Не открывайте окна, снаружи тролли

Мириэль в кабинете не было, а на ее месте сидела Клара. — О, Рейнард. Тебя-то я и жду, — многозначительно улыбнулась она. — Правда? — я даже опешил. — Нет, конечно, — Клара отмахнулась. — Но вышло драматично, правда? Я кивнул. Вышло и правда драматично. — А где Мириэль? Я хотел кое-что ей рассказать. — Мириэль сейчас немного занята. — А, хорошо. Я тогда зайду попозже. Передай ей, что это важно. Клара приподняла бровь. — Насколько важно? — Весьма. — Тогда, может, расскажешь ректорату? У меня аж в горле пересохло. Я давным-давно не видел никого из них. — Ректорату? — осторожно переспросил я. — Я смогу их увидеть? — Если захочешь. Но я хочу предупредить, что они довольно сильно изменились. — В каком смысле? — я нахмурился. — В том смысле, что они уже не совсем люди. И если ты их увидишь, то уже не сможешь развидеть. Мириэль считает, что тебя сразу нужно кинуть в глубокие воды, но я все же думаю, что стоит тебя предупредить. — Почему? — Если бы я могла выбрать оставаться вне деканата, то я бы осталась. Преподавала бы себе ботанику и бед не знала. А сейчас… — она внимательно и серьезно посмотрела мне в глаза. — Уходи, Рейнард. Я вздохнул. Если бы я мог уйти, то ушел бы. Но я хотел знать больше. Интересно, есть для этого какая-нибудь умная поговорка или пословица? И есть ли вообще разница между поговоркой и пословицей? — Ну, хорошо, — Клара вздохнула. — Если ты так хочешь, то пойдем. И мы пошли. Клара молчала. Я молчал. Ничего необычного, ничего особенного. Просто двое коллег идут по своим делам. Волновался ли я? И да, и нет. С одной стороны, я не понимал, что такого страшного и необычного я мог увидеть. С другой — я мог увидеть что угодно. Клара не обратила внимания на табличку «Закрыто на ремонт» на двери ректората. Она открыла дверь ключом и впустила меня. Мы вошли в темный кабинет. Казалось, здесь давно никого не было — на столах и полках не было никаких вещей, канцелярии, книг, на окнах закрыты жалюзи. Мрачновато. Но Клара не стала задерживаться и открыла следующую дверь. Она снова любезно пропустила меня, и я чуть не вошел в переговорную. Вернее, когда-то это было переговорной. Сейчас это стало чем-то… иным. За столом сидели люди. То, что когда-то было людьми. Совершенно голые, они высохли, пожелтели, а из их кожи где-то прорастали веточки и даже цветы, а по полу, стенам и потолку стелилась плотная микориза. Но они не были мертвы. Определенно не были. Все они смотрели на меня. — Рейнард Левин, — проскрежетала та, которая когда-то была нашим ректором. Когда-то ее звали Сандрой Орловой, но теперь я не знал, осталось ли у нее имя. Мне вдруг захотелось рассмеяться. Так вот почему я так давно ее не видел! — Добрый день, — я смущенно улыбнулся и поднял руку в приветственном жесте. Хорошо, что хоть не стал спрашивать, как дела и что нового. — У тебя были новости, — сказал один из мужчин. — Да, — я кивнул и быстро изложил им то, как Арно встретился с нашим Гренделем. А потом они несколько секунд молчали и, видимо, обменивались информацией. — У тебя есть к нам вопросы, — сказала Сандра. — Да. Я бы хотел узнать о вашем состоянии. Если это этично, — уточнил я. — Все в порядке, — сказал кто-то — я даже не понял, кто именно. — Мы вступили в симбиоз с местной фауной. Это то, что поддерживает в нас жизнь. — Очень изобретательно, — я неловко улыбнулся. — Значит, эта фауна поддерживает жизнедеятельность? И вы можете жить дольше, чем обычные люди? — Я появился здесь в 1899 году, — прошелестел голос откуда-то сбоку. Я повернул голову и опешил. Только сейчас я заметил, что вся микориза состоит из частей человеческих тел — в основном лиц и рук. И как я сразу не заметил? Усилием воли я заставил себя не отшатнуться — это могло показаться невежливым. — Значит, это место существует так давно? — спросил я, хотя этот вопрос не имел смысла. Конечно, это место существовало задолго до нас. И будет существовать намного дольше нас. Откуда я это знал? Почему был так в этом уверен? — Мы думаем, что оно существовало всегда. Сначала пещеры с наскальной живописью, затем