Последний лепесток надежды

      Гермиона проснулась. Ночь развеялась, приведя за собой новый день. С того самого утра, когда Драко ушёл из её спальни, она видела его лишь за ужином, за накрытым эльфами праздничным столом. В глазах рябило от обилия разноцветных фруктов и овощей, в высоких графинах переливались в свете свечей яркие напитки. Сладкие ароматы разлились по первому этажу мэнора. Даже мясо сегодня оставляло сладкое послевкусие. Гермионе оно, впрочем, показалось скорее приторным. Чрезмерно приторным, до тошноты.       Тот ужин прошёл в полном молчании, в столовой царила крайне напряжённая атмосфера. Гермиона отчего-то боялась взглянуть на Малфоя, и потому, уставившись в свою тарелку, содержимое которой напоминало радугу, молча нанизывала мясо на вилку и долго сосредоточенно жевала, отчаянно злясь при этом на эльфов с этим их неуместным застольем и вымученным весельем.       Механически поднося к губам бокал, а затем прикладывая к ним салфетку, она провела за роскошно сервированным столом, казалось, целую вечность, пока, наконец, не сочтя ритуал ужина завершённым, молча отодвинула стул и вышла из столовой.       Так было вчера и так будет сегодня, Гермиона была в этом абсолютно уверена.       Завтрак она попросила подать в спальню, а обед проходил в полном одиночестве, потому что Драко не спустился к столу и не составил ей компанию.       Но сегодня, едва открыв глаза, Гермиона вдруг вспомнила его прикосновения, его губы на своей коже... Она помнила и его шумное дыхание, и даже сковывающую боль от потери невинности, которая, кажется, прошла только сегодня. Зажили и ссадины на щеке. Но все эти недомогания были только внешними проявлениями, быстро зажившими и исчезнувшими без следа. То, что случилось с ней — то, что произошло между ними — не могло ни зажить, ни исчезнуть. И даже если сама она покинет поместье, даже если Малфой исчезнет навсегда, растворясь в тёмной бездне своего проклятия — всё равно больше никогда ничего не изменится. Он всегда будет оставаться в ней.       Гермиона закрыла глаза и снова будто бы почувствовала его прикосновение. Это заставило её покраснеть, и она натянула одеяло по самый подбородок, а потом и вовсе укрылась с головой, словно так можно было укрыться и от воспоминаний.       Неожиданный хлопок, раздавшийся в воздухе, заставил её вздрогнуть.       — Ри приносит извинения за беспокойство, но мисс должна знать, что через три дня наступит Рождество. Мисс так хотела встретить Рождество!       От этого внезапного напоминания Гермиона резко села в постели, отбросив одеяло.       — Рождество... — прошептала она, спуская ноги с кровати и раздвигая полог балдахина. Эльф топтался на пороге. — Спасибо, Ри. Я ведь совершенно забыла про Рождество. Всё время помнила и вдруг забыла. А Драко... Он готовится к празднику? Что сказал он? — её голос стал тише, словно кто-то посторонний был с ними здесь, в комнате, или стоял совсем рядом, за дверью.       — Хозяин ничего не говорил про празднование Рождества. Хозяин не любит этот праздник, он...       — Я знаю, — снова тихо сказала Гермиона. — А я люблю Рождество, и пусть оно наступит. Ведь вы мне поможете? — спросила она, улыбнувшись, видя, как обрадовался эльф. Ри приосанился, глаза его засверкали. Он активно закивал, а потом, щёлкнув пальцами, исчез.       Гермиона возвела глаза к потолку.       «Как я могла забыть про Рождество?! Ну да, невозможно постоянно думать только о Малфое и о том, что произошло. Всё уже случилось. Надо как-то выбираться из этого состояния. А как там Рон, как Гарри?..», — вдруг вспомнила она. Стоило ей подумать про Рона, как в душе вдруг вспыхнуло пламя, обжигая её, не щадя.       «Я не могу всю жизнь скрываться в этом поместье, не могу исчезнуть из собственной жизни. Рано или поздно меня начнут искать, надо что-то делать... Но что? Ведь сама я не хочу ничего, почти ничего. Нет, всё же сейчас я хочу одного... Оказаться рядом с Малфоем... с Драко. И посмотреть ему в глаза. А может быть, ещё и обнять его. Нет, пусть он сам!.. Почему его до сих пор нет рядом?» — мысли заметались в её голове, и Гермиона нахмурилась, тяжело вздыхая.

