, эта крепкая нежность. Ноги плетутся в косичку у двери. Противно. Грустно. Но не упал. Как холодно! Макс распахивает глаза и закашливается. После жара помещения отрезвляет. А Армин всё такой же напряжённый. Лавочек тут нет. Что говорить? Макс не знал своей реакции. Но стыдно. Печально и слезливо. — Ты в себе? — осторожно. На Максе криво сидит шапка. Воротник из лежачего прекратился в стоячий. Не оправили. Слюна леденеет во рту. Минус. Сильный минус. Сколько? — Я в себе. Я и там был в с-себе, — собирает речь, — просто всё… всё, я не знаю, блин, падало. Падать продолжает. Просто где меньше стульев и столов, там безопаснее. Тут спокойно. Макс прислоняется к ледяной колонне. Застудит почки. Но всего минута. На немного. Армин мог бы взять в руки его. Макс бы на него опёрся. Его бы подхватили. Шмыгаешь носом. Холод и страх. Армин даже не кивает. — Давай тебя домой? Ты явно перебрал. Ты — нет, слушай, — хотя Макс рта не открывал, — ты просто... Ты для первого раза прям долго курил. И сильно, наверно. Или, не знаю, — двигает неловко головой, — может, просто не твоё. «Наркотики — дерьмо. Надо Армина из этого вытаскивать. Реально. Крыша едет и разбивается». — А ты как курить начал? — дрожат зубы. Армин перекатывается с пятки на носок и обратно. А Макс бы так не смог. Очень холодно спине, но не хочет отлипать. Тяжело. Ноги не выдержат. Очень тяжело. — Мы со Славой как-то приготовили, — низко и тихо. Лучше бы никто не услышал, — но серьёзнее штуку. Ну, просто для смеха. Всем интересно. Нам тоже. Пасиб не посадили… Но получилось откровенно дерьмово. Макс кивает. Недовольно. И вновь прикрывает глаза. Если опять Слава надоумил, он не удивится. Подонок. Но как хорошо, что в данную секунду с ним проблем нет! Всё решили! Всё-всё! — Я потом пробовал нормальное. Вроде. Не своей кухни. Но больше это брать точно не буду, — Армин хмурится. — Оно на убой. Не надо мне такого. — А трава? — не выдерживает. — А трава баловство. Понемногу тогда и начал. Макс отлипает от стенки и начинает растирать поясницу. Заледенела. Чёрт, лишь бы не аукнулось. И лишь бы… лишь бы не свалиться ничком в тот сугроб. Выдаёт в лоб: — У тебя перед самоубийством тоже — столы падали? Это может звучать как шутка. Но стеклянное лицо Макса, две слезинки замёрзшие и пустое лицо шутку не делают. Пахнет собачьей мочёй. Встали в нужное место. Блин, начинает подташнивать... Макса недавно слепил цвет-свет, ему предупреждающе ярко смотрела в глаза лампа: говорила, что он свалится. Делало одолжение кресло, кресло держало. Но Макс встал, и он чуть не упал вместе с каким-то стулом. Было жутко. Было действительно жутко. Какой, чёрт его дери, кайф?! Армин почти не шевелится. Максу кажется, что он замер и замёрз. — Опять ты этого начал... — Я это, блин, попробовал! — вспыхивает Макс и чуть не подскакивает. Ему надо было выпить воды. Армин мог схватить стакан, попросить. Но они так стремительно — казалось Максу — бежали, что Армин даже толком не застегнулся. По хрен! Но у Армина не до конца застегнута куртка, молния висит, шапка в руке: не успел. У Макса без перерыва трясутся зубы. Он зачерпывает снега и протирает им лицо. Ему кажется, что Армин врёт. И что Армин нарик. Ему не нравится вечер. Худшая неделя за последние полгода: то Слава, то сегодня так страшно, то Армин на наркотиках, то страх его, то… то это, то другое. Армин говорит: — У меня всё плохо дома. Но Макс дополняет: — Делает хуже голодовка и работа на износ. — И это тоже, — смотрит, как Макс ковыряет носком сугроб, и продолжает: — С отцом поругался, который с мамой разошёлся. Поругался насмерть. Он мне больше не звонит. Повлияло и это. Макс взглядывает на него. Слова Армина кажутся чёрными. Вокруг уже нет радуги. Страшной радуги, он с момента признания себя как гея её боится. Теперь ещё сильнее. В клубе было много света. В какой-то момент. Потом всё почернело, он ослеп, хотя это лишь пролетели мимо него лучи софитов, а он опять с закрытыми глазами. Макс чуть не наложил в штаны. Армин бывалый. Он мог скурить одну порцию, две. А потом он пошёл резаться. Надо его вытаскивать. Плохо, семья… Что было бы с Максом в такой ситуации? Эта ситуация едва не случилась. Вчера. Если бы Слава проговорился… Максу стало бы очень плохо. Родители бы. Крест бы его выкинули. Поругались. Может, из дома пришлось бы уйти… Но это Максовы фантазии. А у Армина настоящий разлад. Действительно проблемы. Голодовка. Учёба. Семья. Гашиш. Или марихуана? Какая разница… Макс мотает головой и в два шага, чуть не запнувшись о сугроб, его обнимает. — Давай поедем отсюда? Я тут машину брошу. Мы на такси. Мы. Хотя Армин пока не согласился. Макс бурчит для приличия: — Надо брать ответственность после такого. Вдруг я лбом и в стекло? А он мог и лбом, и в стекло, и насмерть. Жуткая трава… Макс в жизни этого не повторит. Он испугался. Слезы пустил. Немного. Как по голове огрели. Ничего интересного. Ни капли хорошего. Он не вынес. Спасибо Армин-хранитель здесь. Он под его руками. — Давай. К кому? Макс сглатывает. Мест ведь и правда. Мало. Он хочет лежать в одной с ним постели. Но родители не поймут. А к Армину если, то случится — ещё и после травы — нервный срыв. Слава будет мерещиться. Если не зайдёт, сука. Но и не сдадут ничего сейчас. Тогда… — Ко мне. В разных комнатах, но хоть придём в себя. Мы, если чё, с тусы. Армин весело хмыкает. — А там разберёмся.