деревянные и глиняные дома, а потом и многоэтажные здания из бетона и стекла, — я уже не понимал, кто из них говорит. Это было и не важно. — Значит, тролли снаружи правда могут быть неандертальцами? — и снова я задал тупой вопрос. — Могут, — прошелестел ответ. — А вы… сколько вас? — я попытался реабилитировать себя следующим вопросом. — Множество. Имя нам легион, подумал я. — Значит, вы здесь с самого начала времен? — С самого начала времен, — ответили мне. — Эта фауна поддерживает в вас жизнь, верно? А что вы даете взамен? Ответом мне стал смех. Он шел отовсюду, из этого множества еще узнаваемых лиц. Все резко замолчали и произнесли хором: — Разум. Значит, микориза использует мощности человеческого мозга, чтобы… чтобы что? В последние годы все больше философов и писателей приходили к мысли, что разум не так уж важен. Для идеальной адаптации разум не нужен. Не нужно сознание. Не нужны высшие психические функции и абстрактное мышление. То, что делает нас людьми. — Это ты призываешь нас сюда? — спросил я дрожащим голосом. — О. Если бы мы знали ответ на этот вопрос, — ответила Сандра. — Мы открыли эту связь случайно, — проскрипел тот голос из 1899. Это был точно он! Безумие, но я начал их различать. — Значит, до появления человека вы были неразумны? Или правильнее сказать, не осознавали себя разумным существом? — Сложный вопрос. Ты сам понимаешь, что мы не можем ответить. Я кивнул. Я понимал. Невозможно осознать себя разумным, если рядом нет другого разумного существа. Если этот организм был един, то вряд ли он имел самосознание. А потом появились мы. И он обрел разум. — Ты как-то себя называешь? — Имена. Вы даете имена. Вы всему хотите дать имена. — Да, — я пожал плечами. — Система символов, знаков и образов создает нашу культуру и цивилизацию. Плюс мы всегда в поиске идентичности, а у идентичности должно быть название. — Имена, — повторила Сандра. Уже не Сандра. Или все еще она? По крайней мере ее часть все еще существовала где-то там, в глубинах этого сверхразума. — Мне давали много красивых и символичных имен, но я называю себя микоидом. Микоидами назывались псевдогрибы. Интересно. — Значит, вы не относитесь к царству грибов? — я нахмурился. — Когда-то давно мы относились к нему. Сейчас — нет. Мы преломляем само понятие царства живого. Я улыбнулся. Мне понравилась эта метафора. — Кто такой Грендель? — спросил я. Они молчали несколько секунд — слишком долго для такой обширной системы разумов. А затем все же ответили: — Мы точно не знаем. Но есть вероятность, что это разумные существа, которые вступили в другой симбиоз. Не в биологический, как мы, а в техногенный. — То есть, это киборг? — я не сдержал улыбки. — Не киборг. Химера. Это же слово я слышал от Элли. Неужели она была здесь? Или их мысли просто совпали? Или же микоид знал все, что происходит в университете? А почему нет? Микориза могла проникнуть куда угодно. Возможно, она пронизывала все стены университета. Возможно, не только его. — А вы знаете, что творится снаружи? — спросил я. — Что это за мир? — Столько же, сколько и вы, — ответил микоид. — Наши предки живут снаружи, но мы уже не можем получать от них информацию. Теперь мы связаны с вами. С людьми. Я лишь вздохнул. — Слишком много разговоров, — проворчал мужчина из 1899. — Мой голосовой аппарат устал. —  Так заткнись и не мешай! — раздалось откуда-то с другой стороны комнаты. — Сама заткнись! Не тебе тут рот разевать. — Закостенелые шовинисты!.. Зал наполнился возмущенными голосами. На меня никто уже не обращал внимания. Они были поглощены собой/друг другом. — Пойдем, — Клара осторожно дотронулась до моего локтя. — Это теперь надолго. Она закрыла обе двери, и мы пошли обратно. — Я подумал, это единый разум, — я заговорил не сразу. — Но потом они начали ругаться. — Думаю, это доставляет им удовольствие. Показать собственную индивидуальность. Учитывая то, как они… существуют. Тебя только это удивило? — Нет, но учитывая то, как я сам существую последние годы, удивляться было бы странно. Мой кьюриоситиметр уже давно сломался. Клара лишь вздохнула.