***

      Через пару часов мысленных терзаний она решилась наконец выйти из спальни. Необходимо было как-то развеяться — прогуляться по поместью, сходить в библиотеку. Ну а что, собственно, ей ещё оставалось? Думать ни о Драко, ни о Роне, ни о ком-либо ещё совершенно не хотелось . Гермиона решила в кои-то веки попробовать ослабить контроль, позволив себе плыть по течению.       Прошептав «люмос!», она нырнула в темноту за порогом, но, проходя мимо спальни Малфоя, увидела, что дверь приоткрыта, и резко остановилась. Это удивило её, потому что вчера дверь была плотно закрыта. Не то чтобы она проверяла, но, проходя раз пять, а может, и шесть, по своим делам мимо, замечала, что дверь всё это время была закрыта.       Это заставляло её сердце сжиматься, она ощущала боль от того, что он снова закрылся от неё. Эта дверь словно была им самим, словно это он сказал ей: «Стой там, где стоишь. Это моя территория, не приближайся». А сейчас дверь снова была приоткрыта и манила её.       Гермиона разозлилась на Малфоя, от переполнявших её совершенно противоположных чувств, хотелось кричать.       «Сначала он закрывается, избегает меня и не выходит к завтраку, а теперь будто снова подпускает ближе... А вчера я выходила на прогулку, бродила по мрачному саду и смотрела на тяжёлые серые тучи, словно ожидая лучшего, например, луча солнца, который прорвётся сквозь тучи и подарит мне хоть немного радости, но, так и не дождавшись, я подошла к главному входу и смотрела на одинокие окна, только для того, чтобы за одним из них увидеть его, посмотреть ему в глаза... И даже на расстоянии я чувствовала, как моя душа в предвкушении встречи с ним делает сальто».       Гермиона замерла в темноте, не сводя взгляда с приоткрытой двери. Решившись, она распахнула её, войдя в спальню. Комната была пуста. Никто не стоял у стрельчатого окна, высматривая её в глубинах мёртвого сада. Осмотревшись, Гермиона заметила ещё одну дверь, распахнутую настежь.       Это оказался кабинет. Она вдохнула запах оплывших свечей, чернил и, кажется, свежей хвои. Подошла к столу, на котором в беспорядке высились груды книг, пергаментов и скомканных листов. Сбоку примостилась коробка, обитая зелёной узорчатой тканью.       — Твоё неукротимое любопытство когда-нибудь сыграет с тобой злую шутку, — раздавшийся из-за спины голос заставил её резко обернуться. Задетая локтем коробка с грохотом упала на пол.       Ахнув от неожиданности, Гермиона, покраснев, начала поспешно собирать выпавшие из коробки книги. Приподняв миниатюрный томик глубокого изумрудного цвета с золотым тиснением на обложке, он неплотно обхватила рукой переплёт, и из страниц книги на ковёр выпала какая-то карточка. Подняв и перевернув её, Гермиона замерла. Это была колдфография.       С неё холодным и бесстрастным взглядом на Гермиону взирала красивая девушка с благородными чертами лица. На губах её застыла улыбка — не то чтобы недружелюбная, даже не насмешливая, а какая-то пустая и вынужденная, напоказ. Красавица явно была чистокровной волшебницей, аристократкой — Гермиона таких отличала сразу, по выражению, застывшему на их лицах, одному на всех, всегда одинаковому. Эта девушка была ей незнакома, и Гермиона перевернула снимок в поисках подписи. Моему жениху. От Астории Гринграсс.       Гермиона громко выдохнула.       — Так вот кто она. Твоя невеста. Одна из сестёр Гринграсс. Ну конечно, идеальная партия, — её саму удивляло неприкрытое раздражение в собственном голосе.       