Статистка

На табло горит время 9 утра, и арену наводняют пришедшие пары. Кататься в одиночестве – это непозволительная роскошь, ведь лед – дорогое удовольствие. Мы урываем час с утра только потому что наша пара - кандидаты в Олимпийскую сборную. Девочки-юниорки в одинаковых черных лонгсливах, лосинах и гетрах, натянутых на коньки, словно стайка птичек, залетают на лед. Парни приседают и тянутся рядом с калиткой, и под тонкими футболками проступает рельеф мышц. Мимо проносится Лиза Лапина, статная двадцатилетняя спортсменка, призер этапов Гран-При, и меня обдувает прохладным ветерком. Думаю, что Лапина и Авдеев займут место первой пары страны, когда Андрей отчалит в пожизненный бан, а я буду на камеру утирать слезы платочком, изображая жертву обстоятельств. В ритм-танце у них какой-то артхаус под музыку из мюзикла «Танцующая в темноте» - нетипичный выбор для консервативного спорта. - Лидия Васильевна, вы слышали, говорят, что любовь теперь катать не модно, - говорю я, чтобы побесить хореографа, незаметно любуясь почти змеиной гибкостью Лизы. - Да ты что, - Лидочка начинает неодобрительно кудахтать, пока я пытаюсь переварить слова Андрея. Пожелания смерти, что-то новенькое. Не нужно принимать близко к сердцу, я просто девочка для битья. Лидочка все не замолкает и под конец выдает: - Ну хоть ты со мной согласна? - Конечно согласна, - кидаю я, не слушая, и отъезжаю от нее, чтобы размяться. Мои ноги уже окоченели без движения. Они возвращаются уже втроем. Справа от Андрея невысокая женщина средних лет с неброской внешностью. Серая мышь, если не знать, что она владеет сетью юридических фирм по всей стране. Рядовой болельщик не понимает, почему на трансляции камера иногда выхватывает блеклое, изъеденное ранними морщинами лицо женщины, кутающейся в простой пуховик с дешевой опушкой на капюшоне. Ирина Александровна знает цену деньгам, роскошь и напускное богатство ее не интересуют. Ее главный проект – это ее сын, с которого она намерена получить крупные дивиденды. - Здравствуй, Алена, - Ирина обращается ко мне и присаживается на лавочку, подминая под себя пуховик. - Начинаем? - заискивает Лидочка, и мать Андрея разрешает начать. Think of me, think of me fondly, When we've said goodbye. Звуки знаменитой оперы Ллойда Уэббера заполняют арену. Мы катаем любовь Рауля и Кристины, но в один момент Андрей мертвой хваткой сжимает мое запястье, и я осознаю, что внутри он упивается ролью Призрака – непризнанного гения, скрывающего уродство за маской. Когда музыка прекращается, я вижу, как тренеры поворачиваются к Ирине, но она делает неясный жест, прося продолжать, и Лидочка включает новую запись. Приевшиеся ритмы Хабанеры бьют по ушам, и чем сильнее нарастает темп музыки, тем сильнее трясет Андрея. Я и так до сих пор не могу избавиться от страха перед поддержками, но сейчас у меня просто ком в горле. Андрей где-то далеко в своих мыслях, и вместо Кармен в голове теперь звучит Отче наш. Я знаю, что мой страх не обоснован, мой партнер еще ни разу не уронил меня, но сегодня он сам не свой. К счастью, все обходится и в этот раз, я немного расслабляюсь и зря, секундная заминка, и я оказываюсь на льду. Докатываем без энтузиазма. Мы изначально знаем, что услышим от них. Охламонов молчит, то и дело бросая взгляд на время, а Лидия Васильевна делает вид, что что-то усердно ищет в ноутбуке. - Плохо, Андрей, плохо, - губы Ирины сжаты в тонкую ниточку, а руки сложены у груди. - Короткий еще куда ни шло, произвольный совсем слабо. - Сколько еще осталось? - интересуется она