Грехи Гриффиндора

Лаванда знала, что она красива. Знала, что пока всего лишь ребенок, и им как бы положено быть красивыми — или хотя бы миленькими. Но также знала и, что красивее многих детей. Лаванда с детства усвоила — в мире все подчиняется красивым. И цветам. (Из цветов делают яды.) А раз она одновременно и цветок, и красива — миру суждено перед ней склониться. Встать на колени и внимать, с замиранием ожидая милости. Родители потакали желаниям «своего маленького цветочка», и Лаванде не составляло труда ими вертеть. Пусть ей всего семь пока, ну и что. Она быстро растет, за последний год аж на целых десять сантиметров выросла!.. А потом родители умерли. И десятилетняя Лаванда оказалась на попечении папиного брата и его забитой жены. Хватило первого же взгляда, чтобы насторожиться — ей ведь целых десять сейчас, а не пять! И начать готовиться к собственной игре. Она уже готова была начать, последние полгода отираясь после школы рядом со старшеклассницами, внимательно вслушиваясь в их разговоры. Ей нужны были нужные реакции, а еще взрослые подруги, от слов которых не смогут отмахнуться. Но пришло письмо в Хогвартс и слишком фантастическими были пергаментная бумага и слова, выведенные на ней зелеными блестящими чернилами. Она подождет до осени, в любом случае. Так даже лучше. Волшебный замок ошеломлял. Лаванда захлопала в ладоши, не удержалась, стоило волшебству, ну, оказаться реальным. Но стоило схлынуть первому восторгу, и она любопытно осмотрелась по сторонам, присматриваясь уже к людям. И замерла, восторженная. Там был мальчик. Идеальный мальчик, еще красивее, чем она! Лаванда сглотнула, неуверенная чего хочет больше: себе этого мальчика с его красотой или растоптать его, чтобы никто не смел быть красивее, чем она. На следующий день Лаванда уже знала, что мальчик — местный герой, знаменитость. И совсем запуталась в своих желаниях. Будто чесались ногти в химерном желании вонзить те в лицо: то ли уродуя, то ли присваивая; яд на ногтях менялся вслед желаниям, от наведенной любви до кислоты. Но для любого из желаний нужно было подобраться к мальчику — Гарри — поближе. И она подошла, нагло-очаровательно присела на подлокотник его кресла. — Мило, — ухмыльнулся тот на ее пассаж. — Но на что-то большее ты способна — или красивые цветки в шипах не нуждаются? Она замерла тогда, напуганная. Но Гарри уже даже не смотрел на нее, о чем-то расспрашивал на вид совсем малышку, которой единственной досталась отдельная спальня. Уже к вечеру ей стало обидно. Хотелось гордо фыркнуть, демонстративно начать Гарри игнорировать. Но еще больше хотелось доказать ему, что он ошибается, у нее-то точно есть шипы! И она начала собирать информацию, кокетливо улыбаясь всем и каждому. Чтобы на Рождество, символично, подарить Гарри толстую папку с самой любопытной на ее взгляд информацией, из всей той кучи, что удалось за это время разузнать. — Отличная работа, — хмыкнул Гарри, листая вручную подшитые страницы. — А вот анализ хромает. Попробуй связку с Гермионой — антиподы обычно притягиваются. Лаванда фыркнула, одновременно довольная и оценкой — и недовольная ею же. Работать в паре с вечно унылой неряхой Грейнджер? Ей?! Но все же сама первая к той подошла. Села на чужую кровать, тщательно уложив цветком вокруг себя юбку. И молчала; первой заговорила тогда Грейнджер. Они сработались, удивительно. Лаванда все еще не понимала неряшливость и безразличие к внешности Гермионы, но не могла не признать ее ум. Ну да пусть, главное, что они обе работают на благо ее Гарри. Повзрослев, Лаванда все еще самая красивая девушка в школе. Она это знает, она этим пользуется. Улыбается маняще, играет. Пока не переходит черту — пока, пока… Ей не нужно шпионить или выпытывать. Даже яд, сочащийся из ногтей, не нужен. Только хлопать восторженно — влюбленно — глазами и внимательно слушать. Одного, второго, третьего… А затем они с Гермионой сидят и старательно данные анализируют, сопоставляют. Складывают в единую картину, словно захватывающий пазл. — Тот-кого-нельзя-называть… — тянет Гарри задумчиво. — Должно ведь и у него быть прошлое, как думаешь, милая? Лаванда кивает и начинает копать. Как всегда, с Гермионой в паре, но та в библиотеке, а Лаванда обхаживает слизеринцев, невзначай расспрашивает тех о семейной истории… Что-то похожее на досье вырисовывается у них только к шестому курсу. Лаванда, задумчиво рассматривая свой идеальный маникюр, летом все же едет в «путешествие». Ее коже явно на пользу пойдет сельский воздух Литтл-Хэнглтона. Явно. Ведь ее Гарри нужна полная картина. И он ее получит.