Открыв книгу, Гермиона с несвойственной ей непочтительностью к источнику знаний с силой впихнула карточку меж страниц и небрежно бросила издание в коробку, которую затем с грохотом опустила на край стола, так и не собрав с пола оставшиеся книги.       — Значит, твоя невеста — Астория! Замечательно, — громко продолжила она, не услышав его ответа.       Обернувшись, Гермиона посмотрела на Малфоя, который, как оказалось, вовсе не смотрел на неё. Он, хромая, подошёл к столу, и, опершись о столешницу, хрипя от слабости, замер в этом положении. Его новообретённые когти царапали благородное дерево. Гермиона зажмурилась от душераздирающего скрежета.       — Это было слишком давно, чтобы быть правдой. — наконец произнёс он.       — Но комната, в которой живу я, должна была по праву принадлежать ей. И твоя первая ночь... ведь первая? Она должна была принадлежать ей тоже, — Гермиона еле завершила фразу, чувствуя, как горло её вмиг пересохло.       — Должна была...       — Вынужденная замена, ну конечно, кто станет возиться с таким...       — С каким?! — голос Драко возрос и тут же сорвался, и Гермиона даже не успела опомниться, как он оттолкнулся от стола и схватил её, притянув к себе за плечи. — С каким? Это был твой выбор, Грейнджер, твой! А сколько раз я твердил тебе... И теперь ты... Что ты несёшь, Грейнджер?!       Разнёсшийся по кабинету характерный звук появления домовика заставил их замолчать. Сет топтался на месте, он был взволнован, даже напуган.       — Что случилось? — встревоженно спросила Гермиона.       — Сет не знает, что делать, но Сет должен предупредить, что в поместье посторонний.       — Волшебник? — Гермиона открыла рот от удивления.       — Нет, магл, — съязвил Малфой, который продолжал стоять к эльфу спиной, удерживая её. — Кто это, Сет?       — Мисс Паркинсон, и она уже поднимается по лестнице, — пропищал эльф.       Теперь растеряны были все трое. Малфой по-прежнему не отпускал Гермиону, уже по инерции сжимая её плечи. Она же пыталась поймать его взгляд, но он не поднимал глаз, глядя куда-то вниз и тяжело дыша.       — Драко, — позвала она, и собственное имя будто заставило его отмереть и взглянуть на неё совершенно непонимающим взглядом.       — Она никогда сюда не приходила, никогда, — проговорил он с тихим недоумением.       — Но поместье её впустило, и она поднимается сюда, — Гермиона вопросительно смотрела на него.       — Темнота — она остановит её. Так было со всеми. Она войдёт во тьму и повернёт обратно.       — Нo так не было со мной.       — Дра-a-aк-о-о, малыш, ну и где ты? - Теперь они слышали её игривый голос.       — Сет, исчезни! — вдруг громко приказал Малфой.       — Но хозяин...       — Сет, я же сказал тебе: исчезни! — прикрикнул он, и эльф, щёлкнув пальцами, тут же растворился в воздухе.       — Ну а что, если она окажется здесь, войдёт в спальню, в кабинет и увидит меня... нас?..       Но Малфой, не слушая, лишь крепче прижал её к себе, чувствуя, как бьётся её беспокойное сердце.       Пэнси снова звала его. Её шаги гулко отдавались от каменных стен, приближаясь. Скрипнула дверь спальни — Пэнси Паркинсон вошла в комнату!       Гермиона попыталась оттолкнуть Драко, она хотела отпрянуть, отстраниться, но он всё так же крепко прижимал её к себе.       — Драко, мне больно, — прошептала она.       — Ну так не дёргайся!       — Отпусти, — с мольбой в голосе попросила Гермиона.       — Стой, я сказал, — он ещё сильнее притянул её к себе, словно боялся, что она сможет вырваться.       