Грехи Гриффиндора

В первый момент Хогвартс ослепил Симуса. Он сверкал, а еще был словно воплощение детского чуда — и на миг он даже забыл о всех своих проблемах и планах. Про мать, вечно недовольно поджимающую губы, стоило прийти счетам. Про отца — бывшего живым только по документам, и ничтожеством которого его тоже не стеснялись попрекать. Но первое же письмо вернуло его из сказки обратно на грешную землю. Приземлило не щадя, с первых строк напомнив про боль от затрещин. И Симус жадно оглянулся, ища выгоду. Золотая посуда выглядела соблазнительно, но по поводу ее мать соизволила процедить, что не выйдет — какие-то эльфы следят. А значит надо думать еще. Трансфигурация казалась многообещающей, но на первом же занятии пришло понимание — проект ну очень долгосрочный. Нужно что-то еще, еще, еще! Он был наконец-то свободен, и мог теперь что-то оставлять и себе, не тащить послушным нюхлером все матери. И с каждым днем этой свободы Симус оглядывался по сторонам все алчней. Все голоднее. Пара монет, вытащенные из карманов школьников, уже казались мелочью, пусть их и можно было отправить маме как доказательство, что не зря она потратила галлеоны на его обучение в этой школе. Но внезапно материальное стало не интересно, рутиной. Симус совершенно случайно уловил вкус общественного внимания — это лучшее, чем что-либо им когда-то пробованное. Он переключился легко и полностью, шаря по карманам только ради посылок маме, быстро заводя себе все новых друзей и приятелей. Сглатывал голодную слюну, стоило заметить компанию старшеклассников, к которым он никак не мог подкатить, пусть даже в образе глупой малолетки. Ладно. Пусть, он готов был пока отступить от старших курсов. Но младшие все будут его! А еще был Гриффиндор, факультет и самого Симуса. Факультет, где он так и остался фактически никем — приемы, на которые велись даже слизеринцы, почему-то совсем не работали. Весь факультет с первых дней стал Поттера — чертового Гарри Поттера — и Симус не мог оставить это так. Не мог. Симус бесился. Ночами подолгу смотрел на задернутый полог его кровати. Но не лез. А потом все же не выдержал — когда не смог и спать, сглатывая ядовитую слюну алчности. Слюну со вкусом дешевой консервы со вздувшейся железной крышкой, купленной по уценке. — Алчность — ослепляет, ей никогда не стать поводырем. — Поттер смотрел равнодушно, будто его свита не избила вчера Симуса, стоило тому распустить слухи, что тот кричит по ночам и плачет от кошмаров и головных болей. — Она не знает границ, не видит пределов. Ей суждено умереть, взяв больше, чем могла бы выдержать. Симус тогда только сплюнул презрительно тому под ноги. Проклятый Поттер и это проигнорировал, слишком гордый даже руки замарать пощечиной. И все же его слова все отдавались и отдавались в мозгу. Жужжали на периферии, стоило только уловить краем глаза знакомую лохматую шевелюру. После Рождества — незабываемых каникул дома, когда он не мог смотреть уже на мать как раньше (все чудились те слова и все ближе в свете их выглядел ее конец; Симус чуял его, как стервятники смерть) — он пришел к Поттеру сам. Как будто гордыня способна поводырем служить, серьезно. — Гордыня — право сильного. И она лишь ставит меня выше прочего стада. Ты же — слаб. — Поттер скривил свои тонкие бескровные губы в гримасе отвращения. А затем добавил мимоходом: — Все слабы без стаи. На втором курсе Симус вернулся к Поттеру уже как член его стаи. Став летом полным сиротой, он смог только бестолково пинать материнское надгробие, — никакие деньги ее не спасли. Набежали тогда какие-то тетки, знакомые, органы опеки… Его стали перекидывать из семьи в семью, решая, где же оставить. А он только равнодушно отворачивался на все вопросы, взрослые удобно-самостоятельно даже оправдание ему придумали: «шок у мальчика, такая трагедия!..» Мамина алчность была слепой?.. — Приноси пользу — этого достаточно. Контролируй жажду — и добивай в ядовитом укусе, — ответил Поттер и отвернулся обратно к шахматной доске. Симус тогда кивнул, ничего не говоря. И ушел к малышне, помогать старостам. На пятом курсе он сам стал старостой, пусть значок и был у Рона. Но Гриффиндор жил по законам Гарри, и теперь вся малышня официально была на Симусе. Он жадно купался в их внимании и восхищении, не кривился вытереть сопливый нос или даже почитать сказку самым мелким. Не стеснялся помочь и детям из других факультетов — улыбался ласково. Симусу достаточно было попросить — притащат и акромантула из леса. Но Гарри не нужен был акромантул, поэтому он не просил. Алчность слепа, и, только смотря на спину идущего впереди Гарри, Симус не захлебывался ее ядовитой слюной. Смирял соблазны, смотря в зеленые глаза. И был готов в любой момент выпустить клыки — по его приказу.