Эпилог. После эпидемии

Город агонизирует. Ни прибытие инквизитора, ни даже армии уже не могут спасти ситуацию. Юлия наблюдает за смертью места, которое создавала такими трудами, со спокойствием обреченной. Любые события текут мимо нее, как река, а она просто сидит на берегу и делает заметки о проплывающих мимо телах. Семь тысяч умерших в Термитнике, Харон, растерзанный оставшимися степняками, глупая Лара, пытавшаяся отомстить за отца, но повторившая его судьбу, Аглая Лилич, вечная тень своей сестры. Бесконечные нити соединяются в одну, больше нет ни разветвлений, ни вероятностей, только один путь. Юлия много курит, ведет учет мертвецам и дописывает свою работу. По ее расчетам все кончится на одиннадцатый день. И все кончается. Утром к ней приходит Вестница смерти, самозванка Клара, готовая огласить приговор. Город будет спасен ценой шести жизней. Казалось бы, немного, но когда одна из них принадлежит тебе, то отношение меняется. Однако Юлия готова. Подчиниться судьбе, принять ее, искупить свою вину смертью. В конце концов, вдруг она встретится с Евой где-то там, по ту сторону врат. Когда Клара уходит, Юлия выкуривает последние сигареты, в задумчивости глядя на противоположный берег реки из беседки около Невода, оставляя одну на минуты перед концом. Она думает о том, что сделала и что могла бы сделать. О том, как изменила этот Город и как незаметно изменилась сама. И еще она смиряется с грядущей смертью. Болезнь непобедима, но она отступит, если принять ее и признать. Заберет последние жертвы и уйдет обратно, научив нас тому, чему должна была научить. Завтра все кончится. В десять часов вечера Город содрогается от выстрела огромной пушки. Сперва Юлия думает, что военные на прощание все же решили уничтожить ненавистное место, что Полководец не подчинился Судьбе и Кларе. В страхе она выбегает на улицу, и уже там слышит второй взрыв. Снаряды разрываются недалеко от Каменного двора. Она бежит, практически обезумев от неожиданности, от того, что реальность, бывшая такой простой и понятной все эти дни, дает трещину, что мир вновь распадается на множество вероятностей. Третий выстрел гремит набатом, когда она выбегает к Мысу, чтобы увидеть, как падает Многогранник. Он всегда казался ей чем-то очень легким, почти воздушным, однако земля содрогается, когда на нее обрушиваются тонны металла и стекла. Когда оседает пыль, она видит мост, соединивший два берега Горхона, мост из руин Башни Стаматина. Из того места, где раньше уходил в землю стержень Каменной Розы, вытекает кровь. Кровь земли. Кому-то удалось изменить Судьбу, совершить Чудо, победить эпидемию без жертвоприношений. Юлия идет домой очень медленно, петляя по улицам Города, не всегда осознавая, где находится. Вместе с Многогранником обрушилась и ее вера в единый путь. Он не должен был упасть. Единственным итогом должна была быть их жертва и очищение смертью. Юлия сама не замечает, что смеется, плачет и разговаривает сама с собой, обращаясь то к Еве, то к покойной Нине, то к ее мужу, оказавшемуся недавно на грани гибели. Удивительно, но горожане не замечают этого. Сегодня такой день, когда все немного сошли с ума. Ближе к полуночи наваждение проходит. Юлия возвращается в себя, вытирает слезы рукавом и начинает слушать. Она хочет понять, кто переломил Судьбу, кто порвал нити и изменил мир. На это уходит довольно много времени. Сперва нужно вслушаться в голоса птичьего хора горожан, потом вернуться в Невод и сосчитать. Проверить все вероятности. А еще сжечь все написанное за последние дни. Юлия умеет признавать свои ошибки. А в этот раз, пусть она не признается себе в этом никогда, она рада ошибиться. Судьбу Города изменил Артемий Бурах, сын своего