Паркинсон ворвалась в кабинет замерла на пороге.       — Ну и что же мы прячемся? — слащаво протянула она. — Грейнджер! Какая удивительная встреча, — каждое слово Пэнси выговаривала крайне чётко, растягивая гласные, отчего складывалось впечатление, что она вот-вот начнёт плеваться ядом, точно в цель.       Гермиона не хотела бы даже смотреть на неё, но ведь Паркинсон была второй после самой Гермионы — той, кто смог войти в поместье. Проклятие пропустило её.       «А значит, я не единственная, — думала Гермиона, — или Ри ошибся, и я — не ключ», — мысль эта причинила внезапную боль, сжав сердце.       Гермионe хотелось раствориться сейчас в воздухе, так, как сделал это Сет, и оставить этих двоих наедине друг с другом. И она не обманывала себя, тут же признав, что причина этой паники ей известна.       «Это ревность, Гермиона. Самая настоящая ревность. Нет!.. Да. Это она. Потому что я должна бы радоваться, что появился человек, который тоже может ему помочь, ведь наверняка может! Но почему тогда я хочу, чтобы она исчезла? Потому что я хочу остаться с ним вдвоём!», — погрузившись в собственные масли, Гермиона не сразу заметила, что Малфой ослабил хватку, отпуская её.       Он медленно развернулся, закашлялся и встретился с Паркинсон взглядом, всего на несколько секунд. Та вдруг вскрикнула, и её крик заставил Гермиону приложить ладони к ушам.       Паркинсон сделала несколько шагов назад и, не удержавшись, упала.       — Что здесь происходит? Ради всего Мерлина! Малфой, да что с тобой?!       — Пэнси, послушай, — начала Гермиона.       — Заткнись, я не с тобой разговариваю! Кто ты такая, чтобы... — заорала в ответ Паркинсон.       — Не смей на неё кричать, — оборвал её Малфой.       Выражение лица Паркинсон начало меняться, словно она примеряла разные маски, одну за другой, не в силах сделать свой выбор, и вдруг принялась истерично хохотать. Сползая на пол, она отбросила волосы с лица, продолжая заливаться смехом.       — А я видела её у ворот! Видела несколько раз! И при ней всегда был твой эльф. А ты... Ты же пропал, просто исчез и никому ничего не сказал. Я-то думала, что ты во Франции или где-то ещё... Это невероятно, Малфой, ты что, всё время был с этой грязнокровкой?!       — Не смей так её называть! — прошипел Драко, перехватывая руку Гермионы и судорожно сжимая её кисть. Он причинил ей боль, но Гермиона не дёрнулась и не попыталась высвободить руку.       — Послушай, Пэнси, — снова начала она, сглатывая слюну и игнорируя пульсирующую боль в запястье.       — Заткнись! — снова рявкнула Паркинсон.       — Не смей меня затыкать! Драко, он...       — Драко? Теперь он для тебя «Драко»?! Как это мило, Малфой, не правда ли?       — Да посмотри ты на него! Неужели ты ослепла?! Мы не можем сказать тебе всего, но ты посмотри внимательно , — Гермиона начинала срываться, её голос повышался с каждым словом. Она всматривалась в самодовольное злое лицо Паркинсон и не понимала, почему та себя так ведёт.       — «Мы»? — взвизгнула Пэнси.       — Всё это... Да ему ведь нужна помощь, необходима! И никто не может сюда войти, никто, кроме нас с тобой...       — Что ты несёшь?! — Паркинсон встала и отряхнувшись, уставилась на неё. Если бы взгляд мог прожигать насквозь, Грейнджер превратилась бы сейчас в холмик серого пепла. — Драко! Ты даже не писал мне, ни строчки за всё это время!       — Да он и не мог! — с отчаянием воскликнула Гермиона.       — Заткнись! Ему что, нужен переводчик? Он что — немой, глухой, или ты его заколдовала?       — А ты?! Неужели ты не видишь, что с ним что-то не так?! Что с твоими глазами, Паркинсон?       — Да что бы с ним ни было, он должен был сообщить об этом мне, а не тебе! Это я всегда была рядом, всегда! Это я отправила ему тысячу писем за лето... Я, не ты. Но никто мне не сказал, где он. Я ведь пыталась узнать! А ты... Ты что, всё это время был с ней?! — Паркинсон, казалось, совершенно не слышала того, что пыталась сказать ей Гермиона, — Ты не попросил меня о помощи!       — Я не мог, — сухо ответил Малфой, не сводя с неё взгляда.       — Не мог? Правда? А просить её, значит, смог?!       — Я здесь случайно. Я пришла не к нему, а к эльфам, ведь я работаю в...       — Да заткнись ты! Я сказала тебе: заткнись! — заорала Пэнси, выхватывая волшебную палочку. — Ещё одно слово, и я...       — Пошла вон! — прошептал Малфой, побелев от гнева. — Вон! — вдруг взревел он, словно дикий зверь, отчего Паркинсон опешив, выронила палочку. — Вон — я сказал! И никогда больше не приходи сюда! Никогда. Пошла вон. — отпустив руку Гермионы, он вынул собственную палочку, — Если ты сейчас не уйдёшь, я тебя убью и, поверь, сделаю это, не задумываясь.       Паркинсон не нуждалась в повторном предупреждении. Подхватив упавшую палочку и резко развернувшись, она помчалась прочь, не оглядываясь, грохоча каблуками по лестницам и переходам. И, лишь только всё стихло, Малфой, вскрикнув, согнулся пополам.       Гермиона бросилась к нему, поддерживая под руки, обнимая, но сил её явно было недостаточно.       — Драко! Драко, что случилось? я могу позвать Сета! — всё спрашивала она, вжимаясь носом в его волосы.       «Только что здесь был человек, который мог бы ему помочь. Нет, теперь уже нам. Она появилась так неожиданно, как тот луч, что однажды прорезал тучи над мэнором. И больше никогда не появившийся вновь», — с горечью думала она, прикасаясь ладонями к его лицу, нежно поглаживая, и, обхватив Драко за плечи, помогла ему сесть на пол. Он, однако, не удержался, и рухнул ей на колени. Простроив его голову поудобнее, она принялась гладить его по волосам.       Тело Драко сковывала боль, душу Гермионы парализовало удушающим отчаянием, и слёзы текли по её щекам, падая на его лицо, стекая по его губам.       — Ну зачем ты её прогнал? — прошептала она. — Мы могли бы попытаться сделать что-то вместе. Два — не один. Три — не два...       — Мы не можем ничего ей рассказать.       — Но она же видит, что с тобой что-то не так. Она должна была понять...       — Только ты могла понять.       Гермиона коснулась кончиками пальцев своих ресниц, смахивая слёзы, и попыталась улыбнуться.       — Та колдография... Астория... Мне дал её отец, когда мне было шестнадцать. Я и видел-то её лишь однажды, на каком-то торжественном приёме. Может быть, видел и не один раз, но я этого не помню. Отец дал, а я положил её в книгу и забыл.       Гермиона нахмурилась.       — Почему ты думаешь об этом сейчас ?       «Потому что для тебя это имеет какое-то значение. А на самом деле, значения не имеет ничего, кроме тебя», — подумал он, но ничего не сказал, а Гермиона гладила его голову, перебирая светлые волосы, чувствуя, как слёзы её высыхают, стягивая кожу, а отчаяние разжимает свои пальцы и уходит куда-то прочь, словно перестав интересоваться ею.       Они сидели на полу в кабинете и больше ни о чём не думали, не говорили, а просто согревали друг друга. Драко закрыл глаза и уснул на её коленях, а она охраняла его сон, продолжая гладить его по волосам.