у Охламонова. - Э, месяц где-то, да, как-то так, - мямлит он. Мать Андрея кладет пару красных бумажек на клавиатуру прямо перед носом Лидочки. - Поработайте с ними индивидуально над актерской игрой, буду очень признательна, - вкрадчиво, но не допуская возражений, говорит она. Уходя, Ирина, как бы забыв, добавляет: - По Алене комментариев нет. Я чувствую как мне дали пощечину. Мне не нужно быть хорошей танцовщицей, можно падать перед ней, в пределах разумного, грязнить в прокатах, лишь бы оставаться покорной куклой в руках Андрея. Раздевалка довольно маленькая для того количества девушек, что занимаются в академии, и сейчас под конец тренировочного дня она забита. Для каждой, будь она Олимпийская чемпионка или катается на кубке России отведен небольшой уголок. Девчонки болтают, я обычно молчу, Андрей, словно вампир, выписывает из меня за день все силы. Обсуждают обычно что-то простое, шмотки, фильмы, в душу тут никому не лезут. Нет, стекло вам в ботинки не насыплют, но спортсмен спортсмену в первую очередь соперник. Сегодня со льда мы выходим последними, и когда я захожу в раздевалку, то все уже собираются домой. Все как всегда, но обрывки фраз говорят мне, что сегодня они обсуждали что-то нетривиальное. - Какая на сегодня была повестка дня? - я задаю вопрос Маше Колокотовой, чье место рядом с моим. Маша почему-то не спешит уйти и, уже одетая, сидит, разглядывает свежий маникюр. - А, - Машка лениво отмахивается, - тут накрыли притон, где всякое варили и продавали в Интернете. Название еще такое прикольное у сайта, с отсылкой к Алисе в стране чудес. - Белый кролик, - бормочу я. - Ты тоже знаешь? - без энтузиазма продолжает Маша. - У нас Лиза фанатка всяких расследований, все уши прожужжала. Я вбиваю в поиск «белый кролик обыск» и зажимаю рукой рот. К моему счастью, Маша уже дремлет и не видит ужаса в моих глазах. Милый, интеллигентный Павлик, золотой ребенок, завидный холостяк, сын тети Любы замешан в изготовлении наркотиков. В одном я была права, он действительно разбирается в веществах, правда, это с трудом можно назвать фармацевтикой. Я засовываю коньки в сумку и выскакиваю из Антарктики, мой телефон вибрирует от уведомления, но я быстро смахиваю его и набираю маму. Дозвониться получается не сразу, когда она, наконец, берет трубку первое, что я слышу – шум и голоса на заднем фоне, потом спустя пару секунд ее саму. - Алена, - бормочет она, - я сейчас в СИЗО с Любой. - Мама, - слова несутся из меня потоком, - он же вчера еще отказался мне про свою работу рассказывать, когда мы домой поехали. - Ох, Алена, - мама вздыхает, - мы сами в шоке, кто ж знал. Ты смотри, вас вместе не видели? А то и тебя припишут. - Нет..., - я замолкаю, - много ему дадут? - Много, дочь, много. Лет 20, еще за соучастие могут накинуть, - слышу, как маму зовут, и она вешает трубку. Я вспоминаю смеющиеся глаза Павла, галантность, с которой он ухаживал за мной, самодельный плакат вчера на вокзале и тут же «Белый кролик» и его злое искорёженное лицо, прижимаемое рукой в толстой перчатке к полу в грязных разводах. Эх, Паша, Паша, теперь ты мне не помощник. Я вспоминаю про уведомление и залезаю в сообщения. Нет, нет, нет, нееееее-т! Я разворачиваюсь прямо у входа в метро и бегу обратно к Антарктике. На треснутом экране, засунутого наспех телефона продолжает гореть сообщение. Уважаемая Колесникова А.