отца, соединивший традиции степняков и прогрессивную медицину, чтобы создать то, что в народе назвали Панацеей. Именно он нашел курьера с приказом мертвой Аглаи Лилич, именно он донес приказ до Блока. Юлия смотрит на свои расчеты, и не верит им. В последний день то, что было единой нитью в течение всей эпидемии расщепляется на три равновероятных конца. И в этой точке судьба Города оказывается завязана на выборе. Выборе, совершаемом человеком со свободной волей. И этим человеком оказался Бурах. Личность, казавшаяся Юлии примечательной, но не выдающейся. Лекарь, потрошитель, объединитель Уклада и спаситель детей. Теперь она видит его, каждый его шаг. Видит и понимает: Артемий не похож на других людей. Он больше, чем марионетка. Он больше всех их приблизился к пресловутому сверхчеловеку, которым был одержим, убитый болезнью Георгий Каин. Бурах – исключение из правил. Но математика – это не химия и не биология, в ней не бывает исключений. Если они есть, значит, правило не работает, значит, мир устроен иначе, значит, бывает в нем свободная воля, а Судьба очерчивает лишь вероятности. К рассвету Юлия окончательно убеждается в этом и освобождается от оков, которые сама надела на себя в день смерти Евы. Однако если нет единой Судьбы, а есть лишь поле вероятностей, тогда Еву можно было спасти. Эта мысль сжимает сердце Юлии, подступает комком к горлу. Если Еву можно было спасти, значит, Юлия априори сделала недостаточно. Потому что не спасла. Но время необратимо, оно не знает сослагательного наклонения. Смерть Евы – свершившийся факт. Причина, а не следствие. Юлия делает глубокий вдох. Она не готова смиряться с настоящим или будущим, но прошлое изменить не в силах. *** На двенадцатый день Город кажется вымершим. Люди сидят по домам, напуганные тем, как быстро отступила болезнь. Всю ночь Бурах и его немногочисленные помощники варили свое жуткое зелье из крови и твирина, а курьеры-мортусы разносили его больным. Юлия идет по пустынным улицам прямиком в Кабак. Она чувствует, что сегодня ее место там, среди утопистов, справляющих поминки по своей мечте. Они сидят рядом, похожие на трех братьев, разные, но одинаковые. Петр, Андрей и Даниил. Еще утро, однако, они уже пьяны. Петр почти упал на стол, Бакалавр опасно клонится набок, Андрей сидит прямо, но прямота эта неестественна. – Люричева! – приветствует он и широким жестом чуть не опрокидывает несколько пустых бутылок, выстроившихся на столе, – Вы пришли почтить память несправедливо уничтоженного? Присаживайтесь! Даня, подвинься, пусти даму к столу. – А, – дергается Данковский, – in femme fatale, женщина, верящая в судьбу. Присаживайтесь. Они пьют и разговаривают. Андрей то и дело пускается в несвязные рассказы о том, как расправится с теми, кто уничтожил творение его брата. Петр порывается бежать на улицу смотреть не то на Башню, не то на ее руины. Данковский путается в мыслях, вставляя в разговор все больше латинских изречений, совершенно не подходящих по смыслу. Юлия пьет с ними и думает о том, что уже не догонит их в уровне опьянения, даже если постарается. Тем не менее, ей нравится здесь, нравится слушать их странную речь, полную умных слов и выражений. Даже тот факт, что каждый второй тост посвящен памяти Многогранника, не раздражает ее. – Мы прощаемся с Городом, – внезапно произносит Данковский, – Я вернусь в Столицу, чтобы принять причитающееся мне наказание. Такова жизнь. Я знаю, что обречен, но не могу не поехать. Imperare sibi maximum imperium est. – И вы? – Юлия смотрит на близнецов, – тоже уезжаете в Столицу? – Не в Столицу. В ставку, на фронт. Я выслежу тех, кто уничтожил Башню! Выслежу и уничтожу! – с вызовом произносит Андрей, а потом добавляет тише, – и вернусь сюда. Я успел прикипеть к этому месту, да и Петр уже не проживет без твирина, как бы мне того не хотелось. Юлия смотрит на них и вдруг понимает, что перед ней люди, составлявшие основной круг общения Евы. Точнее те из них, кто пережил этот мор. Она чувствует, что выпила слишком много, что третий стакан твирина был лишним, но слова сами слетают с языка: – Я предлагаю выпить за Еву Ян. Женщину, любившую этот Город больше всех нас. И навсегда оставшуюся здесь. Она смотрит на мужчин и ей становится мерзко. Бакалавр, кажется, вот-вот спросит, кто такая была эта Ева Ян, а Андрей отводит глаза, прячась за очередным стаканом. Юлия понимает, они действительно не помнят. Не потому что плохие, просто Башня была для них намного важнее Евы, а ее разрушение – событием вселенского масштаба, тогда как смерть хозяйки Омута – одной из многих, случившихся за эти дни. – Ева? Какая Ева? – поднимается, упавший на стол Петр, – Ей уже и имя дали? И зачем только? Почему нельзя говорить просто «Башня»? Зачем глупые слова? Многогранник? Ева? Роза? Юлия встает, пораженная до глубины души своим открытием. Ей становится противен сам воздух этого кабака. Она коротко кивает и говорит что-то о том, что возвращается домой собирать вещи. Именно в этот миг она понимает, что действительно должна уехать. Слишком странен этот Город, слишком похож на химеру, все здесь не такое, как на Большой земле, все вывернутое и поломанное, перекроенное заново. Возможно, ей стоит найти поселение попроще, на его примере проверить свои догадки. Но в любом случае она взяла от этого места все, что смогла. Десять лет – немалый срок, пора идти дальше. Поднявшись на один из балконов Юлия останавливается, чтобы зажечь последнюю сигарету. И в этот момент мимо нее проходит Гаруспик. Счастливый победитель, осматривающий свои владения. – Бурах! – окликает его Юлия. Тот останавливается, и некоторое время смотрит на нее с непониманием, но потом лицо его проясняется. Конечно, нельзя ожидать, что он ее хорошо запомнил, виделись-то они всего пару раз, да и прошла с тех пор целая жизнь. – Госпожа Люричева, – полувопросительно произносит он. – Будьте осторожны. Андрей Стаматин там внизу снедаем жаждой мести и слишком пьян, чтобы удержать себя от поножовщины. Он не знает, что это сделали вы, но я понимаю. Наверное, единственная в этом заведении, если не во всем Городе. Расчёты, Бурах. Цифры не врут. Удивительно, но шансы были пятьдесят на пятьдесят. Знаете, вы дали мне импульс. Я отнюдь не писатель, но я о вас напишу. – Надеюсь, не стихи? – Усмехается Гаруспик. – Нет, что вы, я не поэтесса и никогда ей не стану. Это будет научная работа. Описание того, что произошло здесь и вашей роли в произошедшем. Вы знаете, я восхищаюсь вами. Я долго думала о том, как отразить это в названии. Но сейчас понимаю, что лучше оставить нечто более общее. «О связи всего». Что думаете? – А вы говорили, что не поэтесса. Пишите, как знаете, конечно, но связано далеко не все. – Я знаю, – отвечает Юлия, – но вам удалось связать многое. Акт чистой свободы воли. Даже если учесть, что действовали в итоге по указке Аглаи. Вы удивительный человек, настоящее чудо, и это не попытка флирта, не думайте. – Я польщен. – Не хотите ли отправиться со мной в Столицу. Ученое сообщество будет заинтересовано в вас. Я могу обеспечить вас местом ассистента, или, если угодно, объекта исследования. – Крыской-то? Нет уж, увольте, я здесь останусь. У меня тут, понимаете ли, дети, работа, друзья… Похоронены. Чего и следовало ожидать. Свобода в принятии решений не означает безрассудство. Юлия провожает его взглядом, а потом разворачивается и выходит на улицу. Пора покинуть это прекрасное, но безумное место.