С. Уведомляем Вас, что в течение ближайшего времени вы должны явиться по указанному адресу для сдачи анализа на допинг пробу. Неявка на сдачу будет рассматриваться как нарушение антидопингового законодательства. При наличии трех неявок вам грозит дисквалификация. С уважением, В олимпийском сезоне с этим творится какая-то чехарда. Нас могут выдернуть на сдачу в любое время дня и ночи вне зависимости от соревнований. Я влетаю обратно в академию и головой понимаю, что я не опоздала: у входа стоит спецмашина, а в коридоре еще сидит группка людей, дожидаясь своей очереди. Но под мою горячую руку попадается Колокотова, и я ору: - Какого хуя ты мне рассказывала про сраного кролика, а про тестирование молчала?! Мои претензии абсолютно не обоснованы, взятие пробы вне соревнований - это абсолютный рандом и русская рулетка. Никогда не знаешь, с кем будешь сидеть в очереди, чтобы сдать мочу. Бровь Машки взлетает до небес, и она закатывает глаза. - Прости, - блею я, сталкивая шарф. Жалко, что пот не сдают как образец, сейчас меня стекает, по меньшей мере, несколько литров. - Как он тебя только терпит? - едва слышно произносит она, и ее губы подрагивают от возмущения. Он выходит из туалета вместе с проверяющим, насухо вытирая каждый палец куском бумажного туалета. - Не заметила сообщение, - я делаю шаг назад, потому что Андрей стоит почти вплотную ко мне. - Ты следующая, - говорит он, но не дает мне пройти. Андрей мешкается и непривычно мягко добавляет. - Завтра прокаты перед федерацией, мы тоже катаем. Будь готова, - он пропускает меня вперед. Ах, вот он как запел. В Федерации сидят не дураки, Олимпиада - это не кубок водокачки, выступления даже самой распиаренной пары должны звенеть. К нам будут прикованы миллионы глаз. Когда на льду пять разноцветных колец, позади тебя не только твои амбиции, но и вся страна. А может это очередной способ мамы Андрея взбодрить своего сына, обычно победители национальных первенств и Европы отбираются автоматически. Ясно лишь одно, на кону стоит что-то, что для него имеет неизмеримую ценность. Она настолько велика и необъятна, что он готов разговаривать со мной как с человеком, лишь бы заполучить желаемое. Я открываю поблескивающую при свете белых ламп дверь, и мы вместе с инспектором заходим в туалет. Дверь крайней кабинки предусмотрительно открыта, и тетечка в медицинском халате протягивает мне баночку. Пока я корячусь, пытаясь наполнить ее содержимым, проверяющая стоит напротив меня, не отводя глаз. Ее цепкий взор бдит, чтобы я не подменила пробу, унизительно, но справедливо. Для дополнительного обзора в кабинете установлены зеркала, и я просматриваюсь с любого ракурса. Наконец, баночка заполнена на треть, тетечка удовлетворенно кивает, мол, хватит, и отпускает меня. Когда я, наконец, доползаю до стоянки, дело близится к ночи. Температура заметно упала, МЧС предупреждает об ухудшении погоды и возможности снегопада. Я опять вызываю такси, но всё машины заняты, поэтому решаю сделать круг вокруг ледового дворца. Машина Андрея выделяется на фоне остальных. Большой тонированный BMW, такой ослепительно белый, что снег на его фоне отдает неприятной серотой, словно увидев меня, мигает фарами и приветствует щелчком при открытии дверей. Я ухмыляюсь, неужели меня сегодня повезут домой, лишь бы я завтра достойно откатала, и дергаю за ручку двери. Дорогой кожаный салон поражает своей роскошью, Андрей явно уродился не в мать. - Алена? - Я вздрагиваю от своего имени и оборачиваюсь. Среди меня стоит Колокотова и я мгновенно понимаю для кого был сделан ее свежий маникюр. Неужели Андрей правда поедет вместе с Машей, зная, что завтра прокаты, в которых участвует и ее пара? Что бы он ни задумал, мне это не нравится.